ID работы: 12670311

Мальчик-об-которого-убился-Темный-Лорд

Джен
R
Завершён
316
автор
satanoffskayaa бета
Размер:
31 страница, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
316 Нравится 37 Отзывы 68 В сборник Скачать

Глава первая и единственная

Настройки текста
Примечания:
      Гарри был неуязвим. С одним небольшим уточнением: он был неуязвим магически. И узнал об этом, конечно же, далеко не сразу.       Это было полезной особенностью организма, если ты — Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил, и за тобой всю жизнь охотится большой и страшный темный маг…       …И совершенно бессмысленной, если — Гарри-урод, Мальчик-над-которым-издеваются-родственники.       Надо ли говорить, что, покинув в сентябре 91-го эту «АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНУЮ» семью, он не скучал? На самом деле, искренне надеялся, что видел этим летом дядю-я-проучу-тебя-паршивец-Вернона и тетю-не-будешь-есть-не-будет-сил-творить-свое-уродство-Петти в самый-пресамый что ни на есть последний раз. С кузеном Дадли-Дадлипусечкой он тоже предпочел бы больше не встречаться. Разве что в часто поминаемом родственниками Аду. Конечно, по мнению Дурслей, попасть туда должен был лишь Гарри, но шесть из семи смертных грехов (гордыня, жадность, гнев, зависть, обжорство и уныние) являлись для его родственников нормой жизни, и, если Ад существовал, увы, им все-таки придется встретиться. Гарри не был уверен насчёт прелюбодеяния, но мог бы добавить к грехам Дурслей от себя восьмой — лицемерие, и с удовольствием послушал бы, как шкварчит на адских сковородках сильная часть славного семейства. В тете для этого было слишком мало жира.       Гарри не был добрым мальчиком в одиннадцать.       Не был и злым. А вот мстительным — вполне. Ему нравилось считать себя справедливым. По большей части это было правдой.       И мог ли кто-то винить Гарри, что мир не казался ему, взрослевшему в темном тесном чулане, перебивавшемуся от пренебрежения к жестокому обращению, светлым и радужным? Эти неуместные в детском лексиконе слова Гарри знал с шести лет. Тогда он первый раз «начудил» при посторонних, и вышедший из себя дядя переборщил с наказанием. В школе Гарри упал в обморок, попал в медпункт. Конечно же, там обнаружили следы.       К Дурслям пришли люди из опеки. Пришли без предупреждения: Гарри не успели ни прилично одеть, ни хотя бы выпустить из чулана. Так он оказался в патронажной семье. Дадли тоже куда-то забрали.       У мистера и миссис Бенсон, пожилой пары, живущей в пригороде Лондона, Гарри стал третьим подопечным. Первое время он всему удивлялся: собственной комнате, сытной еде, тому, что между ним и другими детьми Анна и Эд не делали различий.       В новой школе Гарри обзавелся парочкой друзей, чего не мог себе позволить, учась с Дадли. Он привык к хорошему отношению, отсутствию домашней работы помимо требования поддерживать комнату в чистоте и убирать за собой со стола. Даже начал забывать, что было время, когда он думал, что его зовут «мальчишка» или «ненормальный». Так редко в доме Дурслей звучало имя «Гарри».       Увы, все хорошее, как он вскоре вынужден был убедиться, имело прискорбное свойство заканчиваться.       Спустя четыре месяца в дом к Бенсонам пришел странный старик. Он был очень своеобразно одет, но излучал благодушие и поначалу не воспринимался как кто-то опасный. Старик хотел поговорить о Гарри. Анна и Эд проводили его в гостиную и напоили чаем.       Беседы, однако, не состоялось.       Их гость вдруг вытащил тонкую белую палочку, поочередно взмахнул ею над Бенсонами, произнеся что-то на непонятном языке, а после повторил, глядя в глаза, для каждого одну и ту же фразу: «В вашем доме никогда не жил Гарри Поттер».       — Ч-что вы делаете? — сумел выдавить из себя совершенно сбитый с толку Гарри, когда после очередных пассов белой палочкой Анна и Эд уснули. Он почувствовал тревогу с тех пор, как увидел ее в руках старика. Теперь к тревоге примешивался страх. Что этот человек сделал с Бенсонами?       Незваный гость тогда взглянул на него с грустной улыбкой:       — Прости, Гарри. Я знаю, что тебе тут хорошо, и что Дурсли не самые лучшие на свете опекуны. Но ты должен жить с ними ради своей безопасности. Я… поговорю с Петунией и Верноном. Они больше не будут тебя обижать.       Закончив говорить, старик навел палочку на Гарри и, глядя в глаза, произнес:       — Обливиэйт! Ты никогда не жил у мистера и миссис Бенсон, не покидал дом Дурслей.       Лишь сильным испугом, когда на него оказалась нацелена странная палка, и вспыхнувшим вдруг в голове зеленым светом Гарри мог объяснить, что остался тогда молча сидеть на диване, широко раскрытыми глазами глядя на теперь казавшегося откровенно жутким старика.       Анна и Эд после тех же действий выглядели сбитыми с толку, будто не понимали, где находятся и что происходит. Гарри почему-то ничего не почувствовал. Когда же незваный гость повторил слово, усыпившее патронажных родителей, еще испуганный, но немного отошедший от потрясения, он притворился, что тоже спит. Ведь поняв, что у него не вышло то, чего он хотел, старик мог разозлиться. Что он сделал бы тогда? Гарри предпочел не выяснять.       Кто бы знал, чего ему стоило не вздрогнуть, когда чужая рука прошлась по волосам, а в тишине гостиной прозвучало едва слышное «прости»!       Дальше были минуты ожидания, вспышка, окрасившая в красно-оранжевый темноту под закрытыми веками, чувство тепла и сдавливания… после — голоса. Знакомые и неприятные. Его положили на что-то мягкое. Скрипнула дверь, отсекая звуки. Гарри выждал некоторое время прежде, чем рискнул открыть глаза. С трудом, но он узнал вторую спальню Дадли. Игрушек в ней больше не было, зато появились стол и кровать.

* * *

      Дурсли, как и обещал старик, стали вести себя приличней. Гарри дали комнату и ни разу больше сильно не били, что не меняло факта: для родственников он так и остался Уродом и бесплатной рабочей силой. Кормить Гарри тоже лучше не начали. Хватание за руки и уши, и подзатыльники старик к «битью», кажется, не относил.       Может, не знал о них.       На самом деле Гарри было все равно. Человек, забравший его от Бенсонов, стал первым, кого он смог возненавидеть.       Какими бы ни были его отношения с Дурслями, именно ненависти к ним Гарри никогда вообще-то не испытывал. Сначала верил, что его не любят, потому что недостаточно хорош. Позже, в школе, когда понял, что никто больше так не живет, даже если ведет себя очень, очень плохо, что что-то не так с Дурслями, не с ним, ощутил обиду. Еще позже — в частности после того, как странный старик вернул его, — к этому чувству добавились презрение и неприязнь. Злорадство, когда семейство настигали неприятности. Ненависти не было. Возможно, потому, что Гарри четко понимал (и как не понимать, когда Дурсли твердили это постоянно?), что те не хотели его, не выбирали иметь в своей семье. И только больше в том уверился, когда старик, не слушая тетушкиных протестов, вернул его.       На следующий день Дурсли даже не помнили, что Гарри и Дадли у них забирали. Не помнили этого также соседи и учителя. Лишь некоторые одноклассники поначалу спрашивали, почему он так много пропустил. Кажется, старик не смог добраться до каждого, кто когда-либо видел Гарри в школе. Или решил, что парочке детишек все равно никто не поверит. Как бы то ни было, его возможности пугали.       Это была еще одна причина, по которой Гарри ненавидел старика. Он не боялся Дурслей. Наказаний — да, но не их самих. Дурсли были понятной величиной, некой отстойной, зато предсказуемой константой в жизни Гарри. Он знал — годам к шести-семи так точно, — что может их взбесить, за что его накажут, как. Старик же, отобравший у него иллюзию семьи, возможность сытно есть и мягко спать, в кои-то веки чувствовать себя ребенком, не уродом, пугал.       Гарри не знал, чего мог ожидать от него, когда тот вновь появится, не знал границ его возможностей… Ради бога, этот тип стер память нескольким десяткам человек!       Что с точки зрения Дурслей, кстати, делало его таким же «ненормальным», как и Гарри.       Вот только общность эта не добавила приязни, напротив. Старик, в отличие от Гарри, мог управлять своими странностями, что делало его в разы опасней.       Легко ненавидеть кого-то, кто заставляет испытывать страх.       Впрочем, за одно старого «Урода» можно было поблагодарить: Гарри твердо вознамерился стать сильнее. Ему не хотелось вновь ощутить ту беспомощность, что и в день, когда старик его забрал. Гарри решил, что должен суметь защитить себя, если однажды они встретятся снова. Поняв, что «странностями» можно управлять, каждую свободную от дел и наблюдателей минуту он стал уделять тому, чтоб научиться это делать. Не то чтобы успехи были грандиозными, но… они были.       В одиннадцать Гарри понял, что старик, как и он сам, являлся волшебником. И, в свете его вскрывшейся знаменитости, вопросов это обстоятельство вызывало только больше.       Почему кому-то из волшебников было важно, чтобы он жил с ненавидящими все странное родственниками?       Он помнил, что старик говорил о его безопасности и пусть немного, но все же приструнил Дурслей… Поскольку маги считали Гарри ответственным (что за бред?) за убийство какого-то темного мага, имевшего сторонников, которые могли бы попытаться отомстить, это и правда имело некий смысл: искать прославленного магами героя в мире маглов в голову могло прийти не всякому. Но если бы все-таки нашли, что сделали бы дядя с тетей против волшебных палочек тех террористов? Ни-че-го. Если бы от этого зависели их жизни, сами скорее выставили перед убийцами. Да еще повязали сверху бант.       Как бы то ни было, очков неведомому доброхоту открывшиеся обстоятельства добавили немного. Один давно мертвый англичанин говорил: «Ад вымощен добрыми намерениями и желаниями».       Гарри был начитанным мальчиком.       И как не быть? В библиотеке удобней всего было прятаться от Дадли и его дружков. Сделав внушение его «семье», старик как-то позабыл об отношении к нему кузена. Или не счел важным.       Гарри надеялся, что у него имелось немного таких доброжелателей…

* * *

      Рыжий мальчик, подсевший к нему в купе в Хогвартс-экспрессе, Рональд Уизли, Гарри не понравился. Он не имел ничего против бедняцкой одежды, и даже чумазое лицо его не слишком отвратило. Ему ли в обносках кузена, с грубо обкромсаными теткой волосами критиковать чей-либо внешний вид? Но эта бестактная просьба показать шрам и вопросы…       — Нет, — ответил Гарри, вытягивая из рюкзака заранее отложенную туда «Тысячу волшебных трав и грибов». Он пролистал дома все купленные с Хагридом учебники, и зельеварение вдохновило его больше всего. Заклинания пока что ощущались чем-то чуждым, этот же предмет казался сложным, но при этом близким разом к химии и к кулинарии. Гарри был хорош и в том, и в том… Так что, может быть, в этом пока что незнакомом мире хотя бы в зельях он сможет себя проявить.       Конечно, прежде стоило узнать, пошлют ли ведомости Дурслям. Пусть Гарри и лелеял надежду найти кого-то из родни среди волшебников, раз уж Поттеры оказались волшебным древним родом, уговорить его забрать к себе… Если ничего не получится — он не хотел, вернувшись, быть наказанным за излишнее старание.       В любом случае обе книги по зельеварению Гарри перед отъездом прочитал. И если сведения из «Магических отваров и зелий» по большей части уложились в голове, запомнить с первого прочтения названия и свойства всех растений и грибов, что были приведены во втором учебнике, ему не удалось даже примерно. Поэтому Гарри решил взять его в дорогу. Подумал: кто знает, сколько ехать в этот таинственный Хогвартс? А так у него будет что-то, чтобы не заскучать.       И вот, учебник пригодился.       Однако Рональд не понял намека.       — Ч-что? Ну почему-у? — спросил он удивлённо и даже слегка обиженно.       Гарри оторвал свой взгляд от книги, которую уже успел открыть. Ответил ровно, сдерживая раздражение:       — Потому что твоя просьба бестактная. А вопрос — бестактный и глупый. Люди обычно не помнят того, что с ними происходило в год. Знаешь? И даже если бы я помнил, ты правда думаешь, что это нормально — просить едва знакомого человека рассказать, как какой-то маньяк убивал на его глазах родителей, а потом пытался сделать это с ним? Я хотел бы почитать, если ты не против.       Не обращая внимания на вытянувшееся лицо рыжего мальчика, Гарри опять уткнулся в книгу.       Некоторое время в купе стояла тишина. Затем приехала тележка со сладостями.       Гарри, в жизни, не считая тех четырех забытых всеми месяцев, ничего подобного не евший, взял себе несколько шоколадных шариков, сахарных перьев и один сдобный котелок. Рональд Уизли ничего покупать не стал, достав вместо этого пару сэндвичей с индейкой из потасканной на вид сумки, но время от времени кидал на его сладости такой жадный взгляд, что…       Гарри знал — и лучше многих, — каково это: хотеть чего-то, не имея возможности получить. Конечно, он не нанимался благотворителем, и Уизли ему не нравился. Так что с внезапно вспыхнувшей в нем жалостью к соседу по купе Гарри пошел на компромисс.       — Могу поменять одно сахарное перо, шарик и половину котелка на один твой сэндвич, — сказал он. И правда, было бы неплохо съесть что-то посущественнее сладостей.       — О? Да, конечно, бери, — обрадовался Рональд, хватая предложенное. Полуминутой позже он спросил с набитым ртом: — А пофему ты не купил лягуфку?       Гарри немного брезгливо скривился:       — Они же шевелятся. Это отвратительно есть что-либо, что будет шевелиться у тебя во рту!       Уизли что-то на это ответил, но Гарри больше его не слушал, вернувшись к чтению и стараясь не накрошить на книгу сэндвич.       В некоторых аспектах маги и правда были странными.

* * *

      Скромный тихий мальчик, Невилл Лонгботтом, постучавшийся к ним вскоре в поисках жабы, не вызвал у Гарри особых эмоций. Впрочем, если бы ему предоставили выбор, он предпочел бы ехать с ним, не с Рональдом. Невилл вряд ли попросил бы показать ему шрам. По крайней мере, Гарри так думал.       Лохматая девочка — Гермиона Грейнджер, — пришедшая позже все с тем же Лонгботтомом в поводу, показалась слишком… ну… начальственной, наверное. И, кажется, считала себя очень умной. Возможно, так оно и было, возможно, Гермиона — обычная зазнайка. Извилины не просвечивали через кожу. Однако она пыталась помочь другому ученику. Это был хороший поступок, и на вопросы девочки Гарри ответил вежливо.       Мальчик-блондин, явившийся за ними в окружении не то друзей, не то телохранителей и оскорбивший сразу Уизли, вызвал у Гарри пренеприятнейшее чувство дежавю. Драко не походил на Дадли внешне, но вот внутри, увы, у них имелось неоспоримое сходство: он был таким же избалованным ребёнком, привыкшим получать все, что захочется. И, очевидно, как за Дадли, за ним стояли мама и папа, судя по внешности и оговорке — птицы высокого полета в волшебном мире.       Казалось неразумным походя, не разобравшись, ссориться с местным «золотым» ребенком. Но и позволить покровительственное отношение к себе кого-то вроде Малфоя, впоследствии же помыкать собой Гарри не мог. Он понимал: то, как он поставит себя в мире магов изначально, протянется за ним, скорее всего, через года. Так было в магловской школе. И Гарри не собирался вновь становиться чьим-то мальчиком для битья. Хватит! Он этого «наелся» в доме родственников.       В волшебном мире Гарри планировал начать иную жизнь. Так что протянутую руку он пожал. Но ответил, не скрывая недовольства:       — Я и правда немного знаю о магическом мире и… м-м… буду благодарен за некоторые пояснения. Но о том, кто чего стоит, предпочел бы судить сам, непредвзято, Драко Малфой. Не лучший способ заявить о себе кому-либо, оскорбляя людей, находящихся рядом. Что, если этот кто-то окажется близок тому, с кем ты хочешь познакомиться?       — Ты дружишь с Уизли?! — спросил блондин, брезгливо скривившись.       — Нет. Но ведь мог бы? — усмехнулся Гарри.       Ответить Малфой не успел, перебитый возмущенно влезшим Рональдом:       — Гарри! Его отец — Пожиратель смерти!       — Заткнись, Уизли! — сердито воскликнул Драко.       Очевидно, это должно было о чем-то Гарри сказать. Он досадливо вздохнул. История магии и Хогвартса, прочитанные летом, явно не охватывали всего, что ему стоило узнать о новом мире.       — Я уже сказал об этом Драко, Рон, — ответил Гарри, повернувшись к рыжему. — Я не собираюсь думать о ком-то плохо только потому, что так о нем говорят другие.       Насколько хорошим решением было не принимать пока ничью сторону? Гарри не знал, но был уверен, что не сможет каждый раз садиться своим тощим задком разом на два стула. И все же ему не хотелось ошибиться, сделав поспешный выбор.       — Но они служили Тому-кого-нельзя-называть! — не мог уняться Рональд.       Что ж, это кое-что объясняло. Но Гарри не собирался брать свои слова назад.       — Какое отношение это имеет к Драко? Когда ваш Тот-кто умер, ему был год… Нельзя судить детей за то, что делали родители!       Гарри очень надеялся, что посыл в его словах услышат оба — и Уизли, и Малфой.       — Моего отца оправдали, Уизли! — процедил Драко и отвернулся к Гарри. Он не выглядел довольным, но и ругаться очевидно не собирался. — Что ж, это разумная позиция, Поттер. Мы возвращаемся в свое купе. Если тебе надоест твоё нынешнее… общество, найди нас. Рад знакомству!       — Взаимно, Малфой, — кивнул Гарри, чуть приподняв уголки губ в сдержанной улыбке.       Стоило «золотому» блондину и его приятелям покинуть купе, как Уизли взорвался:       — Я не понимаю, Гарри! Как ты можешь спокойно разговаривать с Малфоем?! Он — как отец! И тот наверняка обманул судей! Слизеринцы постоянно обманывают! Там учился Сам-знаешь-кто, ты знаешь? И этот Малфой туда тоже поступит…       Гарри вздохнул, с сожалением закрыв книгу, которую собирался продолжить читать. В необъявленном конкурсе симпатий Уизли/Малфой все же победил блондинчик. Драко понял, что он сказал, и принял его мнение как имеющее право на существование. Рон — нет.

* * *

      Гарри даже с шага сбился, увидев за преподавательским столом ЕГО. Что хуже, если судить по занимаемому месту, старик — тот самый старик, что вернул Гарри проклятым родственникам! — директорствовал в этой школе. Рональд, шагавший в тот момент рядом с ним, эту догадку подтвердил.       Прекрасно…       Пусть градус ненависти Гарри к этому волшебнику слегка утих с тех пор, как выяснились особые обстоятельства его биографии, осознание того, что им придется постоянно видеться, ударило довольно неприятно. Улыбка, что невольно появилась на его лице при виде зачарованного потолка Большого зала, застыла и медленно сползла.       Гарри с большим трудом принял невозмутимый вид, когда профессор в зелёной мантии и старинной ведьмовской шляпе назвала его имя. Он заставил себя дойти до табуретки с Распределяющей Шляпой, но на старика больше не смотрел, боясь не удержать лицо и выдать, что все помнит.       Гарри совсем не хотелось проверять, что Альбус Дамблдор (наконец, он узнал имя своего нежеланного доброжелателя) предпримет в этом случае.

* * *

      — СЛИЗЕРИН! — крикнула Шляпа, заставив Гарри поморщиться.       Ее решение его не удивило. Учитывая все, что он читал про факультеты, неблагополучным детям — из тех, кто не смирился, и чей рассудок преобладал над бараньим упрямством, — среди змей было самое место. Да и палочка намекала: имелось-таки нечто общее у них со страшным темным магом. Такой себе факт, но… спать по ночам он Гарри не мешал.       Конечно, Малфой его распределению обрадовался, тут же принявшись знакомить с другими первокурсниками-змеями. Те приняли мальчика-героя по-разному. В основном доброжелательно, но Гарри не мог не заметить той настороженности, что исходила от них и от учеников постарше. Нашлись и те, кто свою неприязнь к национальному герою скрыть даже не пытался.       Гриффиндорцы возмущенно роптали. Ученики других факультетов взволнованно перешептывались. Вообще, над залом витало почти осязаемое недоумение. Кажется, все ждали, что Гарри станет гриффиндорцем, как его мама с папой.       На лицах учителей эмоции тоже читались неоднозначные. Их декан, к примеру, и крестный Драко, как самодовольно уточнил тот, представляя волшебника, испытывал вроде бы смешанное с недоверием раздражение. Чего Гарри совсем не понимал. Он едва перешагнул порог Хогвартса и вряд ли мог чем-то в действительности волшебнику насолить.       А ОН… ОН улыбался. Доброжелательно. Как и в тот день в доме Бенсонов. В глазах у старика, однако, не было довольства.       Подумать над тем, что это значило, Гарри не успел: заболела голова.

* * *

      Конечно, Слизерин не принял Гарри сразу же с распростертыми объятиями.       До конца пира тема сторон в предыдущей войне по какому-то молчаливому согласию в разговорах не поднималась. Однако стоило им оказаться вне бдительных глаз учителей, в гостиной, та часть учеников, что изначально на него смотрела волком, почуяла определенную свободу.       Никто, конечно же, не бросился на Гарри, но было глупо ожидать отсутствия попыток высмеять, в чем-либо обвинить и запугать. Уизли в своей возмущенной тираде успел просветить его, как много среди змей училось детей Пожирателей.       — И как тебе: оказаться на том же факультете, что и волшебник, убивший твоих мамочку с папочкой, Поттер?       Гарри оглядел помещение: смесь камня и дерева в отделке, большое окно, выходящее, кажется, прямо в Черное озеро, диваны и кресла, обитые зеленой кожей или бархатом, пара каминов, узорчатые ковры на полу, гобелены на стенах…       — Уютно, — ответил он честно, проходя к одному из диванов. Не то чтоб он совсем не опасался, оставив за спиной «врага», но… Это правило работало с собаками тётушки Мардж и с бандой Дадли: если показывал свой страх, опасность нападения весомо возрастала. К тому же старосты сказали, что вскоре должен подойти декан. Гарри не думал, что кто-то проклянет его прямо сейчас, так что позволил себе эту маленькую браваду.       От него ожидали иного ответа. Об этом ясно сказало недоумение, проступившее на лицах большинства змей при его словах. Только Драко, слышавший мнение «героя» о детях Пожирателей еще в Хогвартс-экспрессе, смотрел на зарождавшуюся перепалку больше с любопытством — во что все выльется, и как Гарри сумеет выкрутится.       Сел Малфой, впрочем, рядом с ним, к неудовольствию негативно настроенных слизеринцев. Очевидно, пожать Драко руку было верным решением. Гарри не хотел покровительства, но вот поддержка в серпентарии, раз все так вышло, ему точно не помешает. Тем более поддержка кого-то обладающего статусом.       За Малфоем к дивану подтянулись Крэбб и Гойл. В кресле рядом, к некоторому удивлению Гарри, устроился Забини, с интересом скользя взглядом между ним и недовольными старшекурсниками.       — Тебя не волнует, что наш факультет выпустил величайшего темного мага последнего столетия? Твои родители с ним воевали, Поттер. А потом он убил их. И пытался тебя.       — Вполне естественно, что он окончил Слизерин, — пожал плечами Гарри, тщательно подбирая слова и следя за реакцией других учеников на них. Как хорошо, что он заранее предположил, куда его могла отправить Шляпа, и после разговора с Уизли был подспудно к подобному разговору готов. Успел обдумать хоть немного возможные вопросы и претензии, которые могли бы появиться к нему у детей проигравших в войне магов. Было бы ужасно, если бы это стало неожиданностью, если бы он мямлил, не зная, что ответить. — Лишь человек с большими амбициями и хитростью смог бы собрать вокруг себя столько последователей и научить бояться собственного имени целую страну. Но… ведь глупо из-за одного мага ненавидеть целый факультет. Наверняка были и другие выдающиеся выпускники-змеи. Разве нет?       Удивление на лицах возросло. Что ж, переварят рано или поздно.       — Из-за тебя у половины этого самого факультета хотя бы один из родственников, но кормит дементоров в Азкабане, — зло процедил один из старшекурсников.       А вот и обвинения… Ожидаемо, пусть Гарри и предпочел бы их избежать. Тем более, что он не понял сути. Азкабан — тюрьма? Или так здесь называли загробный мир? И кто такие дементоры? В его знаниях о магах было еще так много пробелов!       — Как именно я к этому причастен? — спросил Гарри, глядя обвинителю в глаза и едва удерживая себя от того, чтобы не вытереть о мантии вспотевшие в волнения ладони. Хотел бы он, чтобы этот разговор давал я ему так легко, как он старался показать!       — Ты виноват в том, что Темный Лорд погиб!       Это не прояснило для Гарри сути первого обвинения. Он предположил: то все же было связано с арестами. Учитывая общую отсталость антуража, может быть, с казнью. Существовал ли у волшебников смертный приговор?       А вот на второе обвинение у него ответ имелся. В конце концов, Гарри думал над этим с тех пор, как узнал свою историю от Хагрида.       — Хочу напомнить, что к тому моменту мне был год. Вы правда верите, что годовалый карапуз мог быть причастен к смерти взрослого сильного мага? — Гарри обвел взглядом гостиную, и да, кажется, многие так и думали. Не все, что радовало, но большинство. Гарри досадливо покачал головой. — То, что я пережил нападение, не делает меня виновником его гибели. Может быть, что-то для этого сделали мои родители? Или их соратники? Ваш Лорд, в конце концов, мог ошибиться! И уж тем более я не имею отношения ни к чему, что случилось после, если вы в этом хотите меня обвинить. К тому времени, как все праздновали победу над Темным Лордом, меня уже услали к родственникам далеко отсюда.       Гарри не думал, что было хорошей идеей сообщать слизеринцам о жизни с маглами, учитывая предрассудки, царившие, по словам Уизли, на факультете. Кто знает, что из сказанного рыжим было правдой? Так что упомянул о данном факте он как можно обтекаемей.       Конечно, ему вряд ли удастся выдать себя за благовоспитанного аристократа. Но хотя бы попытаться соответствовать здешним понятиям о достойном уважения волшебнике Гарри мог. Благо в друзья к нему набивался представитель местной элиты, да и сам он был наблюдательным мальчиком и быстро схватывал необходимое.       Что бы ни хотели ответить Гарри другие слизеринцы, этому не суждено было случиться. Проход в гостиную открылся, и в помещение стремительно вошел декан. Черная мантия, как крылья, развевавшаяся следом, опала, обвившись по ногам волшебника, как только он остановился.       Стоило признать: это выглядело эффектно.       — Приветствую всех, кто вернулся в замок после каникул, и наших новых… первокурсников, — голос у волшебника был приятным — низким, бархатистым. По ходу речи он обводил взглядом учеников. В самом конце споткнулся им о Гарри, задержавшись на мгновение дольше, чем на остальных. — Для тех, с кем мы еще не знакомы: меня зовут Северус Снейп, и я ваш декан. Также я преподаю зельеварение. По всем вопросам — учебным или нет, — на которые не ответят старосты, вы можете обратиться ко мне. Для этого подойдите ко мне в кабинет. Я могу отсутствовать. В этом случае мне сообщат о вас Сигнальные чары. Подождите.       Голос Снейпа стал строже, а взгляд вернулся к Гарри, будто маг обращался исключительно к нему:       — Настоятельно не рекомендую беспокоить меня из-за пустяков. Или с целью шутки. Вам не понравятся последствия. Также вы будете наказаны, если уроните своим поведением честь факультета, будучи пойманными на розыгрышах, издевательствах над другими учениками, намеренном создании ситуаций, угрожающих их жизни и здоровью, вредительстве школьной собственности, а также тунеядстве. Мистер Поттер, — глаза декана сощурились. — Вас это предупреждение касается в той же мере, что и остальных. Не думайте, что знаменитость позволит вам поблажки. Не на моем факультете.       О да! Выделить среди прочих — лучший способ показать, что он такой же, как и все. Гарри удержался от того, чтобы раздраженно фыркнуть, и показательно спокойно кивнул:       — Я понял, сэр.       На лице декана промелькнуло недоверие. Затем растерянность, когда взгляд темных глаз спустился к одежде мальчика-героя, и Гарри поджал губы.       Это было его собственное упущение, что не настоял пройтись с Хагридом по магазинам одежды. Да и вообще толком не огляделся в тот день на Косой аллее. Гарри приобрел лишь то, что нужно к школе. Но великан так неожиданно ворвался в его обыденную жизнь спустя день после получения письма, что он вообще-то счел каким-то розыгрышем, и утащил на Косую аллею…       Гарри, честно говоря, растерялся. И испугался: если начнет ставить условия, Хагрид просто-напросто решит, что ошибся, и исчезнет. Глупо, конечно. А потом еще эта полярная сова. Второй за жизнь подарок после цветной энциклопедии от Бенсонов, которую он все равно не смог забрать с собой, когда пришел директор…       Конечно же Гарри выделялся среди холеных деток местных богачей своими стоптанными кроссовками и пусть чистыми, глаженными, но заношенными джинсами, торчавшими из-под мантии!       К счастью, Снейп комментировать не стал внешний вид «национального героя». Нахмурившись, он заговорил о другом, более важном:       — Имейте в виду, что у факультета Слизерин дурная слава из-за того, чью сторону приняли большинство его выпускников в последней войне, — Гарри, на котором в этот момент скрестились неприязненные взгляды части слизеринцев, старательно делал вид, что его это все не касалось, хотя больше всего ему в этот момент хотелось поежиться. Или лучше: оказаться где-нибудь подальше. — Темный Лорд, насколько большинству из вас известно, также окончил Слизерин, а Основатель его выступал за раздельное обучение маглорожденных и потомственных магов. В прошлом на то имелись основания, но нюансы никого не волнуют. Что это значит для вас? За время обучения вы не раз столкнетесь с предвзятым отношением — учеников и некоторых преподавателей, — с оскорблениями, попытками напасть, спровоцировать на действия, что повлекут за собой наказание… Я ожидаю, что, как истинные слизеринцы, вы прежде всего будете пользоваться головой. Она дана вам не для красоты. Избегайте провокаций, используйте по возможности язык, а не палочки. Однако! Я разрешаю и даже настаиваю на том, чтобы вы защищались. Вы маги, и любое нападение имеет риск — намеренно то или нет — зайти слишком далеко. Ваша жизнь и здоровье — не то, чем стоит рисковать, избегая неприятностей. Ввиду всего вышесказанного, настоятельно не рекомендую, особенно вам, первокурсники, гулять по замку в одиночку. На этом все. Старосты покажут вам комнаты. Переодевайтесь и готовьтесь ко сну. Первый день будет трудным. Доброй ночи всем!       — Доброй ночи, профессор Снейп! — нестройно раздалось в ответ.       Декан развернулся, вновь взметнув вокруг себя черную мантию, и так же стремительно, как и вошел, покинул гостиную.       Гарри же позволил себе усмехнуться. Оптимистичное начало, ничего не скажешь!

* * *

      — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни? — взгляд декана более всего был изучающим. Лишь на дне его холодных темных, почти черных глаз плескалась сдерживаемая неприязнь, которой Гарри все никак не мог найти объяснения. Не имел мальчик-герой ответа и на заданный Снейпом вопрос. Но был уверен, что на страницах учебников, предназначенных для первокурсников, ничего подобного не писали.       — Я не знаю, сэр, — ответил он максимально спокойно, усилием воли заставив себя не ежиться, чтобы стать меньше под этим неприятным взглядом.       Декан хмыкнул с едва различимым оттенком презрения, и Гарри окончательно убедился, что его хотят выставить идиотом.       — Что ж… Если я попрошу вас достать безоаровый камень, где вы будете его искать?       Этого тоже не было в учебнике. Но он много читал в магловской школе и пусть не был уверен, как полученные там знания соотносятся с магическим миром, решился предположить:       — Эм… В желудке какого-нибудь жвачного животного?       Профессор вскинул бровь:       — Какого?       — Ну, коровы, козы…       — Козы, Поттер.       — Я запомню, сэр, — кивнул Гарри.       — Последний вопрос: в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?       На это уже мальчик-герой недоверчиво вскинул брови. В отличие от первых двух вопросов, ответ на третий имелся как в «1000 волшебных трав и грибов», так и в предисловии «Волшебных отваров и зелий».       — Это одно и то же растение, сэр, также известное как аконит.       — Что ж, во всяком случае вы соизволили открыть учебник. Два балла Слизерину!       Далее Снейп под запись дал разъяснения по первым двум своим вопросам, добавив, что аконит является основным ингредиентом Ликантропного зелья, позволяющего оборотням сохранять разум в полнолуние. Гарри, до этого момента вообще-то понятия не имевший о существовании в мире оборотней, замер с занесенным над пергаментом пером, поставив кляксу. Он сделал себе мысленную зарубку поскорей добраться до библиотеки и найти книгу о магических существах. И с десяток других, которые хотел бы прочитать. Еще следовало узнать, хранят ли здесь какую-нибудь магическую периодику. С чего-то нужно было начинать расследование о предполагаемых волшебных родственниках. Да и о Дамблдоре. Хотелось точно знать, какой имело в этом мире вес его слово. Директор мог стать проблемой, к сожалению…       Из мыслей Гарри вырвал тычок под ребра от Драко, красноречиво кивнувшего на поднимающихся с мест учеников. Пришла пора практической части урока.       Зелье у Гарри вышло в конце концов сносное. Хуже, чем у Драко, но он знал теперь, что Малфой занимался с репетиторами, и не испытывал досады. Однако понять, что сделал не так, хотел.       — Вы измельчили змеиные клыки до состояния порошка, а не крошки, как указано в рецепте, Поттер, — раздался вдруг из-за спины холодный голос Снейпа. Гарри непроизвольно вздрогнул и напрягся. Он не любил, когда кто-то находился позади него так близко. На котел, содержимое которого мальчик-герой в этот момент рассматривал, упала тень. Рука декана, вынырнув из-за его плеча, подняла черпак, опустила в котел, провернула, наполняя зельем, а после тонкой струйкой вылила обратно. — А также слишком быстро мешали.       — Эм… я запомню, профессор, спасибо, — ответил Гарри, обернувшись.       По лицу Снейпа нельзя было сказать, о чем он думал прямо сейчас и почему при очевидной неприязни и попытке выставить дураком в начале урока теперь снизошел до объяснений. На того же Невилла, взорвавшего котел, он попросту наорал.       Снейп предупреждал о предвзятости учителей, и Гарри даже успел с ней столкнуться, но их декан будто желал исправить дисбаланс несправедливости к слизеринцам со стороны других учителей, став самым несправедливым из них. Возглавил следование этой престранной практике, раз уж оказался не способен остановить. Это было неправильно. И все-таки прямо сейчас в какой-то мере Гарри успокоило: кажется, Снейп все же не собирался особо выделять его среди змей.       Образец своего зелья Гарри сдал последним, дав Драко знак уходить без него. Был один важный вопрос, который ему необходимо было прояснить как можно скорее.       — Что вы хотели, Поттер? — раздраженно спросил Снейп, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, стоило остальным покинуть класс.       — Профессор, отправляют ли родственникам учеников ведомости об успеваемости?       Взгляд декана, и до того не источавший доброту и участие, моментально похолодел, вновь вызывая желание поежиться:       — Если вы надеялись, что сможете валять в этой школе дурака только потому, что опекуны об этом не узнают, — процедил Снейп, — то спешу разочаровать. Ваших я проинформирую об успеваемости подопечного лично.       Гарри раздраженно прищурился, но ответил, как и раньше, показательно спокойно:       — Я понял вас, сэр.       Выругаться он себе позволил, лишь отойдя от класса зелий подальше:       — Вот же придурок!       Гарри не понимал от слова «совсем», с чего декан мог заочно так его невзлюбить. Не приходился ли тот темный маг, которого он якобы убил в младенчестве, Снейпу любимым дядюшкой случайно? Может, объектом воздыхания?       Гарри хмыкнул, от этих мыслей даже немного повеселев.

* * *

      — Знаешь, а ведь крестный тебя проверял, — сказал Драко ему тем вечером. За неделю они с блондином попритерлись друг к другу и вроде бы неплохо общались. Гарри не мог сказать, что подружился с ним. Пока ещё нет. Но Малфой оказался… ну, нормальным. Насколько вообще мог быть нормальным «золотой» ребенок. К тому же интересным собеседником. — Ответа на первый вопрос ты не мог бы знать, если бы не изучал зельеварение углубленно. Так он выяснил, что у тебя не было репетиторов. Второй вопрос — это даже не совсем зельеварение. Это просто что-то, что большинство волшебных детей к одиннадцати годам знают, — слышали от кого-то или встречали где-то. Так крестный понял, что волшебным миром ты или не интересовался, или у тебя попросту не было такой возможности. Что, кстати, лично у меня вызывает вопросы, но… Я подожду, пока ты расскажешь все сам, Поттер. Ну и третий — чтобы понять, открывал ли ты вообще учебники перед занятием.       Драко весело хмыкнул, когда Гарри показательно проигнорировал его очевидный намёк на то, взросление национального героя происходило, кажется, где-то за пределами волшебного мира. Он пока не был готов откровенничать с Малфоем на эту тему.       Что ж, хорошо, если то, что произошло на уроке зелий, не было попросту попыткой его унизить. Впрочем, а что мешало Снейпу сочетать приятное с полезным?

* * *

      — Поттер, задержитесь!       Декан был зол. И Гарри мог представить почему.       Со времени их разговора прошел месяц. Месяц, в течение которого он перебивался с Удовлетворительно на редкое Выше ожидаемого, а пару раз, переборщив с ошибками, схватил и Тролля.       Однако Гарри просчитался, решив, что, как и в прошлой школе, всем, кроме Дурслей, будет наплевать на его оценки. Снейп, как выяснилось, очень щепетильно относился к успеваемости змей. Он даже Крэбба и Гойла заставил подтянуть учебу.       С Гарри на этот счет декан собирался беседовать уже в третий раз. Прошлые два закончились неискренним обещанием мальчика-героя исправиться и профилактическим перемыванием котлов. Как будто в этом и правда было что-то страшное! Не после трудотерапии странностей от тётушки, хм.       Гарри сел, готовясь получить очередной, наверное, грозящий стать привычным, вербальный нагоняй.       — Какого черта происходит, Поттер?! — сердито процедил декан, дождавшись, пока остальные ученики выйдут из класса.       — О чем вы, сэр? — спросил Гарри с некоторой опаской. Ему не понравился этот цепкий внимательный взгляд, которым буравил его сейчас Снейп. До этого в глазах декана плескались по большей части безопасные презрение и раздражение. Чего стоило ожидать от этого нового их выражения, Гарри не знал, а неопределённость пугала.       — Вы прекрасно понимаете, о чем именно я спрашиваю! В первую неделю учебы по всем предметам вы получили Выше ожидаемого или Превосходно. Затем, однако, ваша успеваемость упала до того, что мы имеем по сей день. Объясните мне это, Поттер!       — В первую неделю были в основном вводные занятия, сэр. Не очень сложные.       — Вы считаете меня идиотом? — сощурился декан.       — Нет, сэр.       — А я бы посчитал вас идиотом, Поттер, таким же, как ваш придурошный папаша, — Гарри в ответ на это неожиданное заявление сам впился в Снейпа внимательным взглядом. Так в неприязни декана к нему был виноват его отец? — Вот только должен с прискорбием признать, что это не так.       Снейп обошел стол, вытащил из выдвижного ящика стопку пергаментов и швырнул перед Гарри на парту.       — Я просмотрел ваши эссе по разным предметам. В большинстве случаев ошибки в них слишком глупые, какие можно придумать только нарочно. Или вы все пишете правильно, но вывод непонятно с чего неверный. В некоторых работах правильные ответы и выводы исправляете на неправильные, будто изначально собирались так писать, но забылись и — о Мерлин! — написали, что правда думаете.       Гарри нервно вытер о мантию вспотевщие ладони под столом. Размышления Снейпа звучали слишком верно. Трудно постоянно изображать тупицу. Тем более, если этого не хочется.       — Я бы мог подумать, что мне показалось, Поттер. Но я следил за вами на последних уроках и видел, как вы добавляли в зелье лишнюю желчь броненосца уже после того, как оно приобрело верный цвет и консистенцию. Этого нельзя было не заметить. Также я видел, что полынь вы нарезали в два раза мельче, сверившись предварительно с правильной нарезкой Драко. Вы намеренно портите качество собственных зелий, Поттер, причем так, чтобы не доводить свою диверсию до взрыва, что, заметьте, слишком сложно для кого-то, у кого в мозгу есть три извилины и все параллельные. Поэтому повторяю вопрос: что происходит? Вам нравится позорить мой факультет?       — Нет, сэр, — ответил Гарри тихо, игнорируя первый вопрос.       Конечно, глупо было надеяться, что лишь поэтому Снейп спустит все на тормозах.       — Поттер, не злите меня! Я получу от вас ответ, иначе каждое свое домашнее задание вы будете делать у меня в кабинете и сдавать после проверки. Учителям я также сообщу, за чем следует наблюдать на уроках.       Гарри стиснул ткань в руках сильнее и прикрыл глаза. Ну вот какое ему дело?       — Поттер…       Гарри резко выдохнул, сбрасывая уже привычную маску непонимания, и глянул на декана раздраженно:       — Ладно! Хорошо! Я буду сдавать нормальные задания и делать все, как надо, на уроках, если…       Пыл выдохся к концу произносимой фразы, и он осекся. С чего вообще Гарри решил, что Снейп пойдет ему навстречу? Совершит подлог? Декан его терпеть не может! Ему, наверно, только в радость окажутся трудности мальчика-героя…       — Если? — бровь Снейпа взлетела вверх, его голос звучал возмущенно.       Ну да, какой-то первокурсник ставил ему условия. Было от чего взбеситься. Но не попробовать Гарри не мог. Отпираться дальше было глупо. Снейп его раскусил, и продолжать саботировать собственную учебу значило пойти с ним на прямой конфликт. А там, чего доброго, пришлось бы разговаривать с директором…       Гарри предпочел бы посещение воскресной службы с Дурслями этому разговору в любой из дней. Он слишком сильно не любил и опасался Альбуса Дамблдора, чтобы быть полностью уверенным в том, что сможет удержать маску.       Гарри скривился. Да, ему придется вернуться к Дурслям, если не сумеет отыскать до экзаменов других опекунов, но все же оставался шанс, что родственники не заинтересуются его оценками из ВОЛШЕБНОЙ школы. Со Снейпом же ему предстояло УЧИТЬСЯ. Долгих шестьдесят девять месяцев, что в три с чем-то раза больше, чем Гарри предстояло пробыть у Дурслей в случае неудачи в его генеалогических изысканиях в течение последующих семи лет. И он мог руку дать на отсечение — декан найдет при желании способ все эти годы ему отравить.       — Если в ведомости моим родственникам вы отправите те самые оценки, что я получал последний месяц.       — Зачем? — излишне ровно спросил Снейп спустя, наверно, полминуты. Кажется, услышанное ввело его в недоумение.       — Какая вам разница?! — сорвался Гарри. Любое терпение имело пределы. Его же нервы были натянуты струной с тех пор, как он переступил порог Хогвартса: от внимательных взглядов директора, регулярных головных болей, почему-то вспыхивавших на уроках ЗОТИ, от необходимости и здесь продолжать притворяться идиотом… Теперь вот Снейп решил вывести его на чистую воду зачем-то.       — Следите за своим тоном, Поттер! — процедил декан, сердито сверкнув на него своими глазами-колодцами.       Гарри постарался взять себя в руки. Эмоции редко были его помощниками в решении проблем, напротив — обычно делали все неизмеримо хуже.       — Послушайте, сэр, — он прикрыл глаза. — Я… эм… знаю, что вы почему-то меня терпеть не можете, и вряд ли помимо того, что вас обязывает должность, вам есть какое-то дело до моих проблем. Просто сделайте, как я прошу, пожалуйста… Вам не нужно знать больше. И я не буду позорить ваш факультет.       Удивление, скользнувшее по лицу Снейпа в начале фразы, к концу ее опять сменилось раздражением.       — Позвольте мне самому решать, мистер Поттер, до чего мне есть дело, а до чего нет. Зачем вам нужно, чтобы родственники думали, что вы плохо учитесь?       — Потому что им это понравится! Довольны? — огрызнулся Гарри, вновь не сдержавшись.       — Что за чушь?!       — Это не чушь! Моим родственникам радостнее просыпаться каждое утро в мире, где их племянник — чертов идиот!       — Вы живете с семьей тети? Петунии Эванс?       Гарри задержал дыхание, впиваясь в очевидно удивленного Снейпа взглядом. Наверное, и его собственное лицо выглядело в этот момент пораженным. На что, конечно, обратил внимание профессор, недовольно поджавший губы. Гарри мог руку дать на отсечение, Снейп уже успел пожалеть о том, что задал этот вопрос. Но он уже услышал то, что не мог оставить без внимания.       — Вы знаете мою тетушку? Она теперь Дурсль, правда. Но да, я живу с ней.       Девичью фамилию тети он узнал лишь недавно, когда в старых школьных альбомах нашел фотографию рыжеволосой Лили Эванс. Больше никаких Лили в годы учебы родителей Хогвартс не посещало, как Гарри успел выяснить, а Хагрид говорил, что мама была рыжей. Сложить два и два было просто.       Снейп в ответ на вопрос скривился.       — Немного, — голос его прозвучал неприязненно, и Гарри неожиданно для себя весело фыркнул:       — Я смотрю, вы все мое семейство недолюбливаете, сэр!       Реакция на его шуточное, в общем-то, высказывание последовала… интересная. Лицо декана исказилось на мгновение, будто от боли, веки опустились, и он резко отвернулся, наполовину на ощупь, наполовину по памяти, вероятно, вернувшись за стол. Затем открыл глаза и некоторое время молча скользил взглядом по лицу ученика.       — Ну, — решился заговорить Гарри, чтобы как-то прервать эту странную, вдруг повисшую между ними тишину. — Если вы знаете тетю, возможно, в курсе, что она не очень любит все волшебное… и волшебников. Ей и ее мужу не нравилось, если один из них вдруг оказывался в чем-то лучше их родного сына. Так что, пожалуйста, профессор…       Все это было слишком откровенно, на взгляд Гарри. И он не привык о чем-либо просить у людей, имеющих над ним власть. Вообще просить, так как зачастую это приводило лишь к насмешкам. Давить на жалость тоже казалось унизительным. Но Снейпу очевидно не нравилось, когда от него что-то скрывали. И Гарри подумал, что умеренное количество искренности и апелляция к тому, что тот по отношению к нему находился в позиции силы, могли декана к нему хотя бы немного расположить…       — В Хогвартсе родителям и опекунам учеников не рассылают ведомости об успеваемости без их на то предварительной просьбы, — сказал, наконец, Снейп, как-то устало вздохнув. — И подавно мы ничего не рассылаем маглам, кроме пригласительного письма для их отпрысков. Маглорожденные и магловоспитанные сами забирают ведомости, если их взрослых подобное интересует.       Гарри открыл рот. Закрыл. Снова открыл. Наконец напряженно спросил:       — Зачем тогда вы так сказали?       — Потому что считал, что вы задаете вопрос с целью отлынивания от учебы. Узнать, грозит ли вам это чем-то. Так вполне мог поступить бы ваш отец.       «Вот козел!» — в сердцах подумал Гарри, зло прищурившись.       — Я не знаю, что вы не поделили с моим отцом, — старательно ровным голосом ответил он. Гарри не был уверен, чего ему хочется больше: наорать на профессора или расплакаться от обиды черт знает на что. — Но чтобы вы знали, я его даже не помню. И даже если чем-то на него похож, я — не он. Вы ведь это понимаете? Сэр. Я могу идти?       — Идите, Поттер, — так же ровно ответил декан, сверля его внимательным трудночитаемым взглядом.       Стоило прозвучать разрешению, Гарри вскочил со скамьи и, подхватив рюкзак, вылетел из класса. Дверь позади него громко захлопнулась. Удерживать привычно маску самообладания прямо сейчас не было сил.

* * *

      Происшествие на Хэллоуин выбило Гарри из колеи.       Его еще вначале года смутила оговорка Дамблдора о смертельно опасном коридоре в школе, полной детей. Увидев же, чем именно тот был опасен, Гарри, откровенно говоря, испугался.       Правду он узнал ненамеренно. Просто однажды, засидевшись допоздна в библиотеке и спеша вернуться до отбоя в слизеринскую гостиную, не сразу обратил внимание, куда его перенесла движущаяся лестница. Та отплыла, стоило сойти на огороженную с двух сторон перилами площадку, а новая отчего-то не спешила подлетать, и, прождав несколько минут, мальчик-герой отправился искать обходной путь, понимая, что иначе вовремя не успеет.       В гостиную Гарри все же опоздал в тот вечер, попутно выяснив вопреки своему желанию, что в школе жил огромный страшный цербер, и зарекшись когда-либо возвращаться в чертов коридор.       Теперь еще тролль, гуляющий по школе?       Серьезно! Директор Дамблдор вообще имел какое-то понятие о безопасности детей?       Пострадала ученица. Гриффиндорка Гермиона Грейнджер, с которой Гарри познакомился в Хогвартс-экспрессе. Она отсутствовала в зале, когда профессор Квиррелл предупредил о тролле. Оказалось, девочку обидел Рональд Уизли, и та проплакала весь пир в каком-то туалете, не зная об опасности. Там монстр ее и нашел.       Блейз Забини, которому тем вечером стало плохо от съеденных сладостей, рассказал, вернувшись с утра из лазарета, что у Грейнджер была сломана рука, несколько ребер, а на лице, ладонях и предплечьях имелось много ссадин и порезов. Драко на это только весело фыркнул:       — Так ей и надо, грязнокровной зазнайке!       Этим он вызвал разную реакцию: от укоризненных взглядов до хихиканья тех, кто был с его высказыванием полностью согласен.       А Гарри впервые с начала учебы всерьез с аристократом разругался, напомнив, что такой же «грязнокровкой» была его мать, и еще — что они и хаффлпаффцы вполне могли столкнуться с троллем сами, если бы не декан, настоявший, чтобы ученики остались в зале вопреки первоначальному требованию директора к ним — «вернуться в гостиные».       Просто не смог смолчать. Не об этом.       — Это отвратительно, Драко, радоваться тому, что кто-то чуть не умер! Тебе не нравится, как Грейнджер себя ведет? А откуда ей знать, как надо? Как маглорожденные должны понять, что они делают не так, если им никто об этом не рассказывает? — закончил Гарри тогда свою тираду, прежде чем задернуть полог кровати и попытаться уснуть, что удалось ему в ту ночь не сразу.       Невольно вспоминались Дурсли с их извечным «ты — урод» и «лучше бы ты умер вместе со своими ненормальными родителями».       На душе было мерзко.       Гарри даже не знал, действительно ли говорил Драко о маглорожденных или это было в большей степени о нем самом? В конце концов, чем он, воспитанный родственниками-маглами, в чьем доме само слово на «В» было под запретом, в действительности отличался от той же Грейнджер? Да ничем! Поэтому его так и зацепило высказывание Малфоя, поддержанное немалой частью слизеринцев, заставив эмоции возобладать над доводами разума и вспылить. Как гриффиндорец.       Все же с какой стороны ни посмотри, а ссора с Драко была отвратительным решением. И хотя Гарри не взял бы назад ни одного высказанного Малфою слова, можно было донести свою точку зрения иначе, не так резко.       Как теперь поступит обидчивый аристократ, вряд ли привыкший к тому, чтобы кто-то его прилюдно отчитывал, оставалось лишь гадать.

* * *

      Гарри не был Грейнджер ни другом, ни даже приятелем. По правде говоря, та большую часть времени вела себя довольно раздражающе. Лезла ко всем с помощью, о которой ее не просили…       Однако после происшествия с троллем Гарри впервые дал себе труд задуматься над подобным поведением гриффиндорки, и у него сложилось впечатление, что Гермиона попросту не знала, как по-другому общаться с людьми, со сверстниками, искренне считая, что никто не станет с ней дружить, не докажи она свою полезность. То, что Грейнджер делала это крайне навязчиво, не заслуживало того, чтобы огромный тролль пытался размозжить ей кости, а другие ученики над этим потешались.       Гарри стало жаль девочку. Он знал, каково это, — никого не иметь рядом. Пусть Драко он считал лишь приятелем — не мог полностью доверять из-за взращенных его семьей предрассудков, — все равно было огромным облегчением, что у него имелся кто-то, заинтересованных в нем, кто-то, с кем Гарри — до недавнего времени — всегда мог поговорить.       Другие слизеринцы тоже не брезговали его обществом. Их настороженность подулеглась. Гарри освоился на приемлемом уровне с волшебным этикетом, закрыл, насколько то возможно за два месяца, пробелы в знаниях, и даже те, кто не любил его за статус крови или сыгранную (вроде) в войне роль, теперь по большей части мальчика-героя просто игнорировали, не препятствуя общению с другими слизеринцами и не строя особо козней.       Гарри понимал, что нельзя нравиться всем, и был вполне доволен тем, что имеет. Лишь в Хогвартсе он осознал, насколько ему раньше не хватало общения с другими людьми.       Может, поэтому спустя два дня после инцидента Гарри обнаружил себя возле Больничного крыла с коробкой хэллоуинских сладостей, которые Гермиона так и не попробовала. Накануне он стал свидетелем разговора двух гриффиндорских первокурсниц: те смеялись, что Грейнджер никто не навещал, потому что даже с больничной койки та начала бы их поучать.       Это было низко.       Как и то, что кроме них над этим посмеялся также младший Уизли, косвенный виновник того, что с Гермионой произошло.       К слову, отношения с рыжим у Гарри не задались. Его распределение на Слизерин Рональд отчего-то воспринял личным оскорблением и теперь регулярно пытался «Мальчика-который-выжил-чтобы-стать-темным-магом» зацепить. Не то чтобы это было легко после десяти лет жизни с Дурслями, но все же раздражало. Впрочем, учитывая отношение Рона к учебе и дисциплине, тот создавал себе достаточно проблем самостоятельно, чтобы мстительность Гарри была удовлетворена и без риска навлечь на себя неудовольствие Снейпа.       — Привет, Гермиона, — сказал Гарри, когда, отбросив все же копошившиеся в голове сомнения, надо ли ему это, зашел в Больничное крыло. Девочка встретила его недоверчиво (все же с начала учебного года вне занятий они едва ли перебросились парой десятков слов), но почти сразу разговорилась. Гарри оказался прав в своем предположении: общения Гермионе, как и ему когда-то, катастрофически не хватало.       Когда гриффиндорка рассказала о причинах ссоры с Уизли, Гарри вздохнул.       — Ты очень умная, Гермиона. И очень глупая тоже, — прежде, чем та обиделась, он продолжил: — Ну, просто людям не нравится чувствовать себя тупыми, а именно это ты им показываешь, влезая поучать, когда об этом не просят. Поэтому от тебя и стараются держаться подальше.       — Но я просто хочу помочь, — расстроенно сказала Грейнджер.       — А они тебя об этом просят? — вскинул брови Гарри.       — Нет обычно, но…       — Знаешь, иногда действительно нужно помогать, не дожидаясь просьбы. Эм, когда кому-то грозит опасность, например. Но в твоем случае людям просто кажется, что ты хочешь показать, какая ты умная на их фоне. Думаешь, это приятно? И когда ты в классе тянешь руку, чуть не прыгая. Ты думаешь, учителя тебя не видят? Они просто хотят дать возможность ответить другим. Ты же не одна в классе.       Некоторое время Грейнджер сидела, глядя свои на сложенные поверх одеяла руки, затем резко вскинула голову, так, что ее каштановые кудри чуть взлетели, прежде чем снова рассыпаться по плечам. Тонкие тёмные брови нахмурились, взгляд гриффиндорки стал сердитым:       — Ты пришел только для того, чтобы сказать мне это, да? О том, что я неправильно общаюсь с людьми? Знаешь, это некрасиво! Мог бы подождать, пока меня выпишут, Гарри По…       Договорить Гермиона не успела — Гарри сунул ей в открытый рот шоколадную тыкву, рассмеявшись в ответ на вспыхнувшее в ореховых глазах возмущение. Спустя секунду оно сменилось удивлением. Грейнджер закрыла глаза и стала рассасывать конфету с выражением чистого удовольствия на лице.       — Боже, как это вкусно! — воскликнула девочка, проглотив шоколад. — Родители не разрешают мне есть сладости. Говорят, это вредно для зубов и вызывает кариес. Они дантисты, знаешь?       — Тебе несколько дней назад за ночь срастили кости. Даже вырастили новые, потому что, по словам Блейза, из руки их пришлось удалить: слишком много обломков было. Не думаю, что кариес станет проблемой, — весело фыркнул Гарри.       — Да, точно, надо будет почитать об этом, — задумчиво произнесла гриффиндорка и выразительно покосилась на принесенные им сладости. Гарри сунул коробку Грейнджер на колени, заработав этим благодарную улыбку, затем встал. Заканчивалось «окно» между уроками.       — И, Гермиона, — Гарри дождался, пока девочка поднимет на него глаза. — Я пришел, потому что решил, что ты будешь не против компании. Просто подумай о том, что я сказал. Тебе необязательно доказывать всем вокруг, что ты умная. Главное, что ты сама это знаешь.

* * *

      Хотя Гарри и жалел о ссоре с Драко, идти мириться первым он не стал. Вопрос крови, как бы то ни было, являлся тем камнем преткновения, что ещё не раз мог встать между ними в будущем. Казалось неразумным просто отпустить ситуацию. Ведь со временем та грозила стать только драматичнее, хотя бы потому, что, как бы Гарри ни претило это признавать, он привязывался к избалованному придурку. И если этот сноб не сможет наплевать на предрассудки…       Другие слизеринцы, исключая тех, кто полностью поддерживал высказанное Малфоем мнение, и тех, кто сам имел отличный от чистокровного статус, предпочли дистанцироваться от их ссоры, не принимая ни одну, ни другую сторону. Как бы то ни было, Гарри не чувствовал себя в изоляции, чего подспудно опасался после размолвки с сыном одного из влиятельнейших и богатейших волшебников страны. Очевидно, его статус национального героя, как бы сам Гарри к нему не относился, давал свои преференции, такие, как возможность иметь собственное мнение и даже его высказывать.       Драко продержался две недели. Гарри, честно говоря, почти что перестал надеяться.       Малфой с мрачным выражением лица подсел к ним с Гермионой в библиотеке и, смерив девочку долгим взглядом, ворчливо заявил:       — Мне вот интересно, Грейнджер, у тебя рука не немеет, постоянно тянуть ее вверх? — затем, не обращая внимания на покрасневшую от возмущения Гермиону, без спросу заглянул к Гарри в конспекты. — Чем именно вы тут занимаетесь?       Гарри хмыкнул. Знал ли Драко вообще слово «извини»? Использовал когда-нибудь? По крайней мере, он сел за один стол с маглорожденной и даже изредка вступал с ней в диалог. Любезностью там, разумеется, не пахло, и Гермиона не пыталась сглаживать углы. Больше всего их споры напоминали Гарри грызню кошки с собакой, но… за целый вечер слово «грязнокровка» так и не прозвучало.       Не стоило ожидать от Драко большего. По крайней мере, не сразу.

* * *

      На первой в этом году игре в квиддич они с Драко, как и прочие первокурсники, сидели в переднем ряду. Стоило одному из слизеринских загонщиков забить очередной квоффл красно-золотым, как оба вскакивали, вцепляясь в ограждение, выкрикивали со всеми стишки в поддержку, радуясь за успех команды…       Это был восьмой квоффл, когда у трибуны слизеринцев, выписывая резкий крюк, вдруг оказался красно-золотой загонщик. Игрок уже почти пронесся мимо Гарри, но вдруг его будто бы кто-то подцепил невидимой петлей и дернул, сорвав с метлы.       Падение смягчили насланные кем-то из преподавателей Амортизирующие чары, но ногу и запястье тот все равно сломал. А Гарри, до этого пребывавший в восторге от полетов и намеревающийся в следующем году побиться с Драко за место ловца, вдруг усомнился: действительно ли ему это надо, если кто-то считает допустимым применять к игрокам подобные потенциально смертельные подлянки?       Виновника так и не нашли.       А спустя неделю Гарри проснулся в холодном поту с болезненно пульсирующим шрамом. Во сне он убивал единорога.

* * *

      На Рождество, помимо дорогих ботинок из драконьей кожи от Малфоя («Мой друг должен выглядеть прилично, Поттер! Вообще, когда ты уже сменишь гардероб?») и книги по генеалогии волшебных семей от Гермионы («Я, ну, увидела, что ты ищешь в библиотеке. Случайно! Конкретно этой книги в Хогвартсе нет. Надеюсь, она тебе поможет…»), Гарри получил в подарок волшебную мантию.       Анонимная записка гласила, что когда-то та принадлежала отцу. А ещё была какой-то суперуникальной, если верить Малфою, так как чары на подобных артефактах рассеивались лет за пять. Этой же мантии, если и впрямь принадлежала Джеймс Поттеру, было не менее одиннадцати.       Тем же вечером Гарри засел за изучение охранных и сигнальных чар. Ни те, ни те не проходили первокурсники, но он надеялся, что сможет одолеть что-нибудь попроще. Пришлось тренироваться целую неделю, все время таская мантию с собой, чтобы добиться результатов и навесить изученое на подарок (если уместно было так называть что-то, что все равно ему принадлежало по наследству), спрятав его на дне сундука и наказав Драко молчать об этом.       Гарри не знал, что подразумевал под словами «используй ее с умом» анонимный даритель-отдаватель, но, по его собственному мнению, «с умом» было — не позволить никому столь ценную вещь украсть. И, конечно, он не собирался рисковать тем, чтобы его наследство отобрали учителя, бродя по школе после отбоя, как предлагал Драко.       Гарри не стал рассказывать тому о цербере, опасаясь, что приятель, несмотря на всю свою разумность иногда импульсивно идущий на поводу у собственных капризов, решит взглянуть на монстра сам. Так что Драко не понимал его категоричности.       — Ну Га-арри, — канючил блондин. — Такой шанс! Никто ведь даже не узнает.       — Нет, — неизменно отвечал мальчик-герой. — Я думаю, ты недооцениваешь своего крестного.       Снейпа Драко уважал и немного побаивался. Но главное — боялся разочаровать только немногим больше, чем отца. Чем Гарри без зазрения совести пользовался всякий раз, как Малфой включал капризного ребёнка.       Приятель дулся, но настаивать на ночных прогулках спустя пару дней уговоров перестал, предприняв напоследок не очень убедительную попытку взять Гарри «на слабо».       — Ты просто трусишь, Поттер. Тоже мне «национальный герой»!       На это Гарри только фыркнул.       — У тебя проблемы со зрением, Драко? На моей мантии все ещё змея, а не лев, с которым это могло бы сработать.       Гарри не трусил, нет. Но и не чувствовал себя в безопасности, шатаясь по темным коридорам замка, полного чудовищ, прежде, чем хотя бы научится от них защищаться.       К концу рождественских каникул Гарри заметил, что директор поглядывает на него с неким недовольством, и не мог понять, что сделал не так.       В начале года старик смотрел в основном настороженно, по большей части успокоившись, стоило Гарри подружиться с Гермионой. Гарри думал, директор опасался, что его распределение на Слизерин означало схожие с Тем-кем взгляды. В этом свете было понятно, почему дружба мальчика-героя с маглорожденной Дамблдора успокоила.       Но что ему теперь не так?       Учился Гарри хорошо, правил не нарушал, конфликтов не затевал. Даже от провокаций Уизли и его шальных приятелей в восьми из десяти случаев умудрялся уклониться…

* * *

      К середине февраля Гарри зашел в тупик в своих генеалогических исследованиях.       Он давно выяснил, что был последним Поттером-магом. Не только на островах, но и вообще в Европе. Его троюродные брат и сестра, Сириус Блэк и Беллатрикс Лестрейндж, коротали свои дни в Азкабане — один за предательство его семьи и убийство двенадцати маглов, вторая за пытки и доведение до безумия четы Лонгботтомов, — и, разумеется, на роль опекунов не подходили. Еще была Нарцисса Малфой, но, пусть сама она и не имела метки, ее муж попал под суд по обвинению в пособничестве Волдеморту. Был ли он на самом деле под Империо, как утверждал, или это всего лишь отговорка?       Гарри не готов был рисковать.       Оставалась Андромеда Блэк. Но единственная информация, что Гарри смог о ней найти, — волшебница была жива и выжжена с семейного гобелена. Имея это в виду, Гарри сомневался, что, даже если сумеет ее отыскать и уговорит принять под свою опеку, она сможет выдержать борьбу с директором. Всё же он не увидел ни в одном из найденных источников известных Андромед.       И Гарри не имел понятия, кого ему следовало искать теперь. Конечно, через седьмое колено Поттеры состояли в родстве со многими волшебными родами, но как он мог доверить свою безопасность неизвестно кому, и что им предложить взамен?       Несколько дней Гарри ходил угрюмый и неразговорчивый, с отчаянием понимая, что это лето снова проведет у Дурслей. Гермиона, видя это, в кои-то веки не лезла с вопросами, Драко, наоборот — непременно хотел узнать причины дурного настроения приятеля. Гарри огрызался.       Он не планировал никого посвящать в свою семейную ситуацию — никого, кто не мог ее исправить. Драко знал, как и Гермиона, догадались за столько месяцев общения, что национальный герой жил с маглами и очевидно не любил их, но Гарри предпочёл на этом их осведомленность пока что ограничить.       Спустя почти неделю ему в голову внезапно пришла довольно авантюрная идея. Учитывая слышанные ранее оговорки, из этого могло бы что-то выгореть. Или же нет.       Во всяком случае, стоило попробовать. Конечно, обеспечив себе прежде безопасность.       И приготовившись морально к наказанию, которое обязательно за его самодеятельностью последует. При любом исходе.       Вечером Гарри спросил у Драко:       — Есть ли какие-то магические способы сделать так, чтобы человек не мог ни с кем поделиться тем, что ты ему расскажешь?       Малфой оторвался от пергамента с почти законченным эссе и, взглянув на него заинтересованно, протянул:       — Ты хочешь поведать мне о чем-то секретном, Га-арри?       Гарри ухмыльнулся той улыбкой, что позаимствовал, вероятно, у самого же Драко, кося ее немного набок, правда, как декан, и скрестил руки на груди, еще усиливая сходство с последним.       — Нет, — ответил он насмешливо.       Конечно, Драко обиделся, но в конце концов рассказал о Магической клятве, Непреложном обете и чарах Конфиденциальности.       А два дня спустя Гарри стоял перед дверьми декана, раздумывая над плюсами и минусами собственной затеи.       Градус неприязни к нему Снейпа значительно упал с того их достопамятного разговора, сменившись отстраненным интересом. Ему это не нравилось, но… в отличие от вечно наблюдавшего за Гарри старика директора, Снейп не казался в этом отношении навязчивым, и это было лучше его очевидной антипатии. Создавалось впечатление, будто Гарри не вписался в какие-то заранее имевшиеся у декана для него рамки, и теперь тот пытался понять, как к нему относиться, — к такому, какой есть.       Дверь распахнулась прежде, чем Гарри успел решить, стоило ли ему действительно связываться со Снейпом. Или это все было ужасной, отвратительной затеей.       — Долго вы собираетесь здесь стоять, Поттер? — спросил декан с привычным раздражением. Маг вообще редко бывал чем-то доволен. — Заходите, если у вас ко мне дело!       Снейп вернулся за стол, где, кажется, до прихода ученика проверял домашние задания. Гарри нерешительно вошел. Он надеялся, что декан все же не убьет его за то, что он собирался сделать.       — Итак? — спросил Снейп, широким росчерком пера проходясь по чьему-то эссе.       — Профессор, насколько я могу быть уверен, что то, что я скажу, не выйдет за пределы этого кабинета?       Мастер зелий на секунду замер, затем поднял на Гарри прищуренный взгляд:       — Если информация, переданная вами, не содержит сведений о чем-либо, угрожающем жизни и здоровью учеников, включая вас самого, либо о… тяжком преступлении, можете быть уверены, что она останется между нами.       Снейп вскинул бровь, предлагая ему говорить. Или молчать, если угодно.       Гарри вздохнул. Формулировка была обтекаемой. Проживание с Дурслями не грозило ему опасностью на самом деле, если, конечно, Дадли в азарте очередной «охоты на Гарри» однажды не перейдет границ. Не грозили опасностью и его поиски. Но что, если декан решит иначе?       Гарри дождался, пока Снейп опустит голову к работам на столе, перехватил удобней палочку, до этого спрятанную в рукаве, и, вскинув ее, крутанулся на месте:       — Информус секретум!       Едва он успел обвести контур кабинета, как палочку буквально выдернуло из рук. Вращаясь, та преодолела расстояние между ним и Снейпом, после чего была припечатана к столу ладонью декана.       — Поттер! — рявкнул Снейп, и Гарри потребовалась вся его выдержка, чтобы не отступить назад под натиском той ярости, что излучал прямо сейчас профессор. И только чудом можно объяснить, как, резко выдохнув, он все-таки решился подойти ближе, дерзко вздергивая подбородок. Снейп выглядел опасно. Он был опасен, насколько Гарри слышал.       Декан смотрел на него, гневно сверкая глазами, секунд десять прежде, чем его злость неожиданно схлынула, сменившись относительно безопасными подозрительностью и крайним раздражением. А еще, если только Гарри не ошибался, — толикой интереса.       Это обнадеживало.       — У вас ровно тридцать секунд объяснить мне, почему я не должен прямо сейчас отвести вас в кабинет директора в связи с грубым нарушением устава школы, — процедил декан. — Кабинет профессора — доступная посещению часть его личных покоев, и колдовать здесь без прямого разрешения, тем более те чары, что ограничивают в чем-то мою волю, вы не имели права.       — Потому что я не знал? — предположил Гарри. Конечно, это было глупо. Вообще глупо соваться к Снейпу с чем-то подобным. Надо было вернуться в гостиную, пока у него еще имелся выбор. — И предпочел бы не встречаться с директором. По любому из поводов.       У Гарри не получилось скрыть враждебность при упоминании старика. Он слишком нервничал, чтобы удерживать прямо сейчас маску. Снейп на это только вскинул бровь.       — С чего вы решили, что меня интересуют ваши предпочтения, мистер Поттер? — ядовито спросил он. — Не тешите ли вы себя, часом, надеждой, что ваш… особый статус гарантирует вам безнаказанность?       — Нет, профессор, не на вашем факультете, я помню. — Гарри кивнул. — И все же… надеюсь, что… эм… наказание вы определите сами. Директор — та причина, по которой я решился на подобное.       Снейп откинулся на спинку стула, сложив руки на груди и прищурившись.       — Что вы имеете в виду, Поттер?       — Мне нужна помощь, и я не уверен, что вы захотите ее оказать. Но в любом случае, о том, что я скажу, о самом факте того, что я с этим к вам обратился, не должен узнать Альбус Дамблдор. Вы ведь не дали бы Магическую клятву, и уж тем более Обет, попроси я вас, сэр. И я не знал, как иначе заставить вас молчать.       Снейп раздраженно выдохнул.       — Что именно настолько важно, что требует таких мер предосторожности? И чем вам — ради Мерлина! — так не угодил директор?       Последний вопрос мастер зелий задал явно озадаченно.       — Были ли у моего отца друзья?       — Что? — Гарри впервые видел, чтобы глаза Снейпа открывались так широко. Очевидно, он его удивил.       — Точнее, не так. Были ли у моего отца близкие друзья, которые сейчас занимают в магическом мире высокое положение?       — Поттер, вы издеваетесь?! — рявкнул Снейп, вскакивая, и Гарри невольно вздрогнул.       — Нет, сэр.       — Тогда вы сошли с ума! Вы пришли ко мне в кабинет, наложили без спроса чары Конфиденциальности, опасаясь того, что о нашем разговоре узнает директор, будто решили признаться в убийстве, не меньше, и теперь… что?.. расспрашиваете меня о том, с кем приятельствовал ваш ублюдочный папаша? Да с чего вы решили, что я в это посвящен?!       — Вот с этого, — Гарри неопределенно повел рукой в сторону декана. — Когда я делаю что-то не так, вы всегда вспоминаете моего отца. Очевидно, что вы его не любили, но как минимум знали. Да и… ну… Я читал, что враги иногда могут рассказать больше приятелей. И честнее. В любом случае я ведь не прошу рассказывать о нем! Но мне нужно знать, дружил ли он с кем-нибудь, чье имя сейчас имеет вес в Магической Британии.       — Зачем вам это? — спросил Снейп, за время речи Гарри усевшийся обратно и теперь задумчиво его рассматривающий.       Гарри вздохнул:       — Это важно?       — Я не дам вам информации просто так. За те полгода, что вы провели в замке, вы ни разу не совершали ничего столь странного, пожалуй, кроме сентябрьского саботажа собственной успеваемости, и уж подавно ничего настолько опрометчивого, как ваша сегодняшняя эскапада. Я хочу знать ее причины. Нужны ответы на вопросы, Поттер, извольте в свою очередь ответить на мои. Садитесь!       Снейп указал на диван сбоку от своего стола, Гарри послушно уселся и прикрыл глаза.       — Вы знаете, что я живу с семьей тети, и, кажется, в курсе, что она не самая приятная женщина. Еще более отвратный из нее опекун, как и из ее мужа. Я хочу уйти от них.       — Если с вами дурно обращаются, Поттер, есть определенные процедуры, — напряженно сказал Снейп после недолгого молчания.       — Мне нужен кто-то из магического мира, обладающий достаточным весом в обществе, чтобы противостоять директору, — декан впился в него острым взглядом, но не перебил. — Я в курсе, что я — последний из Поттеров. После того, как узнал это, искал ближайших родственников, но из них на свободе только Андромеда Блэк — о ней я почти не нашел информации, — и Нарцисса Малфой. И, пусть я хорошо отношусь к Драко, доверить жизнь старшим Малфоям… ну… как-то не готов. Единственный вариант, который пришел мне в голову кроме этого, — друзья отца. Возможно, конечно, и мамы, но ведь она маглорожденная. Завести прочные связи среди чистокровных у нее было немного шансов, и я сомневаюсь, кто-то из маглорожденных или полукровок за эти годы успел сделать себе имя, способное выдержать противостояние с Альбусом Дамблдором.       — С чего вы вообще взяли, что вам придется бороться с директором, чтобы покинуть родственников?       — Он уже возвращал меня им однажды, — ответил Гарри после некоторого колебания. Было непривычно рассказывать кому-то о себе такие вещи. Неловко и, наверно, опрометчиво, учитывая отношение декана к нему. Но… Снейп не сможет никому рассказать, и было в некотором роде облегчением, что некто, кроме него, будет знать об этом. Помнить. — Когда мне было шесть… почти семь, меня забрали люди из опеки, я прожил в другой семье четыре месяца.       — Директор просто пришел и вернул вас? — Снейп недоверчиво вскинул бровь.       — Нет, он сделал так, чтобы об этом все забыли. Будто ничего не было.       — А вы помните об этом, потому что…       Гарри прикрыл глаза, откидываясь на спинку дивана.       — Я не знаю, сэр. Насколько я понял, он пытался заставить меня забыть… Я долго искал потом по словарям всю ту абракадабру, что он говорил. Одно из слов похоже было на латинское «забвение». Почему-то у него не получилось.       Вторая бровь декана присоединилась к вскинутой первой.       — Директор об этом знает?       Гарри покачал головой:       — Не думаю, сэр. Профессор, что насчет моего вопроса?       Профессор зелий как-то устало провел ладонью по лицу, затем помассировал переносицу.       — Поттер, мне нечем вас порадовать. Ваш папочка в школьные годы водил близкую дружбу с тремя волшебниками: Сириусом Блэком, Питером Петтигрю и Ремусом Люпином, — каждое из имен было произнесено с той же неприязнью, с которой декан всегда говорил о его отце, и Гарри невольно задумался над тем, что могли с ним сделать эти четверо. — Раз вы искали информацию о родственниках, то в курсе о судьбе Сириуса Блэка. Если я не ошибаюсь, он ваш троюродный брат. Питер Петтигрю мертв, об этом вы тоже могли узнать из газет. Что касается Ремуса Люпина, то даже рискни он противостоять директору, что маловероятно, Министерство никогда не отдало бы вас ему.       — Почему, сэр?       — Потому что он оборотень, темная тварь. Один из двух, насколько я знаю, кому было позволено учиться в Хогвартсе, за что он бесконечно благодарен директору.       Гарри недовольно поджал губы.       — Ваш папочка был популярен, со многими приятельствовал, но других близких связей у него не было. По крайней мере, я о них не знаю. Что до вашей… матери — вы правы. Некоторые из ее подруг и приятелей достигли в обществе определенных успехов, но с директором никто не сможет потягаться.       Снейп отвел взгляд, но от Гарри не ускользнуло, как едва заметно сбился голос декана и как потеплел тон, когда он заговорил о его матери. Кажется, Гарри ошибся, предполагая, что Снейп терпеть не может ВСЮ его семью.       — Это не все, Поттер, — заговорил декан после паузы. — Я думаю, вам следует это знать, учитывая поиски, которые вы ведете. После нашего октябрьского разговора я побеседовал о вашей семье с директором, позволив себе усомниться, что Петуния… Дурсль — адекватный выбор опекуна. Директор согласился с моим суждением. И все же настаивает, что вы должны остаться в доме своей тети ради…       — Собственной безопасности? — хмыкнул Гарри.       — Да, — Снейп недовольно сверкнул глазами на перебившего его ученика. — По словам Альбуса Дамблдора, ваша мать своей жертвой обеспечила вам защиту, что действует лишь до тех пор, пока дом Петунии вы называете своим.       Гарри скептически поморщился. А называл ли он его так вообще когда-нибудь?       — Что-то не очень работает эта его защита.       Снейп нахмурился.       — Очевидно, нет — от внутренней угрозы.       — И что же за опасность угрожает мне извне? Пожиратели?       — В том числе. Но больше директор опасается их хозяина.       Гарри недоверчиво уставился на Снейпа.       — Он ведь мертв.       — Нет. Не совсем.       — Откуда вы знаете?       — Это не ваше дело, Поттер! — раздраженно ответил Снейп и левитировал ему обратно остролистовую палочку. — Я ответил на ваши вопросы. Теперь извольте отправиться в гостиную. Отбой наступит через двадцать минут.       Гарри поймал и спрятал палочку. Затем нехотя встал, чувствуя себя встревоженным и разочарованным. Услышанное было не тем, что он надеялся узнать.       — Завтра, послезавтра и каждый следующий день в течение месяца, кроме воскресений, вы будете отбывать взыскание со мной, — добавил декан, прежде чем Гарри направился к двери. — Я жду вас в классе через пятнадцать минут после ужина.       Конечно, Снейп не забыл бы про наказание!       — Да, сэр, — кивнул Гарри и двинулся к выходу, но, уже взявшись за верную ручку, остановился. Он не мог не спросить. — Сэр, вы думаете, Он опять придет за мной?       Снейп молчал несколько долгих секунд, прежде чем ответить:       — Да, Поттер. Придет.

* * *

      Приглашения на чай от Хагрида Гарри получал примерно раз в две-три недели. Соглашался не всегда, неловко чувствуя себя рядом с великаном. Не потому, что тот привез его на Тисовую. Гарри мог поспорить, узнай Хагрид, как Дурсли обращались с ним, немедленно забрал бы его из дома родственников, невзирая на приказы. Увы, но по закону это назвали бы похищением: полувеликан был в волшебном мире никем.       Гарри смущало восхищение Хагрида директором. Он с трудом сдерживал раздражение всякий раз, когда тот заговаривал о «великом волшебнике Дамблдоре». Так хотелось раскрыть простоватому лесничему глаза на его кумира, но… Хагрид был не из тех, кто умел хранить тайны.       Соглашаясь, Гарри часто брал с собой Хедвиг, и разговоры переключались на животных. Потом с ним стали ходить Гермиона и Драко. Последний, общество Хагрида, как и Гермионы, выносивший строго дозированно, прибегал в основном, когда великан обещал показать новую живность.       В тот день подобного не ожидалось, так что Драко от чаепития отмазался.       Комната — единственная в хижине Хагрида — почему-то была разделена в этот раз плотной занавеской, чего раньше Гарри не замечал. В ответ на вопросы полувеликан, отчего-то нервничал, лишь неловко отшучивался.       Однако секрет, что так безыскусно пытался сохранить Хагрид, выдал себя сам: сначала они услышали треск, затем высокий писк, а после внезапно загорелась занавеска, являя взору школьников зеленого дракончика в обломках скорлупы.       — Драко съест собственный галстук! — восторженно пробормотал Гарри. Дракон был куда интереснее лукотруса, симпатичнее соплохвоста и приятнее детеныша акромантула.       — Да, точно… но это незаконно, — растерянно пробормотала Гермиона, тоже любуясь. Опомнившись же, на память зачитала, когда и почему держать драконов стало незаконно, а также чем это грозило Хагриду.       Потом новорожденный дракончик поджег лесничему бороду.       Гарри глянул на соломенную крышу, деревянную утварь кругом, шторки и понял, что с драконом, каким бы милым он сейчас им ни казался, придется разобраться. Ему. Потому что Хагрид будет играть в «мамочку», пока «малыш» не спалит их обоих вместе с домом.

* * *

      — Профессор, что бы вы сделали, если узнали, что у кого-то в Хогвартсе… допустим, случайно оказался маленький дракон? — спросил Гарри вечером, разделывая очередного флобер-червя. Бочонок со склизкими тварями опустел едва на половину, и Гарри вздохнул. Это был четвертый день, когда он ими занимался. Снейпу действительно нужно столько флобер-червей?       Гарри не хотел подставлять Хагрида. И не слишком доверял взрослым. Но у него не было идей, куда бы деть живого дракона самому. А Снейп… Ну, декан повел себя нормально в прошлый раз, хотя был зол. Он мог ведь и не отвечать, подавно не обязан был рассказывать того, о чем мальчик-герой не спрашивал.       Гарри решил попробовать обратиться к нему снова, надеясь, что не совершит ошибку.       Снейп замер на секунду, с обречённым вздохом отложил перо, которым что-то черкал, и поднял на Гарри внимательный, о-очень внимательный взгляд:       — Говори…       И Гарри заговорил.       А ночью ему вновь приснилось, как он убивает единорога и высасывает его ртутно-серебристую кровь. Проснувшись с громко стучащим сердцем и покалыванием в шраме, Гарри до утра просидел, подсвечивая темноту закрытого кроватного полога Люмосом, так и не рискнув опять заснуть.       Были ли такие сны чем-то нормальным у волшебников?       Гарри сомневался. Тем более, учитывая, как реагировал его шрам, по уверениям волшебников, оставленный тем темным магом, что убил его родителей. Тем темным магом, что был «не совсем мёртв», если верить декану, и однажды придёт за ним.       Наверно, стоило кому-то рассказать об этих снах, но… кому? Гарри не был уверен, что готов обсуждать свои кошмары с Драко или Гермионой. Да и чем они могли помочь на самом деле? На ум приходил только декан, но побеспокоить его сразу после просьбы пристроить куда-то нового питомца Хагрида, Гарри не решился.       Спустя три дня дракончика Норберта забрали вызванные профессором драконологи из заповедника. О причастности Хагрида к его появлению в школе так никто и не узнал. Только Снейп иногда кидал на лесника убийственные взгляды.

* * *

      В начале июня Гарри проснулся от боли в шраме. Впервые тот болел столь сильно, а попытка переждать приступ, как обычно, ничего не дала. Боль не проходила, наоборот, ее интенсивность все возрастала.       Ругнувшись, Гарри поднялся с кровати, накинул мантию на пижаму, сунул в карман волшебную палочку и, обувшись, поплелся к Снейпу.       Стоило рассказать декану об этих снах с единорогами и болях в шраме раньше. Сегодня не было единорогов, Гарри вообще не был уверен, что ему что-то снилось, кроме какого-то странного зеркала, но чувствовал, что это все связано.       Он не хотел тревожить Снейпа сейчас. Если бы мог, дождался бы утра, но уже едва ли не поскуливал от пронизывающей лоб боли. Гарри нужно было что-то, что ему поможет, а Драко говорил, что у декана в кабинете всегда хранился набор готовых зелий на подобный случай.       Однако к Снейпу Гарри не дошел.       Он успел сделать только несколько шагов по коридору, когда сзади раздалось тихое:       — Сомнус!       Гарри знал это заклинание, помнил с семи лет. И не нужно было владеть высшей математикой, чтобы понять, как оно действовало. Поэтому, не задумываясь, вильнул в сторону и побежал. Кто бы ни хотел его усыпить, подкараулив в темноте, Гарри сомневался, что у этого волшебника имелись добрые намерения.       — Криворукий идиот! — донесся убегающему мальчику-герою в спину второй — высокий и слегка шипящий — голос. — Догони его! Без камня мне необходим мальчишка!       Услышав это, Гарри припустил еще быстрее, не обращая внимания на пульсирующую в шраме боль. Он и с одним-то взрослым магом вряд ли бы справился. Судя по голосам, взрослыми были оба.       Чем Гарри мог ответить им? Чарами щекотки? Шуточным сглазом, которому его научил Драко? Попытаться превратить в иголку? У него, конечно, вышло все со спичкой, но Гарри сомневался, что сумеет сделать подобное с человеком. Еще в теории он знал Экспеллиармус — нашел после того, как Снейп каким-то образом смог вырвать его палочку из рук, но вот на практике ещё не пробовал ни разу…       От кабинета декана Гарри отделяли два поворота. Он не собирался забегать внутрь, рискуя остаться с преследователями в закрытом пространстве, но надеялся потревожить навешенные деканом Сигнальные чары и пошуметь в коридоре. Хоть кто-нибудь должен был прийти на сигнал или на грохот.       Гарри только надеялся, что лично для него еще будет не поздно.       Увы, но он не смог добежать и до первого из поворотов.       — Гляцеус ареа! — выкрикнул первый из преследователей, и пол под Гарри покрылся льдом. Ноги заскользили. Он упал, больно стукаясь коленями, и едва успел подставить руки, чтобы не разбить лицо. Очки слетели, звякнув о лед. Гарри протянул ладонь на звук и, вспоминая свои тренировки, пожелал, чтобы те оказались в руке. Почувствовав, как очки ударились о ладонь, он торопливо вернул их на нос, с досадой замечая, что стекло на левой линзе треснуло, и, перевернувшись на спину, непроизвольно начал отползать.       Преследователь был один. Скользнув глазами вправо-влево, Гарри не увидел никого, кроме стремительно приближавшейся фигуры, в которой неожиданно узнал профессора ЗОТИ, заику.       Правда, тот сейчас не заикался.       — П-профессор Квиррелл? — голос дрогнул, как бы Гарри ни старался скрыть испуг.       — «П-профессор Кви-иррелл», — передразнил волшебник. — Что, Поттер, не ожидал?       — Что вы делаете? — по мере приближения противника Гарри отползал назад, но в конце концов уперся спиной в стену.       — О! Похищаю тебя для моего Господина, конечно же, — мужчина в тюрбане фанатично улыбнулся, наставляя палочку на Гарри. — Я бы убил тебя, Поттер, но, видишь ли, проклятый Дамблдор так намудрил с защитой, что я не смог достать камень. Господин так разозлился! Но мы знаем, как все исправить. Всего лишь нужна твоя кровь и кое-что еще…       — Прекрати перед ним распинаться, Квиринус! — рявкнул уже слышанный Гарри голос. Его взгляд вновь заметался, но в коридоре, кроме них двоих, по-прежнему никого не было.       Гарри не понял и половины из того, что сказал сейчас Квиррелл, но все это до чертиков пугало. И его «Господин» — это… Ведь не мог быть Волдеморт? Или мог?..       — Да, Господин.       Глаза Гарри расширились. Волдеморт здесь? Но почему прячется? И без того часто отстукивающее сердце забилось о грудную клетку так, будто хотело выскочить. Мысли заметались. Мальчик-герой пытался найти какой-то выход из патовой ситуации, в которой оказался.       — Вставай! — велел Квиррелл. Гарри сильнее вжался в стену и замотал головой:       — Н-нет.       Если в замке ещё существовал какой-то шанс, что на них кто-то наткнется, — призраки, эльфы, патрулирующие учителя, то за его стенами надежда Гарри получить помощь стремительно таяла. Год назад им в школе популярно объяснили, почему не следует идти куда-то с незнакомцами. Конечно, он знал Квиррелла, но тот только что признался, что хочет его убить, и это делало его в разы опасней любых абстрактных незнакомцев. Гарри не собирался облегчать гаду собственное похищение!       — Вставай, Поттер! Или я сделаю тебе больно!       Гарри продолжил мотать головой.       — Круцио! — воскликнул Квирелл. Гарри зажмурился, ожидая от заклятия обещанной боли, но ничего не почувствовал, распахнув глаза, когда в два разных голоса вместо него заверещал профессор. Он повалился на пол, а Гарри, решив подумать о произошедшем позже, быстро вскочил, дернулся в сторону, но в следующий момент вновь оказался на полу: Квирелл ухватился за его лодыжку.       Гарри вскрикнул от боли, прострелившей разбитый нос: подставить руки в этот раз он не успел.       — На нем должен быть защитный амулет. Найди его! — прошипел голос позади.       Гарри рванулся, но профессор защиты проворно навалился сверху, прижимая его к полу. В нос ударил сильный запах чеснока и тухлятины, смешавшись с металлическим — от крови, и Гарри почувствовал, как внутренности сжимаются в комок, подкатывая к горлу. По одежде зашарили чужие руки, добрались до кармана пижамы, и Гарри принялся извиваться с удвоенной силой.       — Не могу найти, Господин… Тут только волшебная палочка.       — Ищи лучше, идиот!       Гарри замер, прижав горящий лоб к прохладному полу. Неподалеку стукнула о камень его отброшенная Квирреллом палочка. Маг наклонился, и Гарри, чувствуя, как чужой гнилостный выдох прошелся по волосам, со всей силы дернул головой назад, ударяя Квиррелла затылком по лицу. Тот вскрикнул, ослабив на нем свою хватку, и Гарри, немыслимо извернувшись, со всей силы лягнул его ногами, сталкивая с себя. Он поспешно откатился, вскочил и снова побежал.       Увы, взрослый волшебник был быстрее.       Почувствовав на воротнике мантии чужую руку, Гарри вскинул свою в сторону стоявших на углу доспехов и очень сильно пожелал их уронить. Он никогда не пробовал воздействовать у Дурслей на что-то крупнее книги, но, видимо, отчаянье придало сил: доспехи рухнули с гулким грохотом, разнесшимся по коридору. Части рыцарской экипировки, скрежеща о камень, проскользили по полу.       Гарри надеялся, что хоть кто-нибудь это услышит…       — Паршивец! — крикнул его бывший профессор.       В тусклом свете зачарованного факела блеснул чекан, и Гарри, мало что сейчас соображая кроме того, что очень сильно хочет выжить, кинулся вниз. Квиррелл среагировал не сразу. Наверно, ожидал движения вперед или в сторону, и Гарри успел дотянуться.       Оружие рыцаря оказалось тяжелым и длинным для детской руки, и в своем положении Гарри смог лишь махнуть им наугад через плечо. Однако же, судя по вскрику и вдруг ослабшей хватке, ему повезло. Чекан нашел свою цель.       Гарри дернулся вперед и развернулся. Острие до середины вошло Квирреллу под ключицу и должно было повредить легкое. Гарри не рискнул бежать снова: даже раненый Квиррелл мог оказаться быстрее, а еще метнуть опять проклятие в спину. Вместо этого мальчик-герой сам набросился на только что откинувшего вырванный из себя чекан мага. И пусть Гарри был ниже и легче, эффект неожиданности позволил ему сбить Квирелла с ног, одной рукой хватаясь за его палочку, второй впиваясь в рану.       Высокий голос зашипел, когда затылок Квиррелла соприкоснулся с полом, сливаясь с криком самого профессора, но палочку тот не отпустил. Гарри сильнее вдавил пальцы в рану, перебарывая накатывающую волнами тошноту. Ему нужно было ослабить сопротивление мага! Квиррелл заорал громче, завертелся, сталкивая его с себя, но за палочку держался цепко, будто клещ.       Гарри отчаяние и паника тоже придали сил. Одним коленом упираясь в пол, вторым противнику в живот, ковыряя истекающую кровью рану, он не давал себя спихнуть. Гарри понимал, что если Квиррелл вновь окажется сверху, у него самого просто не останется сил на борьбу.       Дрогнул мальчик-герой, лишь когда шипящий голос из-под них, на протяжении всей схватки выкрикивавший грязные ругательства, рявкнул:       — Убей! Я найду другого!       И этой секундной растерянности Квирреллу хватило, чтобы, выкрутив руку, ткнуть Гарри своей палочкой в грудину и прохрипеть пузырящимися кровью из пробитого легкого губами:       — Авада Кедавра!

* * *

      Снейп появился минуты две спустя. Из-под его черной мантии выглядывала белая ночная рубашка. Дыхание декана было сбитым, в опущенной руке — палочка. Он быстро оценил представшую взгляду картину и, скрипнув зубами, опустился на корточки перед Гарри, что к тому времени сидел, вжавшись спиной в стену, гипнотизируя взглядом кучу праха в наполовину размотанном тюрбане Квиррелла. В руках мальчик-герой сжимал переднюю часть начищенной до зеркального блеска рыцарской кирасы.       — Поттер, — позвал Снейп. Фигура декана загородила от Гарри останки Квирелла, и все же он не мигая смотрел именно туда. — Поттер, слышишь меня? Что произошло?       — Знаете, профессор, — заговорил Гарри неестественно ровно. Он слегка гундосил: сломанный нос успел опухнуть. Кровь уже почти не текла, но Гарри чувствовал на губах и подбородке ее подсыхающие дорожки. — Это так отвратительно, когда человеческое тело под тобой распадается в прах. Вот вроде было что-то живое, а в следующий момент ты чувствуешь коленом пол, и эта взвесь забивается тебе в нос. Хорошо, что я прямо сейчас им почти не чувствую… Меня ведь исключат за убийство профессора? Или посадят в тюрьму? Можно считать смягчающим обстоятельством то, что в голове у него жил Волдеморт? Можете мне не верить, я знаю, как абсурдно это звучит.       Гарри истерично захихикал под беспокойным взглядом Снейпа. Тот, вздохнув, ткнул палочкой в один конец коридора, затем в другой, повторив дважды что-то вроде «Муффлиато».       — Но он первый на меня напал! Я не собирался его убивать. Я хотел убежать. Но он не отпускал. И… и… он сам что-то сделал в конце!       Теперь речь Гарри скорее напоминала лепет. Он вскинул лихорадочно поблескивающие глаза на потянувшего из его рук часть от кирасы Снейпа. Опустевшие ладони затряслись, и Гарри обхватил себя за плечи — чтобы скрыть эту постыдную дрожь от декана, чтобы не чувствовать ее самому.       — «Авада Кедавра» — это ведь и есть Смертельное проклятье? — глаза опять утратили фокусировку, и Гарри не увидел, как застыл при этих словах Снейп. — Я помню его. Такую же зеленую вспышку. И чей-то крик. Они мне иногда снятся. Профессор… Сэр…       Гарри не знал, что еще хочет сказать. Да он и не смог бы. Последнее слово вырвалось из его рта вместе со всхлипом, и он вдруг понял, что по щекам уже некоторое время текут слезы. Это осознание — что кто-то видит его таким слабым и жалким вкупе с мыслью, что только что чудом остался жив, будто сорвало внутри какой-то заслон, и Гарри заплакал уже в голос.       В какой-то момент его волос коснулась чужая рука, прошлась от макушки к затылку, массируя голову пальцами. В этом подобии ласки не было нежности — простое желание успокоить. И Гарри вдруг стало так жаль себя, что он лишь зарыдал сильнее. Он понял, именно в этот момент понял, насколько все эти годы с тех пор, как чертов старик забрал его от Бенсонов, ему в действительности не хватало прикосновений. Добрых. Ни тычков, ни щипков, ни хватаний…       Конечно, Снейп не был бы Снейпом, если бы вдруг позволил себе размякнуть дольше, чем на пару минут. В один момент волшебник тяжело вздохнул, рука его исчезла, а в следующий голова Гарри мотнулась в сторону, и он, прижав ладонь к горящей от удара щеке, поднял на декана шокированный взгляд.       — Успокоились? — спросил Снейп, поднимаясь с корточек, вновь эмоционально дистанцируясь официальным тоном. Он прислонился к стене рядом, хмуро осматривая раскиданные по полу части доспехов, останки Квиррелла, лужу рвоты рядом. Гарри покраснел бы, останься у него силы на стыд. — Я не большой мастер в утешении рыдающих детей.       Гарри ничего не мог с собой поделать: он засмеялся. Все еще нервно, но уже не истерично.       — Определенно, нет, — он криво усмехнулся под подозрительно-неловким взглядом Снейпа. Думал ли тот о необходимости второй пощечины? На всякий случай Гарри поднял руки в жесте капитуляции. — Но у вас получилось. Не надо больше.       Снейп отвернулся от него, поднял палочку и взмахом заставил доспехи принять прежний облик. После вытащил из мантии платок, разорвал на две части и, трансфигурировав из них по пузырьку, в один заставил собраться по каплям кровь с клевца, другой — заполниться прахом из тюрбана.       — Сегодня ночью вам стало плохо, Поттер — прихватило живот, — заговорил декан, колдуя над лужей Эванеско, призывая палочку Квиррелла и тут же пряча ее в мантию. — Вы отправились ко мне попросить зелье. У меня же остались до утра ввиду необходимости проконтролировать ваше состояние. Не встречали Квиррелла, не убивали его, как и он не пытался убить вас. Во всяком случае, вы об этом не в курсе. Ясно, Поттер?       Гарри кивнул, глядя, как вспыхивает под Инсендио одежда Квирелла, а после исчезает вместе с прахом и густеющими лужицами крови из разбитого носа Гарри от очередного Эванеско. И вот уже в коридоре ничего не напоминало о том, что здесь произошло буквально… Сколько? Десять минут назад? Пятнадцать? Гарри не был уверен, сколько длилась его истерика. В любом случае, видеть это казалось… странным.       — Завтра удивитесь его отсутствию на уроке. Когда Квиринус Квиррелл ни разу за день не покажется в Большом зале, начнете строить предположения о причинах пропажи, как и все прочие ученики… — Снейп призвал палочку Гарри, удачно упавшую в круге света от волшебного факела, и, передавая, задержал на нем внимательный взгляд. — Думаю, у вас получится. А теперь идемте, я хочу услышать полную — и правдивую, мистер Поттер! — версию того, как о вас второй раз умудрился убиться Темный Лорд.

* * *

      — Аш-ш, — зашипел Гарри, сидя на подлокотнике дивана с запрокинутой головой. Снейп крепко держал его за подбородок и капал в нос разбавленный Костерост. Нос действительно был сломан, как показали диагностические чары, не воздействующие непосредственно на Гарри, а вытягивающие информацию из его магии. И высохшую кровь с лица и одежды удалось убрать Тергео. А вот Эпиксеи на него уже не подействовал. Как ранее дважды не подействовали Авада Кедавра, Круцио, Обливиэйт и Сомнус, с десяток шуточных сглазов и заклятий, от которых, Гарри прежде считал, что просто успешно уклонился. Ещё ему вдруг вспомнился упавший с метлы гриффиндорский загонщик, вполне возможно, попавший под срикошетившее о него заклятие.       Сейчас, оглядываясь назад, Гарри мог сложить относительно цельную картину происходивших с ним странностей. Вот только ни причины, ни природы их, ни того, почему некоторые заклятья от него отражались, в то время как другие просто не срабатывали, пока не знали ни он, ни декан.       — Скорее я почувствовал, а не увидел. Меня вспышкой ослепило сначала. Просто тело стало рассыпаться под руками… Так мерзко! — под внимательным взглядом Гарри Снейп отложил пипетку в сторону и взялся за мазь от синяков. — Ну, вы видели, что меня там вывернуло. А потом из этой кучи поднялось… эм… это не очень похоже на призрака… черный дым такой и очертания лица… и полетело на меня. Не знаю, защититься я железякой хотел или бросить — уже мало что соображал. Просто схватил то, до чего дотянулся. Но когда Это увидело в ней свое отражение, заверещало и улетело.       Профессор выверенными движениями втирал мазь ему в нос и вокруг глаз, куда норовила растечься наливающаяся гематома. Гарри, морщась — ощущения все же были не из приятных, — прикрыл веки, чтобы лекарство не попало в глаза.       — Профессор, — вдруг встрепенулся он, открыв тот глаз, что Снейп сейчас не трогал. — Что, если Это до сих пор где-то здесь летает? Может, стоит кого предупредить?       Снейп ответил, не прерывая работы:       — На Хогвартсе стоит защита от темных сущностей, желающих навредить ученикам. Вы стали свидетелем процесса ее изгнания. Тем не менее хорошо, что дух Лорда не успел до вас добраться. Учитывая его способность к вселению…       Гарри поежился и решил заговорить о другом:       — Так это… То, что на меня не действует магия…       — На вас воздействует магия, Поттер, как и на любого другого мага. Иначе бы и зелья не действовали. Но вы неким неведомым мне образом неуязвимы для направленного колдовства, — Снейп закончил обрабатывать ему лицо, очистил невербально руки и убрал мазь.       — Пусть так, — Гарри закатил глаза, прежде чем осторожно надеть починенные деканом очки. — Но, сэр… Это та защита, о которой вам говорил директор?       — Эта область магии, — ответил Снейп, досадливо поморщившись, — не то, в чем я компетентен, Поттер. Но если вам все же интересно мое мнение: нет, я так не думаю. Защита не зря называется защитой. Вполне естественно, что она могла бы блокировать атакующие заклинания, но то, что при этом мешает лечить, — нелогично. Я бы предположил неизвестный ритуал, несчастный случай или врожденную мутацию. Как бы то ни было, из тех людей, что видели вас с самого рождения и могли бы дополнить известную нам информацию, что-то прояснить, один в Азкабане, другой неизвестно где. Так что увы… И, дело, конечно, ваше, но я бы рекомендовал не афишировать вам свою особенность, Поттер. Это — ваш козырь в рукаве. Но и слабость тоже.       Декан махнул палочкой в сторону книжного шкафа. Тот отъехал вбок, и из открывшегося позади прохода прилетели простыня, подушка и одеяло, впечатавшись в едва успевшего подставить руки Гарри.       — Диван в вашем распоряжении. Я же предпочел бы на этом сегодня закончить. В отличие от вас, мне наверняка предстоит не самая приятная беседа с директором с утра.       — Профессор, а что это за камень, о котором говорил Квиррелл? — спросил Гарри уже в спину направившегося в проход Снейпа.       — Меньше знаете, крепче спите, — усмехнулся тот, и книжный шкаф встал на место, отсекая его от Гарри. Мальчик-герой лишь пожал плечами и стал застилать диван. Он не был согласен со Снейпом: знания давали силу. Но прямо сейчас какой-то камень, будь то булыжник или огромный бриллиант, его не так уж сильно волновал, на самом деле. Куда меньше, чем возможность наконец укутаться в одеяло и поспать.       В конце концов, наверно, уже почти что утро.

* * *

      Остаток учебного года прошел спокойно. Гарри успешно сдал экзамены и, как и все, готовился к отъезду. Директор его ни в чем не заподозрил, только смотрел отчего-то разочарованно.       — Вы не такой, каким он ожидал вас увидеть, Поттер, — сказал ему на это Снейп, когда Гарри пришел к нему после Прощального пира и задал вопрос. — По правде говоря, вы не такой, как кто угодно ожидал увидеть.       — Это хорошо или плохо?       — Для кого как.       — А для вас? — спросил Гарри осторожно.       Та ночь в какой-то мере сблизила их. Гарри чувствовал себя свободнее со Снейпом. Фактически декан спас его от необходимости беседовать с директором, аврорам и отстаивать свою невиновность в убийстве, рискуя прослыть сумасшедшим с рассказом о «мертвом» Темном Лорде. Так что это было неудивительно. Снейп и раньше, несмотря на отвратительный характер, показывал, что на него можно положиться — что-то, к чему Гарри не привык. Но той июньской ночью мальчик-герой понял, как далеко в действительности мог зайти его декан ради благополучия своих учеников.       Декан тоже к нему несколько оттаял.       Но он оставался Снейпом: язвительным, строгим и свято охраняющим свои границы. Так что Гарри не был уверен, что декан ему ответит. Но тот, очевидно, пребывал в хорошем расположении духа после Прощального пира. Слизерин выиграл Кубок, с заметным отрывом обойдя Когтевран. Гриффиндорцы шли третьими.       Смерив Гарри оценивающим взглядом, Снейп заговорил:       — Я безусловно рад, что вы не похожи на отца, мистер Поттер, исключая тот ужас, что вы зовете прической, и эти отвратительные очки. К слову, если не хотите окончательно испортить зрение, вам давно пора их поменять, — после короткой паузы декан продолжил, глядя теперь в сторону, а не на Гарри: — Мне немного жаль, что вы так же мало похожи на мать. Разве что цветом глаз и пренебрежением к предрассудкам. Как бы то ни было, я считаю вас достаточно… занятным, в отличие от маленького безрассудного героя, которого все ожидали.       Ох! Это было самое откровенное из всего, что Гарри когда-либо от Снейпа слышал. Он давно догадался, что с его матерью, в отличие от отца, декан как минимум приятельствовал. Но никогда не задавал вопросов, боясь разрушить некий синергизм, что постепенно выстраивался между ними.       — И… откуда у людей такие ожидания?       — Память о ваших родителях, тиражируемый газетами 81-го образ Спасителя. Кроме того, есть целая серия сказок о похождениях маленького Гарри Поттера до его поступления в Хогвартс.       Оценив выражение чистого ужаса на лице Гарри, Снейп весело фыркнул.       — А… ну… они имеют право использовать так мое имя? — выдавил Гарри, преодолев первое потрясение.       — Узнайте сами, если вам интересно, — вскинул брови декан.       — Что ж, ладно, — Гарри вздохнул, вставая. Поезд отправлялся в десять утра, и ему еще нужно было собрать вещи.       — Поттер, — тон, которым позвал его Снейп, был странным. Будто тот заставлял себя говорить через силу. Гарри обернулся, ловя на себе хмурый взгляд темных глаз. — Я знаю, что Хагрид подарил вам альбом с фотографиями родителей.       — Эм… Да, сэр, — Гарри не был уверен, почему вдруг декан мог заговорить об этом.       — Разумеется, колдографий вашего отца у меня нет, — Снейп брезгливо скривился. — И нет отдельных колдографий с вашей матерью, так что я не дал ничего Хагриду, когда он просил.       Декан двинул по столу белый прямоугольник с какой-то закорючкой на нем.       — Эта руна не позволит увидеть изображение кому-то, кроме вас, Поттер. В силу некоторых обстоятельств — о них вам знать пока не обязательно — будет лучше, если как можно меньшее количество магов сможет уличить меня в сколь угодно тёплых чувствах к вашей матери. Точно так же, никто не должен заподозрить меня в особом расположении к вам. Впоследствии это может быть использовано против нас обоих. Я ясно донес свою мысль?       Гарри медленно кивнул. Он подозревал, что его декан был как-то связан с Темным Лордом. Все же уши были даны ему не как украшение, а в гостиной чего только не шептали. При этом профессор не сидел в тюрьме и вроде как благожелательно общался с Дамблдором. Положение его выглядело неоднозначно. На чьей стороне в действительности был Снейп в прошедшую войну? Вряд ли кто-то смог ответить на этот вопрос с уверенностью. Кроме самого Снейпа, разумеется.       Как бы то ни было, Гарри решил, что до поры не будет в этом копаться. Потому что, за кого бы декан ни воевал тогда, сейчас — по крайней мере, если судить по всем словам и действиям Снейпа, — он не представлял для него угрозы.       Гарри поднял колдографию и перевернул. Запечатленные на ней подростки сидели на узорчатом пледе, расстреленном под раскидистым вязом. Вокруг лежали книги и конспекты, пара крупных яблок. Тощий паренек рядом с хорошо теперь знакомой Гарри рыжей девушкой с его выглядывающим из-под занавесивших лицо волос носом не мог оказаться никем, кроме Снейпа. В какой-то момент девушка вскидывала голову, замечая фотографа, лучезарно улыбалась и махала рукой. После тыкала в бок и соседа. Юный Снейп, оторвавшись от книги, недовольно косился на Лили Эванс, на фотографа, но спустя секунду, закатив глаза, все же поднимал ладонь в скупом приветствии. Им было лет двенадцать или тринадцать.       Гарри почувствовал, как в горле встает ком, и поспешил его сглотнуть. Декан вряд ли оценит, если он расчувствуется.       Дело было даже не в еще одной колдографии с его матерью, пусть её новый образ и отозвалось внутри него тёплой грустью. На фото был сам Снейп — его прошлое, вряд ли часто кому-то показываемое. Да декан сам минуту назад сказал, что лучше бы как можно меньшее количество людей об этой части его прошлого знало. И это значило, что в некоторой степени маг ему доверял, по крайней мере, был уверен в его осмотрительности, в том, что Гарри сохранит этот доверенный ему кусочек биографии декана в тайне. Это… казалось гораздо важнее даже самой отданной колдографии — просто ещё одной в его альбоме.       — Благодарю, сэр.       — Не стоит, — Снейп поморщился. — Еще одно. Имея в виду вашу домашнюю ситуацию и упорство директора в том, чтобы вы оставались там, где вы есть… Упоминая о знакомых вашей матери, я сказал правду. Я не в том положении, чтобы бодаться с директором, и — вы вряд ли этому удивитесь — терпеть не могу детей, вообще кого-либо на своей территории. Однако! Если станет слишком плохо, Поттер, я имею в виду, действительно плохо, вы можете попросить о помощи. Я дал доступ вашей сове. И… Просто к слову: Дурсли не знают, что вам нельзя пользоваться магией на каникулах.       Гарри замер, уставившись на Снейпа. Его переполняли эмоции.       Однако, помня предупреждение о благодарностях, он ограничил свой ответ кивком и сдержанным: «Я запомню, сэр».

* * *

      Лишь в коридоре Гарри позволил себе широко улыбнуться. В начале года возвращение к Дурслям этим летом виделось ему трагедией. Вкусив еще раз другой жизни — с сытной едой, мягкой постелью и в этот раз магией, — смириться с той действительностью, где он Урод, домашний эльф тётушки с дядюшкой, казалось невозможным. В феврале, поняв, что все же проведет лето у Дурслей, он впал практически в отчаянье.       Трагедия, однако, стала просто неудобством после шокирующего осознания, что на него охотится вроде как мертвый волшебный маньяк. В этом свете придурки-Дурсли уже не казались такими ужасными. Если на дом действительно была наложена защита, что сможет уберечь его от Волдеморта, Гарри мог потерпеть их два месяца. Особенно теперь, когда знал: если что-то случится, если родственники перейдут черту, ему помогут.       Впервые в жизни у Гарри был такой человек. Холодный, язвительный, мстительный и нелюдимый, порой несправедливый, злобный, и совсем не умеющий утешать… Это было неважно. Снейп все равно сделал для него много больше, чем любой другой взрослый, не считая Бенсонов. Но те, если задуматься, могли бы отнестись к нему совсем иначе, узнав, что Гарри… отличается от них. Снейп же знал об этом с самого начала, сам будучи волшебником. С ним можно было не бояться лишиться всякого расположения, не удержав магию и сотворив помимо воли какую-нибудь «странность». По собственной глупости? Легко. Но это, по крайней мере, казалось справедливым. Из-за тараканов, водивших хороводы в голове профессора? Возможно. Ведь именно поэтому они со Снейпом так плохо начали. Да и сейчас старший волшебник предпочитал держать дистанцию, но…       Понимал ли сам декан, как много значило для Гарри и это его отстраненное, неловкое участие? Как бы сам Снейп к тому ни относился, Гарри был ему действительно благодарен.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.