И одни только бабочки в животе

В волосах запутались разноцветные заколки, а по комнате витает химозный запах мороженого баббл-гам и сигарет. Через смертельную серую дымку солнце слепит глаза, а за спиной надрывается столетне-старый проигрыватель, в котором вращается какая-то виниловая пластинка с барахолки. Вроде что-то классическое. По комнате прыгает бессчетное количество солнечных зайчиков, попадаются в ловушки ловца солнца и отбрасывают разноцветные разводы на стены. У Феликса в волосах сахарная вата и в животе ничего кроме бабочек, а у Хёнджина целый мир в голове и окурок в длинных красивых пальцах, на которые сейчас смотрит Феликс. Они так и сидят целыми днями: один курит на подоконнике, а второй лежит на полу, втыкая в солнечные бензиновые разводы на потолке и фотографирует все подряд на свой полароид. Эти двое дружат слишком давно, чтобы чувствовать неловкость в тишине. —Мне недавно девочка из параллельного встречаться предложила, — стряхивая пепел с сигареты, буднично говорит Хëнджин. —И ты согласился? —Я согласился погулять с ней. Феликс, что с сахарной ватой в волосах и одними бабочками в животе завидует девочкам, с которыми гуляет его друг. Феликс влюблен. Той влюбленностью, которая ощущается одуванчиками в легких и звездным блеском в глазах. Феликс хочет, чтобы Хёнджин на него тоже смотрел. Он хочет такое же хрупкое фарфоровое тело. После очередной прогулки Хёнджин снова сидит у Феликса на подоконнике. Только на этот раз с угольным карандашом в по-прежнему длинных пальцах, на которые так любит смотреть Феликс. В скетчбуке на коленях гуляет летний ветер и черные, словно ночь, линии. Хозяин комнаты по-прежнему лежит на полу, только уже наблюдая не за цветастыми разводами на потолке, а за увлеченным силуэтом на подоконнике. На завтрак сегодня было яблоко. В последнее время в рот ничего не лезет. —Ликс-и, ты сегодня бледный какой-то, все нормально? — с беспокойством. —Как погуляли? — Феликс переводит диалог. Хёнджин на это только бровь ровную вздергивает. И рассказывает. А Феликс слушает вполуха, стараясь зациклиться на извечно повторяющейся музыке на уже следующей пластинке с барахолки. Они вроде как начинают встречаться. А у Феликса по-прежнему сахарная вата в волосах и одни только бабочки в животе, которые начали потихоньку умирать. Хёнджин стал реже приходить к своему другу. Они не перестали общаться, нет. Нет же? Просто у него появился кто-то еще. А Феликс продолжает смотреть на стремительно падающую стрелку на весах. Вскоре эти весы находятся на той же барахолке, откуда они с Хваном брали пластинки для столетне-старого проигрывателя. В шкафу мальчика с россыпью созвездий на щеках появляется больше мешковатой одежды. Хенджин все еще не замечает его. От кого: Хённи «давай прогуляемся? встретимся в кафешке рядом с барахолкой через час?» И Феликс приходит. Со скребущейся надеждой под ребрами, там, где до сих пор еще цветут одуванчики. Но Хван снова играет свою заевшую пластинку. Надежды в очередной раз разбиваются бурными волнами о зазубрины холодных скал. Феликс не может впихнуть в себя ни кусочка еды. Хёнджин режет его своим карамельным взглядом. «Что-то случилось?» «Нет, просто задумался.» и с натянутой кукольной улыбкой уплетает салат, стараясь как можно быстрее впихнуть его в себя. А потом так же быстро сгибается над унитазом, потому что желудок более не может вместить в себя столько еды. Или это все бабочки, которым становится тесно? Определенно, это бабочки, ведь с Феликсом все в порядке, он просто хочет хрупкое фарфоровое тело, чтобы было красиво. Но даже после месяца непрерывных диет, в зеркале мальчик с гаснущими звездочками на бледнеющих щеках видит отнюдь не фарфоровое миниатюрное тело, а уродливо проглядывающие ребра. Зато руки тонкие, с изящными изгибами запястья. Вскоре зеркало засыпает под покровом простыней. А потом Хёнджин случайно видит все. Конец августа. Они по-прежнему сидят в комнате Феликса. Хван все так же курит на подоконнике, подставляя лицо горячему солнечному кругу на небе сквозь завесу удушающего дыма. Феликсу жарко в огромном худи, которое он привык носить в последнее время, чтобы скрыть от глаз(своих) свое тело. И Хван видит его руки. Потом очертания худого тела под футболкой. Они много разговаривают. Потом Феликс много плачет, а Хёнджин обещает, что всегда будет рядом и будет помогать. Феликс не верит, потому что после этого разговора и неловкого молчания, он опять уходит, потому что девушка написала. А Феликс снова плачет. Приближается осень. Листья на деревьях начали потихоньку желтеть и опадать. Хван расстается со своей девушкой(уже бывшей). Феликсу бы в пору радоваться, но сил нет. Хёнджин продолжает приходить. Они продолжают разговаривать и слушать пластинки с барахолки на столетне-старом проигрывателе. Хёнджин учится готовить что-то для Феликса. А Феликс старается все съесть. К сожалению, у него почти ничего не выходит, и еда зачастую оказывается смыта в унитаз, вместе со стараниями Хвана. Но он не сдается. У Феликса в волосах сахарная вата, а в животе почти не осталось бабочек. Феликс сам не знает, получится ли у него вылезти из тягучего болота своих страхов и кровохаркания