давай расскажем.

лиза ненавидит людей, но любит их рассматривать. лиза со своими кричащими чернилами на шее; с длинными ободранными пальцами; с непослушными, не понятно сколько раз крашеными, волосами; с теплыми, почти что в желтизну уходящими, глазами. казалось бы, трудно такую не заметить, взгляд сам из толпы должен выхватывать, но увы. андрющенко тихая, незаметная и вечно чужая. поэтому так спокойно людей разглядывает, знает ведь, что никому и дела до нее нет. толпа огромным змеем спешит на работу, учебу, бежит по делам, чешуйки обгоняют друг друга, проверяют телефоны на наличие «важных» уведомлений, и так изо дня в день. для лизы все люди сливаются в одного бессмысленного бездушного змея, что каждый день куда-то спешит. она даже представить себе не может, что у каждой из чешуек своя жизнь, свои заботы, друзья, любимые может. странно все это, ведь как бы они не спешили, умрут все равно, перед смертью понимая, что и спешить то было некуда. лизе бы кнопку волшебную, чтоб жизнь вокруг себя на паузу ставить, чтоб людям-чешуйкам в глаза заглядывать, да телефоны из рук повырывать. скорость бы переставить на 0,5, чтоб спокойней было, тише, легче. бессонница медленно, но верно убивает. душит, по щекам руками ледяными бьет, чтоб сон прогнать. и плевать ей на таблетки, успокоительные, корвалол. ей лишь бы остаться на подольше, в глаза твои одуревшие насмотреться, а когда слезки-капельки от беспомощности потекут, ухмыльнется, да уйдет с рассветом. лиза с бессонницей свыклась, как никак, второй год душа в душу. андрющенко ночью то аккорды учит, то книгами старыми зачитывается, пока поклонница ей ухо дыханьем ледяным обжигает. она даже напиться пыталась, чтоб уснуть, да очнулась в истерическом крике, воспоминания ожившие прогоняя. больше она не пила, а засыпать на рассвете в одиночку привыкла. популярный ночной клуб встретил неонами-огоньками, мотивами песен знакомых, вечную тревожность успокаивая. лиза оглядывается, пытаясь взглядом за друзей-приятелей зацепиться, но в пьяно танцующей толпе сложно сориентироваться. как и в самом клубе, в принципе. андрющенко нервно улыбается, привычно заусенцы на пальцах красивых срывая, шагает к барной стойке. за баром сегодня пепельная блондинка с серебряным «кира» на груди. девушка, то ли из вежливости, то ли искренно улыбается, готовится заказ принять. пытается удивление скрыть, ныряет под стойку и ловко перед лизой колу ванильную ставит. кивает на «спасибо» и не пойми откуда взявшуюся бутылку за спиной перекидывает. индиго усмехается, мысленно оценив скилл барвумен. красивая, но громкая слишком. андрющенко отворачивается, смотрит на невыносимые тела и взгляд янтарный на девушку падает, что в кружочке софита танцует. руки с запястьями тонкими поднимает, ладонями по шее проводит и смеется. смеется заливисто, красиво, будто музыки громче. и лиза невольно в улыбке растекается, наглядеться не может. вздрагивает неловко, когда блондинка холодными глазами прожигает, танцевать не переставая. андрющенко проигрывает, взгляд отводит. чувствует чужие пальцы на плече, чуть сжимающие черную футболку, и дыхание задерживает. — одна? — серость глаз слишком близко, пьяное дыхание ухо опаляет. — нет…наверное. — жаль. потанцуем? — не танцую, — незнакомка разочарованно вздыхает и жестом подзывает киру, — и не пью. — тогда что ты тут забыла? — самой интересно, — еще ей за блондинкой наблюдать интересно, но этого она уж точно не скажет. — тогда, — девушка бесцеремонно изгибается, крадет ручку из-под барной стойки, пока барвумен не видит. — напиши, когда запьешь или затанцуешь. у лизы в руках салфетка с номером, а на щеке след помады красной.

***

полночь. все книги вдоль и поперек перечитаны, аккорды выучены, а сон все так же в темноте теряется. индиго бессмысленно бродит по квартире, меряет комнату шагами. десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. на спинке стула джинсы с торчащей из заднего кармана салфеткой. четырнадцать, пятнадцать. угловатым почерком «мишель» и номер телефона. руки сами к телефону тянутся, лишь бы спастись от скуки, с ума бы не сойти. если было бы с чего сходить, конечно. короткое «спишь?» и стыд на кончиках пальцев. прояснение собственной личности, адрес, полчаса, тихий стук в дверь. на пороге она. в колготках в сетку, с той же красной на губах, с теми же огоньками задорными в голубых. — не думала, что приедешь, — лиза старается, да глаза отвести не может. — не думала, что напишешь, — парирует, а сама, ботинки скинув, на кухню проходит. андрющенко молится, чтоб косяк дверной держался крепко, да чтоб пол под ногами не уплывал. старается уверенности своему виду придать, плечом прижавшись, да ногу на ногу поставив. мишель неторопливо ищет штопор, роясь по ящичкам чужой кухни. — чего? вино из дома взяла, не с пустыми же руками. — думаешь, я все-таки запила? — ну я же просила. вряд ли ты к себе танцевать среди ночи позвала, — ухмыляется, довольная собой, ловко пробку вытащив. — штопор, бокалы, подготовилась? — от старых хозяев осталось. тебя ждала, не выбрасывала, — лиза правила игры принимает, хоть до конца и не понимает. — приятно, — тянет бокал, специально пальцами соприкасаясь. андрющенко за стол садится, смотрит, как блондинка на столешницу запрыгивает, помаду на стекле оставляя. — а ты всем свой номер даешь или я особенная? — индиго пить совершенно не умеет. — захотелось, — коротко, емко, привычно. — и это все, чего тебе захотелось? — лиза тает, не выносит вина и взгляда чужого, пьянящего. — нет. остальное потом, если на утро меня вспомнишь, — мишель понимает, почему та не пьет, и про себя смеется, пока в глазах черти пляшут. андрющенко непривычно тепло, может из-за вина, а может из-за этой помады красной на уголке бокала. хочется, чтоб хозяйка ее осталась, чтоб следы еще и на губах обветренных оставила. — пойдем, — гаджиева легонько на пол спрыгивает и руку тонкую тянет. а лиза и не спорит, хватается, как за круг спасательный, хоть и утонуть хочет. в спальне ее на кровать садят аккуратно, да в одеяло укутывают нежно. тихое «спи» на ухо. — не уходи, пожалуйста, — индиго шепчет пьяно, ведь вместе с мишель уйдет и сон. — не собиралась, — врет нагло, на свободную сторону кровати садится. андрющенко переворачивается и, пока смелость не выветрилась, ловит чужие пальцы в свои потрепанные. что-то тихо бурчит под нос и засыпает быстро. блондинка ладонью свободной ей волосы непослушные поправляет и вздыхает, осознавая, что ошиблась.

***

лиза далека от ревности, но близка к провалу. и когда мишель вновь на ее пороге появляется, вся такая алкогольная, кислородовая, с вальяжной грацией, индиго старательно делает вид, что спокойна. злость несвойственная на дне янтаря плещется и гаджиева понимает, что одними поцелуями сегодня не отвертеться. — соскучилась, — лезет в объятья, в шею носом холодным утыкивается. — серьезно? по мне? — а по кому же? — в душе не ебу, как ее зовут, но фото шикарные. ракурс, взгляд. последняя больше всех понравилась, поцелуй на фоне заката, романтика, — лиза на плечи чужие давит, чтоб в глаза искренние заглянуть. — просто подруга. ничего большего, не в моем вкусе, — мишель нагло ухмыляется, зная, что победит. — ну нихуя себе, а кто в твоем вкусе? — ты. — поэтому ты целуешься с безвкусными подругами, а ко мне, как воровка, приезжаешь только по ночам? — ты же знаешь. это только для фото, а к тебе по ночам удобнее. не ревнуй, а, — гаджиева играет раскаивающуюся, за поцелуем тянется. а андрющенко плевать и на поцелуи, и на помаду красную, чей вкус знаком не ей одной. короткие ногти в ладонь впиваются, злоба по всему телу бегает, подталкивая к скандалу. — мишель, блять, я же у тебя не одна. ты правда думаешь, что я слепая? что я хуй забью на твой пиздеж, фотки, где ты с другими целуешься? думаешь, я не знаю, чем вы потом занимаетесь? да я, блять, не тупая, если ты не заметила. я терпила, вот что ты точно не проебала. — обними. — что, блять? — обними меня. — ты не прихуела ли? может еще поебемся в знак того, что я у тебя единственная? лиза спиной к ней поворачивается, желваками на скулах заметно поигрывая. делает шаг, но не успевает ногу на пол опустить. холодные руки крепко, отчаянно ловят, нагло лезут под черную домашнюю майку. — убери, — сквозь зубы. — а то что? андрющенко за запястья перехватывает, разворачивается и сильнее, чем нужно, в стену блондинку вжимает. длинные пальцы позволяют удержать оба тонких, поднять над головой. целует рвано, грязно помаду размазывая, за нижнюю кусает. — так тебе нравится, да? — хрипло, поцелуй разрывая. вместо ответа мишель, у которой на дне глаз голубых черти с ума сходят, губы чужие ловит, вкус своей помады на языке чувствует. рукой в волосы короткие черные зарывается, да к кровати подталкивает. а лиза и не сопротивляется, принимает правила игры. пальцы на ребрах лежат слишком правильно, нагло лезут выше лесенкой по голой коже. гаджиева только и успевает, что стоны с губ срывать, да удивляться чувствительности. майка под натиском касаний улетает куда-то на пол. андрющенко отодвигается, чтобы взглядом той упиться, что так вальяжно на ее бедрах устроилась. наслаждаясь, слегка давит на шею, пропуская волосы сквозь пальцы, вовлекая во все новые и новые поцелуи. к мишель возвращается осознание только тогда, когда она остается в одном белом лифчике и шею выгибает, чтоб лизе удобнее было губами касаться. а индиго с ней играет, кусается, забывая про следы, медленно ниже спускается. да так медленно, что гаджиевой уже завыть хочется от нетерпения. — лиз, пожалуйста… а она будто не слышит, еще аккуратнее, целует невесомо, хочет еще хрипотцу услышать. — пожалуйста. лиза улыбается, теперь верит. пальцами по телу поддатливому скользит, бедра сжимает, будто бы произведения искусства касается. мишель рвано выдыхает, теряясь в ощущениях, запахах, звуках.

***

андрющенко просыпается одна на смятой простыни. ухмыляется, ведь другого и не ожидала. ее одежда заботливо перекочевала с пола на спинку стула. отыскав телефон под кроватью, заходит на ее страницу. в историях счастливый взгляд обращен на новоиспеченную игрушку с красноречивым сердечком в уголке экрана. лиза громко хохочет, нарушая мертвенную тишину квартиры. мишель в черной водолазке с высоким горлом. пальцы сами бегут по клавиатуре, набирая саркастичное:

«давай расскажем ей как мы ебались этой ночью.»

индиго знает, что ночью гаджиева вернется. знает, что пустит. знает, что проснется одна. знает, что мишель не изменится. знает, что с ее появлением куда-то исчезла бессонница. знает, что дальше кровати не подпустит.