аксиома

      морти орет от боли что-то нечленораздельное, судорожно стараясь ухватиться хоть за какую-нибудь херню, которую можно сжать в руках, дабы переключить внимание. рик, хмурясь, несильно бьет парнишку по ладоням, ведь тот мешает сосредоточиться.       — сволочь. ненавижу.       — я в курсе, пес, — дед одной рукой зашивает ему рану в боку, другой остервенело ударяя по клавишам непонятного прибора, вроде бы, отвечающего за силовое поле вокруг их пыльного временного убежища.       — с-спасибо.       — че? — дед саркастично поднял бровь, — а где твое излюбленное «шей аккуратнее, пидор, не м-мешок завязываешь?»       «чего ты доебался? я пытаюсь сказать тебе хоть что-то хорошее уже два года, но не нахожу нихуя хорошего. больно, сука. зачем мы вообще здесь?»       — заткнись.       молодец, морти. стоит занести ногу для шага к налаживанию отношений, как твоя гордая натура просится наружу. рик научил, гондон циничный. «заебало. если выживу, сделаю все 100 шагов вперед, а там поминай как звали, он точно убьет меня. ну или хотя бы один шаг. уже неплохо. сука, да шей ты по-человечески, не мешок, блять, перевязываешь!»       в тарелке слишком тихо. он напряжен и чаще обычного присасывается к фляге. если, конечно, можно измерить периодичность присасывания. наверное, она бы равнялась количеству отрыжек, деленному на объем крови жертв. или мату, помноженному на унижение морти. не важно. «больно. шаги, наверное, надо делать на здоровое тело. хотя, не прокатит, уже два года так переношу».       — с хуя ли «спасибо»? — зачем он этот разговор начал? — я тебе не цветы подарил, как ты телке с математического класса на выпускном, — он пьяно заржал, откинувшись на спинку сидения, — а, нет, она этими цветами тебе по м-морде ебнула, м-морти.       «прекрати. прекрати. прекрати. заткнись. хуй я клал на эту шлюху. и заплатил ей, чтоб она клоунаду устроила. ради тебя, блять, чтоб понял — никого у меня, кроме тебя, сволочь».       — в п-пизду иди.       рик победно ухмыляется и снова делает несколько жадных глотков водки. «чертов старый пень. вколол какой-то херни в бок, хоть боли не чувствую. прошлые разы даже этого не делал…»       отвернувшись к окну, мальчишка разглядывает безграничный космос. бесконечное число вселенных, бесконечно много риков и морти. интересно, сколько в нем миров, где морти, все-таки, сделал хотя бы один шаг? наверное, таких нет. потому что маленький глупый внук не может решиться на такое ни в одной вселенной. но абсолютно в каждой — любит.       настолько больной любовью, что выть хочется, царапать ногтями ладони, бить от бессилия подушку по ночам, беззвучно плакать, утыкаясь лицом в чужой халат, украденный из стирки. но каждый день продолжать подавать отвертки, получать подзатыльники и искать, судорожно искать малейшую возможность прикоснуться хотя бы на пару секунд. или просто смотреть, не отрываясь, на ловкие пальцы, на сосредоточенное лицо, на подвижные плечи. на р и к а.       он почти божество, всесилен и жесток. он не умеет любить, как не умеют это любые боги. морти знает это доподлинно. за два года он успел понять, в кого умудрился влюбиться до трясущихся от рыданий плеч.       «что заставляет морти работать проститутами в цитадели? любовь к рикам. но не ко всем ведь сразу. может, они ждут, что именно их рик придет на сеанс?»       — отвези меня в цитадель.       — хренушки. еще я к этим ушлепкам ради тебя полечу.       — рик.       — черт с тобой, по пути.       «нет. слишком быстро согласился. ему что-то надо. или от меня, или от «ушлепков» в цитадели, или от всех сразу». морти прав. он не знает, насколько.       — я в бар, удачно повеселиться с бритоголовыми пиздюками из мортитауна, или че ты там хотел.       жди, «грязный морти».       испачканного, залитого кровью парня сразу подхватывает стриптизер-полная копия, наигранно заботясь о его здоровье. и, конечно, предлагая услуги «мастеров своего дела на любой вкус в дедах и внуках». мальчишке кажется, что он в аду. рики и морти не бывают такими улыбчивыми и приветливыми. никогда.       он заказывает безалкогольный коктейль и просит самого болтливого проститута во всем заведении. из морти, конечно.       свободная комната находится почти сразу, поэтому парнишка в пурпурном халатике галантно ведет его за собой, не забывая отвешивать томные комплименты. «противно».       — ты только м-морти обслуживаешь или риков тоже?       — к чему разговоры, сладкий, д-давай я лучше сниму твою одежду и сделаю лучший м-массаж в твоей жизни?       — я не собираюсь с тобой т-трахаться, можешь выйти из образа шлюхи. отвечай на в-вопрос.       — я по р-рикам. морти только спецзаказ. как, собственно, и все м-морти тут.       «а как иначе. морти любят риков. это аксиома».       — ждешь, пока твой придет?       — не придет. у-убили свои же. выживаю как могу, сам видишь. по р-рику скучаю. п-приходится искать приключения на свою жопу самому. буквально. хотя бы с р-риком, пусть и чужим.       — мой жив. ни шагу вперед, ни шагу назад. т-тупик.       — знаем, п-проходили. д-дерзай, пока сердце бьется.       «легко сказать».       его рик сидит с бутылкой инопланетного пойла прямо напротив выхода из комнат. не вовремя. очень не вовремя. глотает жижу, даже не морщась. «хули ты делаешь в этом блядушнике, старый пес». морти затравленно косится на драную, пропитанную кровью футболку и морщится. очень не вовремя.       жестом подзывает успевшего улизнуть к новым потенциальным клиентам пиздюка-проститута, с которым только что вышел из комнаты. тот отправляет воздушный поцелуй рикам и нехотя, вальяжно шагает навстречу.       — есть у в-вас еще такая шлюшья одежда? доплачу.       — деньги вперед. потом направо по коридору, подсобка для стаффа, выбирай любую, — мальчишка кидает ключик, очень понятно откуда вытащенный, и ждет обещанные купюры, на что морти, матерясь под нос, бросает несколько монет на протянутую ладонь. «слишком предпринимательские шлюхи пошли. деньги, блять, вперед ему».       «все лучше, чем футболка с бурыми пятнами. наверное.»       он устало выдыхает, надежно прикрывая рану в боку плотным корсетом, и делает первый шаг из подсобки. «дерзай, пока сердце бьется».       рик также самозабвенно бухает, опрокидывая бутылку за бутылкой. сексуальной походки не получается ни разу, но дед, кажется, слишком пьян, чтоб это заметить.       — привет, сладкий, — «боже, смотреть на шлюх противно, а быть ими — еще хуже», — хочешь развлечься? у м-меня есть свободный часик, — морти подмигивает, мысленно отплевываясь. «хорошо, что заказал комнату. время есть. до чего я опустился...»       — наконец-то, уж думал в э-этом блядушнике никто не заботится о клиентах, — рик мотает рукой с бутылкой во все стороны, отчего та расплескивается коричневой жижей на неудачливых соседей и самого морти. «пиздец».       рик наваливается сверху, без прелюдий срывая немногочисленную одежду, тянется целовать пухлые юношеские губы. морти тает. то, чего хотелось уже два года, то, чего так не хватало, то, что так болело, наконец, происходит.       шаг сделан. морти пришел сюда, потому что любит. рик пришел сюда, чтобы трахаться. обоих это устраивает.       он кусается, до боли сжимает запястья, рыча и оставляя синяки. горячее дыхание опаляет шею и мальчишка со стоном выгибается, не сразу замечая, что дед неожиданно замер.       рик шумно вдыхает воздух около чужой ключицы, все сильнее стискивая запястья. уже не страстно, а зло. «блять. блять! блять!!!»       — охуел, пиздюк? за этим в цитадель потащил?       «просто пиздец»       — о чем ты, сладкий, я тут у-уже два года работаю, — «план надежный, как швейцарские часы, блять»       рик ухмыляется и расстегивает корсет, отпустив, наконец, запястья. «останутся синяки». ухмыляется снова, увидев заштопанную собственной рукой рану.       — два года, говоришь? не пизди мне, пес, так пахнет только мой морти.       — иди нахуй. я пахну как все морти.       — да? мало я пиздюков, по твоему, перетрогал? я твой запах из миллионов узнаю. шлюхой он заделался, посмотрите-ка.       «откуда ты его вообще знаешь, старый хрыч?»       морти отводит глаза, не желая встречаться взглядами. «пожалуйста, забудь, пожалуйста, сделай мозговыносяшки, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»       — заткнись.       — хуй там. объясняй, пес       — заткнись и трахни меня, — фраза, два года подряд крутившаяся на языке, вдруг слетает с губ острым лезвием, в клочья кромсая остатки самообладания морти. рик слишком спокоен. слишком.       — в тарелку, блять, быстро.       «доигрался. он меня убьет и возьмет нового морти. просто пиздец.»       корсет неприятно давит на постепенно начинающую давать о себе знать рану. рик остервенело дергает рычаги и педали тарелки. но лицо его спокойно. слишком.       «дом? вот так просто? и в этом наряде??»       бет в ахуе, саммер в ахуе, джерри не спрашивали. рик хмурится и, грубо схватив парня за руку, тащит его силком в гараж под гробовое молчание женщин и визги джерри.       — рассказывай, пиздюк.       — я люблю тебя. это аксиома.