Анёл

Она была уже на грани срыва. Столько происшествий за всю жизнь, казалось, должны были закалить молодую, по их меркам, конечно, страну. Смерть матери и первое потрясение в самом нежном возрасте не могли не оставить свой след. Годы апатии, когда её люди были под подчинением двух нельзя сказать что дружественных стран. Заносчивый, не всегда мягкий с ней и названными братьями, однако отчаянно желающий защитить дядя, и хмурый, не сказать суровый, но такой заботливый "отец". А страдает почему-то всегда она. Долгие годы после, уже не являясь БССР, она все ещё не могла вспомнить все исконные традиции её народа. Благо сны с предками в главных ролях помогали, и то не до конца. Великая отечественная война, в рамках Второй Мировой, во время которой она несколько раз была захвачена в плен, пусть и успешно бежала. Всё остальное время оторванная от семьи девушка провела ползая по болотам и нанося скрытые удары по врагу. Трагедия в 86-ом понесла за собой первые следы травм, которые у стран не исчезают если не никогда, то через очень долгое время. Как шрам на пол-лица у дяди Польши, что стал только свежее после войны. Всё-таки в некоторых аспектах её приёмный отец был садистом. Полностью почерневшую радужку с вкраплениями ядовито-зелёного цвета она теперь скрывала под повязкой. Почерневший же язык старалась просто не демонстрировать лишний раз. И конечно, конечно, никогда не плакать при посторонних. Другие страны мало об этом знают, пусть так и остаётся. А ядерные слёзы можно отличить от обычных просто по цвету. Девяносто первый год и ещё одно потрясение. Потрясение, что растило её после ранней смерти мамы и которое дежурило у её постели, когда она металась в лихорадке. Распад СССР ударил по всем. Частично она винила в этом США, частично младших сестёр и брата. Холодная война, гонка вооружений, борьба за господство. Два зубра, кому об этом судить, как не ей, столкновение неизбежно. Новые члены семьи, похожие на придаток даже больше чем они все, ведь только Россия, тогда ещё РСФСР, являлся Союзу полностью родным. Но и это не оправдывает младших, и даже Литву, о котором она всегда волновалась больше всех, что сразу после распада отца отреклись от него, будто и не было всей немного грубоватой заботы, что всегда старался им дать родитель. С какой-то стороны это правильно, ведь они стали ближе к своим настоящим корням, но их самих отдали под опеку, сделали ССР, их же родители. Только для того, чтобы защитить, в надежде, что если не они сами, то их дети, внуки и правнуки сохранят и преумножат все дары. Последующие три года нельзя назвать счастливыми. Её народ голодал, привыкший к порядкам отца и не готовый столкнуться с реальностью. И без того шаткое подобие утопии, построенное на одной лишь книге, разрушилось в пыль, будто и не было. Она уже была независимой Республикой, но ужасно неопытной на политическом поприще. Однако, смотря сейчас на себя из прошлого, ей хотелось бы сказать вот что: те три года были самыми лучшими. Она, сама того не зная, стала почти полным продолжением матери, почившей столь рано. Полный отказ от отца снился в кошмарах, но изменения не обратимы. Так тогда казалось. Но она последовала за Россией, как за старшим, более опытным, братом. Союз обучал его сам, как наследника большей части земель, той части, что исконно принадлежала из роду. Она будто снова была ССР - единая власть, делай как говорят, не согласен - смертная казнь, расстрел. Мнимое народовластие и диктаторский режим тирана, которого даже не сместить, ведь больше половины голосов - подделки. Не с её избирательной системой, и ведь вцепился, как клещ какой, не оттащишь. Да, да, сама виновата, не уследила. На фоне всего этого мелкие конфликты России и Украины казались чем-то незначительным, в конце концов, эти двое собачились всегда, будто не поделили любимую кость. Хотя да, Крым, как она могла забыть. Двадцатый год информационного столетия ознаменовался кроваво-красной полосой на белом флаге мира. Сразу перед глазами всплывали далёкие воспоминания о любимой маме. Её флаг и герб стали гласом народа, что хотел перемен, БНР восстала, будто феникс, чтобы снова сгореть, но не до конца. Она сама поддерживала жизнь этой альтер-эго, ведь всегда была с народом, пусть и являлась лишь игрушкой в руках больного ублюдка. Разрываемая междуусобоицами, она стала свидетелем нового конфликта братьев, и, к сожалению не успела вмешаться вновь. Война, которая уже война на её веку. Она воевала ребёнком, она была свидетельницей холодной войны, и все равно не могла относиться к ней равнодушно. Брат на брата, кровь на кровь, пусть они и не были родными. Украина нашел в себе смелость сделать непокорность брату своим жизненным кредо, и гордился этим. И она гордилась, да только сумасшедшая сволочь была с ней не согласна. Всё бы ничего, но она уже была на крючка у правительства, а правительство тацевало под дудку России. Россия. Некогда любимый старший братец обернулся чудовищем, ожесточился настолько, что плевать хотел на собственный народ. Раскол был лишь делом времени. Её сердобольные люди терпеть не могли войну и не считали за людей тех, кто её разжигал и поддерживал её горение. В каком-то смысле она была страной-хиппи. Подобные мысли вызывали совсем не весёлую усмешку. Её люди, что бы там не говорили другие, воевать умели, возможно даже лучше всех. Но не любили, да. Народ стал на сторону народа, ясное дело, в то время как она была связана по рукам и ногам.

***

Утро началось под лозунги в исполнении головной боли, что ну никак не добавляло настроения. Казалось, что даже в похмелье было лучше. Боль по всему телу в целом и в её голове в частности могла значить только одно - её состояние стало ещё хуже. Сквозь стон боли и великое нежелание она всё-таки поднялась с постели и поплелась в ванную. В зеркало на неё смотрело... смотрело. Спутанные, до середины лопаток, густые светло-русые волосы, синий, как озера на её территории, сейчас с полопавшимися по бокам каппилярами, глаз, второй - картинка из ужастика: черная, так,что не видно зрачка, с зелёным радужка, черный же с зелёным белок. Второе как следствие разлада между властью и народом с последующей пролитой кровью. Страна - это народ, убивая народ - убиваешь страну. Ну и радиация решила немного пошалить. Глаз станет нормальным только если народ согласится с мнением действующей власти или власть сменится на ту, что хочет народ. Кожа в цвет флага, к счастью, в приглушённой цветовой гамме. Всё-таки у некоторых стран он слишком яркий. Ярко выраженные трещины, идущие по лицу, следствие всё того же разлада. Под небольшими отколовшимися кусочками "маски-кожи" виден второй слой - флаг матери, флаг который её народ, да и сама она, чего уж греха таить, хочет на ней видеть. Раньше они были меньше и их с некоторым старанием можно было скрыть с помощью грима. Сейчас... сейчас трещины стали больше, чуть ли не через всё лицо. Отец в последние месяцы своей жизни носил не только повязку, но и шарф, заматывая его так, чтобы не было видно трещин. Если она поступит так же... Нет, не оценят её старания, не оценят. Она вздохнула. Головная боль с каждой минутой только усиливалась. Нет, она, конечно, может просто выходить на улицу не заботясь об этом, надо только с другими странами не встречаться. Благо, для людей они были такими же обычными людьми. Ей говорили, что у неё бледная бархатная и очень нежная кожа. Смеялись или говорили правду? Неизвестно. И у стран не спросишь, они-то тоже не видят. Она вышла на балкон и привычным жестом вытащила из пачки сигарету. В открытое окно дул прохладный ветер, выдувая все мысли. Начало осени не лето, и двадцать первый этаж не добавляет температуры. Хотя, ей нравилось. Рядом с домом расположился небольшой овраг с протекающей на дне миниатюрной речкой. Мышка, её всегда забавляло это название. Утренний туман стелился по верхушкам деревьев, озаряемый восходящим солнцем. Она лишь добавила ему густоты, выдыхая никотин. Новый день в этом чертовом аду начался. Мабыць хутка да мяне прыляціць мой анёл.