Холод.

В квартире до ужаса холодно. Кто-то, кажется, забыл или не захотел закрыть окно, поэтому не замерзнуть в этом помещении невозможно. Холодный ветер пронизывает все тело от кончиков и так всегда холодных пальцев рук, до стоп, что сейчас облачены в тёплые носочки. Ветер так и сочился в комнату, заставляя мёрзнуть ещё сильнее, хотя это кажется невозможным, а бушующая уже целую неделю гроза придавала одновременно оттенок грусти и и тоски. Крупные капли дождя стучали по карнизам, бились об крышу дома, об асфальт и обо всё, что только могли, собираясь в углублениях земли большими лужами. Аллан даже знает, кто после окончания грозы обязательно пойдёт по ним прыгать... Деревья склоняются, а их листья сдувает сильный ветер, унося прочь и оставляя ветви частично голыми... Услышать сейчас можно было ещё многое, только прислушаться к звукам, которые успокаивали некоторых обитателей Йокогамы, писатель не спешил. Он сидел на кровати, закутавшись в одеяло словно в кокон и, судя по всему, совершенно забыв о холоде и открытом окне. Такое стучалось часто. Полностью погружаясь в свои мысли, сероглазый мог часами сидеть, смотря в одну точку и не замечая ничего вокруг. Но все же признаки жизни иногда он подавал. Например, сейчас он поправил свою чёлку, что постоянно лезла в глаза, и укутался в одеяло сильнее, так и не выходя из своего «мирка». Да, это можно было назвать мирком... Потому что в мыслях он буквально придумывал отдельные миры, сюжеты и персонажей. А лучшие из них даже удостаивались чести попасть на бумагу в виде романа или рассказа... Иногда реальный мир казался ему насколько серым, унылым и одиноким, что сердце болезненно сжималось от этого. Он все чаще уходил в свои мысли, но из раза в раз оттуда вытаскивал его один человек... Тот человек, который умудрялся раскрашивать его вечно серый мир в самые ярчайшие краски, будто просто пролил акварель... Енот, что тоже иногда отвлекал писателя и помогал от вечной скуки, сейчас уже около часа сидел под кроватью, боясь и грома, который только что прозвучал и этого ливня. Но, видимо, под кроватью на холодном полу ему стало неуютно, потому что на кровати послышалось копошение, а под одеяло к Эдгару залезло пушистое чудо, нагло устраиваясь на коленках. Брюнет почти не отреагировал на это. Только тихо хмыкнул и пару раз моргнул, приходя в себя. Под глазами синяки, которые всегда закрывает его челка. Кажется, он не спал уже.. вторые сутки? Для него это уже нормально... хотя и приходится выслушивать ворчание одного детектива, по этому поводу... По зевает, снова покрываясь мурашками от холода, а после вздыхает. Даже одеяло не спасает... Он тихо чихает, прикрывая лицо рукой, а после ругается и пытается встать, чтобы закрыть это окно. Оно совсем так близко, но предпринять такое усилие не получается. Даже с места встать не выходит... Тело ужасно дрожит и, кажется, ноги затекли в одной позе... Свет молнии снова освещает комнату, гремит гром, а и в дверь кто-то стучится. Не проходит и пары секунд, как этот «кто-то» заходит в помещение, недовольно хмурясь. И зачем, спрашивается, было стучать... Гильдиец затылком чувствует этот недовольный и хмурый взгляд. Незваный гость около десяти секунд сверлит взглядом его спину, а после переводит взгляд на окно. Слышится вздох. Окно плотно закрывают и включают батарею. Кровать рядом прогибается от веса чужого тела, а тонкие руки обвивают торс писателя, заключая в объятия. Шатен инстинктивно обнимает в ответ, прижимая ближе к себе единственный источник тепла. «Источник тепла» же в ответ недовольно фырчит на него и показательно дуется, вызывая мягкую усмешку на тонких губах Аллана. — Почему ты снова сидишь в таком холоде? Сбрендил? — детектив немного отстраняется и отбирает одеяло, укрывая теперь обоих. В его голосе слышна непривычная строгость, но Эдгар знал, что вся его злость уйдёт, стоит ему только прижать его к себе ближе и погладить по голове. Это он и делает, в пол голоса отвечая: — Сам ты сбрендил. Так получилось... — в ответ на его действия он видит улыбку на чужих губах. Щёки Эдгара покрываются румянцем, когда Эдогава нежно касается своими губами его щёки. Такая реакция умиляет. Сколько времени они уже встречаются, а он все ещё смущается этого... — Мне принести какао или чай? — Ничего. Мне хватит тебя.. Слышится тихий смех брюнета и тихое-тихое бурчание По. Да, ему, несомненно, нравилось. Но все же... Даже такие слова до жути смущают. Скулы писателя загорелись с новой силой и он попытался скрыть это за длинной челкой. Детектив одной рукой обвивает бледную шею старшего, прижимаясь ближе, а второй убирает с лица того раздражающую челку, тем самым руша весь план эспера. Теперь он мог с лёгкостью рассмотреть все. До мельчайших деталей. Розовые скулы, тонкие и сухие губы, такие же бледные, как и остальное его лицо... И глаза. Невероятные глаза серебряного цвета, которые Аллан как назло отводит, смущаясь встретиться взглядом с предметом своего обожания. Рампо хитро щурится, а после прижимается своими губами к губам брюнета. Одна секунда. Одно мгновение, которое длилось соприкосновение губ, и он отстраняются. На лице ни намёка на смущение или стыд. Только улыбка. А вот шатен лишь сильнее краснеет, тихо выдыхая через нос, чтобы унять бушующие внутри эмоции и бешеное сердцебиение. Они оба улыбаются и прикрывают глаза, прижимаясь друг к другу. За окном все ещё гроза и ветер, дождь отчетливо бьет по карнизу, и любой другой человек бы отвлёкся на это, но не они. Они слишком заняты. Заняты компанией друг друга. Им хорошо даже просто вот так сидеть рядом и обнимать друг друга, греясь под одним одеялом.