Know how much I want to show you you're the only one?
В свое время мир заклинателей устал от основателя тёмного пути, а теперь Великим Орденам приходилось искоренять его немногочисленных последователей. Мало кто рисковал вступить на заведомо ведущую к смерти дорожку, но все же подобные дураки были. Слава этих двоих была черной и омерзительной, но что еще хуже — недопустимо громкой из-за своей противоестественности. Тянущийся за ними кровавый шлейф вгонял в животный ужас плетунов и зевак, тревожил обычных людей, а детишек родители пугали историями о побратимах тьмой, если те не слушались. Заклинатели же только презрительно кривили лица, не чувствуя ни страха, ни, тем более, этой пресловутой силы двух заигравшихся щенков. — Они всего лишь пара обрезанных рукавов, а головной боли как от Вэньских псов, — едва сдерживая раздражение, проговорил глава Ордена Юньмэн Цзян на совете кланов, проходившем в Башне Кои, под предводительством Цзинь Гуаншаня. Подле главы, принимающего гостей Ордена, стоял молодой человек, приложив пальцы к вискам, растирая усталую тупую боль, буквально подтверждая слова Цзян Ваньиня. Это был старший сын Главы Цзинь — Гуанъяо. Его состояние и настроение можно было понять: он сильнее всех переживал за складывающуюся ситуацию, по той, простой до смеха, причине, что эти две твари являются выкормышами Ланьлин Цзинь. Произошло очередное убийство, на этот раз превосходящее предыдущие преступления в разы, в десятки жертв; серьёзное, кошмарное и, несомненно, вошедшее в страшилки по всей поднебесной — четыре дня назад в клане Чан произошла настоящая резня. — Отец, я должен был заметить, прости. — Склонившись перед главой Цзинь, вымолвил его сын. — Мальчишка Мо, прямая ветвь нашего клана, не смог развить светлую энергию. Очевидно, что он начал искать выход в запретных книгах… — С помощью твоего же цепного пса! — Невежливо перебивая, прозвучал громогласный голос Главы Не. — Я тебя давно предупреждал, чтобы ты не тащил с улицы всякую дрянь, а ты все равно выволок откуда-то этого Сюэ Яна. Чего ты ожидал от босяка, когда позволил ему переступить порог вашего Ордена? А главное: зачем? Цзинь Гуаншань меланхолично и даже как-то слишком отчужденно, обмахнулся веером, не говоря ничего о причине появления этой самой «дряни» в их Ордене, продолжая позволять спускать всех собак на своего отпрыска. Цзинь Гуанъяо про себя вздохнул: ему хотелось разорвать Сюэ Яна собственными руками за тот позор и те пересуды, которые свалились на него к уже имеющимся сплетням о его происхождении. — Неужели достопочтенный Старший Брат намекает на то, что причиной отклоненного поведения Сюэ Яна стала жизнь в Ланьлин Цзинь? Но разве же Брат не утверждает, что Сюэ Ян с самого начала был не более чем уличным отребьем, и, очевидно, что совершаемые им убийства, были бы вопросом времени вне зависимости от того, где он жил? Глава Не, ничуть не уязвленный, громко хмыкнул и пояснил: — Характер преступлений этих двоих намекает на то, что у кого-то из них был, небезызвестный всем нам, артефакт. Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул, а затем мельком глянул на, по-прежнему хранившего молчание, отца: — Старшему Брату нет необходимости ходить околицами, скажите как есть. Глава Не, вы в чем-то подозреваете Орден Ланьлин Цзинь? Веер в изящной руке Цзинь Гуаншаня замер. Глава Не же ответил: — Я не осмелюсь обвинять в чем-либо Орден Ланьлин Цзинь. Я лишь пытаюсь понять: как им удалось заполучить Стигийскую Тигриную печать, и кроме того, судя по всему, ещё и восстановить часть? Замерли все, задавшись аналогичным вопросом. Цзинь Гуанъяо проклял про себя, что одного, что второго из этой мрачной парочки и, вздохнув, сказал все как есть: — Сюэ Ян и Мо Сюаньюй сбежали из Ордена, когда всплыла правда об их аморальных отношениях. Что они творили за закрытыми дверьми известно одним лишь демонам. — Гуанъяо в очередной раз перевёл дыхание, и, нарисовав на лице налёт сожаления, произнёс чуть тише, — у Мо Сюаньюя был доступ к запретным книгам, вот они и осваивали вместе то, что им было больше по душе. Они ведь могли и сойтись на этой почве. Повисла неловкая пауза. Никто из присутствующих не смог бы понять мотивов сошедших с ума подростков. Неожиданно прозвучал вопрос от Главы Цзян: — Глава Цзинь, как так получилось, что ваш младший сын, из грязи вознёсшийся к золотым горам, предпочёл сбежать с любовником, да ещё предаваясь тёмному искусству? — тон главы Цзян был учтивым, но это не помешало проскользнуть в нем шпильке укора Гуаншаню его нагульным ублюдком. Глава Цзинь, самый старший из присутствующих, с моложавым лисьим лицом, высокомерно фыркнул и ответил на пассивное оскорбление: — А как так получилось, Глава Цзян, что ваш названный брат, талант и надежда поколения, основал учение этого самого искусства? Глава Цзян незаметно сжал кулаки. Черты его лица заострились, на щеках отчётливо проступили желваки — весь его вид словно заслонило тяжёлыми грозовыми тучами. Цзинь Гуанъяо поднял примирительно руки и разбавил накалившуюся в воздухе атмосферу другим, более чёрным, напоминанием: — Преступление в клане Чан не может оставаться безнаказанным. Это главный на сегодня вопрос. Глава Не ударил кулаком по столу: — Будто здесь есть что обсуждать. Ненадолго в главном зале воцарилась тишина: все заклинатели решали для себя как поступить лучше, справедливей, дожидаясь вердикта главы Цзинь и уже тогда высказывать свое мнение. — Сюэ Ян должен быть доставлен в Ланьлин, его судить будут здесь. А-Юй… Мо Сюаньюй же… будет предан суду Ордена Юньмэн Цзян, — наконец высказался Цзинь Гуаншань, захлопывая веер. Однако, со стороны главы Не донеслось: — Как интересно вы решили расставить приоритеты, отцовское сердце не дрогнуло? Юньмэн Цзян прославился истязанием тёмных заклинателей, а босяк, который, наверняка, и затащил вашего сына в постель, соблазнил на тёмный путь, удостоен чести ещё и слушанья. В чем же причина, глава Цзинь? О тюрьмах тёмных заклинателей в Юньмэне давно ходит невероятное множество домыслов и слухов — доподлинно никто не знал, что там происходит, по естественной причине — оттуда не возвращались. Жители ближайших городов, которые больше всего любили почесать языками, не скупились на красочные описания слышимых стенаний и молитв о скорейшей смерти по ночам. И ведь никто не мог с уверенностью сказать, правда ли это. Но все же был один немаловажный факт: глава ордена Юньмэн Цзян — Цзян Ваньинь. «Обида пробуждает худшие качества человека», — так говорил Старейшина Илина. Глава Цзян был обижен на всю ту тьму, которую привнёс его брат в этот мир. Он ненавидел ее и, обладая крутым нравом с очерствевшим сердцем — вспоминая о его мести клану Вэнь — оставалось лишь догадываться, насколько страдают последователи тёмного пути, попавшиеся в его руки. Как он вымещает на них всю скопившуюся боль и гнев, чувствуя лишь всепоглощающую ненависть. Но сколь бесчестные методы не применял бы глава Цзян за закрытыми дверьми, от вырывания зубов или расчленения, или ещё чего-то, о чем язык не повернется произнести вслух, другим кланам дела до этого не было. Покуда это происходит с тёмными заклинателями, все оставались молчаливо солидарны с его действиями, предпочитая просто не углубляться в это. — Брат Не. Дело как раз в том, что с Мо Сюаньюем все понятно, а с Сюэ Яном ещё предстоит разобраться. Глава Не неопределённо хмыкнул, не понимая, в чем они планируют разбираться, если самое мягкое что грозит Сюэ Яну это линчевание. — Старший брат, — раздался негромкий голос главы Лань, — прошу тебя, доверься им. Тебе нет повода думать о семье Цзинь лишнего. — Кроме того, что эти двое, имея сомнительное происхождение, выходцы как раз из Ланьлин Цзинь. Особенно этот ободранец с улицы. Глава Лань не нашелся что ответить.***
Пронзительный раскат грома заглушил звучный голос кого-то из предводителей заклинательских отрядов и плещущий звук лошадиных копыт по мокрой земле. Скотина взволнованно заржала, не в состоянии во весь опор пробираться сквозь густоветвистые деревья и кусты. Мелькнула белая вспышка молнии, выловив контуры двух беглецов. Громче расстаравшейся бури была только шумящая в ушах собственная кровь, перекачиваемая, заполошно скачущим необъезженной кобылой, сердцем. Было страшно. Не за себя, конечно, не за себя. Чтобы глотнуть воздуха, приходилось терпеть невыносимую боль в, казалось давно привыкшим к нагрузкам, легких. Ощущение будто ребра уменьшились и теперь мучительно сдавливали органы. Холодный воздух неприятно оседал в глотках стальным привкусом, морозил не защищённое горло и провоцировал надсадный кашель. Дождь назойливо хлестал по лицу острыми каплями ледяной воды, заливал глаза и попадал в рот. Они бежали буквально в слепую; вездесущие острые ветки цепляли конечности, стегали кожу, оставляя неприятные мелкие царапины; ноги вязли в размытой дождём грязи, замедляющей и без того не ровный ритм их загнанного бега. Они не знали, как далеко от них преследовали, думать об этом не было ни сил, ни возможности — в голове была лишь одна единственная мысль на двоих: «сбежать и защитить». Сюэ Ян крепче сжал холодную ладонь Мо Сюаньюя в своей, чтобы не отстал и не споткнулся где-нибудь, теряя драгоценное время и чтобы рядом был, не свернул куда-то, пусть это было бы и разумнее: разбежаться сейчас, да разделить силы преследователей. Только вот, Сюэ Ян не мог позволить ему остаться без присмотра. К темноте они давно привыкли, скрываясь в её лабиринтах, петляли, уходя все глубже в лес. Сверху раздался очередной бой грома. Сюаньюй, ощутив неприятное щекочущее чувство, пробежавшееся по позвоночнику, обернулся одновременно с блеснувшей молнией и дернулся, подавшись вперёд. Заметив подсвеченный духовной энергией меч слишком поздно, он успел столкнуть Чэнмэя с прямой линии атаки, подставив свое ничем не защищённое плечо. Сюаньюй тихо промычал — он не может позволить себе вскрикнуть, чтобы не волновать его. Плечо обожгло горячей влагой, в нос ударил едкий запах крови. Сюэ Ян не оборачивается, а лишь досадливо стискивает зубы и машинально поглаживает большим пальцем продрогшую кожу спутника, сжав его ладонь ещё крепче. Он чувствует себя беспомощным, слабым, не в состоянии защитить одного единственного кто у него есть. Сюаньюй, А-Юй — его маленькое солнышко, улыбчивый и настолько в него влюблённый, что отчаянно кидается защищать Сюэ Яна, когда в обычное — спокойное — время, сжимается от малейшего повышения тона голоса и резкого движения руки. Мальчишка Мо страшно боится боли: он испытывал её всю жизнь, и, сейчас он должен просто забиться под каким-нибудь деревом, притворяясь его частью, а не бросаться на рожон! Чэнмэй жмурится, стараясь не думать о том, что испытывает его мальчик сейчас внутри себя из-за его, Сюэ Яна, неосмотрительности и проклятой самонадеянности. Ладно. Ничего, как только они оторвутся от погони, найдут безопасное укрытие, он лично перевяжет своего мальчишку, залечит, приласкает и отогреет. Но это позже. Сейчас главное не останавливаться. Нужно бежать. Сюэ Ян тянет Сюаньюя за собой, ускоряется, чувствуя прилив сил от приятных мыслей. Вспышка молнии услужливо очертила, препятствующее впереди, косо сваленное дерево. Сюэ Ян слышит дыхание мальчишки рядом с собой и рискует все-таки отпустить его руку ненадолго, сразу почувствовав себя необычайно одиноко. Он мельком смотрит в сторону, убеждаясь, что он рядом и ловко наклоняется, проскользнув под сваленным деревом. Чэнмэй с удовлетворением слышит приземлившегося рядом Сюаньюя, улыбается как-то криво, шально и скорее всего не слишком-то адекватно в их обстоятельствах. Сюэ Ян вновь цепко и наверняка болезненно схватывает мальчишку за плечо, впиваясь ногтями, и уводит его прочь с очевидной дороги в сторону. Кажется, им удаётся хоть немного оторваться. Сюэ Ян позволяет себе остановиться, осмотреться в темноте, ничего не находя, и настойчиво усадить, тяжело дышащего, Мо за овраг. Не отнимая горящих рук от его плеч, оставаясь перед лицом мальчишки, Чэнмэй прислушивается к шуму дождя, но за ним не слышно совсем ничего, даже дыхание Сюаньюя глохнет в этом, не говоря о каких-то отдалённых звуках. Сюэ Ян судорожно облизывает губы, тяжело дышит и сглатывает стальной привкус, перемешанный с талой водой, но не в силах протолкнуть куда-нибудь вниз застрявший в горле ком. Каждый удар его сердца сопровождал дрожащий выдох Сюаньюя. Мальчишка Мо прикрыл глаза: — А-Ян… — Так глупо попасться… — невпопад проговаривает Сюэ Ян, нервно вглядываясь в далёкие отсветы мечей и фонарей, — я убью хозяина той харчевни вместе со всей его семейкой, а потом сожгу ту деревню. Забывшись, он сжимает пальцы на плечах Сюаньюя сильнее, и пугается, приходя в себя, лишь, когда слышит, как он негромко, но резко шипит. Сюэ Ян переводит взгляд на мальчишку. Чувство горячей крови на одной из ладоней приказывает тут же разжать руки и отдернуть их как от огня, — Прости-прости. Плечо сильно болит? Меч духовный — рана долго будет заживать. Сюаньюй не врет ему обычно, но сейчас, хмуря брови, сбито дыша и зажимая кровоточащую рану, отрицательно качает головой. Сюэ Ян прикусывает губу и думает о том, что сделает все, чтобы защитить его. Он слишком много значит для него, слишком плотно осел в пустом прежде сердце, он слишком… Слишком. Чэнмэй подается к нему, обхватывает лицо и прижимается горячим лбом к лицу юноши, гладит пальцами скулы, шею и сжимает собственную челюсть до скрипа зубов. Сюаньюй пахнет дождем и дымом, размыв свой родной запах за сыростью, Сюэ Ян вдыхает глубже, прислушиваясь к мельчайшим оттенкам чего-то сладкого. Сюаньюй почти незаметно льнет к нему и говорит тихо, настолько, что Сюэ Ян, погрязший в тяжелых, как смог, мыслях, чуть не упускает столь важные слова: — Ты не мог знать о засаде. Кажется, что молчание тянется непозволительно долго, но тут Сюэ Ян говорит: — Если я использую печать… Сюаньюй резко отстраняется и становится не таким мягким и нежным. — Не вздумай, это не пятьдесят человек клана Чан, какие-то средней руки заклинатели. Ты представляешь, сколько тебе придется затратить сил, чтобы совладать с теми, кто преследует нас сейчас? Сюаньюй прав: Стигийская Тигриная печать артефакт сильный и опасный, туманит рассудок настолько, что может полностью поглотить сознание заклинателя, навредить меридианам или и вовсе нанести непоправимый вред золотому ядру. Здесь последствия слишком непредсказуемы. Кроме того, Сюэ Ян сейчас особенно возбужден: страх и волнение лишь усилят воздействие. Чэнмэй накрывает ладонью глаза. Несмотря на всю свою напыщенность и уверенность, он понимает, что так просто ему не получится победить заклинателей. Сюэ Ян прислушивается к приближающимся звукам. Много. Их слишком много. Еще одна безумная мысль приходит сама собой. Сюэ Ян встаёт на ноги и помогает подняться Сюаньюю. Сразу же после этого он тянет руку в карман и находит там несколько маленьких конфет, подцепляет одну двумя пальцами и протягивает спутнику. Мальчишка Мо непонимающе вглядывается в протянутое угощение и тяжело сглатывает, чувствуя как, защипало солью в глазах. Сюаньюй никогда не сомневался в том, что Сюэ Ян любит его — он не скрывал этого ни в отношении, ни во взглядах, ни в прикосновениях, но никогда Чэнмэй не давал ему конфеты. Никогда: у него были на то причины, и Мо никогда не обижался, привык просто просить, если хотелось уж до стекающей слюны… Сюаньюй понимает, что это не обычные конфеты и отрицательно машет головой, настойчиво отодвигая руку Сюэ Яна от себя: — Ты издеваешься надо мной? — чуть не плача выговаривает мальчишка, — даже не проси. — А-Юй, возьми. — Ян-Ян, нет, мы выберемся, — его голос дрожит, слезы собираются непозволительно быстро. Раздражение загорается лесным пожаром в солнечном сплетении, клубится и изворачивается: Сюэ Ян хочет настоять, вложить эту конфету в бледную ладонь, заставить взять, но время играет против тех, кто о нем забывает. Его плечо пронзает стрелой, руку с конфетой сводит внезапной судорогой, пальцы разжимаются от неожиданности и маленькая, не больше ягодки рябины, конфетка падает на землю, тут же теряясь где-то в траве. Сюэ Ян забывает о ней моментально и меняет положение, заслоняя спиной Сюаньюя на ходу обламывая древко стрелы, потому что кончики у стрел Клана Не зазубренные, цепкие, как маленькие гарпуны. Сюэ Ян, чертыхаясь, уходит в сторону, подтягивая за собой мальчишку, срывается на бег. Ноги путаются и кажутся тяжелее: после короткого отдыха бежать становится только сложнее. Сюэ Ян вынимает из ножен Цзянцзай и до сводящих пальцев и боли ладони стискивает его рукоять. Сердце грохочет, закладывает уши, пока интуиция безуспешно кричит о том, что он вновь ошибается и загоняет их в ловушку. Голоса заклинателей становятся громче, неизбежно настигают двух практически загнанных некромантов. Сюэ Ян не знает что делать. Буря и густой лес не позволят вступить на меч и оторваться так. Быть может, если бы он был один, ему удалось бы, рискуя всем, сбежать, преодолевая буйствующую непогоду. Но если он оставит Сюаньюя одного на растерзание заклинателей, ему проще будет с этого самого меча просто спрыгнуть вниз, разбиваясь оземь, за предательство единственного кто принял его в этом мире. Он погружается слишком глубоко в себя и не успевает под пронзительное: «А-Ян!» отразить атаку, призраком возникшего неизвестно откуда, заклинателя из ордена Цзинь. Податливую плоть пронзает острие меча, тут же кровь ощутимо ударяет по языку до тошноты, усиливая боль и раздражая вскипевший гнев только сильнее. Сюэ Ян отталкивает от себя Сюаньюя и грубо шипит: — Не вмешивайся. Затем делает резкий шаг в сторону и, развернувшись, бьёт локтем в лицо адепту. Босяк судорожно отходит в сторону, пошатываясь от боли и стремительно уходящей крови и перебирает пальцами по рукояти меча. Однако непослушный Сюаньюй оказывается быстрее; оттаскивает Сюэ Яна за рукав в сторону и сам набрасывается на адепта. От мальчишки Мо исходят всполохи тёмной ци, глаза сияют опасным красным. Невероятно изящным движением, он преодолевает один единственный шаг и взмахивает тонким отравленным кинжалом, вспарывая чужую артерию. На лицо брызгает горячая кровь, но сильный дождь тут же её смывает. Сюаньюй, видя тело адепта ранившего его любимого, нервно разворачивается к Сюэ Яну. Тот тяжело дышит, зажимая рукой вспоротый бок, а Сюаньюй в два широких шага преодолевает расстояние между ними, засовывает кинжал в голенище сапога и трясущимися руками прикасается к мокрой ладони Сюэ Яна. Мо неразборчиво бормочет любимое имя на ласковый манер и пугается особенно горячей жидкости по сравнению с холодной дождевой водой, омывающей руку Чэнмэя. У Сюаньюя загораются кончики пальцев тёплым светом, он прижимает Сюэ Яна к стволу широкого дерева и просит: — Убери руку, убери. — Нет, не смей. Сюаньюй не слушается, он с силой сам отстраняет перепачканную в кровь конечность и свободно прижимает ладонь к ранению и тихо стонет. Заклинание непростое, но давно освоенное: оно было эффективным, снимало боль и ускоряло заживление, но имело существенный изъян — вся снятая боль с одного шла на заклинающего. Сюэ Ян вздыхает: — Хватит. Беги вперёд. Спрячься, пережди. Я выиграю для тебя время, а потом дого- Сюаньюй прижимается к его холодным губам своими, обводит тёплым языком дрогнувшие створки: — Не неси чушь, — упрямится он, отстранившись совсем чуть-чуть. — Сюаньюй, ты должен… — Чэнмэй, нет! — вдруг обиженно восклицает он, — я не оставлю тебя одного. Мы вместе в это впутались, вместе и выбираться. — Вот идиот… Сюаньюй перехватывает ещё один лихорадочный поцелуй. Сцеловывает вкус крови и дождя и устало выдыхает в его рот и убирает с лица Сюэ Яна прилипшие пряди: — Нельзя задерживаться, кровь остановилась. Ты можешь идти? — Поцеловал и мне стало лучше, — тихо и обреченно смеется Сюэ Ян. Он знает, что этот невинный флирт лучше всего докажет, что ему действительно полегчало. Сюаньюй шутливо бьёт его в здоровое плечо и снова принимает серьёзный вид. Сюэ Ян переводит причиняющее боль дыхание и крадучись идёт в сторону. Сюаньюй вновь выудив кинжал, сжимает его, и тревожно нагоняет Сюэ Яна, подхватывая его под руку: — Я не слышу заклинателей. Чэнмэй обращает взгляд к Сюаньюю и сам прислушивается к ненавязчиво поглотившему их, но все-таки кажется стихающему, шуму дождя. Он вывернул руку из цепкой хватки Сюаньюя, чтобы перехватить его подрагивающую кисть. Он молча потянул его за собой. Сюаньюй судорожно оглядывается по сторонам, чуть ли не повисая на чужой конечности. Сюэ Ян ясно чувствует как постепенно напряжение и паника охватывают Мо с головой. Как он всеми силами старается не выдавать своего состояния, но все равно шумно сглатывает и громко дышит через нос, как он вздрагивает от малейшего треска и отдалённого раската грома. Они идут не чувствуя ни времени, ни направления, молчат и когда Сюаньюй начинает успокаиваться, звериное чутье Сюэ Яна наоборот селит в нем, стремительно прорастающее, зерно тревоги. Каждая мышца тела напрягается, он замирает, слегка прикрыв глаза, и резко распахивает их, вскидывая руку в печати. Тёмные, острее железа всполохи бросаются к притаившимся в отдалении заклинателям. Сюэ Ян громко выплевывает очередное ругательство и срывается вперёд, сквозь пронзившую тело боль в боку и ноге: очередная стрела застревает над сухожилием. Чэнмэй спотыкается, но руки Сюаньюя, забыто сильнее женских, удерживают его, не позволяя потерять равновесие. Мальчишка нервно вскидывает голову, пока Сюэ Ян, улучив момент, на этот раз выдирает стрелу с наконечником, разорвав кожу и мышцы, игнорируя боль. Сейчас ярче прочего он чувствовал закипающую в крови ненависть к людям. Он тянет цепенеющего мальчишку дальше, уверяя: — Успокойся, все хорошо, — что хорошего в том, что он скоро потеряет сознание от потери крови и усталости, несмотря на помощь Сюаньюя? Тот заклинатель действовал наверняка и загнал меч почти до предела, вероятно повреждая что-то из внутренностей. Пусть мальчишка Мо забрал бы даже половину боли от нанесенного ранения, этого все равно не достаточно при не отпускающем напряжении. Неожиданно со всех сторон загораются фонари, талисманы и мечи, распугивая ночную мглу; тишину леса прорывают зычные голоса глав кланов и ржание коней. Сюэ Ян резко упирается пятками в мокрую землю, когда перед ним вырастает фигура одного из наездников. Сюаньюй быстро оттаскивает его назад, но и со спины их уже настигнет отряд Ланьлин Цзинь. Сюаньюй встречается глазами со старшим братом, возвышающимся на белом коне. Гуанъяо смотрит с презрением и отвращением сверху вниз, так высокомерно, мстительно и ненавидяще. Сюэ Ян сжимает в руке Цзянцзай, глаза подсвечиваются зеленоватым светом, кажущимся особенно жутким сейчас: отсветы подчеркивают усталость на молодом лице, делают кожу неприятного мертвенного оттенка и заостряют черты сильнее. Темные всполохи, демоническими хвостами, как собирающаяся разразиться буря клубятся вокруг его тела и ласково обнимают стоящего рядом Сюаньюя. Они оба замирают, игнорируя все ощущения, концентрируясь лишь на готовности нанести удар на малейший выпад в их сторону. С одной стороны слышится, почему-то заведомо торжествующий — будто они так просто им сдадутся, Сюэ Ян уверен что даже если у него не останется никакой возможности отбиваться, он начнет рвать глотки зубами — голос главы Не и лязг обнажающийся сабли: — Будьте бдительны. Тёмные заклинатели как звери — от страха они становятся лишь опаснее и сильнее. Резко врывается хлесткий хлопок кнута где-то вне поля зрения. Сюаньюй беспокойно оборачивается — в глазах отражаются фиолетовые вспышки Цзыдяня. Плеть, подобно молнии, стремительно взмывает вверх, а через мгновение уже мчится в сторону мальчишки Мо. Он понимает, что оружие расчёт ему лицо в следующую секунду, изуродует и сильно ранит, но все тело юноши закостенело, сейчас он не сможет даже сложить пальцы в простецкую печать. Все происходит слишком быстро, вне его сил и возможностей. Знакомый блеск Цзянцзая приводит в чувство, в стороны разлетаются снопы фиолетово-оранжевых искр, когда плеть оплетает оружие его любимого. В воздухе неуловимо оседает горечь чего-то подпаленного. Неприятный запах ассоциируется с опасностью и неизбежностью происходящего. Сюэ Ян отдергивает руку, под отвратительный скрежет ему удается высвободиться и это кажется маленькой победой. С болезненной силой запястье мальчишке оказывается в желанном плену. Это ощущение несвоевременно напоминает об их ночах, их любви и страсти, когда Сюэ Ян терял себя и не контролировал силу рук, придавливал запястья Сюаньюя к кровати, порой оставляя чернеющие браслеты синяков, но заботливо зацеловывая их на следующий день. Это вселило призрачную надежду, на самом деле, не подкрепленную абсолютно ничем: пусть сейчас будет больно, но на утро все будет в порядке. Он пытается убедить себя в этом. Сюэ Ян заводит Сюаньюя за спину, перехватывая собственный меч удобнее, и слишком отчётливо понимая, что отступать действительно больше некуда. Он чувствует, как крепко ему в удерживающую руку впиваются пальцы Сюаньюя. Чэнмэй оборачивается к нему — отсветы фонарей выхватывают совсем юное лицо, отражаются в остекленевших глазах, губы его трясутся, возле носа подрагивает мышца. Он дышит мелко и поверхностно. Его трясёт так сильно, что видно невооружённым глазом. Сюэ Ян до крови кусает щеку изнутри, хочет наплевать на заклинателей бросить меч заставить их исчезнуть одним лишь взглядом и развернуться лицом, заглянуть в перепуганные глаза и обнять, уверив, что все произошедшее не более кошмара или иллюзии разыгравшийся печати. Только вот боль в его теле назойливо напоминает, что это реальность. — Прошу тебя, не бойся, я рядом, — единственное как он может поддержать его сейчас, одновременно с этим пытаясь успокоить еще и себя самого. Тем не менее, эти несколько слов, правда, помогают. Сюаньюй прокручивает в голове множество пережитых моментов рядом с Сюэ Яном, когда казалось, что хуже быть не может, а он оказывался рядом и поддерживал только своим присутствием. Прямо как тогда, в Ланьлине, когда Сюаньюй впервые убил человека, бывшего одним из его обидчиков, по неосторожности. Сюаньюй выдыхает, расслабляется и мелко кивает так, что замечает это только адресат, и сам он, Сюэ Ян, тоже немного успокаивается, чувствует адреналин, бросившийся в кровь, когда глаза Сюаньюя приобретают вновь жизнь и загораются ярко алым. Боль и усталость отходят на второй план, наконец, позволяя пустить в бой все свои когти и клыки, вырывая свободу из цепких рук праведных заклинателей. Все превращается в какой-то ад. Не разбирая ни лиц, ни клановой принадлежности, они нападают первыми, провоцируют окруживших их, не ограничивая себя в том, что хоть кого-то надо оставить живым. Такой расклад играет им на руку, их ведь наверняка захотят допросить. Но эта битва была не тем же, что раньше. Им все равно мало что удаётся сделать. Заклинателей слишком много на них двоих, они с самого начала не рисковали вступать в открытую конфронтацию с великими орденами, надеясь оторваться, сбежать как воры, крысы. Спрятаться где-то в лесу, затаиться, залечь на дно… Они бились жестоко, на смерть, оглядываясь друг на друга, что в мгновение стало одной из решающих ошибок для Сюаньюя. Его подло ранят в бедро, ударяют в живот, а затем, когда он уже потеряв равновесие, опирается коленями на мокрую землю и пытается подняться, под неприятный хруст пальцев у него выбивают кинжал и тот отлетает в сторону и Сюаньюй все-таки вскрикивает. Сюэ Ян дергается, словно ранили его самого. Он стремительно оборачивается на болезненный звон родного голоса, но пропускает удар внезапно возникшего за ним Гуанъяо. Скулу свербит ссадиной, он оказывается на коленях перед своим бывшим господином, смотрит вверх и собирается атаковать, но Яо идёт на опережение. Его разум спокоен и ничем не затуманен, в отличие от горячей головы Сюэ Яна — второй удар в челюсть приходится с ноги. Сюэ Ян тяжело падает на грудь в мокрую землю, пытается встать, но сил не хватает — подлец вложил духовных сил. В стороне кричит, срывая голос, схваченный Сюаньюй: — Брат, хватит, прошу! Гуанъяо смеряет его равнодушным взглядом и говорит: — Мы не братья. Босяк сплевывает кровь и гряз, все-таки поднимается на руки и колени, но его бывший господин в очередной раз ударяет его и вжимает голову сапогом в землю. — Что до тебя, неблагодарная тварь, как ты посмел кусать руку, которая кормила тебя? Уличное ничтожество, ты забыл свое место. Сдержав себя чтобы не переломить Сюэ Яну шею или висок, господин Цзинь отступает. Сюэ Яна поднимают за шиворот, заламывая руки за спину и удерживая за плечи пара взрослых заклинателей. Тело сводит от неприятного чувства чужой ци, блокирующей его силу — Сюэ Ян бесшумно стонет, а после тяжело выдыхает: — Отпусти его, — выразительно посмотрев на наследника Цзинь, попросил Сюэ Ян, — ты уже схватил меня. Он тебе не нужен. Гуанъяо переводит на него взгляд, как-то странно усмехается, и на секунду обнажив, знакомую Сюэ Яну, истинную личину души виртуозного актера, почти благодушно говорит: — Я и не собирался пленить твою шлюху, — но прежде чем уже открывший рот Сюэ Ян успевает напомнить, чья тут мать шлюха на самом деле, лично оскорбленный таким определением к Сюаньюю, Гуанъяо, как ни в чем не бывало, продолжил, — им займется Юньмэн Цзян. Сюэ Ян проглатывает предыдущую мысль и внутренне холодеет: — …Юньмэн Цзян? — совершенно потерянно и не веря переспрашивает Сюэ Ян, а затем резко оборачивается на главу Цзян, смотрит на него и глаза его бесконтрольно загораются зелёным могильным светом. — Нет. Ты и пальцем его не тронешь, иначе твоя Пристань Лотоса захлебнется в крови, — Сюэ Ян не обращает внимание на холодный смешок, — сгорит до черна, станет пристанищем мертвец- Звук удара оглушительнее грома, только вот сам он не чувствует боли. Его Сюаньюй не двигается, как будто вечность, удерживаемый руками одного из заклинателей Юньмэна. С лица мальчишки крупными каплями стекала кровь, пачкая шею и грудь, срывалась с подбородка на мокрую землю, мешаясь с грязью, пока глава Цзян брезгливо встряхивал рукой. Мужчина перевел взгляд, чернея их тьмы, на заткнувшегося Сюэ Яна и вопросил: — Ну, что ты там ещё задумал? Продолжай. Да какие угрозу подействуют на человека, который поднял свой орден с колен из пепла и крови, да еще и от того, кого уже загнали, схватили и вынудили приклониться перед ним? Сюэ Ян не знает, что ему делать. Он сталкивается с глазами Сюаньюя и ему становится совсем плохо: — Отпусти его… — просит он сипло. Слезы бесконтрольно чертят по щекам вниз, когда зеленый свет в глазах потухает, Сюэ Ян даже не замечает этого, — он боится тебя. Цзян Ваньинь хмыкает и подходит к Сюэ Яну, игнорируя умоляющее: — Глава Цзян не надо… — Послушай, как он скулит только потому, что я подошёл к тебе. Сюэ Ян молча смотрит в глаза главе Цзян. — Вы так… Любите друг друга? — сквозь зубы, с явным отвращением цедит он, опустившись перед Сюэ Яном на одно колено, уравнивая их взгляды. На руках Сюэ Яна усилилась хватка заклинателей. — Ты думаешь, в семье Чан не было любящих людей, думаешь, они не боялись? У Сюэ Яна дергается веко. Он насупливается и шипит: — Они заслужили. Глава Цзян кивает и тяжело выдыхает, а потом поднимает голову к пленнику: — Невероятно, как быстро ты меняешься, стоит заговорить о разных людях. За своего сученка готов умолять отпустить его, а когда речь идет, более чем, о пятидесяти безвинно отобранных жизнях, становишься жестокой тварью. Да у тебя совершенно расколот разум. — Почему я должен заботится об отродьях, которые лишь расплатились за свои ошибки, и не пытаться защитить того, кто смог понять и принять меня. Цзян Ваньинь раздраженно прищелкивает языком: — Я не стану разбираться в причинах твоих действий, это останется за Орденом Ланьлин Цзинь. Однако, о своей подстилке можешь забыть уже сейчас. Сюэ Ян дергается в удерживающих руках и рычит: — Он ничего тебе не сделал! — Он темный заклинатель. — Твой брат был темным заклинателем, с ним бы ты тоже так поступил? Щеку обжигает звонкой пощечиной, а лицо главы Цзян при этом выглядит неестественно равнодушным. — Ты можешь расслабиться. Я не использую ваши грязные методы. Я предпочитаю действовать осторожнее и тщательнее, — он подаётся вперёд и что-то говорит ему на ухо. Темнота скрывает, как расширяются глаза Сюэ Яна, но не то, как спирает его дыхание. — Ты никогда его не увидишь. Сюэ Ян смотрит на главу Цзян, а потом медленно переводит взгляд на все еще, на что-то надеющегося Сюаньюя. У Сюэ Яна наступает зима в душе. Мо тоже смотрит на него и бесшумно плачет. Лицо его в кровавых разводах, а на переносице уже синеет уродливый синяк. Сюэ Ян слишком отчётливо видит то, что его ждёт в Юньмэне. Он кусает губу до крови и кажется Сюаньюй понимает что все плохо: рот его приоткрывается, глаза округляются. Он на секунды деревенеет, а после, резко, теряя себя, пытается вырваться. Мальчишка Мо, срывая горло, зовёт Сюэ Яна по имени и тогда тот понимает, что ни за что не отдаст его. — Уведите. — Говорит Цзян Ваньинь. Сюаньюй услышав в этом приговор, бьётся пойманным карпом от удерживающего заклинателя. Всё это время Сюэ Ян слышит свое имя и вспоминает каждый момент, когда Сюаньюй звал его радостно, нежно, томно, и никогда с таким ужасом. Все это время Сюэ Ян думает о том, как спасти его. — Сюэ Ян! Он не знает что делать. Он снова не знает что делать. Просто оставить все как есть? Позволить ему разбить его хрупкую душу без надежды на восстановление? Старейшина Илина говорил о том, что энергия обиды более чувствительна к заклинателю. Она начинает жить своим разумом, неконтролируемая, по сути, просто не сдерживаемая, убивает безыменных заклинателей удерживающих Сюэ Яна. У него слишком мало времени. На бегу, через боль и слабость, он хватает брошенный кинжал Сюаньюя. Ветром проносится мимо отошедшего Цзян Ваньиня, уклоняется от наступающих адептов, одному бездумно полосует горло, за секунду успев отклониться от брызнувшей крови, защитив глаза. Сторонним гулом звенит чужой приказ, принадлежащий кому-то из глав: — Проклятье, остановите его! Сюэ Ян убивает, удерживающего Сюаньюя, заклинателя с помощью тёмной ци, и, наконец, настигает мальчишку, обняв за плечи и притягивая к себе. Он не знает, оглушило ли его или просто вокруг действительно все затихло: и лес, и погода, и заклинатели. Только мальчик трясущимися руками обхватил его шею, кашлянул схаркивая кровь от смертельной раны в живот и медленно опустил глаза вниз. Сюэ Ян сжал рукоять кинжала до побледневших костяшек и вонзил его до самой рукояти, вторую руку сжимая на здоровом плече. — Прости, прости меня…- шепчет он, целуя спутавшиеся волосы на макушке. Сюаньюй смаргивает слезы и накрывает его руку своей, сглатывает и проговаривает: — Не хочу…расставаться… Клинок, пропитанный одним из сильнейших ядов, забирает его жизнь быстрее, чем тот мог погибнуть от такой раны. Сюаньюй слабеет с каждой секундой, пальцы его разжимаются и рука, касающаяся кожи Сюэ Яна, связывающая их, безвольно опускается вниз. Когда его тело обмякает, становится страшно. Сюэ Яна схватили, оттаскивая от него, накинув на шею верёвку божественного плетения, и стянули руки, ломая запястье с окровавленным кинжалом, а Сюэ Ян даже не сопротивлялся, смотря куда-то в свое сознание памяти, не в силах оторвать взгляд от, гаснущих в упор на него смотрящих, глаз. Их первая встреча. Понимание общей черноты. Первые прикосновения. Первое убийство. Возбужденный, непреднамеренный поцелуй. Бесконечные вечера, проведённые вместе. Более осознанное чувство. Трепет сердца. Жар тел. Нежный голос. Убийства, месть, нежность и забота. Сюаньюй еще дышит, едва-едва. По виску стекает последняя слеза, он чуть шевелит пальцами — тянется к Сюэ Яну; слеза срывается, теряясь в грязи, пропитанной талой водой и кровью Сюаньюя. Почти благородной кровью, которая так отвратительно смешивается с чужой, обозначая его в числе потерь. Смертельных невосполнимых потерь. Сюэ Ян смотрит в померкшие глаза и не может протолкнуть ни вздоха. — Сюаньюй… — шум в ушах заглушает все, боль уходит, ненависть тоже, даже страха нет. Не остаётся ничего, только пустота в дырке, оставшейся от сгоревшего сердца. Ничего. Его больше нет. Не кого защищать, нет ради кого сражаться. Нет светила — тьма снова полностью захватила его душу как тогда, много-много лет назад. Он знал что они не выберутся, понимал, что они попались на этот раз, знал что их насильно разлучат, знал все это. Знал, что Сюаньюй не переживёт той боли, которую способен причинить Цзян Ваньинь, потому что помнил какой Сюаньюй нежный, пугливый невинный, как первоцвет. Но почему… Но как… Он своими руками… — Нет… Он замирает, не веря… Сюэ Яну плевать на пятьдесят человек. Он действительно столько раз убивал, давно привык к смерти; знает, как она выглядит, знает, как пахнет, какова на вкус. Он чувствовал удовлетворение от нее раньше, но сейчас остались только отвращение и боль, несравнимая ни с одним увечьем. Лучше бы его руку снова переехало тяжелой повозкой, а можно и не только руку, хоть шею, лишь бы он был рядом. — Нет! Он не знает, что было дальше — не имело значение. Он только вновь хотел прикоснуться к неостывшему мальчишке, обнять его и поцеловать, надеясь на ответ, на живое дыхание и трепет сердца под ухом… Сюэ Ян рвется из веревок, те зачарованные — протестующе сдавливают его тело, до растертых синяков впиваясь в кожу. Но Сюэ Ян не чувствует этого. Глаза застилает красным маревом, весь воздух наполняется ядовитым железом отравленной крови. Кажется, он кричит, зовёт его по имени, срываясь на какой-то дикий вой. А затем сильный удар по затылку ребром ладони щедро позволяет ему забыться.