Как братец Лис на Льва спорил

Есть люди больные, а есть люди больные на всю голову! И это мы с Ником. Причем болеем с детства и лечиться не собираемся! Мой отец, диагностируя крайнюю степень дури, предвещал, что наши затеи добром не кончатся. Хотя ведь именно он из чисто педагогических целей заразил этим сначала меня, а потом уже я инфицировал Ника. Учиться мне было крайне неинтересно. Не то чтобы я был тупой, просто неинтересно. И уже в пятом классе по математике выходила то ли тройка, то ли двойка. Мать в бессилии всплескивала руками, а отец читал нотации, ставя в пример Лизку-сеструху, которая шла на медаль. Во время одной из таких бесед терпеливого родителя с надувшим розовые губы пятиклассником первого, видимо, осенила спасительная мысль: — Я в тебе, сын, совсем разуверился! Совсем ты у меня слабачок! — Чёо-о-о… и не слабачок вовсе… — я неуверенно ковырял ногой пушистое ковровое покрытие. — Ну… давай держать пари! Если ты выиграешь, то летом куплю тебе телефон и разрешу валяться все каникулы дома. А если я выиграю, то ты в июне работаешь в саду, в июле едешь к бабушке, в августе — в лагерь! — В ла-а-а-агерь! — возмущенно вырвалось у пятиклассника. — Или телефон, телик, диванчик, Никитос твой целое лето! — подначивает отец. М-да-а-а! Заманчиво! Телефонов тогда мелочи не покупали, а провести лето в городе — что может быть прекраснее? Балдопинание целый день, великокатание, шатание с Ником по дворам, грязные яблоки и газявка вместо обеда ввиду отсутствующих на работе родителей, чтение всяких старых приключенческих романов… — И про что пари? — Про математику! — Если получаешь четверку — выиграл, тогда телефон и телик, тройку — проиграл, тогда сад, бабушка, лагерь и никакого Никиты! — И только-то? — А ты сумей сначала! Короче, это был обыкновенный развод «на слабо», подкрепленный материальным вознаграждением. Телефон и каникулы в городе оказались отличным стимулом. Мы с отцом ударили по рукам, и я, обрадованный, удалился приближать свою победу. Ясно, что я выиграл! Потом еще другие пари с отцом были: на то, что я всего за два часа прополю грядку с клубникой, на то, что я самостоятельно доберусь до бабушки на автобусе и проведу там целую неделю, на то, что я сам починю велик, на то, что я за всю четверть ни разу не опоздаю на уроки и т.д. Я всегда выигрывал и получал то деньги, то игрушки, то билеты в кино, то гаджеты. Я, конечно, сейчас понимаю, что выигрывал всегда отец. Он добился моей успеваемости, нормального поведения и даже чистоты в моей комнате. Но тогда мне все эти пари и контракты казались азартной игрой на деньги — выигранные блага я тратил и использовал с особым удовольствием. В эту игру я и вовлек Ника. Он мой друг с детсада. Не единственный, но главный друг. Его идея пари увлекла еще быстрее: он сразу окунулся с головой. Деньги у него были, у меня тоже, и главные условия — ничегонеделание, хандра и байроновский сплин в столь трепетном возрасте — все это благодатная почва для детского беттинга. Иногда мы вовлекали в пари одноклассников, но чаще играли сами. На интерес не спорили никогда. Выглядело это адреналиновое развлечение по-разному: — Спорим на три морожки, что русачка и к сегодняшнему дню сочинение не проверила? (заметано!) — Ставлю 50 рэ на то, что я тебя сделаю на физре по отжиманиям! (ха! и я ставлю!) — Слабо Инку поцеловать при всех? (сколько ставка?) — Держу пари, что ты не сможешь незаметно стырить в буфете два пирожка с капустой! (та-а-ак, цена пари?) — Если поставишь плеер, то готов на физру пойти в трусах! (йо! слабо!) — Кого первого выгонят с биологии, тот получает весь фонд! (принимаю!) — Спорим, тебе не удастся до дома зайцем доехать? (на чё спорим?) — Игруха против пяти кукареканий на контрольной! (легко, принято!) — Ставлю на кон порнокарты, если ты выпьешь все двадцать три стакана кефира на обеде! (а мне столько дадут?) Я уже со всеми договорился! (о’кей, принимаю) На кону стояли деньги, вещи, желания. Болезнь развивалась стремительно, как и круговорот денег и вещей между нами. Я мог проиграть телефон и тут же его выиграть на следующем пари. Сначала мы спорили на всякую ерунду в пределах школы, потом аппетиты выросли, «горизонты расширились». Однажды я на спор засунул под футболку подушку, явился на Белорусский вокзал и стал орать: «Я беременный! Я беременный!» Выиграл часы! Ник на спор пришел в школу в белых фигурных коньках моей Лизки и наотрез отказался их снимать, проходил в них, корежа пол, целый день. Я за это целую неделю делал ему все письменные домашки. Я выиграл три тысячи за то, что целый день, если меня вызывали к доске, выходил туда на четвереньках, вводя в шок учителей. Ник на спор пел в трамвае «Я начал жить в трущобах го-о-ородских…» Получил от пассажиров три рубля восемьдесят копеек и от меня пятьсот рублей. Я в другой раз за крутые кеды попросил Лизку накрутить мне толстенькие бигуди и прямо в них пошел гулять в ЦПКиО 2 августа. Ага, не то чтобы в день Ильи Пророка, а в день десантника! Короче, спор проиграл, ибо пришлось срочно раскручивать эти пластмассовые бочонки и мочить волосы в фонтане, чтобы живым до дома дойти. Кеды получил за другое: залез к Пушкину и декламировал оттуда всякие стихи и стишки. Получил долгожданные конверсы и пиздюлей от отца, так как домой меня доставил патруль за шкирку, освободив творение Опекушина от странного подростка. К институту мы с Ником плотно сидели на паримании (мой термин). Парни утоляют жажду куража в спорте, некоторые впитывают славу в театральной студии, Ромашка Жуков вон стихи без рифмы сочиняет, типа модно, новатор хренов, Танюха бисером слонов украшает — то есть все по-разному дозу жизненной энергии получают. А мы спорим! Может, даже есть такие чемпионаты? Или клуб? Но мы подобных общественных институтов не находили и отрывались друг с другом под девизом: «I lay anything» — спорю на что угодно. Мы даже некую житейскую философию выработали. Дескать, пари — это то средство, что подстегивает волю к жизни. Дескать, спорщики всегда имеют цель, поэтому свободны от экзистенциальных метаний, живут в тонусе. Понятно, что все сделки были безобидны для здоровья и жизни. Некоторые даже полезны. На спор я сдал на высший балл математику, Ник на спор поступил со мной в один вуз. Не обошлось и без спортивного тотализатора и увлечения трейдерством: все-таки в экономическом вузе обитали. После первого курса поставили по-крупняку: автостопом доехать до Сочи, имея в кармане тысячу рублей. Кто быстрее и дешевле, тот оплачивает отдых в этом гламурно-балаганном курорте. Я победил! Там же на спор ходили и в гей-дансинг, и на нудистский пляж. Ве-се-ли-лись! Все друзья вокруг знали о нашем whim (заскок — англ.) и относились к нему с благодушной снисходительностью, как к милому чудачеству, иногда позволяя себя вовлекать в наши флешмобы и перформансы. Мы слыли нормальными, безбашенными чуваками, с которыми круто затусить в выходные или каникулы. Недовольны были только родители и другая более взрослая часть социума. Социум иногда обижался и недоумевал, а родители (которых объединила общая беда) обзывали нас «инфантильными недоумками». Они всё ждали, когда мы повзрослеем. Но, факт, мы становились серьезными! Уже к окончанию вуза пари принимали смысложизненные ориентации. Например, Ник на пятом курсе на спор женился. Они с Катюхой весь год брака проржали над глупостью их свадьбоносного решения, ибо выигрышем от спора была всего-то моя старая тачка, отцовский форд-кугар 1999 года — смешной, белый, сплюснутый. Они разъезжали на нем по кабакам и вечеринкам, пока гаишники не конфисковали машину. Ладно хоть от этого пари не осталось детей, а Катька через год удрала по страстной любви к какому-то американскому ковбою, с которым познакомилась по инету. Я же на спор втерся в крупный издательский холдинг «Фаворит» и сразу на недурственное место (ибо на спор, так бы только курьером был). Получил должность специалиста по PR и маркетингу в отделе продаж. У меня свой стол с навороченным компом, пластиковая доска для креативных идей и приятнейшая начальница — Марина Андреевна. Моя креативность, взращенная на практике пари, на работе пригодилась как нельзя лучше: придумываю промо-акции для журналов, организую рекламные кампании для беллетристики, веду пару проектов с информационными партнерами. Марина Андреевна быстро просекла, что по-английски я спикаю свободно, поэтому стали привлекать и к промо-проектам для Европы. Работа — то, что надо. Нас в комнате за причудливо расставленными столами восседает аж восемь человек. И со всеми я смог наладить контакт: кому-то помог, с кем-то пошутил, для кого-то достал «запись на прием» к очень хорошему врачу — моему отцу. Да и вообще я легкий человек, никого проблемами не гружу, свою работу ни на кого не перекладываю. Через пару месяцев затащил и Ника в эту же компанию. Правда, он сидел не в моем отделе, а на первом этаже — администратор по выдаче интернет-заказов, что к креативности не имеет никакого отношения. Но Ник доволен: работу найти сложно, а здесь непыльно, может быть, и попрет. Есть в работе и явные минусы: во-первых, она до 19.00. Потом, пока по пробкам до дома доберешься, жить не хочется, не то чтобы дурить. Во-вторых, постоянное состояние цейтнота: один проект закончили, второй еще вчера начали, даже банкетов по поводу успешного завершения не случается. В-третьих, идиотский дресс-код. Только скучный серый или черный костюм, никаких канареечных галстуков и ультрамодных шузов. У части работников на лацкане аккуратный бейдж. Я тоже относился к этим подписанным, так как общался с внешней аудиторией и партнерами. Вот у меня и желтел прямоугольник, продирая дыру на брендовых пиджаках: «Favoritgroup (маленькими буквами), менеджер (малюсенькими буковками), ЛЕЛЯ ЕЛИСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (крупными жирными буквищами)». И вот как раз этот капс меня доставал более всего. Какой нормальный партнер серьезно будет с Лелей говорить? Будут только хмыкать в кулак или откровенно лыбиться! И, еще того лучше, называть Лёлей! Но так положено! Фамилия должна быть… ёпт. Я всё детство яростно защищал свою фамилию кулаками, ногами, ногтями, зубами и матершинными посланиями. Выбил себе право называться не по-девичьи «Леля», а по-крутому — ЛИС, убеждая даже учителей, что это сокращенно от «Елисей». А то бы меня, не дай Бог, называли Еля Леля! Бр-р-р-р… А на этом бейдже не напишешь «Лис, просто Лис». И это мне категорически не нравится. Поэтому чаще всего я эту карточку не прикалываю… Что же до моих соратников по отделу продаж, над моей фамилией поприкалывались ровно два дня, и то Матвей да Нелька, остальные более взрослые, если и хихикали, то где-нибудь не при мне. Но все согласились называть меня Лисом или Елисеем. Так что только бейдж нет-нет да и заставит меня поморщиться. Есть и еще один минус работы в «Фаворите». Но он, к счастью, всеобщая беда, а не моя личная. Это наш главный. Все руководители отделов говорят о нем только шёпотом, и наша Марина не исключение. После каждой планерки, что по понедельникам, или после разборов прошедших презентаций, проектов, акций, выхода журналов Марина Андреевна падает в кресло в изнеможении, и весь отдел бегает вокруг с валерьянкой, с водичкой, с мокрой тряпочкой, обмахивая шефиню журналом, нагнетая воздух в испуганное тело. Как только Марина отходит и красные пятна рассасываются с её лица, она рассказывает всякие ужасы про босса. То он швырнул всеми бумагами в руководителя проекта по армейскому журналу, то он при всех выдал деньги сорокалетней Светлане Петровне из отдела по работе с авторами на колготки (!), заявив, что удивлен, как от зацепок на её ногах еще авторы не убежали в «АСТ». Однажды он в буквальном смысле сжег наши разработки по баннерам: смял листы, кинул на железный подносик и подпалил своей зажигалкой. Пока всё горело, спокойно пил кофе. А потом сдул пепел в сторону охуевшей Марины. Её голубенькая рубашка была вся в уродливых черных пятнах, а миловидное лицо — в страшных подтеках от поплывшей туши. В общем, самодур и сатрап, делает что хочет! Людей увольняет, не считаясь ни с кодексом, ни с этикой. Любой, кто вызван к нему на ковер, сначала пьет успокоительное. При этом главный не любит отдыхать на Майорке, посещать светские рауты, расслабляться с друзьями на дачах и в саунах. Он любит работать. Работать и орать на людей. Работать и унижать подчиненных. Работать и лично контролировать процесс, не давая челяди продохнуть. Всем известна его маниакальная любовь к порядку. Ему надо, чтобы все были одеты подобающе, чтобы на столах все бумажки лежали строго перпендикулярно краю, чтобы никаких ланч-боксов, еда и крошки только в столовке, чтобы не курили, не сорили, не болтались без дела, не висели в социалках, не вертели задом друг перед другом, заводя романы. Рычал на орфографические и пунктуационные ошибки (гы-гы-гы, абсолютная грамотность — признак отсутствия фантазии, доказано). Юристов доводил до белого каления, заставляя переписывать формы договоров из-за каких-то несущественных (де-юре) помарок. И еще эта страсть к опоздавшим. Каждый руководитель службы должен был докладывать имена опоздавших ему лично, а он потом с проходной сличал. Бедолаги лишались премии (которые здесь ого-го какие). А этот бзик: не терпит грязные машины на парковке у офиса! Кто посмел приехать на работу на грязной — отправлялся в мойку, но трудодень не оплачивался. Еще один пунктик — это нетерпимость к сплетням. Ясно же, что их не может не быть. Коллектив на 60-70% женский, всем же интересно кто, с кем, почем… Но здесь в офисе если что-то и обсуждается, то только с очень доверенными лицами и очень тихо. Особо опасное преступление — обсуждать самого. Когда я по неопытности спросил вслух: «А кто жена у этого хищника? Как она с ним живет?», в офисе повисла тикающая тишина, и все дружно погрузились в свою работу, не заметив вопроса. Позже Нелька, которую я довозил до дома, сказала по секрету, что жены никакой нет, а если и была, то вряд ли жива. Понятно, что он профи в своей отрасли. Понятно, что такими мерами он вышколил весь персонал и компания работает как часы. Но человека-то не видно за всем этим фасадом. Не человек, а зверь, да и имя зверское: ЛЕВ ИЛЬИЧ АРДОВ. Фамилия — рык после обозначения вида сего млекопитающего. Он и выглядел как лев: копна темно-русых волос, близко посаженные глаза, массивный нос, всегда сдвинутые густые черные брови. Высок, широкоплеч, строен. Но стройность не кипарисно-юношеская, а стать дуба раскидистого. Руки большие, на пальцах золотые перстни. И походка у него кошачья: то мягкие ленивые движения, то резкие повороты, бешеная реакция, оскал белозубый. Какое счастье, что и я, и мой дружок Ник — всего лишь незаметные особи в его львином царстве! Думаю, что он даже не знает наших фамилий.