— Если любовь тебя сможет спасти от одной боли и страдания, сделай всё, чтобы её утрата не удручала тебя другой.
В тот момент она мне так и не пояснила свои слова, оставляя меня в неведении и одного с полной головой размышлений, однако я долго не мог понять заключенный смысл, который был скрыт в этом выражении. В то время я хотел видеть мир, который одет в белые кружева и бусы из жемчуга. Я считал себя одним из небольшого количества честных людей, которые были у меня на виду, и думал, что имею полное право не терпеть в людях лицемерие, подлость, слабость и лживость, с которыми я сталкиваюсь практически каждый день. Мне нравилось выводить из себя мужчин, которые видели, как внимание их женщин с легкостью переключалось на меня, хоть они и задаривали их дорогими подарками и влюбленными взглядами. И мне всегда было по барабану на всё и всех, кроме своего превосходства над всеми, кто находился вокруг меня. Ответственность, здоровье, сломанные жизни и разбившиеся брони — это малая часть того, что меня волновало меньше всего после того, как я встретил Ирину. После этой встречи меня уже не завлекало путешествие в углубленные уголки людских душ. Она смогла собрать в себе всё то, что я презирал в открытую, считая таких людей никчемными на этом свете. Она обладала какими-то невероятными качествами. Её чуткость не имела ничего общего с напускной впечатлительностью, которую чаще всего называют харизмой. Ирина имела абсолютный дар, с помощью которого она следовала надежде. Это был интересный романтический и влюбленный порыв, который я ни у одной девушки не встречал, и это знакомство с ней я никогда не забуду. Она врезалась в мою память и никто не сможет заставить меня её забыть! Она смогла заставить меня чувствовать себя дебилом. Ведь, всегда, везде я переступал через свою гордость, чтобы вместо слова «Бог» называть своё имя, когда мне нужно было перед кем-то представиться. Она стала для меня единственным исключением из всех моих жизненных правил. Моя Ира выделялась на фоне всех остальных, подсвечивая своё внутреннее спокойствие и умиротворение зеленым пламенем своих глаз, в которые я смотрел всегда с огромным обожанием.***
На кухне было практически темно, Анатолий стоял и нарезал яблоки на кусочки для будущей шарлотки, пока всю тьму разбавлял только маленький огонёк догорающей ароматической свечи, которую так долго выбирала Ирина. Это был один вечер из многих выходных, когда весенняя сырость и частый дождь заставлял оставаться дома, отложив все срочные и не очень срочные дела, и забыть о всех планах и встречах. — А давай сыграем с тобой в одну игру? — Анатолий сказал с какой-то грустной полуулыбкой и взглянул на Ирину через плечо. Она сидела на стуле, как обычно до ужаса красива и изящна, и никто и ничто не сможет переубедить Анатолия в том, что больше, кроме Ирины, такого сильного и одновременно нежного создания на нашей планете. Как будто она одна единственная такая, и ему просто сама судьба преподнесла такой подарок. Поджав под себя ноги, Ирину вывел голос любимого из дымки размышлений. — Игра? Хм, какая? — заинтересованно спросила женщина, подтянув рукава шерстяного свитера. — Я называю день из нашей совместной жизни, а ты говоришь событие, которое произошло в это время. Всё элементарно. — дорезав яблоки, мужчина вернул на место нож, предварительно помыв его, и развернулся лицом к Ирине, облокотившись на кухонный гарнитур. — А что мне будет за каждый правильный ответ? — улыбчиво протянула Ирина. Анатолий поднял брови, усмехнувшись про себя, и его глаза стали бегать по шкафчикам и полкам в поисках приза для своей любимой. — Цукат подойдёт? — мужчина положил полотенце на стол и достал из шкафа металлическую коробочку со сладостью. Глаза женщины моментально вспыхнули, и она кивнула головой в знак согласия, после того как Анатолий взглянул в её глаза. Он всегда смотрел на Ирину не только глазами, но и всем телом и лицом. Анатолий полностью растворялся в её взгляде, посылая её лучи любви и счастья. Даже в минуты её молчания и злости, она была интересным собеседником. Анатолию было достаточно всего лишь её нахождения для полного спокойствия его души. — Ну, тогда начнём. 13 мая. — моментально проговорил мужчина в абсолютной тишине, не задумываясь над датой. Тем временем, он решил добавить цукаты в их в шарлотку. — Ну это легко же — День нашего с тобой знакомства. — она ответила сиюминутно, даже не задумываясь. Анатолий тепло улыбнулся и отдал ей в руки один кусочек цуката, который сразу же Ирина решила попробовать. На лице женщины в ту же минуту возникла улыбка, и её глаза моментально прикрылись. — Вкусно, ммм. Давай дальше, такая игра мне по душе. — произнесла Ирина, всё ещё ощущая сладкое послевкусие во рту. — Помнишь, молодец. Ладно, раз тебе не терпится, то давай продолжим. 21 апреля. — задав дату, мужчина открыл духовой шкаф, из которого моментально выпорхнул горячий воздух, и поставил в него будущую шарлотку. — Так и это легко. Это день моего рождения, и именно в этот день, пятнадцать лет назад, ты первый раз признался мне в своих чувствах! — её голос ласкал его слуховые рецепторы, но звучал он по-прежнему тихо. Получив очередную награду за правильный ответ, Ирина сидела и поглощала лакомство. Анатолий следил за каждым её движением, и внутри него всё больше и больше разгоралось желание её поцеловать. Но мужчина ни на капельку не сдвинулся в сторону Ирины, внимательно следя за шарлоткой, которая потихоньку начала подниматься в форме. Анатолий старался не смотреть на любимую слишком долго, будто боялся, что она сможет растаять и навсегда исчезнуть из его жизни. Анатолий взял одну пластинку сладости зелёного цвета и отдал её Ирине, внимательно наблюдая, как она вкушает вкус лакомства, и на лице проявляются нотки блаженства. Почему-то для Анатолия каждое движение руки, любое слово или ее вздох было самым великим настоящим сокровищем. Она сидела на стуле рядом со мной в своем излюбленном свитере, почесывая коленку и облизывая сладкие после очередного цуката губы. Ирина подняла на мужа глаза, но её взгляд почему-то был таким умоляющим, который пробирал до дрожи в коленках. — Вот тебе новая дата. Помнишь, что было 13 сентября? — спросил Анатолий, облокотившись на стол руками, а его локти стали трястись не от собственного веса, а от нахлынувшей боли, которая растеклась по его телу с огромной скоростью. — Нет. — уныло вздохнув, ответила Ирина. — Не волнуйся, милая, я напомню тебе… — мужчина развернулся полностью к столу, за которым уже не сидела Ирина, как это было несколько минут назад, точнее её образ, который нарисовали горькие воспоминания Анатолия. От еле теплого свечения свечи на ресницах мужчины блеснула соленая слеза. Он молча достал из духового шкафа шарлотку, небрежно взяв в руки кухонное полотенце, и с небольшим стуком осторожно поставил на стол рядом с ароматической свечой. Теперь кухню наполнили не только горькие воспоминания, но и запах шарлотки, смешанный с запахом апельсина и корицы, которые так любила Ирина. — В этот день я потерял тебя. Анатолий сказал эти слова отрывисто, с болью и дрожью в голосе, еле сдерживая себя, чтобы не утонуть в собственных слезах и чувствах, которые переполняют и обжигают его с ног до головы, от самый кончиков пальцев. Мужчина убрал тыльной стороной ладони слезу и взял две пластинки цуката, которые положил на пустующий стол пару минут назад из-за переполняющей радости после воспоминаний о их совместном прошлом, которое никак не хотело его отпускать, вцепившись в его сознание острыми коготками. Не двигаясь, Анатолий держал в руках её любимую сладость с внутренним утешением, что эта сладость может быть связующим между их больными душами. Стул, на котором Анатолий представлял любимую независимо своему разуму, одиноко стоял за столом, и на нём последние года никто не сидел, словно это место не пустовало, а было занято самой Ириной, даже после её смерти. Каждая её вещь так и осталась лежать и висеть на месте, никому нельзя было их убирать или перекладывать. Её любимый брючный костюм так и остался висеть на стуле, карамельный гель для душа так и занимал своё законное место на полочке в ванной, а парфюм с терпким запахом пачули и гвоздики так же остался на туалетном столике в спальне. Безумно сложно было принять и смириться с потерей. Её смерть даже спустя два года казалась Анатолию сонным ужасным параличом, из хищных лап которого он никак не может вырваться. Часы показали полночь, и мужчина поспешно протер тыльной стороной ладони влажные щеки и глаза, отрывисто выдохнул, попытался, как в последнее время, натянуть улыбку и подошёл к календарю, висевшему на стене. Дрожащими толи от холода, толи от тоски руками, Анатолий медленно и осторожно передвинул окошко красного цвета на число «21». — С твоим днём рождения, дорогая. Угощайся, я испёк твою любимую шарлотку. — сказал шепотом мужчина, пододвинув яблочную сладость ближе к месту, где всегда сидела Ирина, и закрыл рукой рот, не желая нарушить тишину своим глухим, прерывистым рыданием. — Пока ты была жива и рядом со мной, я не боялся смерти… — шепот, больше похожий на хрип, звучал смертельно. Анатолий достал из общего альбома её фотография и поставил рядом с вазой с тюльпанами. Он всегда дарил их ей на день рождения. Они были счастливы в эти мгновения их прошлого. Сидя в одном положении, Анатолий взял в руки фотографию. Это была её последняя фотография. Она так искренне и душевно улыбалась на ней, даже не подозревая, что это были последние выходные на даче рядом с ним. На этом фото она такая румяная, как самое спелое яблоко. Воспоминание снова врезались в его голову: на бледном прекрасном лице множество ссадин и кровавых подтеков, изумрудные глаза потеряли былую искорку жизни, окровавленные руки и бездыханное тело на асфальте. Разбилась не только хрупкая жизнь Ирины, но и душа Анатолия в этот момент. — Сегодня мне было намного хуже, чем прошлые два дня рождения. Меня будто парализовало дикой печалью по тебе. — тихо и медленно произнес Анатолий и положил перед собой фото родной женщины. — А знаешь что? Только сегодня я смог понять тот смысл материнской фразы, который был закопан так глубоко! — откинувшись на спинку стула, мужчина прикрыл глаза и моментально увидел образ своей супруги. Анатолия перестало пугать и устрашать появление Ирины, скорее даже наоборот, она стала успокоением души в самые тяжелые моменты его жизни. Женщина молчала, но уголки её губ были подняты вверх. Она улыбалась. — Ты помнишь каким я был? Эгоистичным человеком, который ни слушал никого вокруг, не считался ни с чьим мнением. Я видел только себя и никого больше. Но твоё появление в моей жизни перевернуло меня с ног на голову. Своим светом, улыбкой и заботой ты спасла меня от одиночества и самого себя, Ириша! А вот я не смог сберечь тебя… И безумная любовь к тебе, моя родная, отяжеляет меня вечной мукой, которая с каждым днём усиливается. И сейчас ты опять сидишь передо мной такая же красивая, но я не могу притронуться к тебе. Ведь стоит открыть мне глаза или увести мысли в другое русло, то ты растворяешься. Просто исчезаешь. Я не знаю, что мне сделать. Я не могу больше мучиться! Мне больно… Так что мне сделать? Как избавиться от этой муки? Разлюбить тебя? Это просто невозможно! Или отправиться к тебе? В глубине его зрачков промелькнула искорка решительности и храбрости. Ирина сидела неподвижно, как тряпичная кукла, и молчала. — Прости меня… — прохрипел Анатолий, а Ирина в один миг испарилась в облаке тумана, как закончила гореть свеча. Мужчина с полной смелостью поднялся и зажал в руках бумажную фотографию. Медленно, еле шевеля ногами, покинул кухню, а после и хлопнула входная дверь, даже не побеспокоясь о том, чтобы закрыть дверь. Ему было неважно это. Он не планировал возвращаться обратно. Мужчина взял с собой самое важное. Фотографию. Её. Середина апреля не была такой теплой. Ночи так и оставались холодными. В стеклянных глазах мужчины отражалась спокойная гладь черной воды. Полы льняной рубашки развевались под маленькими порывами весеннего ветерка, а тело пробивала крупная дрожь. Дойдя до озера, которое располагалось недалеко от их домика, Анатолий остановился у берега и посмотрел вперёд, туда где не видна линия между водной гладью и горизонтом. Протянув руку к холодной воде, мужчина как-то странно улыбнулся. — Еще на один шаг я ближе к тебе. Теперь я буду рядом, душа моя! — проговорил Анатолий, посмотрев на фотографию, которую сжимал в руке, и твердой поступью начал идти вперёд, пока его голова перестала возвышаться над колючей черной водой, наконец-то освободив его из оков нескончаемой боли и муки. Они рядом. Они вместе. Им хорошо…