Сказка стихий

– Танцуй, мой цветочек, танцуй! – И я причудливо изгибаюсь, отбивая ритм, в такт непрекращающейся мелодии заколдованной пипы. Пытаюсь не смотреть на развалившееся на моем троне безобразие в человеческом обличье. Трон Весны, чистоты, обновления - и неряшливый, растрепанный, с ошалелым от свалившегося на него счастья взглядом некто. А ведь когда-то я так любила танцевать. Особенно для тебя, любимый мой… – Кружись, мой цветочек, кружись! – Дыхание сбивается, многослойные газовые юбки путаются, душит громоздкое аляповатое ожерелье. Голова раскалывается и пытается отключиться, но моему телу не до нее. У него сейчас лишь одна цель – кружиться, кружиться, всеми силами исполнять приказ хозяина. – Пой, мой цветочек, пой! – Все что угодно, лишь бы не прикасался. Лишь бы грязные руки и мокрые губы Цзинь Гуаншаня не стирали последнее мое утешение – память о тебе, мое запропавшее счастье… – Люби, мой цветочек, люби! – Обдает меня тяжелой смесью запахов благовоний и застарелого пота. Ну да, заклинатели, как правило, моются куда чаще, чем крестьяне, но мне не повезло – попался на редкость нечистоплотный экземпляр. Желудок мой в корне не согласен, но пипа звучит, и предательское тело стремится как можно быстрее выполнить команду кукловода. Руки сами сбрасывают слои тончайшей ткани, выдергивают шпильки, и освобожденные волосы падают тяжелым водопадом. Не смей смотреть! Не достоин этого! Но глаз моих не достигают слезы отчаянья, а с губ вместо проклятий срывается лишь невыразительное: – Люблю. Супостат же внаглую пожирает меня похотливыми глазами, прикладываясь к бутыли с мутным пойлом. Вэнь Нин, а-Нин, где же ты, мой милый? Почему молчишь, не отзываешься? Наконец, удовлетворившись, захватчик засыпает. Подавив уже привычное чувство глубочайшего омерзения, тихонько выскальзываю из кровати и накидываю некогда белоснежную нижнюю рубашку. Нерешительно подхожу к огромному зеркалу, расположенному напротив трона, и тихонечко вызываю единственного друга, надеясь на чудо: – Палаты Вечности. Лань Ванцзы. Ледяным изваянием застыл ты на троне посреди величественного зала. Недолго длилось твое счастье в мире людей. Вэй Усянь, поверивший в легенду о Снежной Владычице, совершивший чудеса героизма и вернувший тебя домой, в родной клан, очень быстро понял, что ты не его друг. Точнее, не совсем его. Про то, что еще и не совсем друг, Вэй Усянь так и не осознал, с присущей ему легкомысленностью отправившись в дальнейшие странствия. Оставив тебя в одиночестве и с льдинкой в сердце. Снежная Владычица, одарившая тебя, Лань Ванцзы, поцелуем вечности, знала, что делала. Думаю, она еще тогда выбрала тебя своим преемником, потому и освободилась, развеявшись россыпью снежинок. Не прошло и десяти лет, как ты, следовавший зову вьюги, вернулся, чтобы остаться навсегда. Теперь лед – твое сердце, метель – твое дыхание, воем ветра звучит твой голос, инеем серебрятся длинные волосы, а взгляд глаз, навеки сменивших золото на морозный голубой, полыхает северным сиянием. Мой вздох негромок, но его хватает, чтобы, пробравшись через зеркальную поверхность, нарушить мертвенную тишину морозного зала. – Цзян Яньли? – удивленно замечаешь меня в зеркале. – У тебя все в порядке, молодая госпожа? Поспешно прижимаю палец к губам. Сон Цзинь Гуаншаня крепок, но рисковать единственной надеждой на спасение мне не хочется. Торопливо шепчу, обрисовывая ситуацию. – Так вот почему Двор Зимы не желает запечатываться. Круг сделан, снега в тучах уже не осталось, ветра и морозы устали, а без тебя уйти не могут. Мне по новой начинать? А где молодой господин Вэнь Нин?.. – Его нет в Чертогах Осени. Он… он уже давно должен был быть здесь, он только Фею с волчатами проведать уходил… Ненадолго… – Слезинки срываются с ресниц, прочерчивают влажные дорожки на щеках. Хмуришься. Кладешь ладони на гладь зеркала и с силой выдыхаешь: – Повелитель Осени. Изображение скрывает снежный вихрь, сквозь который проступает силуэт Вэнь Нина. Очень бледный, но неожиданно решительный, он сосредоточенно выплетает заклятье. Огненный шар? Любимый, ты же никогда не силен был в боевой магии… Мелькает оскаленная морда. Белый медведь! Быть такого не может! Нормальные звери никогда не нападут на тебя, Хранителя Жизни. Рев сошедшего с ума животного смешивается с воем бури, сметающей изображение. И опять Палаты Вечности и неестественно застывший Король Зимы. Ты. Мой единственный друг. – Вэнь Нин… Спаси его, пожалуйста! – Ван Линцзяо. Огненная магия, разжигающая ярость, - срывается с твоих синеющих губ. – Это ее работа. Мои глаза встречаются с твоими, и я мысленно содрогаюсь при виде того, как стремительно голубую радужку сменяет чистейшая белизна. Вспыхивает и угасает зрачок – в нем уже нет необходимости. Из глубин человеческого тела на меня смотрит сама Стихия. А мне становится еще страшнее. И боюсь я теперь не только за свою любовь – мне немного жалко глупую ревнивую Линцзяо, королеву Летнего Двора, решившую нарушить мировой порядок и избавиться от якобы соперниц, претенденток на твое сердце. На навеки застывшее, давным-давно отданное Вэй Усяню сердце. – Лань Ванцзы… – Зеркало исчезает под толстым слоем льда. Разговор закончен. Цзинь Гуаншань беспокойно ворочается, но пока не просыпается. Его взъерошенные, выбившиеся из-под гуаня волосы и мерзкое, пусть и некогда смазливое, лицо вызывают лишь чувство глубокого неприятия. Хотя получается, что и он не так уж и виноват. Много ли надо обычному человеку, чтобы, мельком увидев, пожелать недоступное? А получив возможность – завладеть, искренне считая, что делает избранницу счастливой… Осторожно касаюсь рамы: – Повелитель Осени. Нет ответа. – А-Нин, любимый… Вэнь Нин! Чертоги Осени! – отражается пустой зал. Размерами он куда меньше Палат Вечности, и кажется, что его высекли в стволе гигантского дерева. Но пустота царит внутри, лишь тихо шепчет устлавшая пол сухая прошлогодняя листва, потревоженная залетным ветерком. Неужели… Нет, не верю! Не могут остаться пустыми эти комнаты, не может Вечность захватить и мою душу, я не позволю! Но я слаба, я могу лишь верить. Верить в тебя, любимый мой, в то, что Лань Ванцзы успеет… У меня осталось слишком мало сил. Последняя попытка: – Летний Двор, – и картинка, чуть погодя, меняется. Ван Линцзяо. В изящнейшей позе ты расположилась на кушетке. Открытое до бесстыдства платье, в высокой прическе столько украшений, что не видно волос, по якобы случайно выбившемуся локону пробегают язычки пламени, кувшин вина и спелые локвы прилагаются. И пышная клумба на заднем плане. На стенах же не скромный плющ – вьющаяся роза, распустившаяся десятками тяжелых цветков. И где-то в этих зарослях, судя по звукам, запутался несчастный соловей. М-да, не похоже, что это ради меня создавалась данная композиция. Королева Лета настроена весьма решительно. Бедный Лань Ванцзы… Бедные мы… – Принцесса Весны? – насмешка в твоем голосе мешается с раздражением и толикой удивления. Отставив поднос с угощением, вызывающе покачивая бедрами, ты подходишь к зеркалу. – Отвратительно выглядишь, сестрица Яньли, – а вот теперь в твоем тоне явственно слышится удовлетворение. – Надо чаще бывать на солнышке, тебе так не кажется? Издеваешься… Знаешь же, что твоими стараниями все еще длится Время Зимы, и за пределами Владений Весны царствует Лань Ванцзы. – Зачем тебе Вэнь Нин? – даже не пытаюсь скрыть отчаяние. – Вэнь Нин? Ах да, маленький братик а-Нин… Он так любит разных зверюшек, не правда ли? А уж какой взаимностью они ему отвечают! Мне же как-то больше птички по душе, – и ты насмешливо испускаешь заливистую трель. – А как тебе мой дар? Правда, пипа чудесно звучит? Да и смертный хорош собой, сама выбирала! А ты так за него и не поблагодарила, как невоспитанно! Содрогаюсь. Мне не верится, что ты, кого я столько лет считала сестрой, способна такое натворить, до такого опуститься. Удается лишь с трудом прошептать в ответ: – Ты слепа, Линцзяо. Ведь не только нам вредишь – Лань Ванцзы тоже страдает. – Чепуха! Это вы хилые и слабые, по себе судите, и не знаю даже, кто из вас больше на деву походит. – Презрение так и сочится. – Лань Чжань – настоящий мужчина, он обязательно оценит величие моего замысла. Ну а вы с а-Нином… – показное огорчение. – Вы просто… умрете? Ах как жаль! Ну ничего, из Чертогов Осени выйдет прекрасная псарня, а из твоих Владений – чудесный птичник. Лето. Прекрасное, буйное, щедрое и роскошное. Отчего же ты получило такое отвратительное в своей гордыне воплощение?.. Спокойная мирная хрупкая Осень, противоречивая неистовая и строгая Зима, моя Весна, когда-то светлая и нежная, – все мы разные, всех нас по-своему обязала судьба. Уставшие уходят, никто не заставляет нести свое бремя вечно, но зачем же так?.. Зябко поводишь полуобнаженными плечами и тут же расцветаешь в хищной улыбке: – А вот и Владыка Зимы пожаловал. Как думаешь, сестричка Яньли, насколько неприлично будет такой маленькой девочке, как ты, за нами подсматривать? Пожалуй, я даже тебе это разрешу, только тс-с-с! – Округлив глаза, ты подносишь палец с богато декорированным длиннющим хучжи к моим губам в отражении зеркального портала. И тут же раздраженно выпаливаешь: – Лань Чжань! Ты что творишь? По стенам и полу бегут дорожки изморози, проносится туманное ледяное облако, и цветы застывают драгоценными барельефами. Трескается и со звоном падает кувшинчик вина, захлебнувшись, прерывается посереди трели соловей. Птичку определенно жалко. Разъяренную Линцзяо – не очень. Возникший посреди комнаты яростным воплощением стихии Лань Ванцзы вымораживает все окончательно. – У-у-убери! – Королеве Лета явно не пришлась по душе столь радикальная смена обстановки. – Лань Ванцзы! – решаюсь окликнуть друга. – Вэнь Нин?.. – В Чертогах. – Похоже, вместе со словами Король Зимы выталкивает полноценный снежный буран. В завываниях ветра и мгновенно заиндевевшем зеркале становится невозможным ничего рассмотреть либо расслышать. Одна стихия не способна убить другую. По крайней мере, напрямую. Но вот отвести душу и хоть ненадолго, но простереть свою царственную длань на чужое владение – это запросто. А самое интересное состоит в том, что Линцзяо не сможет сама вернуть себе привычное окружение. Не ей нарушать законы природы. Придется договариваться с Весной в моем лице, чтобы убрать из своего Двора Зиму. И будет все это непросто и небыстро – Лань Ванцзы очень зол, а я не собираюсь прощать ей Вэнь Нина. И себя. И поруганные наши чувства. Собираюсь с силами. Последний вызов. Я должна, я просто обязана увидеть а-Нина! – Сестричка Яньли! – доносится сонное с кровати. «Нет! Пожалуйста! Только не сейчас!» – Ну где же ты ходишь? Мне без тебя тут холодно, цветочек. Залезай скорее! Проклятая пипа Линцзяо… – Обними меня… Да, вот так… Какая же ты красивая! А чего опять грустишь? И холодная… совсем замерзла у этого глупого зеркала. Ну ничего, сейчас быстро тебя согрею! Ненавязчивая ранее мелодия сплетается со словами Гуаншаня, ввинчивается в мозг, туманит разум. Уже привычным усилием сбрасываю морок, но тело мне не подчиняется. Остается только с отчаянной отстраненностью наблюдать за собственными неблаговидными действиями. Кукла и есть, марионетка в чистом виде. Но в груди еще бьется горячее сердце, в душе не завяли любовь и надежда. Вэнь Нин, любимый мой… Не мог тебя Лань Ванцзы бросить, если с тобой что-то серьезное. Так что скоро, очень скоро мы увидимся, я верю в это. Владыка Зимы. Единственный из нас, целиком познавший и принявший свою стихию. Мирный штиль, в любой момент готовый взорваться бешеным ураганом. Воздух – это далеко не так безобидно, как звучит, а уж в твоих умелых руках… Друг. Я так в тебя верю… Только ты способен разрубить этот узел. В чем-то Линцзяо права – мы с а-Нином действительно просто маленькие дети, заигравшиеся в свою любовь и практически не обращающие внимания на окружающий мир. Ведь вода способна на многое – не только напитать почву, пробудить жизнь летом и уберечь ее в морозы. Она основа всего живого и очень многого неживого. Почему же мой контроль над своей родной стихией так мал, что его не хватило даже на защиту от обыкновенного смертного, причем не отличающегося особым умом? Любимый мой… Ты – Осень, Хранитель Жизни и Земли. К тебе тянется все живое, ты бережешь и лелеешь каждую травинку и букашку. Готовишь их к суровому испытанию Зимой, учишь выживанию. Но ведь стихия земли не только в этом состоит. Это еще и способность выкопать овраг или воздвигнуть горы, сменить русло реки или сдвинуть континент… А ты от медведя защититься не можешь, почему-то хватаешься за совершенно чуждую тебе стихию с закономерным результатом. При всем коварстве и недалекости Линцзяо – уж с огнем-то она управляется куда лучше… – Цветочек, тебе ведь хорошо? – Да, мой господин, очень хорошо… – снова лезешь с отвратительными поцелуями. Мой персональный палач. Как мерзко… – Ты ведь любишь меня, правда? – Правда, мой господин, люблю… Энтузиазм твой разве что из ушей не льется. Эту бы энергию да в мирных целях… ну или хотя бы на Линцзяо дар перенаправить – судя по ее темпераменту, ей бы ты в самый раз подошел. Но не мне же… Как же я устала от всего этого. Боль, отвращение, безысходность и угрызения совести водят хороводы в моем отчаявшемся разуме. Это же настоящее предательство. Я предала тебя, любимый, предала своей слабостью. И каждое движение, навеянное приторными звуками пипы, высасывает из меня остатки сил, каждая команда Гуаншаня толкает меня к Вечности, и не к дворцу Ванцзы, увы, а к той грани, из-за которой нет возврата… Как же мне вовремя вспомнился друг! Никогда еще я так не приветствовала стужу! Поток ледяного воздуха живительной свежестью утешает мое уставшее тело. На стенах и потолке расцветают морозные узоры. Какая ирония – цветы мне приносит Зима. – Что это такое? – лепечет бессмысленное существо, скатываясь с меня. И появляешься Ты. Во всем своем стихийном великолепии. Пара небрежных жестов, и, слетев с кровати, на пол опускается ледяная статуя. Прошу любить и жаловать, господа, произведение работы известного скульптора Лань Ванцзы «Заклинатель с пипой на шее», лед, дерево, обрывки струн. – Так ему гораздо лучше, – нервно хихикаю, спешно кутаясь в простыню. – Вот и мне так кажется. – С каждым твоим словом температура в моем доме понижается все больше и больше. – Лань Ванцзы, спасибо! Ты… ты не представляешь, как я тебе благодарна! – Слезы облегчения помимо моей воли начинают струиться у меня по щекам. Встречаюсь с тобой глазами. Стихия постепенно оставляет тебя, ярость бури уходит из взгляда, сменяясь привычным голубым льдом. Порывисто шагаешь к зеркалу: – Палаты Вечности, – и делаешь приглашающий жест. Подхожу, путаясь в простыне. Мда, друг мой, хорошо, что это не я оказалась на пути реализации твоих потаенных желаний… В зеркальной поверхности виднеются пустой трон и яркая композиция, буйством красок резко выделяющаяся среди бело-голубой строгости зала. К заиндевевшему куску стены, увитому обледеневшим плющом, прикована обнаженная Линцзяо. Волосы ее языками пламени раскинулись во все стороны, тело пылает внутренним жаром, глаза мечут молнии. Но ни звука не срывается с полных кроваво-красных губ. Я вздрагиваю. – Она заслужила, – абсолютно равнодушно произносишь ты. – По-хорошему, заслужили вы все, но вам с Вэнь Нином и без меня досталось. – Слова возражения замерзают у меня на языке, стоит мне встретиться с тобой взглядом. – Чертоги Осени. А вот и ты, любимый мой! – Яньли! – взволнованный, кидаешься к своему зеркалу. Очень бледный, под глазами залегли тени, но одежда твоя в порядке, и незаметно, чтобы ты был ранен. Какое счастье! – Вэнь Нин… – со всхлипом вырывается у меня. – Любовь моя, белый лотос, ты жив… Как же я по тебе соскучилась! – Вы слишком юны и неподготовлены. Слишком сильно связаны друг с другом, а не со своей силой. Так быть не должно, – ледяной голос Лань Ванцзы прерывает нас, вышвыривая в суровую реальность. – Волею старшего! Отправляйтесь в мир и либо ищите замену, либо учитесь справляться со своими стихиями. Развивайте дар – он вам не просто так дан. – А Линцзяо? – А как же времена года? Очень растерянно и почти одновременно. – Ван Линцзяо я изгоню. Когда остынет. Вернуться она не сможет. А небольшой ледниковый период Земле не повредит, пусть отдохнет. – В твоих руках материализуется гладкий сияющий ледяной посох, ты взмахиваешь им и повторяешь: – Волею старшего! – и все заволакивает снежная круговерть. *** Мой милый, мой чудесный а-Нин, как же сладко тебя целовать… Губы твои пахнут медом и яблоками, нежная кожа твоя сияет под лучами солнца. Волосы твои шелковой волной скользят меж моих пальцев, а в ореховых глазах светится любовь. Тихая, спокойная и такая незыблемая… никакого сравнения с жалкой страстью смертного безумца Гуаншаня. Мы лежим на полянке среди распустившихся первоцветов в прекраснейшей долине на острове, где нашими руками сотворено маленькое чудо. Здесь нет лета, и никогда не наступит зима, лишь меняющийся световой день да застывшие в последнем рывке своей бессильной ярости океанские волны напоминают о том, что за пределами заповедной земли простирается ныне царство Лань Ванцзы. Нам было непросто, особенно тебе, любимый, но не зря ты будил гейзеры, не напрасно на севере острова текут огненные реки. Мне даже казалось, что все, достигнут предел возможностей, но я недооценила твое упрямство. Теперь ты истинный Повелитель Земли, но мы об этом Ванцзы пока не скажем, правда? Мне не кажется, что я уж очень сильно продвинулась в познании своей стихии. Зато наш маленький уголок рая творили вместе мы и только мы. Реки не только огненные, озера с чистейшей ледниковой водой, сеть ручьев и даже несколько болот с лотосами, горные долины и прибрежные плато, луга и леса – и все это живое, дышащее, гармонично засаженное и заселенное. Приятно иногда побыть богиней. Особенно с тобой. Моя ладонь скользит по гладкой коже, ласково обводя все изгибы совершенного тела. Мы давно расстались с одеждой, и ничто больше не скрывает от моего взора твою теплую красоту. Не могу насмотреться, не могу оторваться, не сейчас, когда воспоминания об Гуаншане в любой момент готовы проломить хрупкую плотину в моем сознании. Легкий рывок, и вот уже ты нависаешь надо мной, прячешь от мира за ниспадающей завесой волос, струящихся тяжелым шелком. Губы твои, нежные и ласковые, приближаются к моим, стремятся к ним медленно-медленно и шепчут, смешивая наше дыхание: – Люблю…