Ревность одессита

      — Ты б своим котелком хотя бы немного поразмыслил, ну, кто ж на рожон кидается! — возмущённо кричал на полквартиры Дунайский, чтобы его уж точно услышали. И не важно, что Лёша разувается возле входной двери, ну, а вдруг он уже в ванну сбежал, чтобы ворчания Одессы избежать, кто ж его знает.       Ростов нервно обувь скидывал и проходил в гостиную к приятелю своему. Женечка тоже весь на нервах, в кресле сидит да ногами всё дёргает. А ничего удивительно, снова его светлая головушка их из передряги вытаскивает. А ведь хотели дойти до сквера, прогуляться, как в старые добрые… Нет, не пострелять в кого-то они хотели, что за идиотизм. У них «старые добрые» свободу означают. Сейчас попробуй вырвись друг к другу. Как Евгений смог, вот прилетел. А бывает же не прошмыгнёшь, тогда только по телефону поболтаешь, родной голос только так и услышишь. Это совсем не то, как в жизни. Никто за руку не возьмёт, к уху не наклонится и шептать не будет чего-нибудь, отчего улыбку скрыть не сможешь. Не сможешь очутиться просто в объятьях дорогого и ненаглядного.       Ну, ладно, ладно! Сейчас то они вместе были. Даже почти до сквера этого дошли. Беда, как всегда, им на голову свалилась. Драки для них, казалось бы, привычное дело, но тут другое, когда эта драка романтику портит. Ещё и Лёша в джентльмена сыграть решил. Того Дунайский и гневается.       Донской руки на груди сложил и оперся о дверной косяк, смотря, как его Черноморский гость, колени сжимает.       — Ну и чего ты начал? Мы ж живые выбрались. Да и что мне то будет, Женя! — Лёша к креслу подходит и руки в стороны разводит, — Ну чего ты такой смурной?       — А я тебе уже сказал: ты на кой чёрт лезешь, куда не просят? Ты Робин Гуда не включай, те мужики тебя порвать хотели, а ты? «Ой, посмотрите, я герой, я вас сейчас пистолетом прихуячу!» — злился Женя, вскакивая с месте, — Это всё твои цветы! Они нам больно нужны были?       Цветы это такое дело. Они их друг другу почти не дарят, а смысл? Их конфетно-букетный период обошёл стороной, они его смысл так до сих пор и не поняли. Но вдруг! У Лёши желание появилось сделать подарок, было бы, конечно, здорово в поле нарвать васильков и преподнести Дунайскому, но раз тут цветочная лавочка рядом, почему бы и не заглянуть? Вот и стояли цветы вместе выбирали. Женя не понимал, зачем им это, но улыбка с его лица не сходила, поэтому Донской считал, что уже наполовину план выполнен. А потом с продавщицей поболтать решили, потом какая-то нехорошая компания рядом проходила, ещё и так неаккуратно задела плечом. Нужно же было в ответ сказать пару ласковых…       А Дунайский уже тогда был на нервах, ещё и эти закидоны, ему делать нечего в свой отдых, как разнимать Ростова с какими-то мужланами. Теперь весь вечер дуться будет, эти цветы уже хочется сжечь, выбросить в мусорку пепел, а из мусорки в мусоропровод. Лёша отходит к окну и чешет затылок, почти рычать начиная.       — Женя, ну, не делай ты мне нервы!       — А ты мне смешно не делай! — вскрикивает Одесса, складывая руки на груди, но почти сразу начинает ими махать, — Ладно это! Но чего это мы глазки строим дамочкам? «Ой, я такой, я сякой». Так бы и дал в глаз за длинный язык!       — А ты что, ревнуешь? — отходя от главной темы, усмехается Донской.       — Тебя-то? — Женя вперёд наклоняется и смеётся, на кивок Алексея, — Тебя ревновать только курам на смех!       — Оно и видно, поэтому ты так и злишься с этого!       — Лёша, закрой рот с той стороны уже! — вплотную совсем Женя подходит и за футболку на себя тянет. Брови сдвинул и правда злобно, но глазки то азартом каким-то блестят. Алексей воспринимает этот жест за: «Поцелуй уже наконец-то».       Ростов целует, когда Женя рот приоткрывает, и он знает, что тот что-то сказать хотел. Но лучше уж помолчать. Всё прошло, оставили они и мужиков тех, и покупку цветов. Сейчас дома ссор разводить им уж точно не нужно. Они же друг друга знают. Знает Женя, что Лёша не просто так на этих прохожих кидается, всё потому что его одессита задевают, а за это сразу должно наказание следовать, такие правила у них уже лет тридцать держатся. А Лёша знает, что Женя не просто так гневается, не просто так хочется уберечь. Он же знает, как иногда тяжело бывает, знает, как было тяжко. Поэтому под контролем всегда ситуацию сам держит. Милые бранятся, только тешатся. Про них это правда верно сказано.       Их душеньки быстро успокаиваются. Только вот спорить не перестают. Уже в шутку один шепчет другому, что не ревнует, а второй ему обратное. Евгений ведь правда ревнует. И Лёша знает. Не в первый раз замечает, как по телефону говорит, что с кем-то на встречу идёт, а Одесса в этот момент тяжело вздыхает, чуть ли не зубами скрипит. Ой, а по видео, то, звонку как весело. Там личико Женечки видно, видно как бровки супит, как руки на груди складывает обижено и как чёлку свою вскидывает резко. Ревнивец у Ростова он ещё тот, но как же это Лёше нравилось. Каждый раз такое удовольствие глядеть на него. А потом такое же удовольствие получаешь, когда влюблённо шепчешь, что скучаешь и ждёшь встречи. Дунайский таять тогда начинает, тоже нежно слова свои протягивает, и в них веришь, как ни во что другое. А всё потому, что врать они друг другу в этом не могут, о любви и нежности всегда честно говорят, без прикрас.       И тут тоже потом на нежности переходят. Женя первый тему сменить хочет, чтобы больше сладкий голос над ухом его в краску полную не вводил. Одессит всегда хочет быть правым, поэтому от Лёши так отмахивается. И слабости своей признавать не хочет. Евгений прячет взгляд от зелёных глаз, разворачивается к Донскому спиной, позволяет себя обнять. А Лёшу прям ведёт от такой скромности, но аккуратности. Знает же, что в голове у Одессы явно мыслишки не невинные. Это его своеобразное заигрывание, которое Ростову даже очень нравится. Пусть Женя строит из себя овечку, можно поддаться и сделать вид, что да, поверил Лёша ему, совсем Дунайский не ревнует, конечно.       Когда Лёша чужие плечи оглаживает и целует, градус повышается. Женя смеётся игриво и посматривает из-за плеча на лицо южанина. Ростов для себя этот взгляд по-особому воспринимает. Мол, сделай так, чтобы я не ревновал. Может Женя и не совсем то имел в виду, но явно что-то похожее — в глазах черти пляшут, вызывающе прожигает взглядом, вызывая табун мурашек. Донского просить много раз не надо, давать намёки тоже. Он за руку берет и целует её, проходя в коридор. Женя идёт следом, его даже просить не нужно. Зайдя в спальню, Лёша расстёгивает пару пуговиц рубашки и складывает руки на груди, ожидая пока Одесса войдёт. А он знает, что он сразу не зайдёт. Женя у двери топчется, держится за дверь, якобы смотря, что Лёша тут делает, вдруг чего просто взять захотел. Но каждый раз спустя секунд десять можно обернуться и…       Дунайский целует горячо, прикусывая губу. Он чувственный, несомненно, это в нём Алексей и любит. Нравится ему эта пылкость, но и одновременно расчётливость. Сам Ростов за талию его обнимает и разворачивает от двери к кровати. Женя за шею обнимает и сам к кровати шагает в слепую, утягивает за собой на простыни, судорожно выдыхая и падая. Одесса лбом в лоб утыкается и смотрит в глаза, даже не моргать пытается. Слова в кучу у обоих сбиваются, а тут и сказать нечего. Чем ближе тела были, чем больше соприкасались, тем желание возрастало. У Ростова от красоты Жени уже голова кругом, так каждый раз. Чёртов одессит спокойствия не даёт, одно его пребывание рядом радует глаз и душу. Смотря глаза в глаза, Лёша тихо шепчет и руку под одежду запускает, оглаживая чужую грудь горячей ладонью.       — А сейчас ты ревнуешь? — смеётся Алексей, на что Женя хочет потянуть его волосы назад.       — Я не ревную и не делал этого.       Планку Одессы тяжело понизить. Но сейчас и не надо. Тут достаточно потом ещё пару раз этот вопрос задать, пока Женечка в экстазе будет. План коварный и злой, но что поделать. Руки уже сами по себе блуждали по чужому телу, пока ладони Дунайского мельтешили по спине Лёши. Ещё пока просто гладят друг друга, но потом переходят дальше. Донской футболку белую с худого тела стягивает, трётся щекой о грудь Евгения, косится на него, заглядывая в глаза. А Женя всё закрыть очи голубые пытается, чтобы со взглядом Ростова не встречаться, тот же его сразу сожрёт. И нет, это неплохо — разве что для Жени, — но под давлением коварных зелёных глаз сразу проигрываешь, отдаёшься без остатка, полностью. Забываешься в чувствах и наслаждаешься. Этого Дунайский и хотел, будем честны, но так рано сдаваться не собирался. Ещё немного промурыжит Лёшеньку, а потом в двойном размере его любовь примет. Любит он, когда Донской действиями любовь проявляет. Языком чесать каждый горазд, но вот на деле доказать не может. А Лёша не такой, он юркий, извернется, но докажет, как угодно, и чем угодно, что любит. У Жени от Ростова крышу сносит — ну, невозможно, чтобы его так любили. И тут дело не в том, что Женя как-то плох, нет. Тут дело в том, что в принципе он не понимает, как так сильно любить можно. Почти боготворить, лучше человека рядом с собой не видеть, наслаждаться одним им, не задумываясь даже о чём-либо другом. Лёше просто другой не нужен, его «жене» тоже.       Когда Донской шею ещё пока бледную целует, Одесса сжимает его плечи, трётся ногой об ногу в нетерпении. А Алексей то ещё в одежде. Исправлять надо было. Как только тот от чужой кожи отрывается, Женя приподнимается осторожно и старается пуговицы на рубашке Ростова расстегнуть. Руки путались, Лёша старался помочь, но сам не мог с собой совладать. Отрывались от дела на поцелуи мокрые, уже явно хотели большего оба, невооружённым глазом было видно по состоянию обоих. Рубашка всё-таки с плеч спадает, и её благополучно назад бросают, видимо, желая скинуть на пол. Первым свои брюки снять пытается Лёша, и это Женю злит, он ждать больше не хочет, очереди занимать не будет. Сам свой ремень расстёгивает и спускает одежду слегка, выдыхает почти облегченно, смотрит, как Ростов уже в одних боксерах остаётся и тянется за смазкой и презервативом. Одесса головой по кровати ворочает, устроиться удобнее пытается, раздеться полностью хочет. Слышит, как Лёша смеётся, видит, как улыбочка на его личике появляется. Сам ведь тянет, гад, а ещё усмехается. Совсем не торопится, испытывает терпение. Когда наклоняется к лицу, поглаживая ладонью по щеке, Женя замирает и не отрывается от изумрудных глаз.       — Женечка, ты же знаешь, как я тебя люблю. Никто другой, кроме тебя, не нужен. Я готов показывать бесконечно, — кокетливо протягивает последнее Донской и оглаживает бёдра Жени, ища отклик в задумчивом взгляде, — Кажется, у тебя из головы уже все напасти вылетели.       — Ещё и ёрничать вздумал, — выдыхает Одесса, отводя наконец взгляд в сторону.       — Ох, всё-таки ещё злишься в глубине души… Ничего, я прощения добьюсь.       Боксеры Женины снимает и замечает, как серьезно на него голубые глазки смотрят, точно стреляют. Лёша невольно снова говорит, что любит его. Затем на пальцы смазку выливает, растирает их и разводит ноги Евгения. Дунайский волосы сжимает свои, когда Донской пальцы вводить начинает. На один реагирует вполне спокойно, слегка жмуря один глаз, но это всё было у них в порядке вещей. Слегка судорожное дыхание выдаёт его волнение, играет злую шутку. Ведь с двумя пальцами всё интереснее.       Ненавидит Женя, когда Лёша играется. То, что это приятно бывает, спору нет, но это ему в моменте вовсе не нужно, когда хочется лишь одного, а с этим всё растягивают, чуть ли не кончить заставляя. Алексей пальцы разводит, надавливает ими, старается поглубже протолкнуть. У Дунайского уже взгляд плывет после того, как он из-за всего так резко и сильно жмурит глаза. А ведь это даже не конец. Стоны с губ срываются, Евгений скулит почти, когда Ростов пальцами сильнее проникать пытается. Одессит лицо рукой закрывает, а второй царапает сильную спину. Лёша на это почти не реагирует, лишь уголки губ поднимает. Нравится ему смотреть, как его Евгений мечется и места найти не может. Нравится смотреть, как тот брови хмурит, лицо в принципе спрятать хочет, чтобы румянца не было видно да и стоны чтобы никто не расслышал. Лёша в эти моменты думает: «Ну и скромник! В тихом омуте черти водятся». В этом омуте голубых глаз уж точно.       Ростов ещё палец добавляет и в этот раз уж слишком медленно тремя двигает. Женя тогда руку слегка с лица убирает и заглядывает на Донского вопросительно. Чем дольше муки эти длятся, тем тяжелее с собой совладать. Хочется поторопить, но знает же Одесса, что Лёша уж точно шевелиться не станет, только ещё больше тянуть будет и разговорами грязными раззадоривать. Поэтому парень молчит, тяжело дышит и сжимает пальцы на ногах. Алексей за всем наблюдает, почти не растягивает, но зато видом наслаждается. Жене ведь всё сложнее терпеть, желание сильнее разгорается. Да что уж, самому Лёше тоже нелегко, он уже сам очень хочет. Всё-таки растягивать продолжает, дабы на это реакцию увидеть. Евгений надрывисто стонет, царапая себя по груди. Жмурит глаза, позволяя слезинкам пуститься по щекам. Их Ростов сцеловывает, пальцами ещё немного двигая, возбуждая Женю ещё посильнее. Тот ему в глаза уже смотреть боится снова. Тут над ситуацией контроль не возьмёшь, тут Лёша ведёт, и никак по-другому. Он знает все точки, знает, как завести, как следует. Всеми трюками пользуется, не давая возможности отвлекаться от их дела, только думать о нём можно в этот момент.       — Теперь, кажется, сомневаться во мне меньше начинаешь, — Лёша усмехается и пальцы убирает целуя уже покрасневшие губы. Свои боксеры снимает и натягивает презерватив, смазывая член смазкой. За всем наблюдает Женя. Раскрасневшийся, возбужденный и жаждущий всего прямо сейчас. Всего в один момент. Сомневаться в Лёшеньке — грех. И этот грех Жене ни к чему. Его взгляд всё ласковее становится, уже не пытается играться, хочется, чтобы любимая часть, где он себя совсем не скрывает, началась поскорей.       Дунайский руками Лёшу обхватывает и утыкается ему в плечо лицом. Да вот только знает для чего это Лёша, хорошо знает. В один же момент, чтобы себя потише сделать, Женя укусит. Да так, что потом чуть ли кожу не проткнет. Может немного утрировано, но кусает Женечка правда больно, пусть Донской и почувствовать всей боли не может, но лёгкое покалывание ощущает. На Евгения смотрит косо и ногу одну его задирает. У Одессы руки уже от ожидания подрагивают. Он пальцами по спине чужой стучит, словно какой-то ритм отчеканивает. От этого даже засмеяться хочется.       Лёша входит медленно, не туго, но и нельзя сказать, что всё прям легко. Не получится с бухты-барахты это так просто. Женя поскуливает тихонько, бодаясь в плечо Ростова. У Донского ощущение, что тот пробурить дырку в нём и правда хочет. Но это шутка, конечно, понимает же, что Одесса себя так отвлечь пытается, старается к себе внимание привлечь. Алексей в макушку целует, потом старается осторожно прильнуть к шее — и это одессит позволяет. Даже от плеча отрывается и обратно на подушку опускает голову, жмуря глаза. Багровые следы на шее оставляет, спускается дальше, продолжая расцеловывать бледную кожу. Женя расслабляется, позволяет делать всё, что угодно, лишь плечи его сжимает и разжимает.       Расслабленно так, получая поцелуи, Женя лежит около минуты. Потом Донской разрешает себе толкаться. Пока всё ещё медленно, но Дунайский уже стонет тихо. Когда Лёша за руку берет и к кровати прижимает, Женя мельтешить начинает. Вот чего ждал он. Ждал, чтобы сплелись наконец. Близость тел и душ хочет чувствовать, хочет, чтобы дыхание сперло от того, насколько они тесно соприкасаются.       Лёша целует со страстью всей, хочется глаза закатить от счастья, но их просто прикрывают. Шлепки то по комнате всё чаще раздаются. Женя руку чужую сильнее сжимает, пальцы переплетая. Второй спину царапает Донскому, на что тот лишь заводится сильнее, кажется. Скрипящая кровать совсем не мешала, этот звук смешался со всеми другими, стал единой мелодией. Евгений, когда поцелуй разрывает, стонет протяжно. Ростов ключицы прикусывает, издевается словно. У Жени уже взгляд плывёт, а он даже ведь отвлекаться от лица Лёши не думает. Слёзы в уголках глаз сбиваются, но Одессе всё равно, он пытается взгляд помутневший на любимом сосредоточить.       Через лёгкие пропускает воздух, резко вздыхая и широко раскрывая глаза. Сам не замечает, но изо рта слюна стекает. Знает Лёша куда давить, как и что делать. Специально глубже толкается, вжимая Дунайского в матрас. Любуется его раскрасневшимся лицом, взглядом от наслаждения помутнённым снова, дрожащими конечностями. Ростов и сам тяжело дышит, надрывисто стеная вместе с Женей.       — Не хочу… — шепчет, словно в бреду Одесса, притягивая ближе и сглатывая ком в горле, — Никому не хочу отдавать тебя.       — Женя, всё ещё ревнуешь? — слабо улыбаясь, тянет Лёша и быстро целует.       — Уже нет! — выкрикивает Женя на очередном толчке и проглатывает все слова, что хотел добавить. Голову закидывает назад и кончает, жмуря глаза. Проклинает уже Донского, за то, что тот, когда не нужно руки так распускает. Рука у него на члене Одессы покоится, надрачивая. Женечка заканчивает, а Лёша нет. Он рукой испачканной уже сжимает покрывало у лица Жени. И разницы нет, всё равно в стирку прямо сейчас закинуть придётся. Заставлять себя кончить не приходилось никогда. Оно само приходит, почти сразу вместе с Женей. Иногда раньше, иногда позже. Но, смотря на блаженный вид Дунайского, уже сдерживать себя не в силах.       Женя мычит недовольно, когда Ростов выходит. Ноги поджимает слегка и отворачивается в сторону, не отпуская руки парня. Утыкается в руку лицом, тяжело дыша. С дыханием никак не совладать, но он пытается. Лёше жаль руку отнимать. Он целует в висок и шепчет на ухо.       — Я тільки тебе кохаю.       — Я знаю, — отвечает одессит и смотрит в зелёные глаза, слабо жмурясь, — И я тебя. Но больше, чтоб таких истерик не мастерил.       — Слушаюсь, позвольте оказать Вам честь и протереть Вас? — Лёша почти в голос смеётся.       — Джентльмен из тебя никакой, — целует в уголок губ и прикрывает глаза, — Но честь можете и оказать, буду признателен.