неясность

— ты, маленькая соплячка, да я тебя в порошок сотру! — кричит Захарова, когда в тот момент её тянет на себя Афанасьева.       А Лиза хлопает глазками, на краях которых наполняется слезы. Но она держит свое безразличное и унылое лицо, не слабая же. Вроде. Она боялась своих же чувств, от которых убегает уже какую неделю на этом проекте. Лиза чувствовала неконтролируемую окрыленность даже от мимолетного нахождения рядом с Кристиной, которая при виде ее жмурилась, пытаясь как можно быстрее удалиться из ее зоны. Андрющенко уходила в свою комнату, дабы убежать от своих мыслей про эту даму, от чувств, которые она закрывает постоянно, заставляя становиться холоднее еще больше. Она привыкла, на самом деле, к такому исходу событий. Быть одной уже как хобби. — Да какого хера ты забыла здесь? Ни пьешь, ни куришь. Хули делать? — продолжает выражаться Кристина. — Если я веду здоровый образ жизни, это не значит, что у меня все хорошо. — Здесь куча девочек с реальными проблемами, а ты — ходишь и бродишь, наблюдая за всеми издалека. — Мне запрещено это делать? — тот самый вопрос, который заводит агрессора в реальный ступор. — Не советую ставить себя выше всех, ты не одна такая, за это и сушку пробить можно, — Да когда она определится, то Лизе нечего здесь делать, то она одна из них, — входи в коллектив, дорогая, так и останешься одна. – Не стоит мне об этом говорить. И так знаю.       Андрющенко разворачивается и уходит в комнату. Пропадает с чужих глаз как мошка на улице. Кровь протекает в уши, чуть ли не оглушая все вокруг. Пустота внутри и... боль? Боль для такой холодной до ломки костей девчонки? Оскар в студию. Знакомое для Лизы чувство. Она устала, очень сильно. Она любит кататься на качелях, но не на эмоциональных.       Она не может сообразить и понять, что с той блондинкой не так. Сначала кусает кожу, заставляя Андрющенко приятно стонать, а после шлет на все три буквы куда подальше, желая сдохнуть в глубоком одиночестве, с которым черноволосая уже не справляется. Оставляет укусы на бледно-розовых губках Лизы, хватая ее за черные волосы, а следом чувствует ее кулак на своей щеке. Сначала заставляет кричать ее имя, а затем кричать от боли.       Все мысли мешаются в одно единое. Опустошенность, больше ничего. Лизе до чертиков сложно в кого-то влюбляться, кого-то ценить. Вообще что-то к кому-то чувствовать. А откуда это пошло? Где нужно копаться? Любовь Розенберг, надеется Андрющенко, обязательно должна помочь.       Раньше слезы помогали освободиться, помогали всё вытащить изнутри, а сейчас даже их нет. Никого нет. «Почему ты меняешься каждый раз? Пожалуйста, пожалей меня, я устала.», — думала каждые разы Лиза.

***

— Подойдешь — руки оторву, — пыталась обезопасить себя Лиза, пока Захарова медленно подходила к ней. — Моя девочка, не стоит меня злить, ты прекрасно знаешь об этом. Или напомнить? — как-то мазохисто спрашивала Кристина, — Ты же у нас солнца лучик чистый, не так ли? – Блять, да ты конченная, перестань. Лиза останавливается, надеясь, что та сделает то же самое.       Длинноволосая подходит близко, даже очень, заставляя Лизу сжаться и бояться. То, чем питается Кристина от этой маленькой девчушки. — Знаешь, я бы давно тебе зарядила, но твое детское личико не позволяет этого сделать, почему-то, — ровным тоном, даже пугающим, молвит Захарова, обхватывая длинными пальцами подбородок Андрющенко, — Может, ты меня попросишь это сделать? Ударить сюда, к примеру, — проводит обратной стороной пальцев по щеке темноволосой, — Или вообще в голову, чтобы больше экстрима получить, а, детка?       Ноги Лизы начинают подкашиваться. Кровь льется по венам, а сердце отдает быстрый ритм, что даже сосчитать трудно. Цепкий взгляд, рассматривающий каждую клетку и волосинку ее лица, напоминал взгляд мазохиста. Самого настоящего. — Отвечай, что молчишь? — повысив тон, резко произнесла Кристина.       Андрющенко громко сглатывает, продолжая смотреть в чужие глаза, помахивает головой. Ответ, а точнее ухмылка Кристины пробирает до кончиков пальцев. Неизвестность, которая сейчас будет происходить, заставляет дрожать еще сильнее.       Захарова сокращает расстояние, буквально вцепляясь в губы невинной девочки. Все вновь повторяется. Она целует беспардонно, кусая поочередно, слыша, как та попискивает от приятной боли. Снова повелась, какая глупышка. Лиза отвечает, неуверенно и вяло, но Кристина берет на себя инициативу и хватает ловкими пальцами на себя Андрющенко, обхватывает бедра, которые она уже смогла исследовать, сжимает их крепко, будто сама себе доставляет удовольствие, а не девушке сверху. Елизавета укладывает ручонки на плечи, пытаясь столкнуться с чужим языком, чтобы показать, что она тоже не из слабых. Крис отстраняется, не уводя взгляда с чужих губ, ехидно смеется. — Вот ты сука, — выдает Лиза с тяжелым дыханем от возбуждения.       Захарова снова докасается до мокрых уст, залезая в полость рта первая. Главная она, и никто больше. Лиза это поняла еще в их первый вечер «вдвоем».       Не отрываясь от рванного поцелуя, от которого так и хочется выдавать звуки удовольствия, Кристина проводит Лизу в ванную. Мало ли кто зайдет в саму комнату, других проблем им не нужно.       Кристина укладывает девчонку на холодный кафель, снимая юбку, которую так и хотелось разорвать к чертям пять минут назад. Лиза ахает от неожиданности, но все равно отдается чужим действиям. Близость и реальность сводила с ума, что хотелось помереть от удовольствия. Захарова проводит по оголенному бедру своей ладонью, ни на секунду не сомневаясь, что она может трогать ее таким образом. Снова показывает свою яростную ухмылку, четко смотря в глаза Лизы, и наклоняется к животу. Почему-то прикосновения живота всегда сводят с ума в такой обстановке. Андрющенко, чувствуя как губы Кристины спускаются на нижнюю часть, не сильно сжимается, но Кристина видит это и даже немного злится. Надавливает на ноги, чтобы та расслабила свои мышцы. Лиза срывается, начиная выдавать стоны на всю ванную комнату, оповещающие об удовольствии. То, чего Крис хотела перед тем, как до коснуться до мраморной от холода кожи.       Закусывает губу, моментально срывая нижнее белье с нее, которое открывает вид на неописуемое сокровище. Смазки рядом не было, но это не поставило крест перед будущим удовольствием. Природной смазки вполне хватило. — А еще просила отойти от тебя, какая жалость, — ухмыляется Захарова, проводя пальцем по лону Лизы, на что та дергается. Кажется, Лиза начинает жалеть.       Со скул уже стекают яркие бисеринки пота, что блестели словно золото от света тёплого оттенка. Андрющенко чувствует приятный комок внизу живота, а затем ее в один момент будто током ударяет: она передергивается, сжимает от резкого действия глаза и запредельно громко постанывает имя Кристины, на что та скалится как шизоидная. С каждым настойчивым и уверенным толчком по маленькому помещению разлетаются писки малышки. — И куда же твое безразличие пропало? Что? Даже говорить не можешь? — издевается.       Глубоких толчков все больше, а сила только увеличивается. Пальцы двигались максимально уверенно и не размазано, как это могут делать другие.       Пацанка откидывает голову, зажмуривает глаза и смыкает губы, желая скрыть рвущиеся на волю прекрасные звуки, движимые волной оргазма. В последнюю секунду она не выдерживает и звонко выкрикивает, прикрывая ладонью рот.       Кристина улыбается во все тридцать два зуба, достает пальцы и подходит к ванной, чтобы вымыть их и только что случившуюся ситуацию. Сразу же меняется в лице, возвращает того злого и противного монстра, который будет издеваться над Лизой до конца ее нахождения на проекте. Пацанка подходит к Лизе, которая поднимается и пытается анализировать ситуацию. Будто в первый раз, смешно. Захарова подбирает ее юбку и швыряет в нее. — Одевайся. Увидимся на выгоне, — кидает напоследок Кристина, а после уходит из ванной и снова оставляет Лизу одну, как это делают абсолютно все. Снова ушла, оставив лишь туман возбуждения и боли. Ушла, давая сражаться с мыслями вечно. Уходишь, не предупреждая, заставляешь меня выучить твое расписание. Надеваешь на пальцы меня, а потом кидаешь как тряпку, которой скоро подтерешь снова. А я верю. И буду верить всегда. Ты моя надежда, которая ушла. Надежда, которая давала шанс на счастье мое. Хочу упасть, хочу убиться, снова топчешь ты меня. И словно птица улетаешь на юга, чтобы согреться. Оставляешь меня на севере, морозиться о холодные стены. Убивай и пинай. Убивай и пинай. Все равно не спасешь. Все равно оставишь в яме отчаяния с кровью на руках.