Все для нее

Потя знала, что все в этой жизни — для нее. Юрка был для нее: чесал за ухом, гладил по спинке, приносил тряпичных мышей с мятой и скатывал шарики из фольги, открывал двери, разрешал прыгать на шкафы, перестал однажды кормить колбасой правда — но зато теперь у нее были вкусные консервы. И лежать у него на коленях было удобно. Для нее была сделана полка на кухонном окне, и куплен домик, и шкафы с одеждой оставлялись открытыми — тоже для нее. Трава на подоконнике в комнате, три вида расчесок, кресло, одежда на спинке дивана, вода в ведре каждую субботу (зачем Юра там мочил какую-то тряпку — непонятно). У Юркиного дедушки тоже было много всего для Поти: дача с садом, в котором живут ящерицы, подвал с мышами, терасса, в которую вечером на свет налетали огромные бабочки, сметана, пока Юра не видит, и колбаса с утреннего бутерброда, и удобные колени. Еще для Поти была Лилия: она тоже разрешала спать в своей кровати, проверять, что лежит в тарелках на кухне, у нее были скользкие одежды, но она никогда не ругалась за затяжки, можно было греться на солнышке на балконе и есть ломтик сырокопченой на завтрак. Лучше всего в ее квартире была коллекция фигурок на комоде — между ними можно было ходить «змейкой» под строгим взглядом, обтирая пушистыми боками. Также у Лилии был Яков, который грубовато гладил, на чьем стуле на кухне было лежать лучше всего, и которым иногда пахло от Юрки. На самом деле, Потя считала, что существует всего три вещи, которые не для нее и абсолютно не нужны: ветеринары, застрявшая в желудке шерсть и китаец. Вообще, сначала был запах. Даже не так. Сначала были поздние возвращения домой. Потя сидела на окне возле горшка с фикусом, лежала на оконной полке в кухне, и на подоконнике кухонном сидела возле микроволновки (и на микроволновке тоже сидела). За окном была осенняя серость, потом спешащие домой люди, включались фонари, и вот уже темнота, даже мерзкие собаки с людьми уже не гуляют, а Юры все нет. Потя уходила в коридор, садилась на верхнюю полку обувницы со старым шарфом (шарф — тоже специально для нее), и ждала. Юрка приходил поздно, но отвратительно счастливый, так что она прощала его. Если же он был дома или возвращался вовремя, то все время смотрел телефон, глупо улыбаясь. Еще глупее, чем когда она была мелким котенком, и Юра умилялся всем ее шкодам без исключений. Однажды Юра вернулся, стиснул ее в объятиях, и на нем был запах. Потя знала все, чем мог пахнуть ее хозяин: Лилией, Яковом, Никифоровым (Потя так и не поняла любят они его или нет), ледовой ареной, дедушкой, самолетом, поездом, метро, Милкой, продуктовым, зоомагазином, ветеринаркой, аптекой и много чем другим. Но этим Юра никогда раньше не пах. Где-то тут ей и надо было бить тревогу. Китаец Потю бесил. Сначала она решила, что тот будет просто гостем, и только поэтому дала себя погладить и пару минут помурчала даже. И даже повышенная дружелюбность и то, как Юрка радовался их общению не насторожило ее. Но китаец стал приходить чуть ли не каждый день, и это именно им теперь пахло от Юрки. Он тыкался своим лицом в лицо Юры, что ей никогда не разрешали делать, и в ухо — тоже. А этому — пожалуйста, все что захочешь. Потя тщательно следила за ними с холодильника и берегла честь хозяина. В очередной раз китаец просто закрыл дверь в кухню, ловко выставив ее с кухни. Это была война. Потя шипела, мяукала каждый раз, когда они закрывались от нее в какой-либо комнате, пока не откроют ей дверь. Китаец недовольно зыркал на нее, Юрка просил быть хорошей девочкой, но они вынудили ее. Потом случилось ужасное. Утром Юрка насыпал корма, залил в поилку воды и, чмокнув ее в пушистое пузо, убежал на тренировку. Через часик Потя пошла проверять свои владения и обнаружила полную миску. Прям по самые края, даже с горочкой. Последний раз такое было, когда Юрка уезжал на два дня к дедушке, а соседка была в отъезде и не могла за ней присмотреть. Он действительно вернулся только на следующий день, пахнущий китайцем еще сильней, чем обычно. Словно они там терлись друг о друга. Всю миску корма Потя оставила Юрке, пусть китайца своего кормит, а ей не надо. К обеду следующего дня сторговались на перемирие посредством двух банок консервы из тунца. И больше ее одну не оставляли. И китайцем со временем почти не пахло. Потом Юрка опять зачем-то пустил китайца к ним домой, но что-то было не так. Со своего наблюдательного пункта на холодильнике Потя слышала, что Юрка шипит получше нее самой, того и гляди, шерсть на голове дыбом встанет. Китаец отвечал тихо, но напряженно. Она не сводила немигающего взгляда с китайца — вдруг кинется на Юрку, как соседский облезлый кот на нее у дедушки на даче прошлым летом, так Потя сразу среагируют и раздерет его. Пусть китаец и крупней Юрки, зато их двое. Человеки ругались все сильней, уже даже тыкали своими лапами в ее сторону и кричали; потом китаец резко вскочил с табурета и убежал в коридор. Потя — следом, надо проконтролировать, куда этот отвратительный тип сбежал в их квартире. Нашелся в коридоре, так резко дернул куртку с вешалки, что чуть все не свалил, рассыпал мусор из своих карманов и хлопнул дверью так, что пришлось уши прижать. Ушел — и отлично, решила Потя, тщательно изучая мусор. Какие-то железки, фантики (она слишком хороша, чтобы интересоваться фантиками) и — фольга! Фольга это здорово, правда эта была пока не свернута в шарик, но ничего, надо показать ее Юрке, и он все сделает, как она любит. Всю следующую неделю Юрка болел. Лежал в кровати, плакал по ночам, Милка начала жить у них, даже Лилия приходила с Яковом! Потя помогла как могла: лежала под боком, мурчала, позволяла обнимать себя во время рыданий (вообще, она не любит всех этих завываний, слез и соплей, но ради Юрки разок потерпеть можно). К среде Потя поняла, что это все мерзкий китаец, наверняка заразил чем-то; еще бы не заразить, если так тереться друг об друга и облизывать! Надо было погрызть ему шнурки. К следующему понедельнику Потя была готова терпеть даже китайца, если хозяину станет лучше. С китайцем Потя заключила временное перемирие. Он снова приходил к ним домой, приносил лакомства, от которых Потя вначале воротила нос (но, боже, как же они соблазнительно пахли!), однако вел себя прилично, об Юрку не терся ни конечностями, ни тем более лицом. К ней тоже руки свои загребущие больше не протягивал, из комнаты не выставлял и вел себя исключительно по-джентельменски. Китайца Потя снисходительно принимала: раз уж Юре захотелось завести его, то пожалуйста. Китаец занимал ее место на юриной кровати, не разрешал лежать на кухонном столе, не забывал закрывать шкафы и не разбрасывал толстовки и свитера. Теперь за Потей не приглядывала соседка, когда Юра уезжал на соревнования, с ней оставался китаец. Это было неплохо: не так скучно без Юры, еда когда попросишь, чешут за ухом не раз в день походя (если уж совсем на чистоту — китаец отлично чесал пузо, но это секрет), дают лакомство почти каждое утро. А еще у китайца была целая куча коробок с маленькими кубиками, которые так хорошо скользили по ламинату, стоит только немного толкнуть их лапой. Нужно было выждать, когда он увлечется, аккуратно вытащить из самой дальней миски кубик, по-тихому выбраться из комнаты, а уж там-то можно развернуться, гонять его на полной скорости, чтобы на поворотах заносило, чтобы когти заскрежетали о ламинат, чтобы сносить все на своем пути, а потом загнать его под какой-нибудь шкаф или холодильник до того, как отнимут. Или можно было украсть его и спрятать в домике или в лежанке, а потом сидеть на подоконнике, словно одна из статуэток Лилии, и смотреть, как китаец методично проверяет всю комнату, под шкафами и диваном. Хуже всего китаец был на даче. На дверь терассы вешали сетку, которая мешала выходить на охоту на бабочек, в комнате Юрки постоянно работала какая-то неприятно пахнущая штука, всю добычу из сада отнимали и не давали затащить в дом. Китаец на даче был по уровню ужасности примерно как ежегодный осмотр у ветеринара. Но в этот раз китаец привез коробку со своими маленькими кубиками. Нужно было стащить много кубиков в этот раз, на даче слишком много мест, где было бы хорошо гоняться за ними. Интересно, они будут тут так же классно скользить по полу, как и дома? Можно сначала погонять его на кухне, вылететь в ванную, если он там не заскочит в щель между тазами, то вырулить в коридор и уже оттуда в кладовку под лестницей. Там он, конечно потеряется, и тогда можно будет идти за следующим. Китаец пристально следил за ней каждый раз, когда она подходила к его мискам с кубиками; Потя держала вид оскорбленной невинности, потому что кому нужны эти его пластмасски, она тут не для этого. Юрка закатил глаза и взял ее на руки, рассеяно поглаживая под разговор с китайцем. В стороне от стола, словно еще один подарок судьбы, лежал пластиковый человечек. Потя ужом извернулась в юркиных руках, возмущенно мявкунла, и, соскочив на пол, вытянулась на боку поверх пластиковой штучки, закрывая глаза. Осталось дождаться, когда эти двое уйдут из комнаты, и можно устраивать охоту. *** — Хрень какая-то, — бормочет Ван Ибо, шурша инструкцией. — Опять не сходится? — спрашивает его Юра с дивана. — Не хватает одного нефрита! На коробке нарисовано два, в инструкции написано, что их два, а у меня только один. — Ибо тщательно осматривает все поверхности вокруг. — Опять Потя стащила, когда успела только. — Да че сразу Потя! — возмущенно восклицает Плисецкий. — Если б она его сперла, то уже гоняла бы по дому, а то вон спит себе спокойно. Может ты его из пакетика забыл вытащить и выкинул! Ван Ибо скептично смотрит на Юру, но тот готов отстаивать Потину честь до последнего. — Ладно, — прохладно говорит Ван Ибо и уходит на кухню, проверять выкинутые пакеты из-под деталей. — Наезжает тут на мою девочку, — ворчит Плисецкий, садясь на пол рядом с Потей, и зарывается лицом в ее бок. — Фу, вся в пыли на грядках вывалялась! Ибо-о-о, — громко тянет Юра следом, — включи чайник, раз ты рядом, — и тоже уходит на кухню. Солнце медленно подползает к Поте; пластиковый человечек впивается углами в бок и дарит предвкушение хорошей охоты.