Пылинки

Мы притаились в темноте, слушая шаги за стенкой вагона. Какие-то голоса, стуки, шорохи - видимо, разгружают вещи. Скоро доберутся и до нас, и, что тогда делать, я не знаю. Мир умер много лет назад, и люди стали жить под землей. Это было так давно, меня тогда еще не было, поэтому я не могу себе представить запах земли после дождя или как выглядит предмет, выгоревший на солнце. Солнце… Его свет можно увидеть только на картинках или в кино. Вы только посмотрите на кожу этих людей! Сколько оттенков… Не то, что наша, бледная, полупрозрачная, местами, где видно вены, отдающая синевой. Люди с экрана считали ее некрасивой, для нас же она абсолютно привычна. Мы всегда мечтали ощутить солнечный свет, подставить ему лицо и руки. Наверняка мы бы получили ожоги, об этом написано в книгах, но, мне кажется, оно того стоит. Просто хотя бы раз почувствовать то, что дано лишь немногим. Говорят, на поверхности уже снова можно жить. Вообще, много слухов ходит. Но попасть туда могут только очень богатые жители подземелья, то есть не мы. Мы здесь рождены, но почему тогда так невыносима эта обстановка? Почему нам кажется, что мы из другого мира? Станция, поезда делают остановку, чтобы пополнить припасы. Мы в карточном клубе. Забившись в угол, наблюдаем, как двое игроков ссорятся, выясняют, кто был нечестным. Гипсокартонные стены ничем не обклеены, мебель обшарпана, цвета сливаются в один противно-оранжевый из-за тусклых ламп. Душно, шумно. И так везде. Всюду одна и та же картина: серые стены тоннелей, желтый свет ламп. Весь город как одно большое гнездо из проводов, мусора и обломков старого мира. Она болеет, болеет уже давно и чахнет с каждым днем. Если бы наша кожа могла стать еще бледнее, она бы непременно стала. Она собрала блестящие каштановые волосы в хвост и надела свою лучшую куртку – темно-красную. Старается сидеть ровно и держаться как подобает, хотя это стоит ей огромного труда. Мне больно смотреть на ее страдания, но еще больнее понимать, что она может так никогда и не увидеть солнце. Именно поэтому мы решили сесть на поезд, когда он появился здесь, шоркая боками о стены, раскидывая искры, стуча колесами. Мы прыгнем в товарный вагон, нас не заметят пассажиры, но увидят прохожие. Дождемся, когда поезд тронется и уедем, нас уже не смогут остановить. Как только открылась дверь, мы выскочили и побежали во всю прыть под злые крики ошеломленных людей. Они ведут погоню, а мы бежим, бежим, держась за руки, совсем как в детстве. Мелькают лампы, решетки вентиляции, двери, лестницы… Кажется, мы бежали вечность, но неизвестно, куда и как далеко мы ушли. Она почти без сил, и я чувствую смертельную усталость. Теперь все кажется таким далеким, даже ступеньки, которые нам нужно преодолеть. Сотни лестниц и коридоров, все до безобразия одинаковое, будто мы ходим по кругу. Может, так и есть? Но назад уже нельзя, у нас нет шанса вернуться, у нас даже нет времени. Мы делаем короткие привалы, присаживаемся на ступеньку, наклоняемся на перила или стену. В такие моменты мне хочется закрыть глаза и не открывать долго-долго, может быть, никогда. Веки опускаются… Но тут она меня целует – только касается губами моей щеки – и улыбается. Я не тот человек, который умеет выразить свои чувства, поэтому я могу только сказать: «Мне так нравятся твои поцелуи» и чмокнуть в лоб. А затем я беру ее за руку, помогая подняться. И мы снова идем в неизвестность. И так по кругу: коридоры, лестницы, усталость, поцелуй, как инъекция адреналина, и бесконечность, скрывающаяся за каждым поворотом. Она больше не может идти, даже опираясь на меня. Мне придется нести ее, хотя во мне сил не больше, чем в цыпленке. Голод, усталость, провалы в памяти. Сколько времени прошло? Где мы? Я ежеминутно проваливаюсь в беспамятство, и, выныривая в реальность в очередной раз, вижу, что мы в необычном помещении. Невероятно высокие потолки, темные стены и пол и множество… окон! Это настоящие окна из толстого, мутного стекла. За ними видно небо, оно серо-голубое. Впрочем, может, это его ненастоящий цвет и таким оно кажется только из-за непрозрачности стекол. Но небо это тебе не потолок со свисающими проводами и лампами. Оно безгранично и дышит величием. На темном полу квадраты света. Того самого, который нам только снился. Здесь так свежо, кажется, даже холодно. И так пусто, что каждый шаг отдается эхом, отскакивает от стен и потолка и возвращается к нам, ударяя по ушам. Я подсаживаю ее на подоконник, и она сразу съезжает на спину, поднимая облако пыли. Подумать только, это осадок прошедших лет, и мы коснулись его в самом прямом смысле слова. Теперь мы здесь, в кусочке времени, где исполнилась мечта, в точке невозвращения. Она лежит, прижавшись щекой к прохладной стеклянной глади, и переводит взгляд то на небо, то на меня. Ее сказочные карие глаза сейчас так сильно выделяются на бледном лице. Я замечаю каждую деталь. Замечаю, что стекло очень холодное, но свет, который проходит через него, удивительно теплый. Замечаю, как пылинки летают в преломленном свете, кружатся, будто танцуют. Замечаю тень ее дрожащих ресниц и замедленное дыхание. Мне вдруг подумалось, что моя жизнь была бы прожита зря, если бы мне не довелось увидеть танец пылинок в солнечных лучах. Сзади раздаются шаги – они нашли нас. Но мне уже не важно, ведь у меня на руках умирает принцесса. И по мере того, как она угасает, ее лицо становится все менее четким. Только когда соленая капля упадет на красную ткань, я пойму, что ничего не вижу из-за слез. Она тянет ко мне руку, и я сжимаю ее ладонь крепко, насколько могу, чтобы она была уверена, что я не отпущу ее. А завтра я проснусь в камере под землей, за тысячи, тысячи километров от Солнца и пойму, что ничего этого нет – ни ослепительных лучей, ни магии танца пылинок, ни волшебных темных глаз.