RUNAWAY

      Порш сказал, что успокоил свои нервы? Да, к черту это дерьмо. Это было не то время, когда он хотел встретиться лицом к лицу с Кинном Терапаньякуном.       На самом деле, он не считал подходящим время для встречи с альфой, но это определенно было худшим. Порш тяжело дышал, его сердцебиение сбивалось, когда Кинн делал к нему шаг за шагом. Альфа смотрел прямо на него, его глаза были темными, из-за отсутствия надлежащего освещения или чего-то еще, Порш не знал.       Когда Кинн ступил на пирс, Порш незаметно направился в противоположный угол, он не хотел ничем рисковать.       — Порш, — как голос Кинна мог быть таким грубым и в то же время таким мягким?       — Кхун Кинн, — и почему его голос звучал так слабо?       К счастью, Кинн повернулся, чтобы посмотреть на воду, засунув руки в карманы брюк. И Порш беспомощно продолжал смотреть на него, изучая. По его искреннему мнению, выглядеть так хорошо было преступлением. Он хотел ударить себя по голове в отчаянии, замечая эти вещи о Кинне, это только усложняло его жизнь.       — Я нахожусь в затруднительном положении, — голос Кинна был мягким, но он сулил опасность. Порш сглотнул, независимо от того, что он чувствовал, язык тела Кинна подсказывал, что он говорит серьезно. Альфа повернулся, чтобы посмотреть на него, повернувшись к нему лицом должным образом, — видишь ли, я занимался расследованием нападений. И теперь я нахожусь в тупике.       Порш уставился на альфу, не понимая, к чему клонится разговор. Он нахмурился.       — Что случилось, Кхун? — у него было предчувствие, что он пожалеет о том, что задал этот вопрос.       — Как я сказал на встрече, я собирался рассмотреть все возможные причины нападения. Что заставило меня заглянуть в вашу прошлую историю, — Кинн заговорил, тщательно выговаривая каждое слово, его взгляд был острым и сосредоточенным на Порше. Его челюсть была сжата, и почему-то все, о чем Порш мог думать, — это о том, насколько угловатой была линия подбородка альфы.       Поршу потребовалась минута, чтобы осознать то, что сказал Кинн. Потребовалась еще секунда, чтобы страх распространился. Он посмотрел на альфу, на его лице отразилась ярость. Нахмуренность на его лбу еще больше подчеркивалась густыми бровями, раздутыми ноздрями и сузившимися от ярости глазами, сфокусированными на нем.       Это было оно.       — Довольно интересно, — сказал Кинн, делая шаг вперед, заставляя Порша отступить назад, — я узнал, что ты откуда-то сбежал, — Порш действительно мог слышать всхлип, сорвавшийся с его губ, — проверка биографии Кимом ничего не дала. Поэтому я приложил все свои ресурсы, чтобы выяснить, откуда именно вы пришли.       Порш попытался отступить, так как Кинн шагнул вперед, но он достиг края, границы не было, одно неверное движение, и он окажется в воде. Блядь. Он был в ловушке. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Кинн собирался убить его. Его гребаный альфа, его пара, его обреченный партнер собирался убить его. Он знал, и все равно это причиняло боль. Это чертовски больно.       Кинн был в шаге от Порша, когда его лицо еще больше окаменело, — и знаешь, что я нашел?       — Че не имеет к этому никакого отношения. Тогда он был младенцем. Ничего с ним не делай, — прошептал Порш, и из его глаз потекли слезы. Он знал, что умолял, и не мог заставить себя стыдиться этого. Его судьба уже давно была решена, но Че не собирался получать от этого удовольствие.       Кинн зарычал на это, и Порш закрыл глаза.       — Ничего, — закричал альфа, — я не смог найти ничего, что говорило бы мне о том, что есть что-то, что нужно знать. Твое поведение прямо сейчас является достаточным доказательством.       Порш посмотрел на Кинна широко раскрытыми глазами. Альфа не знал. Он не знал. Он ничего не мог найти. Рыдание вырвалось у него прежде, чем он смог его остановить, а вместе с ним и чувство смущения. Он плакал перед этим человеком. Перед этим человеком, который отверг его, как будто он был куском ткани, и теперь он просто был жалок.       — Так скажи мне сейчас, — потребовал Кинн, — скажи мне просто, откуда ты родом, потому что я не верю, что это не имеет значения.       — Иди к черту, — Порш закричал, его рыдания немного вышли из-под контроля, — да кем ты себя возомнил? Загоняешь меня в угол вот так, ничего не зная? — Порш почувствовал себя обиженным, его внутренности кричали при мысли о том, что он почувствует угрозу со стороны его альфы. Предательство бежало по его венам, теперь более сильное, чем кровь, просачиваясь наружу, когда он набрасывался, — ты приходишь сюда и требуешь знать обо мне все, и все же сам не оказываешь мне такой же любезности. Если тебе нужно знать все косточки в моем шкафу, то и мне тоже, — он шагнул вперед, преодолевая расстояние между собой и своей разъяренной парой, — скажи мне, Кинн, скольких омег ты вот так загнал в угол? Заставляя их чувствовать себя беспомощными и умолять сохранить им жизнь? Скажи мне, Кинн. Вот как ты управляешь своей стаей? — вблизи они были почти одного роста, в основном на одном уровне глаз.       Запах Кинна усилился, окружая их обоих, создавая баррикады, блокируя все вокруг. Порш ничего не мог уловить: ни света, отбрасывающего тени на двоих вокруг них, ни шума волн в море, ни гудка корабля поблизости. Мог бы разразиться ураган, и все же все, что Порш смог бы зарегистрировать, — это альфа. Его альфа. Кинн.       Появился собственный аромат Порша, запах гари, смешанный с дымным запахом дорогого алкоголя, делал его еще более горьким. Запах, окружавший их, был злым, неистовым, пронизывающим их кожу, когда они пристально смотрели друг на друга.       — Ты не собираешься мне говорить? — прошептал Кинн, и его голос эхом разнесся по всему Поршу.       — Нет, — заявил Порш. Его слезы не прекращались, но теперь они были скорее от гнева и предательства, чем от горя.       — Альфы могут быть опасны, когда они чего-то хотят, — - прошептал Кинн, его глаза насмехались и шарили по его телу, — ты должен знать это лучше, чем кто-либо другой.       Это был удар ниже пояса, нечто такое, о чем Поршу пару лет назад снилось в кошмарах.       — Итак, — проговорил Порш сквозь стиснутые зубы. Очевидно, боль, которую этот альфа мог причинить ему, не знала границ, — что ты собираешься делать? — ослепленный своей яростью, он оттолкнул альфу назад, его ладонь хлопнула его по груди, мягкая рубашка потерлась о его ладони, — я ничего тебе не скажу, — Порш стиснул зубы, сильнее толкнув Кинна и шагнув вперед, — ты знаешь почему?       Еще один толчок. Он хотел, чтобы альфа оставил синяки, боль, которую он чувствовал, должна была быть не только на нем. Альфа должен почувствовать пульсацию в своей груди завтра, точно так же, как он чувствовал, как его сердце кричало от боли снова и снова, на протяжении всех этих лет. Он думал, что это невозможно, но сегодня казалось, что агония достигла другого уровня.       — Ты знаешь почему? — Порш снова закричал, слезы градом катились по его лицу, когда его ладони снова ударили Кинна по груди, зудя от боли, — потому что это не твое чертово дело, — его удары серьезно становились слишком сильными, сильнее, чем он когда-либо бил кого-либо подобным образом, — не твое дело, что со мной случилось. Поэтому, пожалуйста, не стесняйся думать, что ты лучше меня во всех отношениях. Мне все равно, — последний крик отнял у него все, что было, во рту пересохло, а руки онемели.       Тишина. Это все, что можно было услышать после того, как Порш закончил. Он закрыл глаза, измученный всем этим. Их ароматы все еще окружали их обоих, и на минуту показалось, что все остановилось. Все, кроме его слез.       — Мне жаль, — шепот Кинна прервал этот момент, и Порш открыл глаза, встретившись взглядом с альфой. Глаза Кинна были нахмурены, как будто он глубоко задумался, когда смотрел на него. Черты его лица слегка смягчились.       Порш хотел спросить, за что именно было это извинение. Теперь у него был гребаный список.       За то, что бросил его?       За попытку убить его?       За то, что сломал его изнутри?       За то, что превратил его жизнь в ад?       За то, что оскорбил его, бросив что-то подобное ему в лицо?       Порш усмехнулся, когда попытался сделать шаг назад и споткнулся, вероятно, собираясь упасть, когда инстинктивно его руки схватили Кинна за рубашку, а альфа вцепился в оба его запястья.       Именно в это время Порш понял, что у него не было никакого непосредственного контакта с альфой. Он никогда никоим образом не прикасался к Кинну, ни будучи ребенком, ни взрослым. Это было не то, на чем он зацикливался в детстве, и он намеренно держался подальше от Кинна, когда встретил его сейчас. Вероятно, это было лучшее решение. Потому что в ту минуту, когда Кинн прикоснулся к нему, все вокруг стало белым.       Порш мог видеть, что лицо Кинна, вероятно, отражало его собственное, поскольку его запястья были словно в огне. Вся боль, все мысли, каждое гребаное воспоминание о чем-либо исчезли, поскольку все, о чем он мог думать, было теплом, буквально теплом, распространяющимся, как огонь, по его телу от запястий.       Альфа. Альфа. Альфа.       Все внутри него пело, узнавая прикосновение. Его тело дрожало, словно радуясь этому ощущению. Порш зажал ткань в кулаке под ладонью в надежде сосредоточиться, когда почувствовал, как тепло кожи под рубашкой коснулось его. Его глаза встретились с глазами Кинна, и он ахнул. Он никогда не видел Кинна таким ошеломленным, настолько полностью отключенным от окружения, когда глаза альфы стали совершенно черными, почти звериными. Их центром внимания был он сам, все его существо. Порш заскулил, сам совершенно не в себе, когда руки Кинна на мгновение оставили его, только чтобы обхватить за талию, толкая всем телом и прижимая его к себе.       У него ничего не было на уме, когда рука Порша отпустила рубашку, пробираясь под нее ощущая кожу под ней, твердую, но такую мягкую на ощупь не сводя глаз с Порша, когда его руки начали подниматься вверх, мягко, но в то же время с силой. Собственные руки Кинна блуждали по его бокам, хотя они никогда не ослабляли хватку, каким бы напряженным ни был момент.       Хватка альфы теперь была невыносимой, запах вокруг них стал еще сильнее, когда Порш, наконец, поднес руки к лицу Кинна, лаская его щеки. Если бы он был в сознании или осознавал, что делает, Порш почувствовал бы себя возмутительно из-за того, каким было их дыхание, слышимое, чтобы доказать их воздействие друг на друга.       Порш не знал, кто двинулся первым, возможно, это были оба, все, что он знал, — это удовлетворение, которое пришло, когда их губы наконец встретились. Сначала неуверенно, нежно касаясь друг друга, все еще не привыкшие к реакции, которую их тела давали на эти движения. Вкус Кинна был очень похож на его запах — горький, дорогой алкоголь, к которому со временем привыкаешь. Это заставило его еще больше насладиться вкусом, когда он облизал губы альфы, посасывая их, сначала слегка, но затем сильнее. Сам Кинн отреагировал с энтузиазмом, его руки теперь обнимали Порша за талию, свободно блуждая по его спине. Поцелуй углубился, и сам Порш потерялся во всем этом, как будто он был под водой. Ничто не могло дотянуться до него, ничто не могло отвлечь, это был весь Кинн, когда он позволил альфе попробовать его на вкус, его руки крепко сжимали волосы альфы.       Они на мгновение разошлись, не сильно отодвигаясь, ровно настолько, чтобы вздохнуть, и сразу же нырнули обратно. Это было похоже на возвращение домой, как будто что-то давно потерянное вернулось на место. Впервые за столько лет Порш почувствовал себя как дома, когда поцеловал Кинна, и альфа ответил на поцелуй с такой же яростью. Он чувствовал, как Кинн крепко держал его, чтобы не дать ему вырваться, как его рот крал каждый его вздох, как язык смешивался с его собственным и обводил каждый дюйм его рта, словно желая запечатлеть это в памяти.       Поцелуй не заканчивался, так как Порш и Кинн продолжали целовать друг друга, оба были слишком сосредоточены друг на друге, чтобы беспокоиться о чем-то еще. Поршу казалось, что он мог бы заниматься этим целую вечность, находясь в объятиях своего альфы и окруженный их объединенными ароматами. Дымный запах бурбона, смешивающийся с его горелым, сладость кофе, который был более интенсивным, чем он когда-либо нюхал, смешанная с легкими нотками ванили.       Ваниль?!       И внезапно Порш слишком остро осознал, что его окружает, почувствовав, что становится мокрым.       Нет. Нет. Нет.       Этого не должно было случиться. Он замер абсолютно неподвижно, но Кинн продолжал целовать его, хватка альфы была почти стальной, когда Порш попытался вырваться.       Кинн на мгновение остановился, чтобы посмотреть на Порша, когда тот прекратил поцелуй, глаза альфы были безумными и полностью черными, они смотрели на него в ответ, не полностью сфокусировавшись. Порш попытался сдвинуться в захвате, собрав все свои силы, когда альфа зарычал, и он обнаружил, что немного сдается.       Нет.       Нет.       Порш пытался мысленно повторять заклинание, пока толкал альфу, но без особого прогресса. Казалось, он не смог бы уйти, если бы Кинн не ослабил хватку.       — Кинн? — прошептал Порш с отчаянием в голосе, но не получил никакого ответа, когда альфа снова приблизился, чтобы поцеловать его. Теперь было труднее отделиться, потребовалась большая сила воли, чтобы не поцеловать Кинна в ответ, — Кинн? — Порш попробовал еще раз, надеясь прорваться, но безуспешно, — альфа? — он прошептал, называя Кинна его суб-гендером, как бы подчиняясь ему, это шло вразрез со всем, что было в Порше, кроме отчаянных времен. Когда Кинн действительно остановился и откинул голову назад, чтобы посмотреть Поршу в лицо, — альфа, я этого не хочу, — Порш надеялся, что это сработает. Он не знал, в какое дерьмо вляпался Кинн.       Был ли он одним из тех альф, которым нравились беспомощные и покорные омеги? Кто получал удовольствие от нежелательных сексуальных партнеров?       К счастью, хватка Кинна ослабла, и Порш увидел, как альфа усиленно моргает, пытаясь выйти из оцепенения от того, что только что произошло. Он не ждал этого, он не мог. Не тогда, когда впервые за много лет Порш почувствовал свой настоящий запах. В этом не было ничего заметного, но для него это было так. В конце концов, прошли годы с тех пор, как его тело функционировало как омега.       Порш побежал к бару Йок, оставив Кинна позади. Он был уверен, что если останется, то не сможет остановить то, что, черт возьми, он делал с Кинном. Этот момент ясности был всем, что у него было, и он использовал все это, чтобы увеличить дистанцию между собой и Кинном, насколько мог.       — Порш? — Порш только что остановился, прерывисто дыша, когда пришел Пит на зов. Бар был почти пуст, за исключением Джома, который лежал без сознания на стойке, — где, черт возьми, ты был? Давай, наше время кончилось. Пора идти домой, — Пит мягко пожурил его и вытолкал вон, вероятно, приняв Порша за мертвецки пьяного, что было прекрасно, учитывая, что он не был уверен, сможет ли теперь ходить самостоятельно.       Порш мог только сидеть, пока машина везла его в комплекс Терапаньякунов, и прокручивать в голове то, что только что произошло. Это было невозможно. Порш не мог этого сделать с тех пор, как произошел инцидент, когда ему было шестнадцать. И вдобавок ко всему, он всегда принимал подавители, в основном для того, чтобы разбавить свой невыносимый запах, но также и для того, чтобы сдерживать течку на случай, если его тело решит капризничать. У него не было роскоши проходить эти дорогостоящие обследования, чтобы точно знать, что происходит с его телом, поэтому он принял меры.       Было ли это потому, что он целовал Кинна, свою предполагаемую пару судьбы? Или это было что-то другое?

Разлюбить — это тяжело. Поддаться на предательство еще хуже. Разбитое доверие и разбитые сердца.