***
Вот и пришлось в течении трех месяцев брату Джерому побыть в роли поставщика мочи. Он мучал себя, выпивая больше воды и пива, чтобы производить большее количество жидкости. Когда в Шрусбери не осталось ни одного страдающего кожной хворью, несчастный брат Джером получил наконец свободу. Его зависть к Кадфаэлю не уменьшилась, ведь вся слава досталась ушлому травнику, а не смиренному брату Джерому. Эх, если бы не стыд и не опасения мести со стороны важных больных, он мог бы поведать миру о своих достижениях. Но увы — есть вещи, которые так и останутся тайными.Чувство
6 октября 2022 г. в 10:13
Вначале было чувство, и чувство это было — зависть. Брат Джером перекрестился: не следовало позволять мыслям сбиваться на подобный лад. Настолько кощунственным было исказить цитату из Писания, что впервые за долгое время брат Джером не находил себе оправдания. Может быть, следовало довериться приору Роберту? Хотя тот, сам недолюбливая брата Кадфаэля, вряд ли бы понял, что хотел сказать Джером. К чему тут зависть? Вот неприязнь, нелюбовь, осуждение — пожалуйста, но чтобы завидовать этому выскочке! Здесь нечего было искать сочувствия.
Брат Джером горячо молился в уединении: он просил святую Уинифрид отвести от него грех зависти к недостойному! Сколько раз он был свидетелем того, как брат Кадфаэль попирал законы человеческие и божьи, вмешиваясь в жизнь мирян, повсюду суя свой мясистый валлийский нос и сея смуту в сердцах братьев! Доколе будет продолжаться эта бурная, лишенная всякой праведности деятельность?
А женщины! Коварные создания, хилые телом и разумом, они же словно помешались на монахе-травнике. Джером собственными глазами видел, как многие из них обнимали брата Кадфаэля. Прижимались крепкими грудями к его рясе, улыбались лукавыми устами, обхватывали тонкими и нежными руками. Брат Джером рос в обители Шрусбери, он никогда не знал женской ласки и с юных лет усвоил, то женщина — это сосуд греха, исключение можно было сделать только для матери Спасителя да святой Уинифрид! Джером знал, что от женщин не следовало ждать ничего хорошего: каждая, даже самая невинная и прелестная с виду, могла оказаться коварной искусительницей. Не то чтобы его кто-то пытался соблазнить, но следовало не терять бдительности. А этот бывший крестоносец — человек развратный и жестокий, ведь, говорят, он обагрил свои руки кровью десятков сарацин. Да, пусть они безбожники, но тоже люди! Так вот, этот Кадфаэль не только не опасался женщин, а как будто относился к ним сочувственно. Что, впрочем, не удивительно учитывая его репутацию! Ведь ходили слухи, что в Святой земле тот вел жизнь далекую от святости! Но докажи это другим братьям или хотя бы тем гусыням, которые так и льнули к травнику.
Брат Джером спрятал лицо в ладонях: зависть, смертельная зависть к удачливому Кадфаэлю, вновь принялась мучать его. Не в силах продолжать молитву, он поднялся и вышел из часовни. Безо всякой цели брат Джером обошёл территорию аббатства, его даже не беспокоило, что кто-то может обратить внимание на его недозволительную праздность. Любому, кто посмел бы упрекать его в лености, он бы нашел что ответить. Да в целом монастыре не было монаха прилежнее его! Он без устали трудился каламом, переписывая и составляя для приора документы, брат Джером также выслушивал исповеди послушников и помогал им облегчить себе переход к монашеской жизни. Да на нём одном держится всё аббатство! Пусть только посмеют упрекнуть его! Пусть лучше следят за братом Кадфаэлем, который далеко шагнул за рамки своих прямых обязанностей. Ну, к чему лечить каждого встречного бродягу?! Джером ещё понимал, когда бывший крестоносец лечил знатных господ и богатых горожан, которые после исцеления оставляли аббатству приличные пожертвования, но какой прок тратить своё время на какого-нибудь бедового малого, который бродит по большим дорогам и пробавляется воровством?!
Брат Джером не заметил, как дошел до мастерской травника, он остановился у окна и, незамеченный, услышал обрывок разговора.
— Брат Освин, это будущая мазь для леди Адельгейды, она поможет этой даме уменьшить сыпь, — послышался спокойный голос Кадфаэля. — Пожалуйста, помешивай её и не в коем разе не оставляй без присмотра. Когда мазь загустеет, переложишь её в этот сосуд и передашь слуге леди, который придёт в четвёртом часу. Мне же нужно отлучиться. Ты меня понял, мальчик?
Джером поджал губы. И почему он так ласков с этим недотёпой Освином?! Вот не было хуже монаха, чем этот юный олух!
— Хорошо, брат Кадфаэль, — как всегда взволнованно произнес молодой монах.
Джером поспешил пригнуться, чтобы, спрятавшись в кустах шиповника, остаться незамеченным для брата Кадфаэля. Травник и правда никого не заметил, проходя мимо. Когда он скрылся из вида, брат Джером выпрямился и заглянул в окно. Освин с глупым сосредоточенным видом смотрел на варево в котелке, которое бурлило на слабом огне. Леди Адельгейда страдала какой-то кожной болезнью, говорят, она поразила её ноги. При мысли о белых ножках молодой женщины, брат Джером жарко вспыхнул. А ведь Кадфаэль наверняка видел эти дивные ноги, пусть и покрытые красными пятнами, наверняка он даже касался её! Брат Джером видел леди Адельгейду, подругу Элин Беренгар в соборе на мессе — чрезвычайно красивая женщина. Монах зажмурился, чтобы прогнать соблазн. Освин между тем как-то беспокойно заерзал, по тому, как он несколько раз пристально посмотрел на дверь, можно было сделать вывод, что ему не терпелось оказаться снаружи. Помешав в очередной раз варево, брат Освин снял котелок с огня и положил его рядом с очагом, а сам поспешил выбежать вон из мастерской. Брат Джером даже пригнуться не успел, как мимо него промчался монах-недотёпа. Интересно, куда он так спешил? Только сейчас Джером вспомнил, что сегодня к полудню ждали пилигримов из Уэльса, наверное, Освин — большой любитель всяких чудесных историй — помчался посмотреть на то, как паломники будут входить в монастырские стены. Брат Джером собрался было последовать примеру помощника травника, как вдруг новая идея возникла в его беспокойной голове.
Оглянувшись, монах прокрался ко входу в мастерскую и вошёл внутрь. Подойдя к оставленному вареву, он поднял рясу, выпростал срамной уд и — да простит его святая Уинифрид! — брат Джером обильно помочился в котелок с будущей мазью. Жидкость еще не успела загустеть, поэтому моча легко смешалась с остальными ингредиентами. Весьма довольный собой, брат Джером поспешил убраться из мастерской; он успел как раз вовремя — монастырские ворота открылись, пропуская изможденных пилигримов. Брат Джером занял своё место рядом с приором Робертом, в толпе братии он заметил долговязую фигуру Освина, который смотрел, открыв рот на паломников. При мысли, что ножки леди Адельгейды будут покрывать мазью с толикой его телесной жидкости, брат Джером не мог сдержать ехидной улыбки. А если Кадфаэль обнаружит, что его мазь испортили, то тем лучше. Растяпа Освин получит нагоняй, а самому травнику придется готовить новую мазь! А это значило дополнительные хлопоты! Весьма довольный собой, брат Джером остаток дня провел в благостном расположении духа. На вечерней мессе он с пытливо всматривался в безмятежное лицо Кадфаэля и его горе-помощника в надежде обнаружить следы смятения или гнева, но ничего подобного.
Несколько дней брат Джером, как лисица возле курятника, ходил вокруг мастерской, но все было тихо. Наконец, в конце недели в монастырь прибыл слуга леди Адельгейды с крупной суммой пожертвования и похвалой мастерству брата Кадфаэля. По обители распространились слухи, что кожная хворь леди совсем сошла на нет, что кожа её очистилась, а супруг нарадоваться не мог результату. Такой поворот дела не совсем устраивал брата Джерома: да, ноги леди Адельгейды мазали неправильным лекарством, но вот последствий это негативных не имело! Даже напротив, исцеление лишь послужило умножению славы брата Кадфаэля. Джером совсем приуныл, он даже перестал отчитывать нерадивых послушников и в последнем документе умудрился совершить две ошибки! Никогда с ним такого не было.
Через два дня, после пожертвования от леди Адельгейды, брата Джерома остановил Кадфаэль, который вежливо, но твёрдо пригласил его последовать за собой. Не зная, что могло потребоваться от него травнику, монах шел неохотно. В мастерской было пусто, куда-то пропал назойливый Освин.
— Прошу вас, дорогой брат, садитесь, — любезно предложил Кадфаэль указывая рукой на лавку.
Джером сел и, гордо вскинув подбородок, вопросительно посмотрел на травника.
— Я вас пригласил с деликатной просьбой, — начал с мягкой улыбкой монах. — Лечение леди Адельгейды было настолько быстрым и удачным, что ко мне обратились ещё несколько человек с похожей проблемой.
— Я-то тут при чем? — надменно спросил Джером, рассчитывая, может быть, вывести невозмутимого Кадфаэля из себя.
— А вы нужны для того, чтобы добыть самый важный ингредиент, — ответил ласково травник.
Брат Джером покраснел: неужели его вычислили и как это возможно? Заметив его смущение, брат Кадфаэль продолжил говорить.
— В тот день у меня были неотложные дела, и я совершил глупость, полностью положившись на брата Освина, он должен был закончить с приготовлением мази и отправить посыльному из дома леди Адельгейды Бродрик. С чем мальчик и справился. Вернувшись вечером, я после службы, получил отчёт, что моё поручение выполнено. С чистой совестью я отпустил Освина спать, хотя и подозреваю, что он прокрался к пилигримам, чтобы послушать их истории, — Кадфаэль мягко усмехнулся. — А утром некая сила, возможно, это была святая Уинифрид, подтолкнула меня проверить остатки той мази, что была отправлена к леди Адельгейде. И что же я обнаружил?
Джером отвёл взгляд, Кадфаэль едва заметно усмехнулся.
— Не скромничайте, я понял, что в состав мази был добавлен некий дополнительный ингредиентам. Освин был допрошен с пристрастием, он же поведал, что отлучился буквально на десять минут, чтобы посмотреть на вход пилигримов, после чего вернулся к приготовлению мази. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы в мазь попал лишний элемент. Не теряя времени я оседлал Дейзи и направился в Бродрик-мэнор. Какого же было мое изумление, когда меня встретили как спасителя! Оказывается наложив на ночь мазь, с утра леди обнаружила, что пятна побледнели! Меня объяло любопытство. Да, я знаю, что это грех для монаха, но что поделаешь человек слаб, — Кадфаэль воздел руки к небесам, затем опустил их и вновь насмешливо обратился к Джерому. — Как вы думаете, мой грех велик?
— На всё воля Божья, — процедил брат Джером.
— Прекрасно сказано, — Кадфаэль сел на лавку. — Исцеление произошло, леди и её супруг были на вершине блаженства от радости. И всё бы хорошо, но теперь мне поступил заказ на эту мазь от нескольких болящих. Тут без вашей помощи не обойтись, брат Джером.
— Но как вы догадались? — сокрушённо поинтересовался монах.
— Очень просто, — Кадфаэль улыбнулся. — В тот день я заметил как вы пытались спрятаться в кустах шиповника. Брат мой, если вы закрываете глаза и ничего не видите, это не значит, что для остального мира вы становитесь незримым. Я подумал, что у вас были основания так себя вести и, не желая смущать ваш покой, мне пришлось сделать вид, что я ничего не видел. Но теперь ваш долг как христианина — помочь страждущим.
— А если я откажусь?! — брат Джером поднялся из-за стола.
— Тогда я расскажу всё настоятелю, — просто ответил Кадфаэль.
От подобного вероломства у монаха изумлённо открылся рот.
— Да, расскажу настоятелю, что благодаря вам мазь приобрела поразительные свойства, и что сейчас вы отказываетесь помочь страждущим. Я почти уверен, что аббат велит вам помогать нам с Освином и тогда, боюсь, вся братия узнает, в чем именно будет заключаться ваша помощь.
Брат Джером скрипнул зубами.
— Неужели нельзя взять жидкость от любого другого? — вопрошал он возмущённо.
Брат Кадфаль сокрушённо покачал головой.
— Боюсь, что нельзя, ведь потребуется изучить как будет влиять жидкость других на мазь и не уменьшатся ли её целебные свойства. А это требует сил и времени, которого нет, так как среди болящих значится даже лорд Монблаут.
— Лорд, — оторопело произнёс брат Джером, вспомнив старого и свирепого воина.
— Да, он самый, — произнёс с улыбкой Кадфаэль.