Бинты

      Хлопнула входная дверь, и чуткий нос тигра уловил запах улицы и мокрой осени, который принёс вошедший человек.       — Я дома, — как обычно сообщил Осаму, оставляя на вешалке в прихожей любимый плащ, немного мокрый от накрапывающего ещё с утра дождя.       Ацуши выскользнул из своей комнаты в коридор и усталым кивком головы поприветствовал мужчину.       Дазай усмехнулся взъерошенному виду подростка, несколько часов просидевшего за учебниками, и потрепал мальчишку по голове.       Когда полгода назад Фукудзава настоял, чтобы Ацуши переехал к нему, Осаму со скепсисом воззрился на директора Агентства. Как он сможет приглядеть за ребёнком, если по мнению всех, кто с ним знаком, ему самому нужен тщательный присмотр? Но неожиданно, в первую очередь для себя, Дазай, действительно, следил за Накаджимой. Следил и заботился. Где-то действуя больше на интуиции, но зато совершенно искренне. Осаму даже заметил, что за это время суицидальные мысли стали посещать его значительно реже.       — Голодный? — заботливо поинтересовался мужчина у своего подопечного.       Ацуши как-то напряжённо кивнул и забрал протянутые пакеты с покупками.       — Разложи пока продукты, — велел Осаму, — я умоюсь и что-нибудь приготовлю. Что хочешь на ужин?       — Отядзукэ.       Мужчина позволил себе смешок и отправил подростка на кухню: казалось тот может есть это блюдо сутки напролёт и каждый раз восхищаться им, как в первый раз.       Заперев дверь ванной, Дазай размотал бинты на правой руке, обнажая уродливую сетку шрамов — некоторые были нанесены ещё когда он сам был подростком, а некоторые появились на бледной коже лишь вчера вечером.       Эспер провёл пальцами левой руки по этим отметинам, чувствуя отвращение к себе. Он ненавидел себя за эти шрамы и, как ему казалось, слабость, но и без порезов уже не мог — боль отрезвляла и заставляла чувствовать себя живым, жить, а не существовать.       Оборвав зашедшие куда-то не туда мысли, мужчина открыл шкафчик, где лежали лезвия для бритвенного станка, подавляюще часто использующиеся совсем не по назначению, и… наткнулся на пустоту.       Удивлённо похлопав несколько секунд глазами, Осаму предположил, что Ацуши устроил уборку и поменял содержимое шкафчиков местами.       Но, осмотрев все полки и ящики в ванной, Дазай так и не нашёл ни лезвий, ни, что странно, ножниц.       «Ножницы-то он куда дел? — ворчал себе под нос эспер, — или когти свои решил в комнате подстричь?»       — Эй, Тигрёнок, а ты ножницы маникюрные не видел? — спросил, входя в кухню Дазай, — я тут хотел…       — Я убрал всё острое, — не поворачиваясь от столешницы, ответил подросток, прерывая фразу наставника.       — Чего? — удивился мужчина, но в затылке неприятно заскребло подозрение, что кто-то мог догадаться о его слабости.       — Я убрал всё острое, — повторил Ацуши и, наконец, оторвался от рассортировки купленных продуктов, — я знаю, что у Вас под бинтами не только раны от заданий, Осаму-сан.       Слова ребёнка прозвучали для Дазая словно приговор палача. Не в силах больше смотреть на раскрывшего его человека, мужчина на пару секунд прикрыл ставшие невыносимо тяжёлыми веки и отвернулся к окну.       На кухне воцарилась тишина. Ацуши стоял, всё так же оперевшись на столешницу, давая наставнику время для принятия того факта, что он в курсе его… занятий.       — Как ты догадался? — наконец, нарушил тягостное молчание Осаму.       — По запаху, — признался беловолосый мальчик и пояснил выгнувшему бровь мужчине, — от Ваших бинтов пахло кровью. Я сначала думал, что это после заданий, но потом заметил, что запах не исчезает, даже если у Вас выходные. И лезвия тоже кровью пахли.       Дазай тяжело вздохнул, но нашёл в себе силы улыбнуться уголками губ, внимательно глядя на ученика:       — Этого я не учёл. Молодец, Тигр, хвалю за внимательность.       В любой другой ситуации Ацуши бы расплылся в счастливой улыбке и до конца дня хвостиком ходил за наставником. Но сегодня эта похвала словно резанула по сердцу.       — Пожалуйста, — всхлипнул вдруг мальчик, — я не могу смотреть, как Вы причиняете себе боль, Осаму-сан! пожалуйста!       Мужчина тут же шагнул к Накаджиме и заключил ребёнка в объятия. Плечи Ацуши мелко подрагивали, но больше не было слышно ни звука — приют научил мальчишку плакать тихо.       — И стоит лить слёзы из-за такого, как я? — попытался пошутить Дазай.       — Не говорите так, Осаму-сан, — возмущённо шмыгнул носом ребёнок, — Вы для меня очень дороги. И мне невыносимо от того, что Вам больно, а я ничего не могу сделать.       Прошло некоторое время, прежде чем мужчина тихо ответил на это, опустив подбородок на белокурую макушку:       — Ты тоже для меня дорог.       Дождавшись, когда мальчик перестанет дрожать, Осаму отстранил его от себя и вытер платком солёные дорожки с детского лица.       — Ты куда нож спрятал, следопыт? — поинтересовался эспер, на что Ацуши сжал кулаки и упрямо замотал головой, — я для овощей, — усмехнулся мужчина, — или мы сегодня не будем ужинать?       Накаджима некоторое время сосредоточенно сопел, взвешивая в голове все «за» и «против», но затем всё же кивнул.       — Но только при мне, а потом я опять его спрячу, — поставил условие мальчик.       Дазай взъерошил его волосы и подтолкнул к выходу из кухни.       Бороться с селфхармом сложно, но может стоит попробовать? Особенно ради такого упрямого, но бесконечно доброго и чистого Тигрёнка.