Четвёртое предательство.

      Обрезая нити своей марионетки, создательница хорошо потрудилась: никчёмная, брошенная как мусор кукла осталась цела и невредима, могла продолжить свой путь, скитаясь от одного места к другому. Не наученная тому, как разговаривать с людьми, не знающая ничего об их жестокой, отторгающей всё непохожее на них самих, натуре.       Маленькими трещинками покрывалась сама жизнь куклы, в отличие от бессмертного тела, сделанного на чужое подобие. Она прекрасно знала, чьё это было подобие, ведь только один человек мог быть настолько дорог для её создательницы. Однако сама же кукла не знала этого человека, не могла быть на неё похожа... И потому создательница злилась на свою куклу, даже не смотрела на неё. А если и обращалась, то никогда нельзя было предугадать: в милости, или же в гневе пройдут её следующие слова?       – Как тебя зовут, странник?       – Меня... Зовут Куникудзуши.       Человеческое дитя, мелкий парнишка, встретивший незнакомого юношу очень удивился: впервые он видел у человека настолько идеальные черты лица, словно срисованные с картинки. Незнакомец не пугал его, скорее совсем наоборот: сам выглядел напуганным, будто и вовсе никогда не видел людей.       «И почему я сейчас это вспоминаю?»       Создательница не наделила свою куклу ни сердцем, ни слезами, но это не означало, что она не могла плакать. Только делала она это по-своему: беззвучно содрогаясь и щемя лицо в судорогах, будто это был обычный человек.       «Теперь твоё имя Скарамучча»       Железные обломки лежали вокруг Скарамуччи, брошенного врагами из-за своей беспомощности. Вырванное из груди сердце, что он забрал у матери, сейчас унёс Дотторе, ещё один Предвестник, с которым ему пришлось столкнуться.       В попытке прыгнуть выше себя и дотянуться до создательницы, он пытался стать божеством, но не был способен даже на это. Его единственная мечта, единственное стремление было в том, чтобы показать той, кто нанёс ему самые глубокие раны, что она ошибалась. Стереть эту надменность с её лица, заставить пожалеть о том, что она создала его.       Маленькая кукла, тряпкой лежащая у большого, бездыханного тела... Как иронично, что теперь этой самой куклой стал он. На горле всё ещё чувствовалась призрачная боль от клинка, который принадлежал светловолосой Путешественнице.       – Почему ты не довела дело до конца?       Щемящая боль в груди не давала дышать, из глотки вырывались рыдания, а сухие глаза горели из-за своей красноты. Сколько же лет он мечтал заплакать, хотя всё это время мог лишь молча кричать?       Холодные, белые пальцы раздирают гладкую кожу на груди, но следов не остаётся. Освободиться, сбросить невидимые оковы, добраться до источника боли и вырвать его, но ничего не получается, никогда не получалось и не получится...       «Беспомощная кукла, неспособная даже на это»       Пустота сжала Скарамуччу в свои тиски, густая тишина пыталась поглотить его, мёртвой хваткой утягивая и вжимая в металл. Не осталось ни единого источника света. Все забыли о нём, брошенном, разбитом. Даже собственный враг бросил его, наверняка не посчитав нужным нанести решающий удар.       «Почему ты не добила меня? Почему не убила?»       Первой его предала собственная создательница, собственная мать... Оставив шрамы на душе.       Вторым предал его человеческий род, закрыв в себе и заставив бояться каждого. Раны гноились.       Третьим его предал маленький мальчик, оказавшийся бессильным перед смертью. Заставив возненавидеть весь мир и поклясться отомстить. Он клялся закрыть своё изнывающее болью сердце, но старые раны вновь открылись и кровоточили.       И четвёртой... Его предала светловолосая Путешественница, не добив его. Окончательно сломав выброшенную куклу, вокруг которой всё ещё горели оборванные нити.       Свободы. Свободы. Откинуть это всё, начать всё с чистого листа, освободиться от обязанностей. Сорвать с себя нити и высоко поднять голову. Заплакать... Выбраться из ржавой клетки, в которую он сам себя заточил.       Эхом отбивались от хрупких стен быстрые, звонкие шаги, что приближались к нему запутанными, словно лабиринт коридорами. За ним пришли? Да, конечно же за ним. За неудавшимся божеством, за выброшенной куклой, возомнившей о себе слишком много.       Освободиться. Бежать. Хрупкое с виду тело поднялось, всё ещё шатаясь. Бросить всё и больше не повторить этих ошибок. Освободиться, оставив всё позади.       Тяжёлые алебарды блестели в руках охранников, недоумевающих от количества железа и дрожащего в нём Предвестника Фатуи, от которого чего только можно ожидать.       «Освободиться. Бежать».       Если бы у Скарамуччи было сердце, оно бы панически колотилось. Если бы у него была возможность плакать, он бы уже не смог различить даже их очертаний за нескончаемым потоком слёз. Оставалось лишь заламывать холодные руки и снова чувствовать, как предательски натягивается кожа на шарнирах.       Никогда в жизни Скарамучча так сильно не жаждал свободы, никогда так сильно не хотел сбежать, вновь оказаться за тысячи миль от чужой страны, в которую его закинули глупые цели, что даже не удалось осуществить.       Он видел страх в глазах охранников: они не двигались с места, всё ожидая его шага. Что же он предпримет, как же поступит, спрятан ли у него туз в рукаве, которым он их убьёт?       В его горле ржавым ножом застрял крик, которому не суждено было вырваться. Что-то тёплое легло на его ладонь, отчего он рассмеялся: безумно, надрывно, заставив охрану попятиться. Им же сказали что он бессилен, что без сознания... Что же его так смешит?       Ветер закружился в урагане, подчиняясь стоящему в середине зала Предвестнику. В руке он сжимал Глаз Бога, что наконец поможет ему сбежать.