Господин Леший

      Сероватый, бледный вечерний свет пробивался сквозь тяжёлые еловые лапы. Расплывался сизый, промозглый туман. Впрочем, возможно это были остатки дыма с пепелища. Робер стоял на опушке леса и задумчиво обкусывал ноготь. Старый топор с зелёной выцветшей обмоткой оттягивал пояс. Лес зловеще перемигивался жёлтыми глазами, неприветливо горящими откуда-то из глубины. На Робера дышало влажностью и сумраком. Где-то вдалеке редко вскрикивала птица; крик был резкий и обрывистый, словно кто-то после каждого впихивал в клюв кляп.        Заходить в Лес Роберу не то, чтобы хотелось: другие лесорубы говорили о нём с неприязнью и предпочитали соседний — и находился ближе, и духи сговорчивее. Были. Соседний Лес сгорел с неделю назад, не только лишив дров их небольшой городок, но и отрезав его пепелищем от Большой дороги — та проходила ровнёхонько через погорельца, и потому выбора у лесорубов особо не осталось.        Вчера злой как чёрт Лионель вернулся ни с чем и ещё долго смачно поносил «мерзопакостного шишига», который не внял ни одному из принесенных лесорубом даров. Эмиль в это время флегматично грыз орешки из кем-то оставленной миски, после чего посоветовал в следующий раз не обкуриваться ладаном. Лионель шипел, бряцал сумкой и грозился уйти с ближайшим обозом.        Напропалую рубить Леса было не принято — их хозяевами оставались духи, а не люди, и вступать с ними в конфликт точно не стоило. Неуплаченные малина и кислица, собранные жмотливой бабкой могли аукнуться сгинувшим в чаще ребёнком или задранным медведем охотником. Взял что-то — будь добр отдать что-то взамен. Обмануть духов было невозможно, поэтому идя в Лес или на Реку люди брали с собой мелкие монеты, нитки, плетёные браслеты или цветастые бусы, кто-то — вчерашние пироги.        Дух сгоревшего Леса исчез в огне вместе со своим домом, и нечисть в округе взбеленилась ни на шутку: урожай моркови попортился, а подходить к Реке и вовсе стало страшно. Винили в пожаре, разумеется, горожан. Робер был уверен, что именно поэтому дух Леса отказался от всего притащенного Лионелем барахла. (Впрочем, даже до этого людей тот не слишком жаловал)       Робер с сожалением опустил руку, на которой кончились заусенцы, поправил съехавшую с плеча котомку с «гостинцами» и двинулся вперёд, погружаясь в душный лесной полумрак. Под ногами вперемешку с пожухлыми листьями хрустели веточки, опавшие иголки и какие-то жучки. Лес был смешанный, и потому спустя несколько минут в щёку мужчины радостно впился оголодавший комар. Робер вздохнул, сщёлкнул его пальцами и досадливо потёр место укуса.        Ещё на краю леса у него появилось ощущение внимательного взгляда, и чем дальше он шёл, тем сильнее свербило между лопаток, словно наблюдатель оказался ближе и теперь буравил глазами его спину. Робер на всякий случай обернулся, но за ним никого не было, только за едва видным сквозь деревья городом поднималась заря. Куда идти он представлял себе весьма смутно — последний раз в этом Лесу он был совсем ребёнком вместе с отцом, но поляны для подношений в нём тогда не было, так что не обязательно, что она окажется сейчас. Робер решил, что лучше всего будет выбрать пень или сваленное дерево и сесть там, ожидая местного духа. А в том, что к нему выйдут, мужчина от чего-то не сомневался. Не белки же на него так глазели, в самом деле.        Белки в Лесу тоже были, краем глаза Робер иногда ловил рыжие всполохи среди листвы или на еловых стволах. Животные дружелюбием не отличались и при виде человека норовили побыстрее спрятаться.       Подходящее поваленное дерево нашлось, когда ноги, привыкшие к протоптанным тропам, заметно устали, а сумка стала ощутимо тянуть плечо. Робер помахал ладонью, счищая мох со ствола. Сел и, отложив топор, развязал мешок, вытряхнул на дерево несколько свёртков с пирогами, цветастые платки, несколько колец, чернила и что-то ещё. В сущности, Робер не особо разбирался, что нужно приносить в дары, этим всегда в их доме занимался Эмиль, собиравший по городу подношения для духов, и поэтому каждый раз содержимое котомки оказывалось для него неожиданностью.        Теперь было самое сложное — ждать. Лионель сказал, что дух проводил его по Лесу несколько часов кругами, прежде чем появиться лично и выгнать взашеи. Робер поудобнее устроился на дереве, подогнув под себя одну ногу, и глубоко вдохнул, наполняя лёгкие лесным воздухом, запахом трав и елей, смешанных с листвой. Где-то настороженно застрекотали стрекозы, зашуршало под соседним кустом. Лес, замерший с приходом незваного гостя, постепенно оживал. Осмелевший бельчонок мелькнул совсем близко, Робер, кажется, отчётливо увидел его пушистый хвост.        Утренний свет всё больше пробивался сквозь древесные кроны, медленно рассеивая окутывающий Лес туман. Крикливая птица сменилась чирикающими товарками. Всё вокруг словно бы расцветало. Робер замер, в удивлении наблюдая за распускающимися под ногами цветами: мелкими, беленькими, похожими на кашку, но больше. Чудо заворожило его настолько, что даже когда на цветы упала тень, он не сразу её заметил и поднял голову лишь от почти осязаемого внимательного взгляда.       Перед ним стоял… парень. Довольно высокий, ладно сложенный, слишком холёный для тех, кто выходит в Лес или к Реке, с длинными светлыми локонами волос и пронзительным, цепким взглядом. Вот только одежда его представляла собой абсолютный хаос из серой то ли по ткани, то ли из-за времени рубахи с протёртостями по краям рукавов, в чём-то порванном до состояния рыболовной сети сверху, свободных штанах абсолютно непонятного цвета. Из-под рубашки выглядывали края разляпистых платков.        Робер ошалевшим взглядом разглядывал эту заморскую птицу, пытаясь понять, кто он и откуда появился. Парень меж тем развёл бурную деятельность: взмахивая руками и перебирая пальцами в воздухе, он вначале склонился над разложенными по бревну богатствами, а затем принялся деловито перебирать. — Всё скучное, всё обычное, никакой фантазии у людей нет, — возмущенно бормотал он, пока до Робера наконец-то стало доходить, что перед ним Дух Леса. Дух был какой-то неправильный, непривычный, слишком осязаемый и живой для потустороннего. — Уж что нашлось, — всё ещё находясь немного в шоке, брякнул лесоруб. И сам обалдел от своей же наглости: обращаться к Духам нужно было уважительно и ни в коем случае не говорить с ними, если те не спросили первыми. — Плохо искали, — ответил Дух и, плюхнувшись на задницу, разгрёб все вещи в стороны, принимаясь крутить каждую штучку по отдельности и пристально, но недолго её рассматривать, — А пироги с чем? — С морковью, — обречённо выдохнул Робер и, решив, что хуже уже не будет, подсел поближе. Такие непосредственные потусторонние раньше ему не встречались. — А я с щавелем люблю, — заявил Дух, но пирожок всё-таки взял и надкусил, правда, тут же его бросив на земь и потянувшись за чем-то в ворохе «сокровищ». — Гхм…я запомню, — серьёзно кивнул Робер, прикидывая, будет ли уместно самому сообщить цель визита или стоит подождать. Дух на это аж подпрыгнул на месте и обернулся на человека: — Ого, а вы и такие бываете. Прошлый пожелал, чтобы я сам их пек, раз нос ворочу.        Робер тяжело вздохнул и внутренне обругал Лионеля за вспыльчивость. — Прошлый был уставший и расстроенный из-за пожара, — попытался он защитить друга, но Дух глянул на него так недовольно, что тот решил не продолжать. — Нечего таким в Лес ходить, — отрезал в ответ, — Лес силу любит. И спокойствие. -А ты? — А я люблю щавель. И колечки. Во-от такие, — Дух расплылся в улыбке и показал несколько крупных серебряных колец с разноцветными камнями, — Золотые лучше, но эти тоже хороши.        Дух тут же напялил кольца на пальцы, и Робер наконец заметил, что на парне уже были украшения, но выцветшие или почерневшие от времени, заляпанные пылью и даже покрытые мхом. — Золотые не могу, бережём для обозов. Могу ещё таких принести, — предложил Робер, — если ещё раз пустишь.        Но Дух, нашедший среди трепья малиновый расшитый цветами платок, ничего не ответил, полностью погрузившись в попытки ввязать платок к другим на поясе. В своей возне он напоминал сороку, пытающуюся натянуть на себя как можно больше цацок, чтобы утащить их в гнездо.       Спустя некоторое время и три платка Робер не выдержал: — Так…кхм… Господин Дух, примешь ли ты эти дары в уплату дерева для нас?        Дух задумчиво звякнул браслетами на тонких запястьях, повертел головой, словно проверяя, не подслушивает ли их кто, и неожиданно оказался близко-близко, почти ткнувшись в нос мужчины своим. Робера окатило запахом ромашки, свежей клубники и, почему-то, тины. Ему казалось, чужое дыхание должно коснуться губ, но Дух, разумеется, не дышал. — Может приму, а может и нет. Вы, люди, всё торопитесь, у вас так мало времени, так спешно решаете свои смешные дела. — произнёс парень. — Я хочу что-нибудь дороже.        Робер растерянно посмотрел в медовые, искрящиеся глаза — ничего дорогого у него не было не просто с собой, а вообще. — Мне нечего предложить великому Духу. Парень отодвинулся, скривился, словно съел что-то кислое и поправил: — Леший. Я — Леший. Вы, люди, даже запомнить нас не можете. Всё Дух да Дух. Как будто мы одинаковые. — А имя у лешего есть? — Робер по инерции придвинулся обратно ближе. — Есть. Альдо, — кивнул леший и почесал макушку. На землю посыпалась мелкая труха, упала небольшая шишка. — Робер.        Альдо прищурился и вновь почти прижался к мужчине, положил узкую ладонь на его колено: — Неужели тебя не учили, что имя своё людям говорить здесь нельзя? Мы же можем и не отпустить, оставить в своих владениях навсегда. — А что, хочешь оставить? — слабо улыбнулся Робер, — Кто же тебе тогда в следующий раз колечки принесёт? И тря…платки?        Леший, кажется, всерьёз задумался над этим вопросом. Деревья загудели, ветер поднял мягкие кудри, сдвинул Роберу шапку. — Ну да, белобрысый ваш не догадался, — согласно покивал он. Робер разумно не стал уточнять, что все подарки собирал другой такой же белобрысый. — Ладно, руби, только не много. И завтра обязательно возвращайся. С колечками!        Робер готов был праздновать и ликовать, принялся благодарить и закатывать рукава своей рубахи, чтобы скорее приступить к делу, как вдруг замер, не в силах пошевелиться. — Эк ты быстрый, Робер, — рассмеялся Альдо и ласково потрепал его по голове, — Ещё не расплатился, а уже побежал. Я придумал, что хочу. Поцелуй! Твой!        У Робера полезли на лоб глаза. Альдо, безусловно, был невероятно красивым не только для лешего, но и для любого человека, привлекал и внешне, и своим голосом, и скрытой за детской непосредственностью силой, но, в конце-концов, он был мужчиной. По крайней мере, выглядел как мужчина. До этой минуты Робер никогда не задумывался, есть ли у Духов пол в принципе, считая, что они просто принимают удобную для переговоров с людьми ипостась. Впрочем, судя по характеру Альдо, он явно не стал бы заморачиваться такими вопросами, а значит, выглядел так всегда.        Заметив замешательство на чужом лице, леший нахмурился: — Я не понял, тебе дрова нужны? Нужны. Почему не целуешь?        Робер, который всё ещё не мог пошевелить ничем кроме глаз, посмотрел на него как на идиота. Альдо ойкнул, и в ту же секунду его отпустило. Ещё раз осмотрев этого нелепого парня с ног до головы, Робер неожиданно для себя понял, что в сущности ему не особенно хочется выбирать. Сделал шаг вперёд, обнял чужое лицо своими грубыми, выгляженными топором ладонями, невольно вздохнул от ощущения нежной, бархатистой кожи и мягко прижался губами к холодному приоткрытому рту. Поцелуй вышел быстрый, почти целомудренный, но Альдо явно остался доволен — его глаза светились, а волосы словно шевелились сами по себе. — Жду тебя завтра, лесоруб, — улыбнулся он и… исчез. Растворился посреди леса, словно и не было. Выдавали произошедшее лишь надкусанный пирожок и пустая сумка.        Робер подхватил топор, стянул горловину сумки и присмотрелся к деревьям вокруг. Что ж, если ему можно вернуться завтра, не обязательно тащить сейчас слишком много. В том, что он вернётся, Робер не сомневался, как и в том, что принесёт ещё колец и, возможно, поцелует лешего ещё раз.