Прим. Автора.
Когда-то, очень давно я слышала об одной литературной теории, касающейся "Мастера и Маргариты".
Она гласит, что Воланд сошёл в Москву в Страстную Среду, посреди Страстной Недели, в канун Священного Христового Воскресенья. А чертовщина в театре "Варьете" происходила именно в вечер Страстной Пятницы - дня наибольшей грусти и скорби для христиан.
Как гласила та теория - нужно было быть по-настоящему грешными и отречёнными от Бога людьми, дабы в Страстную Пятницу выйти из своего дома и отправиться отдаваться веселью и утехам.
И, поскольку я обожаю символизм во всём - произведение такого типа я дарю Вам именно в самый греховный день недели.
С пятницей, грешные мои! ;)
Везучая, счастливая девочка
Как же тебе повезло выйти замуж за такого мальчика, как он,
Но ты бы вышвырнула его к черту, если бы узнала
Про все его грешные умыслы и действия, о которых он умалчивает.
Развратный, похотливый мальчишка
Ты же знаешь, что все говорят о тебе…
Их шепот стоит прямо у тебя за спиной, ведь в Офисе все обсуждают детали вашего романа
Ведь ты даже не пытаешься очиститься от своей греховности.
Мамочка даже не знает, что отец её детей в Офисе Президента занимается чём-то порочным
Он откидывается в кресле, наслаждаясь движениями его бедёр,
Его медленными и умелыми действиями.
Он оставил своих детей одних дома, чтобы испить сполна этот разврат
Мамочка не знает, что отец её детей сейчас в чужой спальне шлёт клятву брака к дьяволу
Вкушает грех измены и грешит против Бога вместе с Ним.
[Переведено и адаптировано текст песни ''Unholy'' by Sam Smith and Kim Petras]
┼
- Миш, я дома! Наконец-то, родной город, родная страна. Как бы тепло его не принимали, сколько бы лестных слов он не выслушивал в свой адрес, как много новых знакомств он не заводил – всё это меркло перед домашним уютом и желанием наконец оказаться в родных объятиях – всё ещё небезопасного на сто процентов, но Дома. Он дико истосковался по этой, ставшей уже им обоим родной, квартирке, книгам на стеллажах, кухне, откуда сейчас приятно тянулся аромат свежеприготовленного чего-то и по Мише. Особенно по Мише. - Привет, - силуэт Михаила медленно выплыл из коридорной темноты на свет. Мужчина легко улыбался уголком губ и прятал озорные блики в глазах. Он ничуть не изменился за эту неделю, но Лёше все равно казалось, будто бы он не видел его целую вечность. Телефонные и видео звонки не могли заменить касаний, объятий и личного присутствия, а в силу своего очень плотного командировочного графика, Арестович ими его и не особенно баловал. Но Миша всегда его понимал. Алексей был уставшим как черт и, несмотря на довольно раннее время, хотел немногих вещей – в душ, быстро что-то перекусить и лечь поспать хотя бы на несколько часов. Быстро выполнив своё первое желание, он ворвался на кухню и застал уже готовый засервированный стол, правда – на одного, Миша объяснился, что не голоден. Быстро поглощая еду, Лёша, однако не забывал ластиться к любимому и вдыхать, казалось забытый за эту долгую неделю, аромат его тела, панацею для его души и наркотик для собственного сердца. Миша счастливо улыбался, заглядывал в глубокие карие глаза и расспрашивал о поездке, искренне интересуясь деталями. Арестович охотно всем делился, с гордостью описывая, какой он получил приём, какими радушными были люди и что пообещали в помощь их стране. - Одним глазом глянул твоё интервью в дороге, - от тёплых кружек травяного чая поднимался лёгкий сизый пар, тут же исчезая. – Оно… показалось мне достаточно необычным. Миша хитро прищурился и склонил голову набок. - И что же там обнаружил такого необычного главный психолог страны? Лёша устало потёр глаза, зевая. От этой длинной дороги он совсем расклеился. - Ты там какой-то не такой. Грустный, что ли. Менал… менло… меланхоличный, вот, - да что с ним такое сегодня, неужели вся дорога испила последние силы? Подоляк тихо засмеялся. – Пей чай, Лёш. И пора спать. - Алексею ничего не оставалось, как согласиться – зрение расплывалось, то возвращаясь чёткими линиями, то расплываясь еле различимыми очертаниями, а сама мысль о мягкой подушке и коконе из тёплого одеяла, заставила одним глотком осушить кружку и подняться из-за стола. В коридоре его окончательно повело, и он бы наверняка упал, если бы сильные руки его не подхватили и не довели до такой желаемой сейчас постели. Кровать благодарно приняла измученное тело в свои объятия и на грани сна и сознания он услышал родной шепот. - Нужно медленно испивать то, что тебе дают, Лёш. Вдруг туда что-то подмешали? Когда Алексей открыл глаза, прогоняя окончательно остатки сна, перед собой он увидел ровно ничего. Какой-то слабый свет пробивался к глазам, но его было недостаточно для созерцания чего-либо. Он повернул голову вправо и влево, проверяя и понял, что дело было в повязке, черным шелком обвивающей его лицо. В голове возникла мысль о необходимости снять мешающую ткань, он дёрнул руками, но и тут потерпел фиаско – его руки было туго стянуты верёвкой и крепко привязаны к изголовью кровати. Он попытался освободиться ещё раз и ещё, но успеха не возымел – путы лишь крепче впились в нежную кожу запястий. Рядом раздались тихие шаги и к его щеке прикоснулась тёплая рука, нежно поглаживая. - Не волнуйся, это всего лишь я. Лёша упрямо дёрнул связанными руками. – Миша? Что за шутки? Пальцы продолжали касаться к его щеке, а большим Миша легко очертил линию подбородка и коснулся нижней губы, немного её оттягивая. - Какие шутки, любимый? Всего лишь, «радушная встреча». Я, знаешь ли, соскучился, - и впился в его губы поцелуем, жаля укусами и терзая их. Рукой, что ещё секунды назад так нежно касалась лица Арестовича, он обхватил его шею и с силой сдавил. Михаил продолжал его целовать, перекрывая доступ к кислороду, измываясь над тщетными потугами его любовника вдохнуть хотя бы раз. Когда он почувствовал, как под его рукой с силой напряглись шейные мышцы, а сам Лёша просяще застонал прямо ему в рот, выдыхая последний воздух из лёгких, он послабил хватку и оторвался от губ и тела любовника целиком. Алексей жадно захватал воздух ртом, пытаясь прогнать разноцветные звёздочки перед глазами, возникшие во время этой неожиданной асфиксии. Снова помотал головой из стороны в сторону и повторил движение руками, немного при этом подтягиваясь вверх. - О, нет-нет, - фальшиво ласковым голосом проговорил Подоляк. – Ты не посмеешь двигаться. Или мне и твои ноги тоже обездвижить? - Миша, если ты хотел потрахаться, можно было просто сказать, а не устраивать весь этот цирк! Первый удар плёткой пришёлся прямо аккурат по середине его обнаженного торса. Лёша взвыл от боли и ещё сильнее прежнего задергал связанными руками. Не желая отбрасывать стёк от себя, Михаил сжал его в зубах, а освободившимися руками вернул Арестовича в прежнее лежачее положение. Тот в ответ попытался лягнуть его ногой, но из-за отсутствия видения мишени пострадал лишь воздух в спальне, заметно накалившийся от происходящего в ней. - Давай по-хорошему, любимый. Ты не дёргаешься, не пытаешься освободиться и кричишь не слишком громко и тогда, - Миша легко провел плёткой по соску и за этим снова последовал удар, но уже слабее, - я, так уж и быть, буду бить в пол силы. Кожаный стёк легко очертил линию середины груди, живота, коснулся области паха и с силой опустился на внешнюю сторону бедра. Лёша остался лишь в тонких брюках, поэтому ткань не особо защищала от жалящей боли на коже. Он сцепил зубы и резко выдохнул воздух сквозь них. - А если я ослушаюсь? – пытаясь восстановить сбитое дыхание, прошипел он. Следующий удар пришёлся по ребрам, заставляя выгнуться от резкой боли. Через секунду теплый язык коснулся места удара, зализывая поцелуями неприятные ощущения. - Тогда ты будешь умолять меня, чтобы я остановился. Арестович иронично скривился в ответ на эту реплику. Он никогда никого ни о чём не умолял и не станет. Ведь не станет?.. - Понимаю твою иронию, - вкрадчивый шепот над ухом и ловкие пальцы, очерчивающие узлы верёвок на его руках. – Но и мне нелегко пришлось за эту неделю. Сначала твоя вынужденная командировка, о которой ты предупредил меня всего за день, - удар по левому соску, - потом все эти люди, которые так и вились вокруг тебя, - удар по мышцам пресса и теплая рука, коснувшаяся живота, заглаживающая боль, - редкие звонки и твоё счастливое и довольное лицо на эфирах у Фейгина, - удар наотмашь по связанным предплечьям и громкий стон Лёши в ответ. - Ты заставил меня ревновать. Заставил изнывать от желания, тосковать по тебе и отчаянно желать поскорейшего твоего возвращения, дабы раз и навсегда выбить всю эту дурь из тебя, - снова удар, прямо под сердцем, заставивший тело под Михаилом покорно выгнуться ему же навстречу. Подоляк благодарно принял это подношение себе в дар, ловя губами сосок и легко прикусывая его. Поднялся поцелуями выше, следуя желанию обладать и оставлять метки, искусывая зубами нежную кожу. Леша подставлялся под нежные поцелуи и прикосновения зубов, но как только привыкал и расслаблялся, получал в ответ удар за ударом, а его желанный мучитель лишь ловил его стоны своим ртом и крал дыхание, целуя губы. В комнате стало невыносимо жарко, температура тела резко подскочила и горела на коже следами от плети, а возбуждение росло. Но Миша упорно игнорировал его, насыщаясь вдоволь таким покорным, обездвиженным и беспомощным телом под ним. Алексей искал прикосновений, да только попытки были тщетны. - Думаешь, я так быстро дам тебе то, что ты так отчаянно сейчас желаешь? – поглаживающие прикосновения в районе паха не длились долго, рука сжала член на пару коротких секунд, будто удостоверилась в очевидном и тут же исчезла. Мишины действия сопроводились громким стоном Алексея. - Ещё не время. Я обязательно дождусь, пока ты меня об этом попросишь, - влажный язык провёл по ткани брюк, четко очерчивая его ответное возбуждение. Мужчина просяще вскинул бедра, желая плотнее прижаться к ласкающим тёплым прикосновениям, но сильные руки пригвоздили его обратно к постели. - Я хочу… хочу тебя видеть, - пытаясь контролировать прерывчастое дыхание, простонал Алексей. В тишине спальне зазвучал низкий гортанный смешок. – Так попроси. - Пожалуйста, Миша… сними, чертову повязку, будь так добр! – тело под Подоляком зашлось мелкой дрожью от противоречивых самому его существу, действий. Его лица коснулись очень нежными, невесомыми касаниями, и стянули черную ткань. И на мгновение Алексей внял утверждению быть очень аккуратным со своими желаниями. Он уже давно не видел Мишу в классической одежде. Тот был одет в чёрные брюки, стянутые на талии чёрным ремнём и белую рубашку, с закатанными до локтя рукавами. Пара пуговиц сверху была расстёгнута, открывая вид на шею. И всё, чего сейчас ему хотелось, сошлось к одному простому желанию – коснуться его всего. Очертить руками шелк и хлопок, разорвать рубашку, прижаться губами и почувствовать вкус кожи, а всё, что ему позволяли, лишь смотреть и сжимать обездвиженные руки в кулаки, ощущая при этом тугость обвивающих пут. Лицо Подоляка не выражало ровным счётом никаких явных эмоций, было достаточно спокойным, лишь глаза заинтересовано изучали тело любовника под ним. Но и этих глаз было достаточно, чтобы вновь потерять связь с реальностью и поддаться лёгкому звону в ушах. В глазах Миши полыхал такой адский огонь и похоть, что внутри всё похолодело в один миг – возникло абсолютно точное ощущение, что он выпьет сегодня сполна из него всю душу. В темноте спальни, освещаемой лишь слабым светом ночника, они были абсолютно чёрными, в них плескалась злость и ревность, желание обладать и наслаждение от вида, который он сейчас созерцал. Не было сил смотреть в эти глаза, но и также не было сил на то, чтобы тот же взгляд отвести. Михаил снова приблизился к губам Алексея, вкушая поцелуй, лаская языком его язык и прихватывая шею рукой. Несильно, не так как в первый раз, но дыхание сбивалось и без того - от происходящего было всё труднее себя контролировать. Миша, не отрывая глаз от его собственных, с силой прикусил его нижнюю губу и немного оттянул, потом ещё раз повторил действия. Разорвал поцелуй, довольно наблюдая, как за ним потянулись, желая продолжения и как это же желание быстро остудили связанные руки. Миша встал с постели, довольно облизываясь. - Помнится, ты что-то говорил мне о грусти и меланхолии ранее вечером? – Миша снова взял в руки плётку и водил ею по ранее нанесённым им же местам ударов, красным полосам, что уже начинали проступать на коже. Алексей не смел отрывать от него глаз. Он никогда его таким не видел, не здесь, не в их спальне, где если не он всегда был главным, то они всегда были равными друг другу. А сейчас, вокруг их кровати, похлопывая плёткой по собственной руке кружил самый настоящий демон, дьявольское обличье Михаила Подоляка, о котором сам Лёша хоть и догадывался, хоть и видел его отголоски в глазах и движениях время от времени на интервью и в жизни, но точно не думал, что воочию всё будет настолько адским зрелищем. Стёк с силой опустился на многострадальный торс, высекая очередную красную полосу. От жалящей боли невольно выступили слёзы в уголках глаз, возбуждение то накатывало, то наоборот, отступало, отрезвляемое ударами. А Миша просто смотрел, вычислял траекторию следующего удара и довольно улыбался произведённому впечатлению. – Так вот, я не был грустным, любимый. На моём лице ты перепутал смуту с мукой от сдерживания себя от желания вышвырнуть их всех к чертовой матери, - удар сбоку от правого соска, самим кончиком плётки, - ты перепутал грусть с хорошо спрятанной яростью от того, что они осмелились переставить мебель в моём кабинете, - плётка четко легла прямо посредине груди с слышным звуком, - ты увидел меланхолию вместо дикого нежелания отвечать на их грёбанные слезливые вопросы, ибо «зрители просят», - Михаил ядовито усмехнулся, темными глазами выискивая место для следующего удара. – Как будто мне есть дело до зрителей, когда внутри сидит и гложет желание вернуть себе и хорошенечко отыметь другого советника Офиса Президента – Алексея Арестовича, - он размахнулся пуще прежнего, а всё что оставалось Лёше – это зажмуриться за долю секунды перед тем, как плеть рассекла воздух и ударила кожу поперёк груди. Из горла вырвался полузадушенный полустон, полувсхлып и мужчина вновь дёрнул руками в попытке закрыться от жалящей боли. Миша лишь наблюдал, как выгибается тело на белых простынях, что так красиво контрастировали с красными полосами от ударов. Его собственное искусство, его картина, его автопортрет, высеченный на коже любовника. - Если хочешь отыметь… меня, то почему медлишь? – Алексей открыл глаза, прогоняя отголоски боли в них, и всмотрелся в силуэт Миши напротив. Тот лишь усмехнулся, подходя ближе и склоняясь над его лицом. Глаза самого сатаны, не Мишины, смотрели на него в упор. - Открой рот, - мужчина хищно улыбнулся и, когда Лёша выполнил его просьбу, зажал между его зубами плётку. – Это тебе понадобится. Дальнейшие действия Михаила сопровождались немного приглушенными стонами. Он нарочито медленно расстегнул ремень, стянул с Алексея брюки вместе с бельём и отбросил ненужную одежду прочь. Из своих собственных брюк достал флакон со смазкой и на мгновение в глазах Алексея отобразилось облегчение – сейчас, Миша получит то, чего так хочет, он получит, то чего так жаждет – и демоническое обличье уйдёт, исчезнет из этой ночи. Так, будто бы его никогда и не было. Но Миша спешить был не намерен. Ловкие, скользкие пальцы очертили всю длину возбуждённого члена и после медленно начали входить в него, растягивая. Недостаточно глубоко, но тело под Мишей все равно благодарно выгнулось ему навстречу, заходясь мелкой дрожью. Миша старательно распределял смазку по всех внешних и внутренних чувствительных уголках его тела и упивался стонами Алексея. А потом такие ласковые и желанные пальцы исчезли. Миша встал с кровати и направился к тумбочке, взяв из неё ещё два необходимых ему на сегодня предмета. Приблизился к любовнику и присев на краешек кровати, развёл его ноги широко в стороны. Почти не отрывая взгляд от затуманенных глаз напротив, он нарочито медленно ввёл силиконовый вибратор во внутрь измождённого желанием тела на всю его длину. Лёша сжал зубами стёк покрепче и гортанно простонал сквозь зубы. Сделав несколько поступательных движений, Миша окончательно зафиксировал его внутри и перешёл к ещё одному, не менее важному аспекту его дьявольской игры. Распределив оставшуюся смазку по всей длине члена, Миша лёгким, ласковым движением надел на него эрекционное кольцо и немного стянул его на самом основании. Поймал ошалелый взгляд Арестовича и довольно улыбнулся. - Это не даст тебе кончить раньше времени, - он встал с постели, подошёл к прикроватной тумбочке и достал салфетки, дабы вытереть руки от остатков смазки, - точнее не даст тебе испытать оргазм, пока я не позволю. Алексей всё это время не отрывал от него взгляд, до сих пор не веря, что его милый и заботливый Миша, человек, который всегда был с ним так ласков и нежен, способен на такое. Но Миша лишь молча уселся в кресло напротив, широко расставив ноги, расстегнул ещё несколько пуговиц на рубашке, оголяя грудь и торс и достал из кармана смартфон. Запустил нужное приложение и сразу выбрав средний уровень интенсивности, запустил игрушку внутри изнывающего тела. Алексей выгнулся от резкой чувствительности и стимуляций изнутри. - Знаешь, - задумчиво проговорил Миша из своего уголка в кресле, с наслаждением впиваясь черными глазами в обнаженное тело, что извивалось на простынях, - и ведь не то интервью и даже не неделя без тебя подействовали катализатором. Вовсе нет, я готов был тебя ждать. Но вот твоё новое увлечение… - его глаза снова полыхнули ревнивым адским пламенем, - этот Невзоров… то, как ты заглядываешь ему в глаза, то, как восхищаешься им, с каким вожделением на него смотришь, - Миша почти с сожалением покачал головой и немного повысил интенсивность вибраций, проведя пальцем по сенсорному экрану, принуждая Лёшу изгибаться в попытках хоть как-то простимулировать собственное желание, заставляя не смолкать от стонов. – Ты забыл, кому принадлежишь, Алексей? – простой вопрос, на который Лёша лишь беспомощно замотал головой. - Я ведь просил тебя. Я ведь тебя предупреждал, - вкрадчивый шепот казался слышимым отовсюду, набатом стуча в висках, незамедлительно связывая его с возбуждением и желанием. – Говорил, а ты не внимал, что если ты пойдёшь к нему снова – будет хуже. Но ведь ты меня не послушал и решил поиграть с огнём, - Миша снова повысил интенсивность почти до максимума, показательно помахал смартфоном в ответ на мольбы во взгляде Алексея и отбросил тот в сторону. Лёша почти оторвался от реальности, пребывая в настоящих муках от невозможности кончить, будучи терзаемым изнутри постоянными вибрациями, исходящими от вибратора, изгибаясь всем телом, пытаясь от них хоть немного уклониться. Но все тщётно. Голос Миши держал на поверхности, его глаза притягивали, впиваясь в кожу собственническим взглядом, не позволяя, не разрешая соскользнуть в бездну. Красные полосы жгли резкой болью, но теперь она больше не отрезвляла, а наоборот обжигала, распаляя тело. Он изгибался на постели, не смолкая от стонов, пытаясь хоть как-то ослабить давление в собственном члене, пытаясь получить разрядку, желая кончить, но безразличный холодный взгляд полыхал ревнивым пламенем, а Миша не предпринимал никаких попыток ему помочь. Миша лишь смотрел, время от времени опуская свою руку на уровень паха, послабляя ткань обтягивающих брюк и совладая с желанием взять мужчину напротив. Тело Алексея покрылось капельками пота и его в прямом смысле лихорадило от противоречивых ощущений. Обессиленный, измождённый, находящийся на грани дикого возбуждения и будучи полностью шокированным этой новой ипостасью Михаила Подоляка, он выстанывал своё искреннее желание, свою персональную муку и в голове стучала своей навязчивостью лишь одна мысль – как же он хочет наконец отдаться ему всецело. Освободив из захвата зубов плеть и откинув её куда подальше от себя, он издал гортанный рык и с мольбой посмотрел на вожделённый силуэт в кресле. - Боже… - это всё, на что его хватило, слова не хотели складываться в фразы, а мысли обличаться в речь. Тело, не имея возможности для естественной разрядки трясло и изворачивало на простынях. - Я бы не стал обращаться к Богу в данной ситуации, - задумчиво хмыкнули в ответ. – Да и я бы посоветовал перекреститься прежде, но вот незадача, - Миша покачал головой, - ты не сможешь. Подоляк поднялся со своего кресла, снимая полностью рубашку и отбрасывая её прочь. Ступил ногой на кровать и опустился прямиком на желанное тело, потираясь пахом о возбуждённый член Алексея. От ответных прикосновений того буквально подкинуло вверх, заставляя все мышцы напрячься и вновь выгнуться навстречу. Миша задумчиво проводил руками по красным полосам, склонившись над ними целуя и зализывая раны, восхищённо наблюдая, как любимый человек под ним медленно сходит с ума от недостатка внимания. Поднял взгляд выше и фиксируя лицо Лёши прямо напротив своего собственного, опустился рукой ниже, сжимая горло. - Я хочу, что бы ты хорошенько усвоил, Лёшенька, - по слогам он произнёс его имя. – Я не потерплю перспективы тебя с кем-то делить, - он провёл языком по его шее и сильнее стиснул пальцы. – Ты – моя собственность, мой любимый человек, моя душа в конце концов, - пальцы сомкнулись вокруг горла и Лёша захрипел от недостатка кислорода, а чёрные глаза внимательно следили, не отрывая взгляд, - и ты всецело принадлежишь мне, - и отпустил руку. Алексей захватал желанный воздух ртом, а через мгновение почувствовал Мишины губы на своих, которые заменили ему этот воздух. Миша заменил ему всё - лишь его он чувствовал, лишь его так отчаянно желал. Миша целовал, терзая нежную кожу губ, не имея сил оторваться, будучи и сам ослеплённым картиной, что сотворил перед собой. Оторвавшись от губ, приник к шее и ключицам, оставляя метки, вызывая стоны и сам постанывая от сладости кожи, которую целовал. Его руки крепко обхватили связанные запястья и Миша всем телом изогнувшись, прижался к Алексею, который уже не мог контролировать собственные стоны. - Миша, пожалуйста… - Алексей почувствовал, как Михаил замер над его шеей, внимательно вслушиваясь. – Миша, умоляю, прошу, пожалуйста… - он вскинул бедра в надежде хоть как-то простимулировать освобождение или разрядку, но тело ослушалось, будучи скованным. Он в лихорадочном состоянии повторял слова мольбы и имя Михаила, мотая головой и извиваясь под ним. - Пожалуйста, что? – Миша оторвался от кожи и очередного укуса, уже предвкушая такие желанные слова. Он должен их услышать. Должен удостовериться, что человек под ним, мужчина, которому всегда безоговорочно отдаётся, способен умолять лишь его. Светло-карие глаза расфокусировано нашли его собственные, чёрные. Всё его существо перестало бороться и отрицать возможность прошения. Весь он принадлежал Михаилу. - Умоляю, возьми меня, ради всего святого. Прошу, дай мне возможность кончить или я попросту умру здесь, под тобой, Миша, - и мужчина снова беспомощно застонал, терзая связанные руки. Миша удовлетворённо улыбнулся и принялся стаскивать с себя брюки. Не отрывая глаз он ответил, - Обращаешься ко всему святому, собираясь согрешить вместе с другим мужчиной? – он потянулся рукой к промежности и вытащил вибратор из измученного тела, после чего последовал незамедлительный стон. – Тебя не примут в рай, Арестович, - и вошёл в него самолично, сразу и во всю длину. Резкими, выверенными движениями он вбивался в извивающееся тело под собой, подхватывая под бедра, яростно и чётко попадая по простате. Лёша вскидывался снова и снова, умоляя и уже особо не различая, о чём просит. - Сжалься, прошу… - терзаясь сладостной пыткой мучительной боли и наслаждения, раздираемый противоречивыми чувствами он умолял лишь об одном. Миша провёл рукой по его члену, снимая кольцо одним движением, и Алексей, подобно зверю, зарычал, изливаясь себе на живот и конвульсивно дёргаясь всем телом. От силы оргазма, который объял его тело, все органы чувств отключились, пропал и слух, и зрение, и ощущение не останавливающихся толчков в его теле. Миша склонился над ним, наблюдая эту непревзойдённую картину, слизывая белесую жидкость с его живота и снова довольно облизываясь. - Такой сладкий и такой прекрасный, - донеслось откуда-то издалека реальности до слуха Алексея. Михаил немного замедлился, скользя и упиваясь покорностью и поддатливостью ослабленного оргазмом распростёртого тела под ним. Алексей дышал прерывисто и тяжело, отходя от волн вымоленного удовольствия, что дарил ему этот мужчина. Пытаясь сфокусировать взгляд на лице сверху, он искал его глаза и вовсе больше не обращал внимание на боль от связанных рук, боль от ударов, красными цветами распустившуюся у него на груди и торсе, желая его снова, желая его сильнее, желая его как можно больше, всего и целиком в себе. Миша потянулся к узлам на запястьях и потянул один единый конец, развязывая руки, позволяя им безвольно упасть на кровать. У Алексея не было сил их поднять, не было сил даже поднять и коснуться, но Миша предвидел и это. Наклонившись и прильнув телом к телу, он обхватил измученные руки, сплетая пальцы и глубокими резкими толчками вбивался в него. Выцеловывал шею и губы, красные следы и укусы, шептал слова признательности и принадлежности, затягивая за собой в грешную сладкую страсть. На грани яви и фантазий, на грани боли и желания, по тонкому лезвию их грешной похоти одной на двух. - Мой. Ты только мой, - Лёша слышал его голос в своей голове, во всех своих мыслях, во всём сознании, что покорно и навечно перешло во власть Михаила Подоляка. И только лишь это имело значение. Только лишь этот первобытный грех - стар как и само мироздание, вечен и незыблем, что был до них, которому они предались, что останется после них. Оргазм накрыл их обоих одновременно – повторный и вымученный у Алексея, до дрожащих пальцев и громких стонов, долгожданный у Михаила, по праву ему принадлежащий, с полной и окончательной заявкой на обладание, резкими волнами вгоняющимися в тело под ним. Освобождение. Перерождение. Абсолютная власть. Алексей потерял счёт тому времени, сколько они пролежали рядом друг с другом, просто пытаясь отдышаться. Многим позже он ощутил ласковые, размеренные движения на своих руках, которые разминали и разгоняли кровь. Мишин взгляд снова приобрёл теплый карий цвет и прежнюю лучистость, смотря любяще и ласково. Лёша протянул руку к его лицу и нежно коснулся щеки. - Я твой, Миша. Где бы я ни был и с кем бы не общался, моё сердце навеки твоё, - он провёл большим пальцем по скуле мужчины и тот в ответ прижался покрепче к руке, закрывая глаза от наслаждения. – Я готов доказывать это тебе вечно. - Сколько бы ни была грешна моя любовь к тебе, она истинна и чиста, любимый, - получил в ответ он тихий шепот и серьёзный взгляд любимых карих глаз. Когда Михаил склонился за очередным поцелуем, в свете проезжающих фар за окном на стене возникла его тень, и на грани засыпающего сознания, Алексею почудилось, что у той тени будто выросли чёрные крылья ангела за спиной. Он отмахнулся от видения. В конце-концов, кем бы ни был Михаил и в каких ипостасях пред ним не представал - Алексей Арестович вовеки принадлежит лишь одному человеку – Михаилу Подоляку.