abandoned love.

I know that I can always come find you You're the only one that picks me up when I'm so blue Can you feel it too Jackson Wang — Blue

Джебом подставляет свои горящие щёки под остывший немного к ночи ветерок и блаженно жмурится. Он мокрый насквозь от пота после нескольких прогонов всей обновлённой концертной программы, ноги гудят и весят точно тонну, но голова — лёгкая, а мысли — ясные, как сегодняшнее безоблачное небо с яркой половинкой луны. До концерта ещё неделя, и Джебом знает — тревога нагонит его, как нагоняет всегда перед важными делами. Лишит его сна, не даст лишний раз глубоко вдохнуть. Но сейчас он свободен от неё и может дышать полной грудью. Демонстративно стенающая дэнс-команда выползает вслед за ним из опустевшего здания студии и кучкуется в ожидании обещанного им такси. Джебом по старой привычке пересчитывает всех по головам — два-четыре-шесть-девять — и, сбитый с толку на миг, сам над собой тихонько смеётся. Не семь. Давно не семь, но всё равно каждое напоминание — лёгкий укол в побаливающее сердце. В салоне тонированного Хёндая оглушающе тихо, терпко пахнет кожей и пластиком. Машина у его менеджера совсем новая. Да и сам менеджер совсем новый, Джебом так и не привык к нему, и между пунктами А и Б они оба молчат неловко, разглядывая каждый свою часть улицы за стеклом. После шести часов гремящей в зале музыки обрушившаяся тишина давит на уши. Скажи кто лет семь назад, что ему в дороге будет не хватать безудержного кудахтанья Бэмбэма и хихиканья Югёма, не поверил бы. В те шумные дни он, заложник своего глупого максимализма, мечтал только о покое. Тогда Джебом ещё не знал, что тишина равно одиночество. — Домой? — Спрашивает менеджер, пока светофор перед ними отсчитывает секунды в обратном порядке. Светофор этот долгий, Джебом обычно успевает известись от нетерпения, когда, будучи за рулём, застревает здесь. — Или к Дохён? — Я выйду прямо тут, — Джебом, кряхтя, отстёгивает ремень и под непонимающим взглядом менеджера открывает дверь на проезжую часть. Шум с улицы моментально заполняет пустоту. — Спасибо, хён. Перебегая дорогу в последний момент, Джебом старается одновременно не угодить под колёса куда-то сильно торопящегося БМВ и найти нужный контакт в готовом вот-вот умереть голодной смертью телефоне. В ухо долго долбят длинные гудки, прежде чем в трубке раздаётся басовитое «Алло» и сразу же возмущенное — «Ты на время смотрел, хён?». Джебом послушно глядит на часы на ослепляющем в темноте дисплее телефона и, смутившись, бубнит: — Я тут рядом. Пустишь? *** — Я тут рядом, — хрипит динамик зажатого между плечом и ухом телефона, пока Джинён ищет в шкафу самую уродливую майку из тех, что по-прежнему дарят ему тоннами после съёмок в журналах. — Пустишь? — Ты на время смотрел? — Ворчит он, вытягивая со дна верхней полки розовую футболку с надписью «Gas, Cash or Ass. No one rides for free» на груди. Выглядит чудовищно, в самый раз для лучшего друга. — Всё равно же не спишь, — сиплый, будто простуженный голос прорывается сквозь звуки проезжающих где-то там машин. — Уже — нет, — немного привирает Джинён, не успевший на самом деле ещё даже умыться, и буркает, — уснёшь с вами, как же… За спиной раздаётся грохот от удара двери гардеробной об ограничитель и глухой кашель, Джинён, обернувшись, морщится и швыряет футболку в только что вернувшегося из душа Джебома. Тот с недоумением рассматривает идиотский принт и вопросительно приподнимает брови. «Издеваешься?» — машинально переводит Джинён и округляет глаза, мол, надевай молча, неблагодарный ты человек. — Пак гееее? — Заискивающе тянет Джексон в трубку и вдруг как-то по-особенному безобразно выругивается. — Ван ге, — отзывается автоматом Джинён и наблюдает за тем, как Джебом, только-только натянувший на мокрое тело футболку, каменеет. — Ты ведь на самом деле уже почти под дверью, да? — Я соскучился, — говорит Джексон вместо ответа и вроде бы набирает номер квартиры Джинёна на входе в жилой комплекс. Судя по гневному пиликанью системы безопасности — не тот. — И порвал штаны. Джинёнааа, не бросай меня с голой задницей на улице. — Попробуй цифры в обратном порядке, — подсказывает Джинён, улыбаясь, и сдвигает словно вросшего в пол Джебома с прохода. Джексон на улице шумно пыхтит, тыкая кнопки заново, а в прихожей начинает весело чирикать домофон. — Джебом-хён тоже всегда путает. Джинён жмёт на демонстрирующем ухо Джексона дисплее кнопку «Открыть» и достаёт из обувного шкафчика ещё одни тапки. Брендовые, несуразные и жутко дорогие. Их Джексон сам лично притаскивает на джинёново новоселье несколько лет назад, чтобы переобуваться в свои нечастые визиты. Последний раз эти тапки видят свет месяца два назад — в июле. Не так уж и давно, если сравнивать с прошлым годом, когда они вообще не покидают свой дальний угол. Тяжелый тот был год. Для всех. Скрестив руки на груди, Джебом подпирает косяк и, почти не моргая, смотрит в стену. На лице его отражается вся гамма эмоций от удивления до тщательно скрываемых волнения и тревоги. В дурацкой футболке, с короткой стрижкой и в растрёпанных чувствах Джебом напоминает того мальчишку, с которым Джинён впервые выходит на сцену десять лет назад. Это было бы смешно, не будь так грустно. — Сыни соскучился, — будто оправдывается Джинён, прислушиваясь к гудению лифта за дверью. — У меня в холодильнике пиво есть и бутылка вина. Выпьешь что-нибудь? *** — Выпьешь что-нибудь? — Спрашивает Джинён, задумчиво разглядывающий недра его огромного, но почти пустого холодильника. — Есть пара банок пива, бутылка вина и… — Он вытаскивает с полки из дверцы какую-то коробку и энергично ею трясёт. Внутри задорно булькает. — Остатки апельсинового сока. Он ещё не просрочен. — Налей просто воды, — хрипит Джексон ссохшимся горлом, подтягивает сползающие штаны повыше и мешком обрушивается на диван. Ноги его еле держат после почти суток, проведённых в зале. — Я буквально на полчаса забежал. Мы с ребятами только закончили репетицию. Устал как собака… — Выглядишь дерьмово, мэджик мэн, — с другого конца дивана бурчит Джебом и, отставив банку с пивом на журнальный столик, поджимает под себя ступни, чтобы Джексон их ему не отдавил, — ты не до конца умылся или эти синяки под глазами — последствия твоей магии? — Ха-ха, очень смешно, — кривится Джексон и растирает отёкшее лицо ладонями. А то он не знает, что выглядит как дерьмо. Он, по правде, и чувствует себя так же. Но Джебому об этом знать не обязательно. Никому не нужно знать. — Вообще не смешно. — Так, стоп, — резко произносит откуда-то из-за спины Джинён. Он вручает Джексону стакан с водой, а Джебому отвешивает что-то вроде нежного подзатыльника. — Я знаю этот сценарий. Не смейте ругаться. — Ну, мааам, — смеётся устало Джексон, жадно опустошает стакан и хлопает ладонью по пустому месту рядом с собой. — Иди сюда, я всё ещё тебя не обнял как следует. Джинён втискивается рядом с притихшим Джебомом и наконец позволяет себя обнять. Он такой тёплый и пахнет океанскими волнами, от ощущения его крепкого ответного объятия становится спокойнее вполовину, и Джексон, уткнувшись ему куда-то в шею, не спеша, насколько хватает объёма лёгких вдыхает. Дышать вот так — хорошо. Он, если быть честным, и приезжает сюда, чтобы вот так подышать, не думать ни о чём и послушать тишину. Потому что Джинён — лучший компаньон для того, чтобы просто помолчать. Диван пружинит от того, что с него неуклюже сползает Джебом. Он нашаривает свои тапки на полу и ушаркивает в сторону приоткрытого немного балкона. «Курить» — тут же решает Джексон, а потом сам себя одёргивает: не курит ведь он уже давно. Пару лет как бросил. Или даже больше? Но для Джексона эти несколько лет словно схопнулись, пропали, как не было. И от этого в такие моменты ещё хуже: не только себя он потерял за это время. — Ты как каменный, — тихо шепчет Джинён и быстро разминает ему шею и болящие от постоянного напряжения плечи. — Сходи на массаж с утра, будет полегче. Джексон угукает и, стиснув Джинёна напоследок крепче, отпускает. Они оба знают, что ни на какой массаж он завтра не пойдёт. С утра он опять поедет в танцзал и будет там до ночи, потом ещё несколько дней в таком режиме, а дальше аэропорт, самолёт, ещё один аэропорт и концерт. Только Джексон не помнит — где. Да ему, по правде, уже плевать. У него позади и впереди столько точек-остановок на карте, что помнить каждую — нереально. Это его должны помнить, ему — не обязательно. — Как твои дела? — Много работы, — улыбается Джинён и старательно давит очередной зевок. Час уже поздний, а он в свободные дни старается лечь ещё до полуночи. Джексону становится немного совестно, что опять свалился ему как снег на голову. — Приходится даже отказываться от проектов. — Хорошо. — Хорошо, — соглашается Джинён и, тыкнув его локтем в бок, вдруг возмущённо спрашивает, — а где мой подарок на день рождения? — Он же не сегодня! — Отбивается от него Джексон и, паникуя, уточняет: — Сегодня же не двадцать второе?.. У меня в эту дату вылет. — Сегодня семнадцатое сентября, — раздаётся со стороны балкона. — Воскресенье. Джексон переводит взгляд на вернувшегося Джебома, они глядят на друг друга в полумраке, думая, наверное, примерно об одном и том же. Пришедшие сюда среди ночи, наверное, за одним и тем же. Джексон прикрывает глаза и отворачивается, скорее угадывая, а не видя, что стоящий у огромного окна Джебом делает точно так же. — Мне, пожалуй, пора… *** — Мне, пожалуй, пора… — Джинён зевает ещё раз и сладко потягивается, поднявшись с дивана. — Я собираюсь умыться и лечь спать, а вы — как хотите. Диван весь в вашем распоряжении, только не будите меня. — Ты отвратительно негостеприимный хозяин, — упрекает в шутку Джебом, подхватывает оставленное на столике пиво и добивает его одним глотком. На языке остаётся неприятная горечь, которую хочется непременно чем-нибудь заесть. — Не накормишь, спать не уложишь… — А вы — отвратительные гости, завалившиеся без приглашения, — парирует Джинён и жестом показывает, чтобы он не смел оставлять пустую банку у дивана. — Тебе вообще грех жаловаться: выдул моё пиво… — Оно наверняка Югёма. Это же лимитированный эль от AOMG. — Ходишь тут в моей футболке… — Это его футболка, — перебивает его Джексон. — Что? Это действительно футболка Джебома, я не подыгрываю! — Моя, — подтверждает Джебом и оттягивает ворот, ища ярлычок. Нуны из персонала всегда маркировали их с Джинёном концертные майки на обороте уходников. — Вот, тут даже подписано. Джинён растерянно подходит ближе и неверяще смотрит на выцветшее за десять лет «JB». — Представления не имею, откуда она у меня, — произносит он обескуражено спустя паузу и продолжает уже спокойно, — в любом случае, я тебе её дал, а не оставил ходить голым. И с тобой, любитель перелезть через дорожные ограждения, — Джинён указывает на Джексона, — я тоже штанами поделился. — Джинён? — зовёт его Джексон и тяжело поднимается со своего насиженного места, держась за спину. Его немного пошатывает, но он быстро восстанавливает баланс. — Я тебя так люблю, знаешь? — Знаю, — выдыхает Джинён, быстро проводит ладонью Джексону по затылку, треплет его непонятного цвета волосы и снова слегка приобнимает за плечи. — Всё я знаю. Позвонишь мне? — Как всегда, — бубнит едва слышно Джексон и хлопает пару раз Джинёну пониже спины. — Иди уже. Джинён уходит, напомнив Джебому напоследок про болтающиеся в стиралке майку с носками. О косяк тихонько бухает дверь ванной, начинает шуметь вода. — А мне ты совсем больше не звонишь, — говорит Джебом с выверенным количеством обиды в голосе и отходит к незашторенному окну. Окно большое — панорамное, и весь город за ним как на ладони, но смотрит Джебом не на освещённые огнями улицы, а на едва заметное отражение Джексона в стекле. — И не пишешь. — Ты тоже не звонишь. И это правда. Не звонит. Но он почти никогда и не звонил ему. Это правило появляется как-то само собой ещё лет пять назад, когда Джексон только-только начинает карабкаться наверх, ведомый своими непомерными амбициями. Ему уже тогда не до внезапных телефонных звонков, не до его пустых разговоров о тоске. — Потому что ты всегда занят. — Ты тоже теперь — занят. Он, может, и не собирается выделять «Занят» как-то по-особенному, но Джебом всё равно слышит этот его акцент и чуть морщится. Джексон, наверное, тоже понимает, что вот-вот переступит черту, потому что быстро начинает перечислять: — У тебя же альбомы, концерты, куча кошек… Он умолкает на высокой ноте, так и не договорив, и шумно выдыхает носом. Его отражение в стекле становится чётче, потому что он сам встаёт рядом. Задолбанный, едва держащийся на ногах, разучившийся улыбаться. И все его однотипные интервью, которые Джебом читает сразу помногу в бессонные ночи, не кажутся больше просто ещё одним инструментом для продвижения нового альбома. — Сыни, давай поговорим. — Сюда я приезжаю помолчать. Помедлив в нерешительности, Джебом осторожно касается запястья с вылинявшей красной ниткой, обхватывает своей ладонью ладонь и сжимает чуть подрагивающие холодные пальцы. — Ты же помнишь, что я тебя люблю? *** — Ты же помнишь, что я тебя люблю? Их сплетенные руки в отражении тёмного провала окна кажутся чем-то ненастоящим, и если бы не реальное ощущение тепла, то Джексон решил бы, что опять заснул стоя и ему это снится. Но смотрящий куда-то вдаль Джебом здесь, правда держит его за руку и подставляет плечо, чтобы он мог о него опереться. Как и всегда. Он настойчиво привлекает его к себе ещё ближе, и Джексон по инерции упирается своим разрывающимся от боли лбом ему в грудь, зажмуривается так, что под веками белеет, и закусывает щёки изнутри. Обниматься с Джебомом — не спокойно. От его объятий Джексон дышит чаще, ищет пути отступления. — Нет, — сипит он, подняв свою тяжёлую голову, и слабо улыбается. — Не помню. Джебом гладит его по затылку, и от этой нежности сводит зубы. Джексон знает, что не заслуживает её. — Звони чаще, чтобы у меня была возможность тебе напоминать. В любое время. Джексон пытается отвернуться, Джебом — обнять крепче, они сцепляются взглядами, и каждый видит в глубине чужих глаз совсем не то, что хочет. — Спасибо. *** — Спасибо, — говорит Джебом, когда за Джексоном закрывается дверь. Выглядит он как после встречи с дементором: кажется, что тени вокруг его глаз стали темнее, а скулы — острее. Но это, конечно, всё из-за контрастного освещения или разыгравшегося к ночи воображения. — За то, что не даю тебе делать глупости? За столько лет, что они дружат, Джинён привык пресекать все его идиотские и неуместные порывы, но никогда он не позволяет себе совать нос в его личные дела. Это кажется ему всегда чем-то важным и очень правильным, но сегодня абсолютно всё не так, как обычно. — За то, что заботишься о Джексоне. Джебом снимает телефон с зарядника и быстро меняет тесную розовую футболку на ещё не высохшую до конца майку, обувает кеды. Он прячет глаза, но Джинёну и не нужно в них смотреть, чтобы видеть, как внутри Джебома рассыпается звенящими осколками надежда, что всё ещё может быть как прежде. — Ты живёшь прошлым, — тихо произносит Джинён ему в спину. — Джексон — будущим. Он неторопливо перебирает в голове слова, ища те, что будут сейчас милосерднее, и заканчивает грустно: — Будущим, в котором тебя больше нет. Никого из нас нет. Молчание между ними тянется, как мерзкая жвачка, прилипшая к подошве ботинка. — Спокойной ночи. *** «Спокойной ночи» набирает Джексон всё ещё дрожащими немного пальцами, как только ему удаётся скукожиться с сомнительным комфортом на заднем сидении пойманного такси. Джексон так быстро сбегает, что даже толком не успевает с Джинёном попрощаться. При условии, что он почти сдёргивает его с постели среди ночи, выглядит это, как минимум, невежливо. Сообщение уходит, но так и остаётся непрочитанным. Джинён, должно быть, отключил звук на телефоне, и уже спит. Подтянув колени повыше, Джексон обнимает себя руками и прислоняется виском к прохладному окну. Щека, которой касалось горячее дыхание Джебома, всё ещё горит. Или, может, горит она от стыда перед Джинёном за то, что тому приходится стать свидетелем патовой ситуации. Там, перед сияющим огнями городом, они с Джебомом почти целуются вопреки всем принятым вместе и по отдельности решениям, почти совершают каждый свою ошибку. В момент, когда оглушающе хлопает дверь ванной, в тёмных омутах глаз напротив Джексон видит, что Джебом всё ещё любит, и уверен: он теперь знает, что сам Джексон — больше нет. Зажатый в ладони телефон коротко вибрирует, Джексон смотрит на новое сообщение, появившееся на экране. «Звони чаще, ладно?» И оставляет его без ответа.