Меж двух огней

      В первый раз Аякс столкнулся с мистером «я неприлично богат», будучи под впечатлением от встречи с Царицей. Крио-архонт, холодная, как лёд, и прекрасная, как снежинка, смотрела на рядовых Фатуи (праздник зимнего солнцестояния считался поводом для явления простому народу высшего эшелона власти, если рядовых Фатуи вообще можно было назвать простым народом), мазнула незаинтересованным взглядом льдистых глаз по Аяксу, но в тот момент он уже точно знал — он готов бросить мир к ногам этой прекрасной женщины, готов в угаре битвы вырвать зубами победу, а там, где вырвать силой её не удастся, выбить её подлым ударом в спину.       Пятый Предвестник, его покровитель, внимательно следящий за успехами мальчишки, решил похвастаться своим приобретением перед другими важными шишками. И пока остальные рядовые завистливо скрежетали зубами и шептались о верхушке их Элиты, Аякс, окрылённый влюблённостью, с сияющими глазами и глупой улыбкой покачивался на пятках, пока Пульчинелла представлял его своим товарищам.       — Какое очаровательное создание, — услышал он в тот момент от мистера банкира, и мазнул незаинтересованным взглядом по этому типу. Панталоне, девятый предвестник, был ему неинтересен — он не имел глаза бога, не умел сражаться, и все его битвы проходили в той стезе, которая была самому Аяксу равнодушна — в денежных операциях. — Дорогой мой друг, может быть, вы уступите мне это сокровище в честь нашей давней дружбы? — голос Девятого предвестника лился, словно патока, заставляя Аякса мысленно кривить лицо. — Мне как раз не хватает людей, которым я мог бы… доверить защищать свою жизнь.       Пульчинелла взорвался хохотом, покровительственно посмотрел на Аякса (Аякс в ответ мило улыбнулся), но всё же отказал Девятому предвестнику.       — Помяни моё слово, старый друг! Этот мальчишка всем ещё покажет! Я не могу упустить из рук такого перспективного молодого человека!       Аякс был готов проглотить всё — и то, что к нему относились как к вещи, которую можно было при должном желании купить за определённую цену, и покровительственное "мальчишка" — до тех пор, пока его бросали в бой, где он был по-настоящему счастлив, сталкиваясь с серьёзным противником и танцуя на острие ножа.       — Как жаль, как жаль, — томно вздохнул тогда мистер богач. — Мой дорогой друг, ты разбиваешь мне сердце, когда забираешь всё самое лучшее себе.       — Будет тебе, Панталоне. Уверен, что и тебе улыбнётся Царица, и ты сможешь найти себе такого же перспективного протеже, — хмыкнул в усы Пульчинелла, и они ушли, чтобы Пятый Предвестник мог представить свою новую игрушку другим Предвестникам.       Аякс почти сразу же выкинул из головы эту встречу, но мистер богач, как оказалось, нет.       С тех пор, как Аякс показал себя в сражениях, и с тех пор, как получал повышение за повышением до тех пор, пока не стал одним из доверенных лиц самого Пятого Предвестника, Пульчинелла начал везде таскать его с собой на встречи в роли телохранителя и шута. О, Аякс это умел — разряжать атмосферу легкомысленными шутками и глупыми ремарками, поднимать людям настроение своей солнечной улыбкой, так что Пятый Предвестник был очень им доволен, даже несмотря на то, что как организатор Аякс был полным нулём, равнодушно скидывая всю бумажную волокиту на других, менее удачливых товарищей.       И с тех пор, как Пульчинелла начал таскать его на официальные встречи, он начал сталкиваться с мистером банкиром.       Тот каждый раз томно вздыхал и обсыпал Аякса комплиментами, Аякс дежурно смеялся и легкомысленно отбивал все предложения и посулы перейти на другую сторону, радуя этим Пятого предвестника.       И чем больше таких встреч происходило, тем настойчивее становился мистер банкир.       Это… начинало напрягать Аякса. Особенно когда Панталоне начал отлавливать Аякса в те моменты, когда он оставался наедине с самим собой.       — Ах, Чайльд, — в одну из таких передышек от великосветского общества, промурлыкал Панталоне, заставив Аякса, отлучившегося на балкон в разгар бального тура, чтобы отдохнуть от фальшивых улыбок и язвительно-острых ремарок в свою сторону, невольно вздрогнуть. — Как приятно видеть вас здесь одного, прекрасное создание.       С языка этого банкира постоянно сыпались всякие ласковые прозвища, от которых Аякс раздражался каждый раз — все эти «золотце», «прекрасное создание», «мой дружочек» набили ему оскомину за те несколько лет, что они пересекались по долгу службы.       — Этот негодяй Пульчинелла никому вас не показывает, пряча как драгоценное сокровище… но поверьте, мой дорогой, я могу позаботиться о вас гораздо, гораздо лучше, — выдохнул Панталоне, облизывая Аякса взглядом с головы до ног. Аякса внутренне передёрнуло от такого внимания, но он всё же мило улыбнулся в ответ, мысленно называя мужчину «сраным пидарасом».       — Ах, как лестно слышать такое от Девятого Предвестника, — сладким голосом промурлыкал Аякс в ответ. Судя по тому, как заблестели глаза Панталоне, весь этот наглый флирт ему откровенно нравился. — Но боюсь, я не могу позволить себе вонзить нож в спину моего благодетеля. Мне протянули руку помощи, как я могу отвергнуть его ради нового покровителя?       — Мой дорогой, разве это можно расценивать как предательство? Все мы служим одной цели, все мы воплощаем в жизнь волю Царицы… просто каждый из нас идёт к этой цели разными путями. Разве не прекрасно то, как я поднял эту страну с колен, разве вас не привлекает то, что мы больше не зависим от других стран и можем тратить неисчислимое количество моры, чтобы сделать жизнь нашей страны гораздо лучше и приятнее?       С каждым вдохновенным словом Панталоне подходил к нему всё ближе и ближе. Его взгляд с поволокой, милая улыбка, рука, которая потянулась к лицу Аякса, чтобы заправить за ушко прядь мягких волос в интимном жесте, всё это вызывало у Аякса презрение и брезгливость. Он не любил гражданских, или скорее, они были для него пустым местом. Он не принимал их в расчёт, не считался с ними, но мог оценить их полезность, и потому ему приходилось терпеть внимание Панталоне. А ещё потому, что он был одним из Предвестников, тем, кто стоял выше его по званию.       Аякс наклонил голову, словно нечаянно отклоняясь от чужого прикосновения, и робко улыбнулся. «Мудак», подумал он. Вслух же только застенчиво рассмеялся.       — Ничего не могу с собой поделать. Верность — это то, из чего состоит моя суть. Зачем вы спрашиваете меня, Предвестник, когда должны просить у моего покровителя? Без его согласия я не могу ничего сделать, — он притворно вздохнул и сделал шаг назад. Рука Панталоне потянулась вслед за ним, но расстояние между ними увеличилось слишком сильно, чтобы жест смотрелся хоть сколько-нибудь уместным. Улыбнувшись какой-то новой, неприятной улыбкой, Панталоне сверкнул глазами, сцепив пальцы в замок.       — Такая верность достойна восхищения… Всё же, каков мерзавец этот Пульчинелла. Смог отхватить себе такое сокровище.       — Уверен, среди рядовых Фатуи есть много таких, как я, — вдохновенно соврал Аякс. Он был готов поспорить, что таких, как он, там не было точно, и это было даже не хвастовство, а констатация факта. Ему даже пророчили руководящую должность в скором времени, и Аякс с интересом гадал, кем же он станет и что он будет делать. Он надеялся, что он будет сражаться. Это единственное, что доставляло ему удовольствие в этой жизни. — Почему бы вам не присмотреть себе нескольких перспективных новичков?       Сказав это, Аякс послал воздушный поцелуй Предвестнику и ускользнул обратно в шумную толпу разодетых дам и мужчин, предпочтя притвориться, что не слышал мечтательный вздох за спиной.       Аякс скривился — эта увлечённость Девятого его личностью уже начинала откровенно раздражать.       Аяксу только исполняется восемнадцать, когда его назначают Одиннадцатым предвестником. Новость выбивает из него воздух, когда он слышит про это в первый раз, и его сердце наполняется сумасшедшей, безумной радостью, и на лице расцветает такая же безумная улыбка. Он смеётся так, как смеётся только во время жарких битв с сильными противниками, и мурлычет под нос любовные романсы от мысли, что на церемонии назначения на должность сама Царица из собственных рук одарит его символом власти — глазом Порчи.       Так оно и происходит. Смотря на женщину взглядом, полным благоговения и обожания, склонив одно колено, он протягивает руки, чтобы принять знак внимания, знак его новой должности. Немного непривычно быть самым самым, тем, кто отчитывается только перед Первым Предвестником, да самой Царицей, но он думает, что сможет к этому привыкнуть.       И вскорости ему предоставляется продемонстрировать свои клыки, которые так удачно прятались за его милой улыбкой.       Кабинет Панталоне выглядит так же дорого, как и всё в Девятом предвестнике. Не кричащая, броская роскошь, вульгарная и безвкусная. Нет, его кабинет — дорогие породы дерева, покрытые прозрачным лаком, тяжёлая на вес, но искусно резная мебель, и мягчайший плюш обивки кресел. Аякс с любопытством поглаживает пальцем подлокотник кресла, где раньше сидел только его покровитель, Пульчинелла, пока он маячил за его спиной, исполняя роль телохранителя (а если быть честным с самим собой, выполняя роль вещицы, которой тот любил похвастаться перед другими Предвестниками). Сам Панталоне поднимается со своего места и обходит стол, чтобы встать рядом с Аяксом, прислонившись бедром к деревянной поверхности, и склоняет голову набок, с любопытством и восторгом рассматривая Аякса блестящими глазами. Его руки сложены друг на друга, а левая рука выбивает пальцами ритм, непроизвольно, но непрерывно. Аякс молчит и ждёт, что ему скажет Девятый Предвестник.       — Признаться, золотце, я не ожидал от тебя такого стремительного успеха, — промурлыкал Панталоне, медленно убирая с лица пряди волос, скользнувшие ему на глаза. — Быть настолько великолепным, чтобы ради твоего успеха назначили новую должность Предвестника… просто ошеломительный успех.       — Я могу сказать то же самое, — мило улыбнулся Аякс. — Для меня это назначение было столь же неожиданным, как и для остальных. Ах, я даже не знаю, чем я должен заниматься на этой должности!       Аякс заливисто расхохотался собственной шутке, но по правде говоря, он и правда смутно себе представлял, что и как он должен делать на должности Одинадцатого. Раньше не было предвестника с таким номером. Панталоне говорил правду — эту должность создали ради него.       — Мой дружочек, мы знакомы так давно… ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, — промурлыкал Панталоне, склоняясь к Аяксу. Вблизи Аякс видит цвет его глаз, непривычно приоткрытых — этот Предвестник имеет привычку щуриться так, что поймать его взгляд становится невозможно. Хорошая привычка для лжеца, думает с внутренним смешком Аякс, и лишь наклоняет голову, смущённо кривя уголки губ. Ему интересно, что будет дальше.       К тому, что происходит дальше, Аякс определённо готов не был.       Панталоне протяжно выдыхает и стремительно прижимается к нему поцелуем. Рука, неожиданно цепкая, впивается в волосы Аякса, рот, вечно изогнутый в фальшивой дружелюбной улыбке, прижимается к его рту, и Аякс чувствует, как чужой язык жадно облизывает его губы, умоляя пустить его внутрь.       Аякс кричит у себя в голове, шокированный произошедшим, и спустя пару секунд паралича, когда он, не шевелясь и с широко распахнутыми глазами сидит в мягком кресле, его накрывает волной эмоций. Возмущение, брезгливость, отвращение, ярость. Последней больше всего. У Аякса всё плывёт перед глазами от бешенства, и когда он наконец обретает способность двигаться, первым делом он бьёт поддых ублюдка, который посмел к нему прикоснуться ТАК.       Панталоне болезненно охает и сгибается, и Аякс с силой отталкивает его от себя, так, что тот не удерживает равновесие и падает на пол.       — Ах ты ж сраный мудак!.. — срывается с губ Аякса то, что он множество раз говорил сам себе в голове. Этот пидарас посмел его поцеловать!       Хотел бы Аякс убить его на месте, но даже плывя в мареве злости он понимает, что попытаться убить одного из Предвестников явно неудачная затея. В лучшем случае его отправят за это в темницы, отобрав глаз бога и порчи, в худшем могут казнить. Поэтому он воскрешает в голове облик Царицы и повторяет себе, что той не понравится его своеволие.       Поэтому вместо того, чтобы избить Девятого предвестника и заставить его ползать у себя в ногах, вымаливая прощение, он поднимается с кресла и жёстко наступает на грудь развалившегося на полу Панталоне. Он давит сильно, не так, чтобы раздавить ему грудную клетку, но так, чтобы выплеснуть своё недовольство и злость, так, чтобы ублюдку было больно. Он заслужил это! Заслужил за то, что сейчас сделал с Аяксом.       — Ещё раз ты такое повторишь, — шипит Аякс, склоняясь над Девятым предвестником, который даже сейчас смотрит на него привычным, восхищённым взглядом. — И я клянусь, я убью тебя. Я убью тебя, даже если это будет последним, что я сделаю в этой жизни. Я сделаю так, чтобы ты умолял меня о смерти… ты меня понял?! — он повышает голос на последних словах, злясь на Панталоне и на себя за то, что не мог определиться, лгал ли он сейчас или говорил правду. Действительно ли он был готов зайти настолько далеко, чтобы отомстить за свою поруганную честь? Он не знал. Но ведь главное было убедить в этом лежавшего на полу Предвестника, верно? Ему не обязательно претворять свои угрозы в жизнь.       О, архонты, молится про себя Аякс, пусть этого будет достаточно… Потому что если ублюдок попытается повторить это, я убью его, убью, убью, убью!       Но Панталоне не дрожит от страха, не лебезит перед ним, не пытается встать. Он лежит на полу и начинает смеяться, и это, честно говоря, сбивает Аякса с толку. Какого хрена ублюдок смеётся? Что он сказал смешного?! Он правда его прикончит, если он посмеет повторить своё извращение!       — Ах, золотце, — с хрипотцой и абсолютно влюблённо тянет с пола Предвестник. — Кажется, я опять недооценил тебя… кажется, теперь я хочу тебя ещё сильнее.       Он тянет руки вверх, хватая Аякса за ногу чуть выше линии ботинка, и одна его ладонь ползёт выше к колену. Жест совершенно неинтимный, но после произошедшего Аякс брезгливо отдёргивает ногу и отшатывается в сторону.       Пробормотав под нос «сраный пидарас», Аякс стремительно вылетает из кабинета, беря курс на тренировочные площадки. Ему было необходимо выпустить пар после этой встречи. Он просто хотел забыть её как страшный сон.       К его удаче, он слышал что-то о том, что скоро ему назначат миссию за границей, и он будет более чем счастлив свалить из этого дурдома с извращенцами.       К сожалению Аякса, прежде, чем ему назначат миссию, он должен пройти обучение. К внутренней ярости Аякса, его учителем по части управленческой деятельности назначили Девятого Предвестника.       Он был бы готов поспорить на любимую ленту для волос Тони, что ублюдок подсуетился и подлизался кому надо, чтобы на него спихнули молодого Предвестника. Хотя, что более вероятно, никто и не хотел с ним связываться, с молодым выскочкой, который ничего не умел, кроме как сражаться.       Кроме сраного Девятого Предвестника.       Поэтому он снова оказывается в его кабинете. Всё таком же дорогом, со всё такой же массивной мебелью и умопомрачительно уютными креслами.       Аякс отслеживает настороженным, цепким взглядом каждое движение Панталоне, готовый ударить ублюдка, если тот позволит себе лишнее, но Панталоне лишь сидит на той стороне стола и сложив подбородок на скрещенные пальцы с любопытством смотрит на Аякса.       — Не стоит так напрягаться, золотце, мы здесь для того, чтобы научить тебя обращаться со всякими официальными бумажками, — мурлычет Панталоне.       Аякса предёргивает от этого обращения, а потом он вспоминает, что ему больше не нужно строить из себя милого мальчика, и отвращение тут же отражается на его лице.       — Я не задержусь здесь надолго, — сухо, с неприязнью сообщает Аякс. Он был готов ночами сидеть над документами, лишать себя отдыха и тренировок, лишь бы закончить с этой тягомотной частью побыстрее и избавить себя от постоянного общества этого изврата.       — Это мы ещё посмотрим, — улыбается в ответ Панталоне ещё более милой улыбкой, и Аякс кривится.       «В твоих мечтах», думает он, и с этого начинается его обучение.       Спустя полтора месяца Аякс привыкает к Панталоне. Тот больше не пытался сделать с ним ничего странного, и Аякс невольно расслабляется, ослабляет узел внутреннего напряжения. Они сидят рядом, склонившись над столом, и пока Аякс пытается разобраться в бумагах, Панталоне смотрит на результаты его трудов и комментирует решения Аякса. Это… на удивление, действенные советы. Он сам замечает, что ему становится легче читать канцелярит, что он начинает понимать, как работает вся эта бюрократическая машина, что нужно сделать, кому отослать письмо, на кого надавить, чтобы всё работало как надо.       К концу шестой недели Аякс расслабляется настолько, что позволяет себе без опаски выпить чаю, стоящего тут же, на подносе, принесённом прислугой, не проверяя его на добавки и щурясь от удовольствия, когда сладкий напиток с цветочным запахом с ягодным вкусом оказывается у него во рту. Мягкую горечь на языке он отвлечённо списывает на то, что прислуга передержала заварку, и это становится его большой ошибкой, когда двадцать минут спустя он начинает ощущать духоту.       Аякс невольно ослабляет завязки красного шейного платка, который носит не снимая везде, а после и вовсе снимает, рассеянно кладя на край стола. Дыхание учащается, а буквы перед глазами разбегаются также, как смысл с трудом прочитанного ускользает от сознания, а сам он чувствует себя как-то… странно.       Ему душно, слишком душно, и хочется открыть окно и вдохнуть полной грудью морозный воздух, и поднимая голову, он натыкается на внимательный взгляд Панталоне в обрамлении его обычной фальшивой улыбки.       — Что случилось, золотце? — обеспокоенно воркует Панталоне. — Ты странно выглядишь… ты не заболел?       Аякс хватается за эту мысль, пытаясь припомнить, не мог ли он действительно где-то подхватить простуду. Мысли текут слишком вяло, и он думает о том, что мог и переутомиться. Эти идиотские бумаги, эти учётные книги, эти тупые подчинённые, не знающие что делать без чётких приказов, всё это выматывало Аякса и бесило, поскольку его стезёй были сражения и в крайнем случае разведка, а не всё это бюрократическое дерьмо.       — Просто немного устал, — с кривой улыбкой выдыхает Аякс. — И здесь что-то душновато, вам не кажется?       Панталоне откидывается назад в своём кресле и с любопытством рассматривает Аякса. Он чуть наклоняет голову, а пальцы правой руки постукивают по столу — жест, который, как знал Аякс, значит, что Предвестник над чем-то размышляет.       — Пожалуй, дружочек, ты прав. Думаю, следует слегка притушить огонь в камине. Или может, приоткрыть окно? — елейным голосом тянет Панталоне, и Аякс сглатывает. В горле пересохло, и он тянется к чашке, залпом выпивая остатки напитка.       Чёрт, он что, правда заболел? Блять, только этого ему не хватало. Аякс просто ненавидел болеть!       — Не нужно, — сухо говорит Аякс. Прикосновения ткани раздражают его и ощущаются особенно остро, и это злит Аякса, злит то, что его тело предаёт его и одаряет кучей неприятных ощущений. — Я и правда нехорошо себя чувствую. Позвольте на сегодня закончить.       Он пытается встать, но… но понимает, что не может подняться на ноги. Его тело стонет, надрывается, он опирается на подлокотники кресла и не может вытянуть себя из мягкого плена, как будто его тело стало враз весить в сотню раз больше, чем до этого. Он приподнимается на месте, а потом его тело прошивает дрожь и он падает обратно.       — Дружочек мой, кажется, ты действительно переутомился, — воркует Панталоне, вставая со своего места. На его лице неестественно широкая ухмылка, и Аякс сразу же начинает его ненавидеть за это выражение лица. — Позволь помочь тебе немного расслабиться?       Аякс настороженным, колючим взглядом исподлобья следит за Панталоне, но тот всего лишь заходит к нему за спину и кладёт руки на плечи. Аякс дрожит от прикосновения, не понимая, почему он дрожит, и ему хочется крикнуть «отвали от меня, ублюдок!», но руки Панталоне с силой мнут его плечи, и Аякс просто… не может выплюнуть ругательства вслух. Это так восхитительно. Сведённые судорогой мышцы расслабляются под нажимом чужих, больших ладоней, а ещё это чертовски приятно и посылает кучу мурашек вниз по спине. Аякс пытается сохранять бдительность, но массаж приносит столько удовольствия, что спустя всего полминуты он с довольным стоном ложится грудью на стол, прогибаясь в пояснице и давая Панталоне доступ ко всей спине.       — Кажется, тебе действительно нравится? — мурлыкает сверху Панталоне. Аякс мычит что-то согласное. — Восхитительно. Ты, знаешь ли, первый человек, на котором я пробую свои навыки массажа.       — У вас действительно хорошо получается, — глухо говорит Аякс и неосознанно сжимает ноги, чувствуя, как скапливается жар внизу живота. Ему немного стыдно за это, но больше чем стыд, он чувствует разочарование в себе и отвращение за то, что смеет испытывать лёгкое возбуждение в этой ситуации. Он молится архонтам, чтобы Панталоне, этот изврат, не заметил состояния Аякса и не принимал на свой счёт. Кто знает, что он предпримет, если поймёт, что Аякса слегка ведёт?       Он не предпринимает ничего. На удивление сильные руки (этот мистер банкир что, действительно не брезгует тренироваться? Аякс всегда думал, что он только и может, что сидеть в кабинете и перебирать свои бумажки!) мнут, гладят, давят на спину, сверху вниз, снизу вверх. За движением рук, за раздражающим трением ткани, поднимается тепло, нарождается жар. Аякс плывёт в этих волнах приятного чувства, дыхание выравнивается, ему давно не было так хорошо. Он только тихо вздыхает и удобнее укладывает голову на руках, податливо прогибаясь в спине под прикосновениями чужих рук.       — Ну-ну, золотце, не засыпай, — голос Панталоне с лёгкой хрипотцой звучит неожиданно близко, и Аякс вскидывается, чтобы увидеть чужое лицо так близко от себя. Панталоне улыбается и хватает его за подбородок, заставляя повернуть голову ещё сильнее, почти до боли. — Я ещё не приступил к самому главному.       Аяксу следовало бы понять, к чему ведёт ублюдок, но ему так хорошо и приятно, что он просто неуверенно улыбается в ответ. Голова словно набита ватой, мысли путаются, и поэтому он совсем не сопротивляется, когда Панталоне аккуратно расстёгивает пуговицы его рубашки и стягивает ту вместе с укороченным пиджаком (что вы делаете? — золотце, массаж лучше делать на голое тело… обещаю, что не сделаю ничего из того, что тебе не понравится). Аякс напрягается, когда его пытаются поднять с кресла, и Панталоне, чуть хмурясь, через пару секунд светлеет лицом.       — Хм, так тоже неплохо, — бормочет он себе под нос, и на недоумённый взгляд Аякса расплывается в умилённой улыбке. — Золотце, давай-ка, приляг на стол.       Аякс с сомнением смотрит на бумаги, перья и книги, на декоративные безделицы и папье-маше, но Панталоне просто небрежно сдвигает всё в сторону и давит Аяксу на спину. Он послушно ложится грудью на стол и хватается за другой его край руками.       — Какой прекрасный вид, — томно вздыхает Девятый Предвестник за его спиной, и Аякс слышит, как он выдвигает ящик, как откупоривается какой-то бутылёк, как Панталоне снимает с рук нанизанные на них кольца. Одно из них — то, что было на его мизинце, он надевает Аяксу на указательный палец, нависая над ним, но не касаясь, дыша ему прямо в затылок.       — Прелестно, просто прелестно, — шепчет он, и в его голосе слышится восторг.       А потом его голые руки снова касаются спины Аякса, в этот раз обнажённой, и Аякс не может сдержать реакции тела — он коротко стонет, дрожит, прогибается в спине, до побелевших костяшек сжимая край стола. Чёрт, почему это так приятно?! Разве массаж всегда был таким?.. Он срочно должен взять себе в прислуги какую-нибудь милую девочку, чтобы она также каждый вечер разминала ему спину.       Руки Панталоне начинают с его плеч, с силой мнут его шею, заставляя Аякса тяжело дышать, спускаются по лопаткам, пересчитывают позвонки, сползают непозволительно низко, к линии брюк. Всё остаётся в рамках приличия, несмотря на то, что волны возбуждающего жара прошивают тело Аякса и он только и может, что сдерживать рвущиеся наружу стоны.       До тех пор, пока Панталоне не ложится на него грудью сверху, не ведёт носом по его шее и не кусает его в изгиб плеча.       Аякс вскрикивает и пытается вскинуться, сердце колотится как бешенное, и он сквозь мутную пелену осознаёт ещё кое-что — руки Панталоне определённо не там, где сейчас должны быть. Точнее, они сейчас именно там, где их быть не должно.       Аякс барахтается, распластанный по столу, тяжёло дыша, кусает губы, но когда руки Панталоне расстёгивают пряжку его ремня и пытаются стянуть их вниз вместе с нижним бельём, не выдерживает и взрывается.       — Ты что себе позволяешь, ублюдок?! — рычит он. Он пытается заехать Панталоне локтём под дых, но тот лишь сильнее вжимается грудью в его голую спину и начинает выцеловывать Аяксу шею. Цепочка влажных прикосновений и лёгких покусываний поднимается выше, а потом Панталоне кусает его загривок. Аякс стонет, его внимание снова сосредоточено выше, на вылизывании кожи, на собственном сбитом дыхании, на собственном возбуждении, скапливавшемся внизу живота, и он не замечает, что в какой-то момент в него осторожно проникает хорошо смазанный палец.       Это происходит так легко, что он почти не чувствует. Лёгкий дискомфорт, сбивающий с толку, ощущается, но глухо — всё его тело сейчас словно тесто, из которого можно вылепить любую форму, а сознание слишком затуманено, чтобы сообразить, что с ним происходит, откуда поступают раздражающие ощущения. Он слышит томные вздохи у себя за спиной и нежное «надо же, какой тугой, золотце, какая же ты прелесть», когда в его зад вставляют второй палец. И вот тогда Аякс наконец-то осознаёт, что происходит.       Этот ублюдок… Он хочет его отыметь!       Не то, чтобы он этого не подозревал, но сейчас ублюдок пытается сделать это в буквальном смысле!       Аякс тяжело дышит, глаза застилает пеленой злости, он пытается вскинуться, но силы покинули его тело уже давно, и потому он начинает исступлённо ругаться.       — Пидарас ты ёбаный, я тебя урою, клянусь, если ты не остановишься, я блядь убью тебя, я теб…       Аякс захлёбывается собственным стоном и прогибается в спине так, что всерьёз опасается переломать позвоночник. Но он ничего не может с собой поделать — его тело прошивает вспышка яркого удовольствия. От неё поджимаются пальцы на ногах, руки скребут стол, возбуждение приливает кровью к члену и заставляет кусать губы.       — Нашёл, — мурлычет Панталоне ему в макушку, посылая мурашки вниз, а потом Аяксу остаётся только лежать на столе и поскуливать, содрогаясь в конвульсиях наслаждения. Что бы этот мерзавец не делал, он делал это невероятно хорошо.       — Блядь… блядь! — срывающимся голосом бормочет Аякс между скулежом и стонами, когда Панталоне добавляет третий палец и продолжает методично его растягивать, массируя комочек нервов, прошивающих всё тело волнами наслаждения. — Сука, какая же ты сука, блядь, ненавижу тебя, ублюдок, ненавижу, ненавижу, ненавижу!       Аякс изнывает от возбуждения, и между отвращением к реакциям собственного тела и удушающей волной возбуждения выбирает второе. Поскуливая, он пытается опустить руку вниз, чтобы обхватить член и по-быстрому отдрочить себе, но его руку перехватывает Панталоне.       — Ну-ну, дружочек, не торопись… у нас впереди ещё целый вечер удовольствия, — довольно говорит Девятый предвестник и шуршит одеждой. Аякс не видит, что он делает, только чувствует, как пальцы покидают его задницу, и это ощущение на удивление разочаровывает — внизу всё пульсирует, конвульсивно сжимается, чувство пустоты невыносимо и он мечтает, чтобы его снова чем-нибудь заполнили. Лёгкий цветочный запах ароматического масла разносится по комнате и улавливается затуманенным разумом Аякса, а потом его ягодицы растягивают в стороны и в него толкаются чем-то большим… чем-то пульсирующим. Чем-то горячим.       Блядь. Его сегодня всё-таки отымеют. Его отымеет этот сраный мудак.       Ощущение заполненности чувствуется так хорошо, что Аякс обессиленно распластывается грудью по столу и тяжело дышит. Его растягивают, сильнее, чем пальцами, проникают в него так глубоко, как, как… у него нет сравнений, он никогда не занимался сексом в принимающей позиции, он даже не представлял себе, как это происходит между мужчинами, считая себя убеждённым гетеросексуалом.       — Дружочек, дружочек, какой же ты сладкий, — задыхаясь, лихорадочно шепчет сверху Панталоне. Он снова падает грудью ему на спину, на этот раз обнажённой, и это ощущается в тысячу раз лучше, чем прикосновения дорогой ткани и щекочущего меха. — Архонты, какой же ты… Надо было сделать это раньше, надо было… надо…       — Т-ты оказывается не только пидарас… ещё и педофил, да, — срывающимся голосом отвечает Аякс. Панталоне придушенно смеётся ему в волосы.       — Золотце, ради тебя я готов стать даже педофилом, — томно выдыхает он, а потом делает резкий толчок внутрь. Аякс кричит, а потом стонет, а потом, как ему кажется, сходит с ума. Панталоне медленно выходит и входит в него, проезжаясь по комочку удовольствия внутри, заставляя Аякса извиваться под телом Предвестника, хныкать и задыхаться в желании большего. Пальцы то впиваются в край стола, то скребутся об него, губы искусаны, по лицу текут слёзы, а изо рта вырываются постыдные звуки — скулёж, короткие стоны, и, к ужасу Аякса, мольбы.       — Б-быстрее… быстрее, ну же! — умоляет он, толкаясь навстречу движениям. Панталоне смеётся, проводит носом по его шее, выцеловывает влажные узоры, прихватывает зубами кожу, прикусывает, посасывает. Его руки крепко держат бёдра Аякса, он контролирует каждое движение, и это просто бесит, бесит, бесит!       Блядь! Этот мудак мало того, что трахает его, так ещё и отказывается делать это так, как нравится самому Аяксу!       Когда Аякс уже готов разразиться очередной порцией ругательств, Панталоне вдруг подхватывает его под грудью и вздёргивает наверх. Аякс широко распахивает глаза, когда под собственным весом до упора насаживается на чужой член, и раскрывает рот в беззвучном крике. Внутри будто взрывается фейерверк и он кончает — член выстреливает спермой, пачкая стол, падая каплями на пол, попадая на кожу. Панталоне кладёт голову ему на сгиб плеча.       — Золотце, какой же ты… — мечтательно тянет он. Пальцами он скользит по груди Аякса и сжимает его сосок, отчего Аякс коротко воет, другая рука скользит к его обмякшему члену. — …восхитительный. Но ты же не думаешь, что мы на этом закончим?       В подтверждение собственных слов он толкается внутрь Аякса. Толчки совсем короткие, и этого недостаточно — Аякса с головой накрывает новая волна возбуждения.       Его снова толкают на стол, но вместо того, чтобы распластаться по нему, Аякс опирается на стол прямыми руками, пытаясь не упасть вниз грудью, и Панталоне с улыбкой, которую Аякс чувствует сквозь поцелуи, размашисто толкается внутрь. Одна его рука терзает грудь Аякса, пальцы второй погрузились ему в рот. Сглатывать стало невозможно, и Аякс кусает чужие пальцы, пытается вытолкнуть их языком, и ниточка слюны тянется по его подбородку вниз.       Блядь. Он, должно быть, со стороны смотрится как портовая шлюха. Но он не может сдержаться, ему хочется ещё, ещё, ещё, и он подмахивает бёдрами навстречу, захлёбываясь стонами, и всего этого всё равно мало, слишком мало — пощипываний сосков, влажных поцелуев-засосов на плечах и загривке, волн наслаждений, прошивающих тело раз за разом.       Аякс отстранённо думает, когда же Панталоне кончит, но он продолжает неутомимо долбиться ему в зад, и это, кажется, тянется целую вечность. Член Аякса начинает подниматься снова, он весь красный от румянца возбуждения, в собственной сперме, с растрёпанными волосами и скулит как блядь, когда в кабинет коротко стучат.       Аякс слегка не соображает сейчас, но его всё равно трясёт от осознания и ужаса. Если его увидят в таком положении… это будет конец. Ему придётся убить свидетеля его позора. А потом он убьёт Панталоне. Он ещё не знает, как это сделает, но он клянётся, что когда угар возбуждения его отпустит, он убьёт этого урода!       — Я занят! — рявкает Панталоне незнакомыми интонациями, и Аякс не может сдержать стона и очередной волны дрожи. Этим властным, холодным, презрительным голосом Панталоне никогда не говорил с ним. С ним, Аяксом, Панталоне всегда журчал патокой, источал комплименты, душил его сладостью и двусмысленными намёками. — Пошли вон отсюда!       И почти тут же воркует Аяксу:       — Ну-ну, золотце, не бойся, разве я кому-нибудь позволю увидеть мою драгоценность в таком виде? — слово «таком» он выдыхает так томно, что Аякс начинает хныкать. Его руки не выдерживают и подкашиваются, но Панталоне не позволяет ему упасть на стол и прижимает к себе, любовно обвивая руками поперёк живота.       Но стук не прекращается. Точнее, через минуту он звучит ещё настойчивее, и Панталоне ругается сквозь зубы, понося сумасшедшего, который смеет ломиться к нему в кабинет, когда он ясно дал понять, что никому нельзя входить.       А потом ручка двери начинает опускаться. Она делает это так медленно, так неотвратимо, и Аякс, возбуждённый, с замутнённым сознанием, с медленными, неповоротливыми мыслями и чужим членом в собственной заднице начинает откровенно рыдать.       — Блядь, блядь, блядь! — срывающимся шёпотом повторяет он. — Панталоне, если нас увидят, я…       — Убьёшь меня? — заканчивает за него фразу Панталоне с лёгким смешком. — Не плачь, мой дорогой… клянусь тебе, я сам сделаю так, чтобы наш зритель не ушёл далеко живым…       Аяксу так непривычно слышать злобу в этом голосе. И эту властность. Он всхлипывает и цепляется руками в руки Девятого предвестника, а потом дверь всё-таки открывают.       — Оу, — раздаётся через секунду от закрывшейся двери. — Ну надо же. Так вот для чего ты просил у меня афродизиаки?       Аякс слеповато щурится, сквозь слёзы пытаясь разглядеть вошедшего. И когда он понимает, кто перед ним, на сердце холодеет.       Иль Дотторе. Тот единственный, кого Аякс по-настоящему боялся из всех Предвестников. Второй и самый опасный из всех них… по крайней мере, так считал Аякс. В конце концов, даже он не был настолько больным на голову, если сравнивать его с этим сумасшедшим.       — Дотторе, — с отвращением в голосе тянет Панталоне. — Ради пресветлой Царицы, ты не мог бы прийти попозже. Я немного… занят.       У Панталоне, должно быть, стальная выдержка, потому что кроме чуть участившегося дыхания и лёгких пауз в речи он ничем не выдаёт того, что сейчас занимается очень приятным делом. Очень приятным, если Аякс правильно оценивал тихие ахи и вздохи и укусы на своих плечах, которыми тот одаривал его до этого.       — Я вижу, что ты занят, — с насмешкой говорит Дотторе, шаг за шагом подходя ближе. — Восхитительно… хм. Разве это не наше новое приобретение? Одиннадцатый?       Аякс на мгновение замирает, услышав это. Правда, следующий толчок вырывает из него протяжный стон, и Панталоне небрежно поднимает руку, чтобы закрыть Аяксу рот. Аякс резко выдыхает и чувствует, как перед глазами всё плывёт от ярости. Ублюдок! Ублюдок, ублюдок, ублюдок!       Чёрт, у него не получится убить Второго, по крайней мере, в голову не лезло ни одной стоящей идеи. В его голове сейчас было слишком пусто…       — Дотторе. Говори что хотел и проваливай, наконец, — грубо цедит сквозь зубы Панталоне. — Ты мешаешь.       — Что хотел? Хм. Уже вылетело из головы. Зрелище, знаешь ли, просто восхитительное.       Сквозь прищуренные глаза и слёзы Аякс видит, как мужчина тянет к нему руку в перчатке и аккуратно снимает с ресниц слезинку. А потом улыбается слишком широко.       — Восхитительное, — шёпотом повторяет он. И хочет сделать что-то ещё, но рука, до этого закрывавшая Аяксу рот, цепляется за руку Дотторе.       — Дорогой братец… — звучит голос Девятого Предвестника у него над ухом. — Ты прекрасно знаешь, что я не делюсь своими игрушками… И моего милого дружочка я тебе не отдам. Даже не проси.       — Ты плохо слушал инструкции к применению моих особых средств, братец, — фыркает Дотторе, вырывая руку из хватки Панталоне. — Сколько ты ему накапал? Две капли? Пять?       -… десять, — цедит Панталоне, и Дотторе хохочет.       — То-то я посмотрю, он совсем ничего не соображает. Но ты, мой дорогой братец, тут подставил сам себя. Боюсь, одному тебе его не заездить после такого. Так что я не против помочь.       Дотторе улыбается, когда тянется к Аяксу через стол. Его рука цепко хватает его за подбородок и задирает голову вверх.       — Ммм. Просто очаровательно, — слыша эти мурлыкающие нотки в голосе, Аякс готов поверить в то, что они действительно были братьями. Даже говорили одинаково, мрази.       Дотторе стягивает маску, открывая взгляду чистое, красивое лицо, и приближается к Аяксу. Он чувствует чужое дыхание у себя на губах, прежде чем его рот сминают в жадном поцелуе.       Панталоне за спиной протяжно стонет и судорожно, до упора вбивается в Аякса, и он чувствует, как внутри расплывается жар, обжигая внутренности. Аякс скулит в чужой рот, его руки цепляются за полы чужого плаща, по его лицу текут слёзы, и пока его рот грубо трахают языком, Панталоне громко дышит ему в загривок и впивается в шею зубами.       Дотторе отрывается от его рта, поглаживая большим пальцем подбородок Аякса, и тихонько вздыхает.       — Давай, Панталоне, поменяемся местами. Уверен, ты давно мечтал поцеловать своего мальчика.       Панталоне презрительно хмыкает, но неохотно отстраняется от Аякса. Его член аккуратно выходит из растраханной дырочки, оставляя после себя сосущее чувство пустоты и конвульсивно сокращавшееся колечко мышц. Аякс чувствует, как у него течёт из задницы, и это мерзко, и так возбуждающе, и он похныкивает, сжимая ноги вместе, и совершенно теряется, а потом его разворачивают от стола, и перед его глазами оказывается полуобнажённый Панталоне — всё ещё в брюках, чуть приспущенных и открывающих вид на опавший член, но с голой, чистой грудью без единого шрама и аккуратными ореолами сосков. Эта грудь оказывается у Аякса прямо перед глазами, и он не знает, чего хочет больше, укусить этот сосок, или отгрызть его нахер за то, что Девятый предвестник с ним сделал.       Пока он мечется между острым желанием близости и не менее острым желанием убить кого-то за свершившийся над ним позор, его снова начинают долбить сзади. Дотторе въезжает в Аякса плавно, но неумолимо, его член длиннее, судя по ощущениям, и немного толще, и его растягивает ещё сильнее, чем было до этого. Первые два толчка ему просто приятно, а потом и этот ублюдок находит место, куда нужно толкнуться, чтобы заставить Аякса кричать, а его ноги дрожать от наслаждения.       Впрочем, мстительно думает Аякс, когда слышит стон Дотторе, кажется, не только ему сносит крышу от наслаждения.       Он никогда не слышал, чтобы Дотторе терял голову.       Впрочем, он раньше вообще думал, что этот больной на голову в принципе не слышал про секс, погрузившись с головой в свои сумасшедшие исследования.       Панталоне, стоящий перед ним, позволяет Аяксу повиснуть на его шее. Руки Аякса обвивают плечи Панталоне, руки Панталоне придерживают его за талию, не давая упасть, потому что слабые ноги не держат, а ещё Панталоне нежно касается его губ своими.       — Дружочек, мой милый, какой же ты сладкий, какой ты восхитительный, какой ты узкий, о, Архонты, я так тебя люблю, — полушёпотом поёт он дифирамбы Аяксу. Он обсыпает лицо Аякса поцелуями, прижимает ближе к себе, а потом медленно, с удовольствием целует, мягко водя языком по языку Аякса, по нёбу, по кромке зубов. Эта мягкость и тягучая медлительность так резко контрастирует с яростными толчками, что Аякс, кажется, теряет сознание от удовольствия. По крайней мере, когда он осознаёт себя, то чувствует чью-то руку на своём члене, лениво надрачивавшую ему вверх-вниз. Его голова лежит на плече Панталоне, он дышит ему в шею, а сам Панталоне мягко массирует ему голову, пока Дотторе, вжавшийся ему в спину, толкается Аяксу в зад.       Аякс не знает, сколько это продолжается. Они меняются друг с другом — когда его заканчивает ебать Дотторе, его ебёт Панталоне. Они даже находят применение его рту, хотя и приходится спуститься на пол и принять коленно-локтевую, потому что Аякс правда, он правда больше не может стоять на ногах.       Он давится членом, трахающим его в рот, от него всё ещё пахнет ароматическим маслом и чуть-чуть спермой, но его хотя бы обтёрли прежде, чем совать в рот эту гадость, иначе Аякс клянётся, его бы вырвало прямо на чужое хозяйство. У него болят колени, горят губы, он сорвал голос от собственных криков, у него было столько оргазмов, сколько не было, наверное, за весь последний год, лицо наверняка страшно опухло от слёз, а зад горит от того, сколько раз его сегодня хорошенько отодрали. И в какой-то момент Аякс ломается. Он плачет, но уже не от злости, не кричит ругательства, которые всё равно периодически вылетали из его рта яростными воплями, он просто, просто…       — Я не могу, я не могу больше, — плачет Аякс, цепляясь за чьи-то плечи — он уже не понимает, за чьи — пока его трахают в очередной раз. — Пож… пожалуйста… я больше не могу… я больше не могу…       Его лицо обсыпают поцелуями, над ним воркуют в два голоса, его убеждают в том, какой он хороший, какой он замечательный мальчик, и конечно же он может ещё немного, он сам не понимает, какой он крепкий, и они ему это докажут, и Аяксу ничего не остаётся, как кричать, кричать и кричать вперемешку с рыданиями, пока он окончательно не теряет сознание.       Он приходит в себя в постели — мягкой, тёплой, уютной постели. Всё тело ломит, кое-где горит, он чувствует слабость, горло болит, а голова раскалывается. Аякс в полусонном состоянии пытается понять, где он мог так упахаться или подраться, чтобы тело болело в самых неожиданных местах, и в какой-то момент его прошибает воспоминаниями, и он резко распахивает глаза.       Сесть он тоже пытается резко, но у него не получается — в пояснице простреливает болью и он со скулежом падает обратно на подушки.       Рядом кто-то шевелится, и поворачивая голову он видит Панталоне, сидящего на кровати в одних только пижамных штанах, без очков, с заплетённой косой, небрежно перекинутой через плечо.       — Дружочек, ты проснулся? Архонты, ты так меня напугал, когда потерял сознание…       — Нас напугал, — лениво раздаётся с другой стороны, и Аякс дрожит, понимая, кому принадлежит голос. — Дай ему воды, не видишь, что ли, у него обезвоживание.       Аякс не знает, что ему делать. В голове кристально ясно, как всегда, но воспоминания содомитского угара заставляют его чаще дышать и паниковать. Если бы тут не было Второго Предвестника, Аякс бы точно убил Девятого, он себя знает. Пускай тело не слушается, пускай всё болит, а в конечностях слабость. Он был готов вцепиться в горло этому уроду, как только тот посмеет приблизиться к нему ближе.       Но он не может этого сделать, пока рядом Второй. Аякс сумасшедший, но не настолько, чтобы пытаться убить одного из Предвестников на глазах долбанутого Второго… который, если воспоминания его не подводили, называл Девятого братом. Твою сука мать. И который выебал его как минимум раза четыре, если эти выблядки не продолжили трахать его бессознательное тело, когда он валялся в отключке.       Аякса вырывает из мрачных мыслей, приподнимая за плечи. Его голова обессиленно скатывается на бок Панталоне, пока тот подносит к его губам стакан с водой. Прохладная жидкость дарит такое блаженство, что он бы застонал, если бы до этого не сорвал горло криками, поэтому он просто давится водой и пьёт, и продолжает пить, и тихо говорит «хватит» только на четвёртой чашке. Его талию обвивает чужая рука, и нос Дотторе проводит по шее Аякса.       — Давно я так не отдыхал, — говорит он совершенно нормальным, расслабленным голосом. — Одиннадцатый, ты просто восхитителен. Приходи ко мне, если будет слишком одиноко по ночам… а если не придёшь, — Аякс чувствует улыбку на своём плече и ласковый поцелуй. — …я приду сам, — шёпотом заканчивает Дотторе, и у Аякса перехватывает дыхание от ужаса.       — Не пугай его, идиот! — рявкает Панталоне. — И не смей даже думать о моём мальчике! Найди себе другого!       — Панталоне, Панталоне, — цокает Дотторе, поглаживая Аякса по бокам. — Как я могу? Ты всегда забираешь себе самое лучшее… не лучше ли просто прийти и отобрать у тебя то, что я хочу?       Панталоне раздражённо выдыхает и обвивает руками Аякса.       — Дружочек, не слушай этого гадкого докторишку, — воркует он над его головой. — Я не позволю братцу снова прийти и отобрать у меня то, что ему приглянётся. Я смогу тебя защитить, поверь мне, золотце.       Аякс поднимает взгляд, и Панталоне наклоняется, чтобы легко чмокнуть его в губы.       И Аякс закрывает глаза. Не сегодня… он убьёт этого ублюдка не сегодня. Обоих ублюдков. Но он обязательно что-нибудь придумает.       Обязательно.       Через две недели Аякс, никого не предупреждая, садится на корабль, везущий его в Ли Юэ на первую миссию.       И широко улыбается, когда представляет, в какую ярость придут двое его ублюдочных любовников, когда осознают, что он умудрился от них сбежать.       Сраные ублюдки, и кто кого тут переиграл?