Момент истлевшей легкости

Башня окутана мраком очередной ночи. Сколько таких впереди? Наверное, не сосчитать. Сейчас, кажется, три часа, а на улице страшно холодно и дождливо. Капли, пронзая воздух с характерным звуком падают на землю, становясь частью больших луж. Спящего Чоко с новой силой одолевает очередной кошмарный сон. Пугающие, похожие друг на друга плавающие картины, из раза в раз заставляли его вскрикивать, тяжело просыпаться с неприятным ощущением в груди (сродни камню, что будто придавливает его к кровати, не давая пошевелиться) и думать: «Почему все так?» Вот только об этом не хотелось рассказывать никому, да и у Чоко не было никого, настолько близкого, чтобы поведать о том, что с ним происходит. О своих секретах и переживаниях, таящихся в душе. Так что со всем приходилось справляться в соло. «Убирайся, убирайся, убирайся…» — но эти слова отца звучат в его голове с новой силой. Он мечется, как еретик на костре. Несмотря на все это, в нём было, таилось что-то упивающееся этим, что-то полностью неосознанное и чужеродное. По коридору раздавались частые, еле слышные шаги, направляющееся в сторону его комнаты. Вторженцем оказался некромант. Лакрица без стука и тихо заходит в покои принца. Видя «гостя», от неожиданности по телу Чоко проходит еле ощутимая дрожь. Он поднимает взор и на мгновенье кажется, что маг, также иллюзорный, невсамделишный как и его сновидения. — Ты кричал во сне. Что случилось? — Лакрица жалобно кривит брови в ожидании ответа. Ответом становится лишь тяжёлый вздох и невнятно брошенное «прости меня» — Нет-нет, не извиняйся, ты не потревожил мой сон, — ложь, наглая. — сегодня все равно не спится, — колдун в обычном режиме теребит рукав рубашки. Он понял, что это все же был кошмар. Кажется, Чоко выстраивает между собой и остальными (кто бы то ни был) стену, хотя так нуждается в помощи, будто в воздухе, не понимая, что лишая себя его будет лишь задыхаться. Он мучает себя и мучается, оправдывая это истинной участью. Лакрица всё это прекрасно видит и хочет помочь. Он стремится если и не разрушить стену, то медленно разобрать ее по кирпичу, чтобы принц позволил прикоснуться. Дождь продолжал монотонно бить по стёклам, скатываясь вниз. Дарку казалось, что он уже засмотрелся на мертвенно бледный. лик, и его в какой-то момент отпустило «Иди обратно, все в порядке» — хочется прорычать магу, чтобы он наконец оставил в покое, но почему-то молчит, даже когда лакричный пристраивается рядом, лицом к нему, залезая под одеяло. — Позже я могу дать тебе зелье, оно должно избавить тебя от кошмаров, ни-че сниться не будет, отвечаю, хех. — Не стоит, правда. — говорит изгнанник, зная, что Лакри вечно путает ингредиенты. Выпить что-либо приготовленное им и остаться живым и невредимым — крупное везение. Почему везение? Дарк Чоко боится смерти. Не хочет становится крошкой или превращаться в мягкое, бездыханное печенье. И он корит себя за это. Он должен был быть героем. Герои не боятся чего-то настолько мелочного. — Тогда я буду охранять твой сон, их-их. — прерывает тишину некромант. — Хорошо, — спокойно произносит Чоко, смыкая ресницы. Оба поворачиваются на бок и слушают дробный шум дождя. И принцу действительно становится легче, словно груз, что Чоко нёс за собой буквально перестаёт существовать. Впервые за долгое время хотелось улыбнуться. Только об этом он никогда не скажет лежащему напротив парню. А неглупый Лакрица и сам поймёт. Скорее всего. Лишь изредко где-то вдалеке всё ещё ворчит гроза.