Записки врачихи предпенсионного возраста

В то, что мужик из шестой палаты выживет, не верил никто. В свои тридцать с небольшим лет он был конченым алкоголиком и нашим постоянным клиентом. Нужны немалые усилия чтобы привести молодой крепкий организм в такое состояние. Цирроз, диабет, эпилепсия и ещё чёртова куча болячек. За последние полгода он попадал к нам с кровотечением уже четвертый раз. Ему ставили зонд Блэкмора, капали плазму и эритроцитарную массу, кое-как возвращали к жизни, потом выписывали домой, где он продолжал пить, пить и пить. В эту госпитализацию он был совсем плох. Единственное на что надеялся каждый врач или сестра, приходя на работу, что это случится не в его смену. А как предел мечтаний, что его удастся стабилизировать и выписать пожить ещё несколько недель.       Он ушел тихо и быстро незадолго до полуночи. Все наши ушли в операционную, так что констатировать пришлось мне. Мы с сёстрами переложили тело на каталку, накрыли, оставалось только отвезти его в подвал, в морг. Как раз в это время поступило пятеро больных и все тяжёлые, а бедные девочки уже валились с ног от усталости. С утра у них не было ни минутки, чтобы хотя бы сходить в туалет, я уже не говорю про то, чтобы поесть, попить или покурить. Курильщики в нашей больничке вымерли как класс. Некогда.       Дёрнул же меня чёрт предложить отвезти труп в подвал! Возмездие за мою доброту настигло меня в тот же миг. Ну, почти в тот же…       Лифтёра на месте не оказалось. Видимо, ушёл квасить с охранниками, чтобы в будущем пополнить ряды наших пациентов, а может на четверть часика уединился с какой-нибудь санитаркой. Выбора у меня не было, пришлось «угнать» лифт. Закатила каталку с трупом, закрыла двери (как же они адски гремят!), нажала кнопку подвала. С отвратительным скрежетом кабина пришла в движение.       Между вторым и третьим этажами лифт как-то судорожно дёрнулся и замер, а через мгновение погас свет. На мой истошный крик почему-то никто не прибежал. Да и вместо крика у меня получился лишь невнятный хрип. Воздух из кабины куда-то мгновенно исчез, стенки загудели, вот-вот вспыхнут, стало невыносимо жарко. Лифт превращался в мой персональный крематорий. Темнота сменилась плиткой мерзко коричневого цвета. Где-то в глубине угасающего сознания пронеслось, что если падать в обморок, то только не на труп. Хотя он должен быть доволен: наверное, давно ему девушки на грудь не бросались, с его-то образом жизни. А тут можно сказать женщина сверху.       Я судорожно пыталась вдохнуть. Это конец. Кто придумал так по-идиотски погибать! Лучше бы уж подстрелили где-нибудь в бою за правое дело.       Постепенно я продышалась и, как ни странно, даже каким-о чудом не упала в обморок. Фиг тебе, с маслом, а не сверху, жмурик! Ты не в моём вкусе! Максимально отодвинувшись от своего мёртвого товарища по несчастью, аккуратно, чтобы не задеть пятку покойника я протянула руку и нащупала кнопочную панель. Нажала кнопку вызова диспетчера (надеюсь, это была она), на всякий случай нажала все кнопки по нескольку раз. Глухо. Не очень громко, чтобы не перепугать больных, постучала в двери лифта. Никто не откликнулся. А вдруг произошёл катаклизм? Этакий зомби апокалипсис, и в больнице, да и на всей планете никого не осталось? Выжили только застрявшие в лифте. Интересно, сколько человек находятся сейчас в лифтах? Кому-то, наверное, повезло со спутником больше, чем мне.       — Так, парень, -- обратилась я к покойнку, — Лежи тихо. Твоего мнения никто не спрашивает! Только попробуй шевельнуться или что-нибудь сказать!       — И что ты мне сделаешь? — Тактично не спросил труп.       Действительно, что я могу ему сделать? Воображение услужливо нарисовало яркую картину: Я слышу рядом с собой шевеление, каталка начинает поскрипывать, холодные пальцы касаются моей шеи. Конечно, перед отправкой мы его как следует запеленали. Но надолго ли этого хватит? Во всех известных фильмах ужасов у героев есть пространство для манёвра и возможность сделать нереальную глупость: убегая споткнуться, начать кричать в темноту «кто здесь?» и т.д. Моё пространство для манёвра суммарно составляло от силы квадратный метр, единственным оружием был стетоскоп. А спрашивать: кто-здесь, не имело смысла, с его историей болезни я была хорошо знакома. Многие авторитетные источники указывают на удивительную эффективность огня в борьбе с разной злобной нечистью, а я так легкомысленно оставила зажигалку в ординаторской! Выбраться из старого советского лифта самостоятельно невозможно. Я продолжала стучать, нажимать кнопки, тихонечко материться, периодически прислушиваясь, не идёт ли кто. Прошло уже много времени. Не дай бог поступит какое-нибудь кровотечение или того хуже инородное тело в дыхательных путях, а я тут в лифте с покойником!       Прошло, наверное, минут сорок, когда, наконец, я услышала чьи-то быстрые, можно сказать летящие шаги. Точно врач или медсестра. Пациенты так не ходят. Я заколотила в дверь с удвоенной силой, шаги затихли, человек остановился.       — Тут есть кто-нибудь? — спросил мужской голос, в котором я узнала нашего реаниматолога.       — Да! Я. Я застряла. – Я изо всех сил пнула железную дверь. Зря. Больно.       — Ты что ли?       Нет, блин, не я! Капибара!       — Ага. Вытащи меня отсюда! Кнопки не работают.       — Сейчас спущусь в приёмник и скажу девочкам, чтобы позвонили ремонтникам.       — Спасибо.       — А чего тебя в грузовой понесло? Ты там одна?       — Не совсем…       По его молчанию я поняла, заинтригован, зараза. Лучше б и вправду с любовником застукал. После этой ночи быть мне посмешищем на долгие годы, похлеще тех, кого вываливали в дёгте и перьях. А реаниматолог всё медлил в надежде, что мой таинственный спутник выдаст себя. Я почти видела его эротические догадки.       — Хватит прислушиваться! Я полностью одета. Везла труп в морг и застряла.       От его хохота затряслась кабина и задребезжала каталка с моим мёртвым приятелем. Мог бы, вообще-то, посочувствовать. Хотя бы для вида.       — Нечего ржать! А тебе вообще не полагается, ты – труп! — прикрикнула я на обоих; на доктора и покойника.       — Ты там в каком состоянии? — всё ещё смеясь, но с ноткой тревоги в голосе спросил реаниматолог.       — У меня нервный срыв и истерика. Ну, позвони ремонтникам! Будь человеком! Здесь жутко душно и трупный запах.       Я услышала его удаляющийся смех. Потом наступила долгая тишина. Я уже начала опасаться, не забыл ли он про меня или решил отомстить за все прошлые обиды. Прошёл, кажется, не один час, когда к лифту кто-то торопливо подбежал.       — Вы там как?        Это была анестезистка Света.       — Хочу на волю! – взвыла я.       — Диспетчеру позвонили, но лифтёров пока найти не могут, – сообщила Света.       — Гонца, приносящего дурные вести, вешали!       — Вам мало одного покойника?       — Да нет, вполне достаточно.       — Ну, хоть какая-то компания. Я побегу, меня гинекологи ждут. Держитесь там.       — Свет, а где все? Больница что, вымерла? Я бог знает сколько не могу ни до кого докричаться.       — Кто где, -- неопределённо ответила сестра. -- В основном в приёмнике, Там очередной поезд здоровья приехал, один тяжелее другого.       Света ушла. Опять наступило молчание, лишь за железными дверьми лифта, на свободе, храпели на разные голоса больные. Духота стала почти невыносимой. Моя больничная роба вымок от пота, хоть выжимай. А ещё захотелось в туалет, не сильно, но надолго меня не хватит. Чтоб как-то отвлечься, я начала беседовать с покойником.       — Ну, расскажи, как докатился до такого состояния? Всё ведь из-за пьянства! Не пил бы, мы здесь сейчас здесь не сидели! И чего тебе не жилось?! Вроде даже симпатичный был. На молодого Алена Делона чем-то похож. А ведь Минздрав предупреждал – пить вредно!        «Выберусь – напьюсь! Я знаю, где у заведующего припрятана бутылка» — подумала я про себя.       — Практикуешься в ораторском искусстве?        Это опять пришёл реаниматолог. Как же я ему обрадовалась.       — Тебе не кажется, что ему уже поздновато читать нотации о вреде пьянства? Ты там как? Держишься?       — Сижу в углу сосу палец.       — А ты руки давно мыла? Кстати, у тебя семь человек под дверью ждут, возмущаются, и у меня две санации. – «Обрадовал» меня коллега.       — Я счастлива.       — Ладно, побегу. Не скучай. Будет минутка, я к тебе приду, -- пообещал он.       — Не оставляй меня одну! — как можно жалобней проскулила я.       — Ты же не одна. Прочитай ему стихи или песенку спой.       Эскулап удалился, а я и вправду тихонечко начала напевать арию графа Фон Кролока. Только вчера ходили с подругой на «Бал Вампиров».       — Представляешь, сколько там было народу! — рассказывала я своему безмолвному слушателю. — И все здоровы! По крайней мере, никто ни на что не жалуется. И сам Кролок — красавчик! Высокий, стройный, не то, что ты. Нет, чтобы с ним застрять, а не с каким-то мёртвым алкашом. Да ты лежи, лежи, не вставай. Я же по-дружески. Мы ж с тобой давно знакомы, родные люди, можно сказать. Сколько я с тобой мучилась? Помнишь, как ты мне глаз подбил?       Месяца три назад, когда он в очередной раз поступал с кровотечением, я делала ему гастроскопию. Он был пьян, как поросёнок, и вёл себя соответственно: вертелся, размахивал руками, орал. В итоге, он со всей дури ударил по аппарату и подбил мне глаз. Я потом несколько дней ходила с фингалом, как панда. В тот день он был не единственным буйным пациентом. За несколько часов до него, ещё один такой же свин прокусил мне до кости палец. Когда этот красавец заехал мне в глаз, я уже не выдержала и обматерила. Помогло, пациент стал вести себя спокойней, и мне удалось остановить кровотечение. В истории болезни потом пришлось писать, что во время исследования проведена воспитательная беседа с больным.       – Короче, извини, за те слова. Не до церемоний было, жизнь твою спасала. А на Кролока ты всё равно никак не тянешь. Мы потом с Алёной у служебного входа дождались. Она хотела с ним сфотографироваться. Я тоже было подумала, но не стала. Даже посочувствовала ему. У него такой замученный взгляд, как у наших хирургов после трёх-четырёх операций. Хотя, наверное, не стоило его жалеть. Выходит, его ждут красивые женщины с цветами, улыбаются ему. Ни от кого не воняет, никто на него не орёт, не угрожает, никто не блюёт. Стоит ему только по-ласковее улыбнуться, и человек счастлив. А мы когда из операционной спускаемся? Нас тоже ждёт толпа, готовая нас растерзать. И ведь ни одна сволочь не подумает, КАКАЯ ЖЕНЩИНА! Как она оперирует! Она – мечта всей моей жизни! Что-то я в этой жизни явно делаю неправильно.       — Определённо.        Это подошёл травматолог.       — Что там с лифтёрами? — спросила я, — Моё терпение на пределе.       — Пока ничего. Ты кушать, наверное, хочешь? – С фальшивым сочувствием осведомился доктор.       — Учитывая компанию, не особо.       — Так и запишем: отказалась. А то нам торт принесли. На все не хватит.       — Сволочи, гады, ненавижу!       — От этого торт хуже не станет. Ладно, бывай, пойду я, а то мне не достанется.       — Чтоб у тебя тройня родилась! И от жены, и от любовницы! — пожелала я.       Время шло. Давление внизу живота всё усиливалось, трупная вонь тоже. Сквозь железную дверь, на фоне разноголосого храпа, я слышала нарастающий гул возмущённых голосов, доносящихся сверху из моего отделения. Мне удалось различить некоторые слова: «главврач», «жалобу», «горячая линия». Кажется, завтра я буду свободна от занимаемой должности, как птица и пополню дружные ряды безработных. Пронёсся травматолог, сказал, что торт был очень вкусный.       В коридор выползла какая-то очень пожилая пациентка. Шаркая тапочками, она бродила туда-сюда, и всё время спрашивала старческим блеющим голосом:       – Где же моя клюша? У меня была клюша.       Я, было, попыталась заговорить с бабушкой, в надежде, что она, может быть, расскажет, что-нибудь интересное. Судя по голосу и походке, она еще войну застала. Но бабуля оказалась абсолютно глухой, и лишь постоянно повторяла, как заезженная пластинка:       – Где же моя клюша? У меня была клюша.       На короткое время бабушка затихла. Потом послышалась какая-то возня и ругань. Мерный храп в палатах прекратился. Оказывается, старушка заблудилась, зашла не в ту палату и попыталась занять чужую кровать, спихнув лежащего на ней пациента. Общими усилиями медсестёр и соседей, бабушку вернули в её палату, откуда она вскоре сбежала и продолжила свой моцион по коридору.       Ещё один пациент выполз из палаты, занял сидячую каталку и принялся, скрипя колёсами, разъезжать по коридору. Он подкарауливал Артёма Григорьевича — травматолога. И подкараулил.       — Доктор!        Я услышала неподдельную радость в его голосе.       — Да?       — Доктор, я по «большому» три дня не ходил, — торжественно объявил больной.       — Вы об этом лечащему врачу говорили?       — Нет. Доктор, поставьте мне клизму!       Опять долгое молчание. Я попыталась угадать, сколько и какие именно ругательства пришли на ум Артёму Григорьевичу.       — А нельзя об этом было днём сказать или хотя бы на вечернем обходе? Я ведь к вам подходил.       — Я только сейчас вспомнил.       – Что-нибудь беспокоит? Боли в животе? Вздутие?       – Нет. Мне нужно клизму.       — Сейчас пол-третьего ночи!       — Но вы же всё равно не спите.       — В палату! — взревел несчастный травматолог, — Все клизмы завтра утром!       Страдалец ретировался. Артём Григорьевич выловил бабушку и отвёл её на место, но вскоре она снова появилась в коридоре. Пришёл санитар из приёмного, сказал, что, наконец, нашли мастера, и он скоро приедет. Ура! А ещё обвиняющим тоном заявил, что из-за застрявшего лифта в приёмнике скопилось огромное количество неходячих больных, которых не могут развести по отделениям. Как будто я в этом виновата!       Опять тишина, если не считать обеспокоенную судьбой «клюши» бабушку. Но и она задавала свой вопрос вселенной всё реже и реже и в конце концов замолчала.       — Где этих лифтёров носит? Тебя в морге уже заждались! — в очередной раз обратилась я к своему мёртвому товарищу, — У меня уже сил нет.       Вообще, труп оказался отличным парнем. Он столь безропотно выслушивал мои жалобы, нытьё и весь бред, какой я несла. Никто ещё, ни до, ни после не был столь терпелив.       — Узнаю, где тебя похоронят, принесу цветочки. Хотя, не принесу, сколько ты мне крови при жизни попортил, да и сейчас тоже. Кроме того, я терпеть не могу кладбища.       Послышались торопливые шаги. Я вся напряглась. Лифтёр! Ну! Ну! Пронзительный женский визг, звук падающего тела и звон железа разорвали ночную тишину. Разнокалиберный храп смолк.       — Где моя клюша? У меня была клюша, — сонным голосом спросила бабушка.       Она устала бродить и прилегла отдохнуть прямо на полу. Медсестра споткнулась об неё в темноте, упала и жутко перепугалась. Бедная девушка долго не могла успокоиться. Наконец, она собрала инструменты и увела старушку. Больше та в коридоре не появлялась. Подозреваю, что бабушку, ради её же безопасности, привязали к кровати.        Кто-то начал греметь дверьми лифта. Это мастер!       — Ура! Ура! Мы спасены! — ликовала я, — Если б ты был жив, мы бы могли на радостях обняться, — обратилась я к покойнику.       Наша радость была преждевременной. Мастер около получаса провозился с дверьми лифта и сказал, что с данным механизмом ничего сделать не может.       — Да вы охренели! Вытащите меня отсюда! Как хотите! – Заорала я. На мой истошный вопль мерзавец-лифтёр заявил, что на моё счастье, шеф сменит его утром. Уж он-то точно разберётся.       — Ничего себя счастье! Сам бы посидел всю ночь с трупешником!       Но тот, как ни в чём небывало, продолжал уверять, что мне безумно повезло, ведь если б шеф уехал на дачу, то пробыл бы там до конца выходных. Потом он собрал свои инструменты и ушёл. Гад!        Меня трясло. Мочевой пузырь, казалось, вот-вот разорвётся. Я чувствовала, что ещё немного у меня начнётся истерика.       Ещё, где-то через полный мук и страданий час, явился сонный и злой, как чёрт мастер. Это был тот самый волшебник-шеф, которому под силу разобраться в загадочном устройстве нашего лифта. Кто-то из больных позвонил-таки на горячую линию, были задействованы правильные руководящие механизмы, беднягу вытащили из постели и отправили мне на помощь.       Минут десять мой ангел-спаситель возился с дверью на третьем этаже, ни на секунду не переставая матерно бубнить, что наберут идиотов по объявлению, все бабы дуры, кто им только разрешил пользоваться таким деликатным устройством, как лифт, ходили бы пешком. Два три точных удара и дверь поддалась. Он спустился на крышу и принялся что-то откручивать. Свежий воздух омыл мои лёгкие. Свет! Я вижу свет! В кабину свесились чьи-то вонючие ноги в грязных ботинках.       — Отойдите подальше, дамочка, чтоб я вам башку не проломил! — вежливо попросил лифтёр.       — Осторожней, здесь каталка с трупом, не сломайте ноги! И ему тоже, а то вопросы будут, — на свою голову предупредила я, — Посветите вниз, пожалуйста, я       каталку на тормоз поставлю.       — ЧЁ?! ТРУП?!       Луч фонарика беспорядочно заметался, ноги исчезли. Я услышала очень эмоциональным монолог с общим смыслом примерно таким: что в трудовом договоре, подписанным данным мастером, не было пункта о взаимодействии с покойниками, и нарушать должностную инструкцию он не будет. А также он назвал точные координаты, куда мне следует обратиться в данной ситуации.       — Оставь хоть фонарь, паразит! — крикнула я.       Но мастер гордо удалился, забрав фонарь с собой, несмотря на мои негодующие вопли. Ну и черт с ним. Света было маловато, но всё же лучше, чем было. Я поставила каталку на тормоз, аккуратно, стараясь не коснуться покойника, забралась на неё и прости-прощай моя темница. Подтянуться и вылезти в оставленный трусливым лифтёром люк мне удалось не сразу. Времена, когда я была худой юной альпинисткой давно прошли.        Под громовой хохот и аплодисменты я вырвалась на свободу, растолкала толпу, в которой были и мои возмущённые пациенты «Девушка, ну теперь вы нами займётесь? Мы уже четыре часа ждём!», пронеслась в заветную дамскую комнату.        PS: Лифтёра вынудили вернуться и починить злосчастный лифт. Умершего мужчину доставили в морг (пытались заставить меня, но я заперлась в кабинете) и похоронили в срок по всем правилам. На кладбище я не пошла, боюсь их панически. На меня накатали аж четыре жалобы, поэтому утром пришлось писать объяснительную, почему отсутствовала на рабочем месте столько времени. Торта мне так и не досталось.