Дружба, секс и братство

      - Полегчало?       Первый же вопрос едва отдышавшегося после секса Усяня заставляет закрыть глаза и обреченно застонать сквозь плотно стиснутые зубы.       - Да. Пока ты не напомнил, урод.       Усянь смеется ему в плечо, крайне довольный сделанной гадостью, и тянется к прикроватной тумбочке, нашаривая в вечернем сумраке пачку сигарет. Курить в постели – не самая лучшая идея с точки зрения пожарной безопасности, и обычно Цзян Чэн грозится переломать паршивцу ноги, тайком мечтая вырвать все его длиннющие патлы и запихать их в его же растраханную задницу на манер конского хвоста… а потом достает с полочки над изголовьем кровати пустую пепельницу и закуривает сам.       Потому что поебать.       Сегодня он обходится без пустых угроз, молча вынимая из чужих рук едва прикуренную сигарету и от души затягиваясь. В горле и легких непривычно першит – поспешил, вдохнул слишком резко и слишком глубоко, но Цзян Чэн иррационально чувствует себя спокойнее. Закашляться он себе не позволяет из гордости.       Вэй Ин, без сопротивления позволив отжать у себя заслуженную дозу никотина, растерянно присвистывает и так же молча сам лезет за пепельницей. Вслепую, конечно же, нащупать ничего не удается, поэтому ему приходится с кряхтением переворачиваться на живот и вставать на колени, демонстрируя своему другу (партнеру, любовнику, брату) поджарое тело с рельефными кубиками пресса, выступающими тазовыми косточками и свежей эпиляцией во всех интимных и не очень местах. А еще у него на торсе привычно обнаружилась целая контурная карта космоса – красивого фиолетового цвета, почти такого же оттенка, как любимая рубашка Цзян Чэна, с аккуратным пунктирным тиснением в виде налитых пурпуром полукружий.       - По-моему, твой Лань пытается тебя сожрать, - заметил Ваньинь флегматично, протянув руку и погладив особо красивый синяк под розовым соском. Вэй Ин хихикнул, инстинктивно подавшись на ласку и тут же отпрянув, радостно плюхая на смятые простыни простую стеклянную пепельницу, по обыкновению обретающуюся в спальне и ждущую очередного секс-марафона юньмэнских героев (идиотская кличка, придуманная десятилетним Усянем во времена увлечения китайскими народными сказками и легендами о совершенствующихся заклинателях).       Любви между ними нет. Любовь у Вэй Ина с младшим Ланем.       - Лань Чжань просто ревнивый! – Усянь, щелкнув серебристой зажигалкой (своей собственной, потому что Цзян Чэн, как последний гордый идиот, свою вечно забывает где ни попадя, а потом ходит злой и стреляет у всех огоньку), закуривает по второму кругу и с довольным видом растягивается на боку, подперев ладонью бедовую головушку. В серых глазах отражается что-то, что тянет на нежность, и Цзян Чэн не слишком хочет думать, к кому она обращена – к нему или к воспоминанию о Ванцзи.       - Хочешь сказать, у него нет повода? – рука сама тянется снять с острого плеча прядь длинных смоляных волос и перекинуть ее назад, за спину. Еще припалит, дурака кусок, Ванцзи потом житья не даст своими многозначительными взглядами дохлой рыбы. Не уследил, не сберег, Усянь теперь инвалид, ага, на всю оставшуюся жизнь, пока покоцанная прядь заново не отрастет.       Знаем, проходили. Это Лань Ванцзи еще не видел, как Вэй Ин однажды случайно макнул свою хвостяру в кастрюлю с сестрицыным супом, за что был нещадно побит тапком ее же женихом, и как мать грозилась его налысо побрить, когда обнаружила длинный (правда, на тот момент не настолько) волос в их с отцом постели и скоропостижно обвинила супруга во всех смертных грехах. Чуть до развода дело не дошло, пока святая дева Яньли не додумалась провести сравнительную экспертизу «улики» с шевелюрами домочадцев.       Иногда Цзян Чэну кажется, что если он полезет за холодильник в собственной квартире, то и там обнаружит клок длиннющих черных волос. Возможно, уже с самосознанием, темной аурой и желанием захватить мир, потому что их бывший обладатель тот еще долбодятел.       Но зато красивый.       Ваньинь не слепой, и на Вэй Ина у него стоит крепко, без осечек – слишком уж тот хорош со своей бледной кожей, светлыми глазами и лезущими во все щели патлами, триггерящими всех знакомых и незнакомых девушек. Одна половина потом винит Цзян Чэна в изменах (не то, чтобы они были сильно неправы, конечно, но справедливости ради – гораздо чаще они с Усянем просто пьют пиво, смотрят фильмы и сплетничают, как и положено добропорядочным друзьям), а вторая половина начинает завидовать и устраивает допрос с пристрастием по поводу средств ухода, количества расчесываний в день и прочем, что Цзян Чэна обычно не касается.       Не будь Вэй Ин убежденным геем, мог бы щелчком пальцев уводить у любовника его женщин, и слава Лань Ванцзи, что Усянь все-таки стопроцентно по мальчикам.       - Пф, - Усянь фырчит, как раздразненный кот, и нос морщит примерно так же, прежде чем поводит плечом и – вот, опять – напрашивается на ласку, продлевая мимолетное прикосновение. – С чего бы? Он знает, что сегодня я ночую у тебя, своего дорогого и любимого младшего брата. Какая ревность может быть к члену семьи?       …говорит он, стряхивая пепел с традиционной послеоргазменной сигаретки и невинно улыбаясь от уха до уха.       Секс между ними – это не чувства. Это, ну… необходимость. На работе завал, Лань Чжань в командировке, девушка бросила, просто-очень-сильно-захотелось. Это способ снятия стресса и возможность побыть… в безопасности, наверное, стоит сказать так. Они делят постель и сигареты с семнадцати лет. Дом, ванную и спальню – делили с семи, с тех самых пор, как Цзян Фэнмянь взял опекунство над сыном своего погибшего друга.       Все, что между ними могло произойти – уже произошло, оставив после себя только зону абсолютного комфорта и способность восстанавливать душевное равновесие через секс друг с другом. Вэй Ин, кусок романтичного идиота, даже когда-то обозвал их отношения «парным совершенствованием», но получил полный смиренного недоумения взгляд своего ненаглядного Ланя и от греха подальше заткнулся, пока никто не принял его слова всерьез.       - Однажды он узнает и в качестве наказания выгрызет из тебя кусок мяса, да? – Цзян Чэн неловко шутит, гася в себе желание приложиться губами к чужим отметинам (не с сигаретами же в руках, господи, ему дорога его квартира в своем не обгорелом виде) и откидывая голову на мягкое изголовье кровати. Как удачно, что опознать в них с Усянем любовников практически невозможно. Они же чертовы сиблинги. А Ваньинь, к тому же, гетеро. Подумаешь, раз в неделю по расписанию Вэй Ин ночует на квартире у брата. Или заявляется среди рабочих будней – на пару часов или на всю ночь. Или при встрече в компании друзей виснет на шее, целуя в щеку, нос или подбородок.       Они же семья и лучшие друзья. А Вэй Ин, к тому же, идиот, которому нравится бесить людей.       Хочешь что-то спрятать – положи на видное место.       - Скорее, из тебя. Но пока он не знает, все в порядке, верно? – легкомысленно возражает Усянь, окидывая друга обеспокоенным взглядом. Сегодня была одна из тех внеплановых ситуаций, когда или секс на грани жестокости, или нервный срыв. Нет, так-то у них все было согласованно и давно отработанно. Никакой неоговоренной заранее боли, никаких лишних отметин. Они прекрасно знают тела друг друга и слишком давно научились скрываться, чтобы сорваться вдруг ни с того ни с сего… Но этим вечером Цзян Чэн был жаден. Возможно, даже излишне, но Вэй Ин уступил без малейшего сопротивления. Видел – любовнику нужна разрядка. Не только физическая, но и эмоциональная, которую не может дать ни одна из его девушек. Которую и сам Усянь не может получить ни от кого, кроме Ваньиня. Даже Лань Чжань не справляется, как бы Вэй Ин его не любил.       Поэтому брату Вэй Ин отдается с легкостью человека, готового спасать человеческие жизни. А потом, когда этого оказывается мало, берет сам – с той же легкостью и готовностью, ни на миг не сомневаясь в правильности своих действий. И ни мгновения не чувствуя сопротивления.       У Ваньиня мешки под глазами, цвета синяков на усяневском торсе, и кожа пропахла крепким кофе. Обычно он пахнет сигаретами (они с Вэй Ином курят одну марку на двоих, потому что так удобнее и не надо тащить в постель кучу разных пачек, разводя мусорник) и дорогим парфюмом, а не эспрессо в концентрации «черная жижа». А еще у него руки в начале вечера дрожали, как у алкоголика со стажем. Хотя Цзян Чэн не пьет больше приличного – Усянь знает. Он знает о брате всё.       На счастье, это знание вполне взаимно.       - Расскажешь? – спрашивает Вэй Ин, рассматривая профиль любовника. На улице еще вполне светло, только-только солнце зашло, половина неба рыжая от непогасших солнечных лучей, а спальня удачно выходит на запад. Цзян Чэн не менее удачно лежит со стороны окна, отчего его кожа выглядит золотисто-теплой, и теперь уже Усяню приходится держать себя в руках и не организовать третий раунд прямо здесь и сейчас. У них впереди вся ночь, и пофиг, что обоим завтра на работу. В первый раз, что ли? Они, конечно, уже не студенты, чтобы жить на энергетиках и силе воли, да и Ваньиню определенно следует поспать, но… хорошая разрядка только сделает сон слаще. За этим они тут, в общем-то, и собрались.       - Вэни, - флегматично отозвался Цзян Чэн, продолжая гипнотизировать потолок и отвлекаясь от него только ради того, чтобы не ткнуть сигаретой мимо пепельницы. – Внезапно всплыл такой грандиозный косяк, якобы еще отцовский, что если Вэни сумеют доказать его законность, я не то, что по миру пойду со всем наследством, я еще и Яньли с ее Цзинями на дно утяну.       - Пиздец, - Усянь шокировано моргнул, гася почти докуренный огарок и тут же залезая в пачку за новой сигаретой. – Думаешь, подстава? Дядя Цзян мог и на полном серьезе облажаться.       - Так – не мог, - Цзян Чэн кривится, тоже отправляя в пепельницу свой окурок, но не спеша закуривать по-новому. Вместо этого он закинул обе руки за голову, взлохмачивая короткие волосы на затылке. Родители, умерев при обстоятельствах, довольно неоднозначных с точки зрения логики, но весьма конкретных с точки зрения правоохранительных органов, оставили своим детям полуразрушенный семейный бизнес, кое-как держащийся на плаву за счет небесного благословения, не иначе, и кучу проблем со всякими интересными людьми, всплывающими то тут, то там вот уже больше десяти лет. Яньли они с Усянем тогда удачно сплавили в семью одного такого «интересного человека», выдав замуж за Павлина – парня, конечно, не без греха, но в сестрицу искренне влюбленного и способного защитить ее от собственного папеньки, того еще умельца делать деньги из воздуха. Сами же парни, стиснув зубы и варежки, взялись за восстановление наследства, действительно умудрившись поднять бизнес из руин и даже вернуть его на прежние позиции. Естественно, ими мгновенно заинтересовались вновь, и способы противостоять напору Цзян Чэн вырабатывал и отрабатывал тоже уже не один год.       - А я говорил, пусти нахуй это богадельню с молотка и займись чем-нибудь нормальным, - бурчит Вэй Ин, всем своим видом выражая неодобрение жизненных решений брата. Но не уходит, наоборот, усаживается поудобнее, перекидывая длинные стройные ноги через бедра любовника – лишая его возможности сбежать. – Но нет, ты же у нас гордый. Как они вообще подкопались? Ты же расформировал предыдущую «Пристань» и по всем документам создал новую компанию, разве нет? Даже в лого какую-то там закорючку новую поставил.       Возмущения Цзян Чэн привычно пропускает мимо ушей и тяжко вздыхает, перекладывая одну руку на острое колено друга и неосознанно поглаживая пальцем гладкую кожу. Создал. Поставил. Но это ж гребанные Вэни.       - С Вэнь Цин говорил? – Усянь со вкусом затягивается, не позволяя себя отвлечь. Они с братом всегда занимались «Пристанью» вместе, и пусть в последствии Вэй Ин выбрал другой путь, покинув семейный бизнес с оркестром и фанфарами, уводя за собой половину их общих врагов, но оставаться в стороне, когда у брата грандиозные проблемы, он совершенно точно не собирается.       На невинный вопрос Цзян Чэн хмурится, разом теряя все с таким трудом приобретенное душевное равновесие, и Усянь устало вздыхает, все-таки туша недокуренную даже до половины сигарету и убирая пепельницу обратно на полочку. Ему не нравится грозовой взгляд из-под опущенных ресниц, не нравится напряжение в литых мышцах (когда-то в тренажерный зал они тоже ходили вместе, пока Вэй Ин не увлекся стрельбой, а Цзян Чэн не предпочел рукопашный бой), не нравится ситуация, не нравится вообще всё. Так не должно быть. Так нельзя. Он не хочет, чтобы его семье опять было плохо.       - Да ладно тебе, злой серый волк, не корчь такую физиономию, будто я тебя опять ей сватаю, - Усянь фыркает насмешливо и придвигается еще ближе, вновь меняя позицию. Теперь он на Ваньине почти лежит, устроившись между его разведенных ног и положив острый (почему он везде такой острый, господи?) подбородок ему на грудь. Цзян Чэну не остается ничего, кроме как приобнять любовника за плечи, путаясь в длинных патлах, шелковым плащом накрывших их обоих, и всмотреться в серые глаза, считывая в них беспокойство и безоговорочную поддержку. – Насколько помню, вы расстались на не настолько паршивой ноте, чтобы она тебя послала за простое желание поговорить.       Ну да, гримасничает Ваньинь недовольно, отвечая брату мысленным посылом не нести чепухи. По крайне мере, Вэнь Цин знает, что длинные волосы по всему дому ее бывшего парня принадлежат не какой-то левой бабе, а периодически гостящему не-родному брату. И Ваньинь уверен, что это знание не остановило ее от подозрений в изменах с этим самым братом. Это, если честно, пугает.       - Она Вэнь, - его единственный аргумент против этой затеи.       - Ага. И ты с ней спал, - отбивает подачу Усянь, пожимая плечами.       - А ты спишь со своим Ланем, который тоже вроде как мой конкурент, - огрызается в ответ Цзян Чэн и да, в эту игру можно играть вдвоем.       - Лань Чжань – лапочка и я его люблю! – Вэй Ин шутливо хлопает ладонью по обнаженному плечу любовника, впервые за вечер вызывая смех. Любит. Конечно, любит. До звезд в глазах, поехавшей крыши и желания родить ему ребенка. Но вытрахивать из себя стресс Усянь всегда идет к Цзян Чэну. – Хочешь, я займусь Вэнями?       - Не лезь, - накатившую было веселость как рукой снимает. Ваньинь хмурится, наматывая шелковые смоляные пряди на кулак и несильно оттягивая, чем заставляет Вэй Ина запрокинуть голову и довольно замурлыкать. – Не подставляйся лишний раз, слышишь? Вэни слишком влиятельны, не хватало еще, чтобы помимо меня в них вляпался еще и ты!       - Ладно, - Усянь не спорит, скользя ловкими пальцами по мускулистому торсу, ласковыми поглаживаниями пересчитывает кубики пресса и смотрит, как верная жена на любимого мужа. Иронично, что ни одно из этих слов не описывает сложившуюся между ними ситуацию – не верная, не жена, не любимого и не мужа. Но взгляд, открытый, искренний, вот он есть. И чувства за ним тоже есть, просто не те, после которых следует свадьба и двое детей. – А-Чэн, ты же знаешь, что я всегда готов убивать ради тебя?       Ваньинь сползает по подушкам вниз, накрывая ладонью чужую руку на своем бедре и переплетая пальцы, стискивая крепко, почти до боли. И впивается в знакомые губы пьянящим поцелуем, чувствуя на языке вкус дыма и, немного, зубной пасты.       Конечно, он знает.       И ему это нравится.