Old flames

Деймон позвонил ей, как и обещал, и они договорились встретиться во вторник. После встречи в баре Рейнира растеряла желание драться — она уже сказала ему всё, что он должен был услышать. Дала понять, каково ей было. Выплеснула свою злость. Поэтому их разговор вышел на удивление спокойным, почти деловым, и после него женщина вздохнула с облегчением. Они поговорят и уладят последние дела между ними. Всё, конец. А что до поцелуя — она не собиралась придавать ему больше значения, чем стоило, и верила, что Деймон поступит так же. Во вторник днём она выехала на своей машине в сторону одного из городских парков — укромного и тихого, где среди зелёных стен деревьев можно было поговорить без лишних свидетелей. Да, Рейниру теперь почти не узнавали на улицах, но Деймон мог привлечь к себе внимание прессы — всё из-за сюжетов в новостях, трубящих о его возвращении. Было чудом, что никто не сфотографировал их у бара. Протрезвев, Рейнира боялась прочитать в интернете пересказ собственных приключений, но везде было тихо. Наученная этим опытом, она решила стать более осторожной. Припарковав машину, она вошла в высокие ворота парка и свернула на крайнюю дорожку, где среди деревьев мелькали начатые постройки: киоски, игровая площадка, мини-сцена. В этом году в парке затеяли масштабную реконструкцию, и он, довольно дряхлый, постепенно приобретал современный вид. Рейнира огляделась по сторонам, как шпион. Вокруг никого не было, только вдалеке прошёл человек с собакой. Женщина медленно двинулась вдоль высоких кипарисов, заглядывая в пространство между ними в поисках Деймона. Она нашла его в конце аллеи, сидящим на скамейке. В руках у него был стаканчик кофе. — Привет, — сказала Рейнира. После их последней встречи видеть его на расстоянии вытянутой руки было странно и немного неловко. — Привет, — ответил он, сдвинув солнцезащитные очки вниз по переносице, чтобы посмотреть на неё. На нём были расстёгнутый чёрный плащ, белая футболка и джинсы с кроссовками. Некогда знаменитого гуляку Деймона Таргариена выдавала только копна серебристых волос — у обычных людей без участия краски и парикмахера такого цвета не получалось. — Хочешь прогуляться? — спросила Рейнира, стараясь, чтобы голос не звенел. — Что, движущуюся цель сложнее преследовать? — Что? — У папарацци есть более интересные дела, чем фотографировать нашу встречу в парке. — Не знаю, как ты жил все эти годы за границей, но у нас в новости иногда попадает даже поход Эйгона в «Старбакс». — Это потому что он наследник, — фыркнул Деймон. — И уже заработал себе определённую репутацию, устраивая пьяные дебоши. — Только папе этого не говори, — усмехнулась Рейнира, засунув руки в карманы куртки. На её шее снова был голубой шарф, который она потеряла и обрела на прошлой неделе. — Алисенте удалось убедить его, что во всём были виноваты одноклассники Эйгона. — Я сомневаюсь, что есть вещи, в которых она неспособна его убедить, — прокомментировал Деймон, поднимаясь со скамейки. Он выбросил пустой стаканчик из-под кофе в урну и повернул вместе с Рейнирой в соседнюю, ещё более далёкую от входа и чужих глаз аллею. Лёгкий ветер шелестел в ветвях деревьев, которые здесь были больше и выше, вокруг чирикали птицы. Издалека доносился детский смех. Рейнира смотрела себе под ноги, не зная, как начать тот самый разговор, и в какой-то момент задалась вопросом, стоило ли погружаться во всё это... снова. — Мы давно так не гуляли, — наконец сказала она, взглянув на Деймона. Он убрал очки в карман пальто, и теперь она видела его глаза: они отстранённо следили за воронами, скачущими по траве. — Как два нормальных человека, как... Она замялась, неуверенная, стоит ли договаривать. — Семья? — подсказал Деймон и посмотрел на неё. Кратко улыбнулся. — Не бойся, это всего лишь слово. И довольно правдивое, если говорить о нас. — И странное. Я знаю, что когда-то меня не сильно волновал этот вопрос, но... Я не могу объяснить наши отношения даже себе, и это раздражает, — призналась Рейнира. — У меня были мысли о том, как их назвать, и с годами мнение менялось. В итоге я пришёл к выводу, что нужно принять правду: мы семья, и мы любили друг друга. Одно не исключает другого. — Для нормальных людей исключает. — Разве Таргариены когда-то были нормальными людьми? Он был прав: испокон веков об их предках ходили самые разные слухи — начиная с якобы текущего в крови безумства и заканчивая любовью к кровосмешению. Говоря честно, такие браки действительно случались, и отдельные ветви семьи практиковали их чуть ли не до середины прошлого века. Таргариены были дикарями. Один журналист сказал, что они всегда были ближе к богам, чем к людям. В этих словах сквозило презрение, чувствовала Рейнира. — Не думаю, что это оправдывает нас в чужих глазах, — сказала она. — Не думал, что тебе нужно оправдываться. Это путь в никуда. Женщина хмыкнула. — Конечно, я забыла, с кем говорю: Деймону Таргариену законы морали не писаны. — Мы несколько далеко ушли от морали, тебе не кажется? — с улыбкой заметил он. — Нам не остаётся другого пути, кроме как принять всю сложность нашего общего прошлого. Иначе мы застрянем в нём навсегда. Прошлого — и настоящего, подумала Рейнира, вспомнив про поцелуй у бара. Она надеялась, что это было наваждение, призрак старых чувств, а не что-то реальное, что-то, что всё ещё жило внутри неё, и выбралось наружу, когда она опьянела и отпустила себя. — Ты прав, — ответила она. — Я принимаю. Всё равно уже ничего не изменить. — А ты бы хотела? Женщина боялась этого вопроса и все дни до встречи с Деймоном думала, как на него ответить. Её раненая часть говорила «да, я бы с радостью стёрла тебя из памяти», а другая, более глубокая, многозначительно молчала. Рейнира знала ответ на его вопрос. — Только финальную часть. Я не могу... не могу отрицать, что была счастлива с тобой. Ты был моей первой любовью, и я, — она вздохнула, — я многому у тебя научилась. — Это было взаимно, — негромко сказал Деймон. — Тогда ты поверишь, если я скажу, что никогда не желал тебе зла? Даже когда я ушёл, я верил, что это для твоего блага. Рейнира остановилась. Она ненавидела этот тип оправданий — «для твоего блага», и ей очень хотелось сказать об этом дяде. Пытаясь собраться, она посмотрела Деймону в глаза: он выглядел спокойным и, кажется, действительно верил в то, что говорил. — Ты же знаешь, что это не совсем вписывается в моё видение событий, правда? — Знаю. — И всё же это твой ответ? — Всегда им был. Она опустила голову, обдумывая его слова. — Хорошо, — наконец сказала Рейнира и снова двинулась вперёд. Деймон продолжал идти рядом, и на мгновение ей показалось, что между ними всё совсем как в прошлом: естественно, просто, понятно — и удивительно. Когда-то она делила с ним свои лучшие моменты. Когда-то они видели друг в друге своё отражение и могли говорить открыто. — Я не считал тебя ребёнком, знаешь? — начал он. — Может, это и было моей ошибкой, но я всегда смотрел на тебя как на взрослого человека, который, так уж случилось, меня понимал. Ты тонко чувствовала происходящее в доме и была так полна жизни... Мне хотелось быть рядом с тобой, греться в твоих лучах. Он усмехнулся, но усмешка вышла горькой. — Я хотел тебя оберегать. Как велел мне твой отец, как завещала твоя мать. И я увлёкся. — Я тоже увлеклась, — добавила Рейнира. — Это было взаимное помешательство, помнишь? — Я помню многое, — тепло улыбнулся он. — Встречи, подарки, слова, что ты говорила. Они... они были утешением, когда я уехал. Воспоминания были всем, что осталось. Она взглянула на него внимательно, колко. Рукам стало холодно, и женщина начала тереть их друг о друга, сминая пальцы, чтобы разогреть их. — И ты выбрал эти воспоминания вместо живой меня. Выбрал побег для общей пользы, — сухо сказала она, стараясь не засмеяться горьким, каркающим смехом. В груди что-то рокотало. Обида? — Ты можешь презирать меня за это, но тогда у нас не было будущего, — ответил Деймон. — А даже если и было, то в огне. — Но ты решил не говорить мне об этом перед тем, как уйти. — Голос Рейниры зазвучал ниже обычного, как будто она стремилась подавить рвущиеся из горла слова. — Я всего лишь была влюблена в тебя как безумная и считала, что мы предназначены друг другу судьбой. Ты говорил, что мы идеально подходим. Говорил, что никогда... никогда такого не чувствовал. Её голос понизился до шёпота, и Рейнира почувствовала себя полной дурой, произносящей плохо написанные реплики из плохо снятого кино. Кому нужны эти признания? Не ей. И вряд ли ему. — Я говорил правду. Но, думаешь, это оправдание подошло бы, когда о нас узнали бы пресса и семья? — резонно спросил мужчина. К счастью, он смотрел на неё не сочувственно, а лишь проникновенно, пытаясь убедить. — Что мы любим друг друга? Что мы идеальная пара? — Я готова была пройти через всё, чтобы быть с тобой, — тихо сказала женщина, подавляя обиду и взывая к разуму внутри. — Я знаю, что это ничего не значит перед лицом скандала, который мог разразиться. Но это не отменяет того, через что я прошла, когда ты оставил меня одну, без ответов, разбитую на части. Ты хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за это? — Я ничего не хочу от тебя, Рейнира, — устало выдохнул Деймон и повернулся к ней. Он был в смятении, но она слышала уверенность в его словах. — Я вернулся, когда узнал, что здоровье Визериса всё хуже. Да, я понимал, что нам с тобой предстоит увидеться снова, и чувствовал, что ты не будешь счастлива, но я не жду благодарности за свой побег. Я поступил с тобой уродливо. Сначала втянул тебя в отношения, которые не должны были зайти так далеко, а затем оборвал их, не дав оправиться. И мне бесконечно жаль. Его рука рванулась к лицу, то ли желая скрыть его от её глаз, то ли невольно — чтобы прикоснуться к голове, которая наверняка разрывалась. Рейнира чувствовала то же самое, когда начинала думать о них двоих. — У меня нет ни малейшего желания навредить тебе вновь, — сказал он. — Единственное, чего я хочу, — это что-то исправить или хотя бы не сломать то, что осталось. Это меньшее, что я тебе должен. Рейнира отвернулась от него и замерла, обняв себя руками. Её голова тоже кипела. — Ты так говоришь о прошлом, как будто совратил меня, — медленно начала она. — Но это совсем не то, что помню я. Почему наши истории не сходятся? Куда делось наше понимание с полуслова? — Видимо, там, где началась любовь, кончился разум, — издав печальный смешок, откликнулся Деймон. Женщина засмеялась вместе с ним и прижала ладонь ко рту, чтобы не привлечь этим смехом чужое внимание. Затем убрала руку, всё ещё продолжая улыбаться. Её длинные светлые волосы трепал ветер. — Я помню, как хотела тебя, — сказала она, по-прежнему стоя к мужчине спиной. — Месяцами, если не годами. Нашему первому поцелую предшествовали десятки моментов, которые вели к нему. Все эти тайные поездки, ожерелье, разговоры на валирийском... Может, ты и учил меня, но я удерживала тебя на месте, я была твоим другом, я зажигала в тебе огонь. Она повернулась к нему лицом. — Тогда у бара ты сказал, что я всегда имела над тобой власть. Но эта власть не была чем-то неосознанным. Я хотела тебя — и звала. Я была ребёнком, но рано повзрослела — и в этом нет твоей вины. Так что не говори мне, что ты был злодеем, потому что испортил меня. Единственное, что делает тебя им, — то, как ты ушёл. Деймон долго смотрел на неё, не произнося ни слова; его взгляд потяжелел. Затем он опустил голову. — Мне было наплевать, кем ты мне приходился и сколько между нами лет, — тихо сказала Рейнира. — Ты был моей любовью. — А ты была моей, — эхом отозвался он. Рейнира прикусила губу, чтобы не захотелось плакать. Тишина между ними стала такой тяжёлой, что стало трудно дышать. Все ссоры и претензии сошлись в одной неизбежной, неизменяемой точке, отметая лишнюю пыль. Остались пустота и последний вопрос. — Ты сможешь меня простить? — наконец задал его Деймон. Рейнира вздохнула, чувствуя, как от этих слов раскрывается и дышит старая рана, — и только развела руками. — В конечном счёте разве у меня есть выбор? Она думала об этом много раз: когда была в своей квартире и играла с детьми, когда гостила в доме отца, обустраивала Драконий Камень или водила машину. Она думала снова и снова, злилась, жалела, мирилась с собой — и всё приводило к этому ответу. Однажды у неё не останется ни сил, ни желания ненавидеть Деймона за прошлое, и она отпустит их обоих. Рейнира думала, что сделала это за десять лет без него, но с его появлением всё началось заново. Она надеялась, что это был последний круг перед финишем. Её силы были на исходе. Они продолжили свой путь в тишине, глядя в разные стороны и обдумывая то, что только что было сказано. Выпустив ждавшие своего часа слова на волю, Рейнира чувствовала себя опустошённой и уставшей, как будто пробежала марафон. Её плечи поникли, сердце гулко билось в груди. Выходя сегодня из дома, она уже знала, что будет сложно, но от этого легче не стало. Деймон шёл рядом, глядя себе под ноги — на пыльную дорогу аллеи, по которой ежедневно проходили сотни людей, обдумывая, быть может, не менее тяжёлые вещи, чем те, что занимали сегодня Деймона и Рейниру. Отложив свои размышления, женщина задумалась о том, что у него в голове, и впервые за последнее время не испытала злости. Всего лишь любопытство. Искреннее, живое — и свободное от тени прошлого. — Соболезную насчёт Харвина Стронга, — прервал тишину Деймон, будто услышав её вопрос. Он не смотрел на неё, но явно чувствовал её взгляды украдкой. Вдалеке ухнула сова. — Не нашёл возможности сказать об этом раньше. Женщина бросила на него ещё один взгляд, удивлённая неожиданной теме. — Спасибо, — выдохнула она, ощутив краткий укол скорби. Было уже не так больно, но печаль всё ещё таилась где-то внутри. — Вы были знакомы? — Видели друг друга на паре благотворительных мероприятий, иногда разговаривали. Но работать со Стронгами Визерис начал уже после моего отъезда. — Он был хорошим человеком, — тихо сказала Рейнира. — Я помню. — Как много ты знаешь о том, что было здесь за эти годы? — спросила она, заинтересовавшись тем, что Деймон знал о ней и Харвине. — Папа говорил, вы общались не так часто. — Может, и не часто, но я всегда следил за новостями и примерно понимал, что к чему. — И за новостями обо мне тоже? Деймон подавил улыбку. Она ему шла — и прогоняла тень, слишком уютно устроившуюся на его лице после их прошлой темы для разговора. — В том числе. Рейнира многозначительно хмыкнула, недовольно поджав губы. Её реакция не укрылась от мужчины. — Что не так? — То есть ты был в курсе того, что происходило здесь целых десять лет, пока мы понятия не имели, как ты живёшь? — обвиняющим тоном спросила она. — Уверен, в интернете что-то писали. — Ну да, одну новость в полгода. Не то чтобы я читала... Она услышала тихий смех Деймона, и ей захотелось чем-нибудь его огреть. — Если хочешь знать, я действительно не в курсе, что с тобой происходило всё это время — кроме того, что ты был женат. — Её бойкий тон отступил, когда Рейнира вспомнила о смерти его жены. — Мне жаль... что всё так закончилось. — Не стоит. — Почему? — Я уверен, что моя жена была безумно рада отправиться на небеса, потому что это значило избавление от моего присутствия. — Боже, кое-что не меняется! — устало вздохнула Рейнира, поморщившись от его грубых слов. — Ты никогда не церемонился с людьми, которых стоило бы уважать. — Уважать кого, Рею Ройс? — с искренним удивлением спросил Деймон. — Да я овец на пастбищах уважал больше. Но если тебя это возмущает, то знай, что Рея тоже не была от меня в восторге. — Тогда зачем ты женился? Ради её золотых приисков? — приподняла бровь женщина. — У меня достаточно денег на счету. Скорее, это была просто страсть — и отчаяние, с её стороны. Рея всегда хотела вырваться из-под влияния семьи и вышла за меня замуж, чтобы насолить им. Кажется, уже к концу первой недели мы поняли, что это была ошибка. — Но продержались три года. Деймон усмехнулся. — А говоришь, что ничего не знала о моей жизни. — Не обольщайся, всё это рассказали в репортаже о твоём возвращении по телевизору, — гордо задрав подбородок, отвернулась Рейнира. Однако ей было приятно обсудить с Деймоном что-то, кроме их взаимной кровоточащей раны. Слова лились легко, как вода, и на губах невольно появлялась улыбка. — Так сложились обстоятельства, — ответил он. — Сначала её работа, затем болезнь — и так до тех пор, пока всё не кончилось. — Не лучший опыт жизни в браке, — тихо отметила Рейнира. — Не каждому везёт так, как Визерису и Эймме. Но, кажется, у тебя и Лейнора всё прошло хорошо? Женщина пожала плечами. — Если учитывать, что мы никогда не спали вместе и стали по-настоящему счастливы, только когда развелись. — У вас была дружба — это уже что-то. — Да, ты прав. Лейнор был рядом, когда всё развалилось. — Когда все узнали о тебе и Харвине, — добавил Деймон. Рейнира посмотрела на него с печалью в глазах. — Ты удивительно много знаешь для того, кого здесь не было. — В каком-то смысле часть меня никогда не уезжала. Тут мой дом... как бы я от него ни бежал. Позади них послышался шорох катящихся по дорожке колёс — и вскоре мимо проехал подросток на самокате. На его голове были большие наушники, и он, никак не заинтересованный гуляющей парой, вскоре скрылся из виду. Рейнира растерянно посмотрела ему вслед. За ними действительно никто не следил, и за стволами деревьев не прятались фотографы. Для всех Деймон и Рейнира были просто прохожими или просто семьёй, если судить по цвету волос. Никто не знал, что прячется внутри. — После того как мы с Лейнором объявили о разводе, Харвин был рядом со мной, — пояснила она, возвращаясь к теме. — Его стало легче поймать, и вскоре все журналы писали о нас: что он мой любовник и что Лейнор пропадал в своих клубах только из-за того, что я ему изменяла. Что Джекейрис — бастард. Женщина хмыкнула, скривив губы на этом слове. — Помню, как я удивилась, когда они использовали это слово, точно мы в Средних веках. Я делала всё, чтобы оставить семью в стороне от скандалов, но моё окружение... отстранилось раньше. Думаю, Веларионы до сих пор не простили меня за те месяцы, когда Джейс считался одним из них. — Он прекрасный ребёнок, Рейнира, — мягко сказал Деймон. — И я рад знать, что Лейнор любит его, ведь в конечном счёте только это имеет значение. — Лейнор никогда ни в чём меня не обвинял, — улыбнулась она. — И я всегда буду ему за это благодарна. Гуляя, они медленно приближались к центру парка и, наконец, оказались у небольшого пруда с голубой беседкой. По глянцевой воде плавали утки, изредка взмахивая крыльями и пуская по воде круги. Женщина прислонилась к холодному железному ограждению, глядя на птиц, и Деймон остановился рядом. — Я хочу, чтобы между нами не осталось недопониманий, Рейнира, — сказал он. — Я собираюсь оставаться рядом с Визерисом, но думаю, что мы сможем не пересекаться, если ты этого захочешь. Думаю, нам нужно прийти к какому-то решению, потому что эта... неясность сводит с ума. Его голос был тихим, звенящим от напряжения, которое Деймон пытался скрыть. Повернувшись к нему, Рейнира увидела, как дрогнуло его бледное лицо. На душе у неё стало тяжело, потому что тяжело было ему, и, вопреки своим ожиданиям, она не насладилась его болью. Она выместила на нём весь свой гнев. Постаралась разодрать на части всё, до чего дотянулась, чтобы возместить одиночество, которое когда-то пришлось пережить. Конечно, из этого не вышло ничего хорошего. Одиночество девушки, которую без объяснений бросил любимый человек, осталось в прошлом, как и та девушка, и её возлюбленный. Сейчас, стоя перед Деймоном, Рейнира с трудом верила, что это они когда-то целовались в ночном клубе и смеялись, прячась ото всех в день её рождения. Время стёрло их и нарисовало заново. — Да, нам нужно избежать неуместных поцелуев, — хрипло усмехнулась она, отводя взгляд. — Так или иначе, — печально улыбнулся Деймон. — Между нами слишком много старого динамита, который может рвануть в неподходящий момент. Но я сделаю всё, чтобы удержать рамки, если ты захочешь, чтобы я был поблизости. — А чего хочешь ты? — спросила она, чувствуя тревогу. Обговаривать это всё было страннее — и больнее, чем она думала. — Я жил с твоим отсутствием десять лет. Я с радостью проживу ещё пятьдесят, зная, что ты счастлива, рядом я или нет. Это было слишком. Деймона — слишком. Внезапного желания прикоснуться к нему — слишком. Рейнире захотелось сжать его пальцы, чтобы убедить его и себя в том, что прошлое позади, а будущее открыто. Захотелось начать новую жизнь, может, даже не отталкивая его. Она бы с радостью протянула ему руку, но не сдвинулась с места. Невидимый стержень внутри не дал. На этот раз Рейнира почувствовала скалой себя, а не Деймона, и скала эта была неприступна и одинока — назло всем, включая собственное сердце. Она не говорила «останься». И «уходи» не срывалось с губ. Чёртова ледышка. Долгое мгновение Деймон смотрел на неё в ожидании ответа, а затем кивнул. Рейнира ненавидела то, что он понял её без слов, и всё же не могла ничего с собой поделать. Тело будто примёрзло к месту, мысли стучались в голове, прося открыть рот и остановить Деймона, но она не слушала. Молча смотрела, как он отступает. — У тебя есть всё пространство, которое тебе нужно, — сказал он. Честно, она ясно видела это. — Мне жаль, что я усложнил тебе жизнь, вернувшись так внезапно. Если понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти. Он махнул ей рукой; его лицо не выражало эмоций — только лёгкую улыбку, которая, Рейнира знала, скрывала тысячу вещей. Деймон сказал своё слово, и единственное, что она могла сделать, — это принять его. Он отвернулся и двинулся к аллее, ведущей к выходу из парка. Женщина увидела, как он достал из кармана свои тёмные очки и надел их. Деймон. Деймон. Деймон. Её семья — вопреки всему — и первая любовь. Тот, кого она и не надеялась увидеть снова ещё две недели назад, а теперь он был рядом и его голос эхом звучал в её голове. Она зажмурилась, отворачиваясь обратно к пруду. Рука потянулась к шее, чтобы сжать в пальцах газовый шарф, который она потеряла, а он нашёл. Принёс ей его, как подросток, надеющийся на лишнюю встречу с девчонкой и чудо, которое может случиться. Хотя Деймон Таргариен не верил в чудеса — он был сложным, запутанным, ядовитым... и тёплым. Огнём, который хотел согреть её спустя столько лет. Огнём, который всегда к ней тянулся, несмотря на сто причин остановиться. И однажды Рейнира сгорела.