Гарри Поттер и Королева драмы

      Драко Малфой получил внезапное письмо от отца и решил, что Люциус похвалит его замечательную работу. Если повезёт, то даже увеличит карманные расходы за успехи на страницах Пророка по дискредитации домашнего питомца Дамблдора. Малфой, в самом деле, гордился шумихой. Его же удивлению и изумлению после прочтения письма не было конца. Несколько сухих строчек вительеватых букв и слога гласили: «Дорогой сын, я крайне взволнован событиями, происходящими в Хогвартсе. Халатность преподавательского состава удивляет, как можно оставить реквизит для занятий без надлежащего надзора! Поддержи Гарри Поттера в сложные времена, бедному ребенку приходится сейчас нелегко. Пусть он знает, что всегда может положиться на Малфоев. Твоя мать и я переживаем за судьбу Надежды Магической Британии, мы будем разочарованы, если твое сердце не откликнется на родительскую просьбу» Драко Малфою не пришлось бы гадать о странной переменчивости настроений отца, застань он сцену визита таинственной гостьи в Малфой-менор. Неожиданный и нежданный посетитель решил нарушить уединение Лорда Люциуса под покровом ночи, выпорхнув из камина с горстью пыли. Хозяин поместья сохранил внешнее спокойствие, тем временем в его голове пролетели тысячи сценариев относительно личности визитеров: от министерских заговорщиков с отрядом авроров, до бывшего ближнего круга Пожирателей. Любые варианты крайне нежелательны, потому Люциус незаметно выдохнул, стоило ему разглядеть силуэт призрачной леди Блэк в неизменном траурном туалете. Она по-хозяйски прошлась по зале, заглянула в бумаги на письменном столе, осмотрела корешки древних фолиантов, хмыкнула себе под нос и уселась в громоздкое кожаное кресло. Менторским тоном Вальбурга начала лекцию. — Дорогой Люциус, как ты уже успел заметить, наше общество переживает рассвет упадка, закат эпохи. Вырождение славной английской магии маячит на горизонте, тем временем ты предпочитаешь положить золотые монеты на глаза. Позволь спросить, кем притворяешься: аристократом или мертвяком? Ты, Люциус, лишь жалкое подобие волшебника — гниющий труп. Прости, дорогой. Знаю, ужасно несправедливо слушать подобные обвинения от кого-то умершего вроде меня. Но и пойми мое расстройство, вернуться в общество политических трупов! Где наши реформы? 10 лет я предпочитала игнорировать внешний мир, горюя по утраченной семье. А тем временем толстозадые министры подмяли Визенгамот, мракоборцев, даже прессу. Великий светлый маг Дамблдор напялил колпак и скачет с детками в уютном гнездышке Хогвартса. Место, где когда-то билось мое сердце, ужасно болит, с тех пор, как я увидела безумие и хаос, поглотившие нашу Англию. Все еще ошеломленный Люциус Малфой возразил, что прошлые заслуги темного Лорда и его свиты плохо сказались на репутации древних Домов магической Британии. Пришлось забыть об амбициях и реформировании, им осталось лишь пытаться выжить в новой реальности. — О, этот жалкий глупец не достоин подобного внимания! — вскипела призрачная леди, стоило имени Темного Лорда появиться в речи Малфоя. Ее пронзительный крик разлетелся по каждому уголку менора, всколыхнул тени. Тогда Люциус почувствовал силу, холодящую внутренности. В этот момент к нему пришло понимание, чем стала леди Вальбурга, отчего вернулась из забытья, зачем пришла в его дом. Тревога охватила естество Лорда Малфоя: бесконтрольная, непредсказуемая сила, которую нельзя купить лестью или галеонами. Такое принято называть идеей. — И что прикажете делать с метками, леди? Если Лорд вернется? — отчеканил Люциус каждое слово. За долгие 10 лет он научился выживать: не сильно выделяться, не создавать ненужного политического влияния. Малфой лавировал между интересами министерства и не забывал оставлять пути отхода для себя. Иногда он вспоминал про Темного лорда и, если честно, радостными мысли не были. — Неужели ты еще не понял, что властвовать над телом, не значит распоряжаться духом? — Вальбурга была непреклонна, волнение Люциуса дошло до верхней отметки. Он понял, какие бы планы леди не строила, отвертеться не получится. — Наверное, приятно быть мертвым, сразу столько отваги, — сдался Люциус и позволил порции яда просочиться. — Я бы могла позволить почувствовать это на своей шкуре, наглый мальчишка! — выкрикнула конец фразы Вальбурга. Тени дернулись, глазницы призрака заволокла тьма, но леди моргнула, и все исчезло. Нормальным голосом она продолжила: — У меня есть одна занимательная история. В прошлом, когда я еще была жива, а наши дети отправились в Хогвартс, я имела удовольствие поспорить с Абраксасом. Ваш отец был милейшим человеком особенно в спорах. Легкость, с которой он на них соглашался, стоит высших похвал. Как думаешь, на что мы поспорили? Ты бы сказал — галеоны. О нет, дорогой, не утруждай себя. Какой смысл спорить на деньги, когда можно спорить на услугу. Суть спора заключалась в выявлении наиболее достойного наследника по прошествии обучения в школе и нескольких лет практики на посту главы Семьи. Сделай лицо попроще, Люциус, как бы ты мне не был противен, мой сын, очевидно, полнейший неудачник, — прозрачная улыбка коснулась губ леди, — хоть ты и не добился достаточного влияния в Визенгамоте, и до сих пор не имеешь возможности вмешиваться в дела Хогвартса, кроме своего маленького Совета попечителей, но ты преуспел в зарабатывании монет и подкупе покупаемых. Лорд Малфой на секунду позволил поверить себе в неожиданный исход. Было бы великолепно и замечательно получить услугу от Дома Блэков, даже растеряв всю былую мощь, они хранят множество секретов, древних артефактов и магической силы. Надежда наказуема, Малфой всегда это знал, и почти не удивился, когда услышал окончание монолога Вальпурги. Его, вероятно, самый сумасбродный из всех живущих и умерших волшебников отец заключил наиглупейший спор. По результатам которого выигравший должен оказать услугу проигравшему.       Люциус Малфой плеснул огневиски в стакан, уставился на янтарную жидкость, в попытке отыскать ответы. Тут же его взгляд метнулся на запястье, где перед уходом леди вспыхнул свет нового обязательства. Почти непреложный обет. Лорд в раздражении откинул стакан, оперся на трость, желая поскорее добраться до спальни и уже завтра подумать, как добиться оправдательного приговора для Сириуса, вывести его в светское общество и получить политическое влияние для дома Блэков. Про Гарри Джеймса Блэка Люциус решил временно забыть, отчего-то этот мальчишка вставлял ему палки в колеса с завидным постоянством.       Существо же, именуемое призраком Леди Блэк, вернулось в Дом на Гриммо. В новом статусе Вальбурга находила некое противоречие: иногда она забывалась и проваливалась во времена своего молчаливого посмертия, где ничто не имело значения, в другие моменты ее захлёстывал необычайный приток сил и чувство сопричастности ко всему происходящему. Терять связь с реальностью было чем-то привычным, она помнит время после смерти, когда она утратила все, даже свою личность.       Она была лишь частицей в бескрайнем океане времени, что дрейфовала по мыслям прошлого и будущего. Роскошь понимания временных отрезков не была ей дана, череда событий бесконечным калейдоскопом сменяла друг друга.       Вокруг шумящий лес, запах хвои и мокрой земли, солнечный свет бликами играет на острых травинках. Она движется на звук бурлящей воды и встречает людей в поселении. Жители поглощены празднованием, когда солнце закатывается за горизонт, они жгут костры и держат совет, после чего поют веселые песни. Дрейфующая частица не знает этих мотивов, не чувствует родства. Но ей становится тепло и легко, она бы хотела тоже греться у костра, петь, участвовать в обсуждениях. Она думает, что быть человеком, наверняка, приятно. Не успели звуки музыки утихнуть, как зеленая метка безобразным пятном появляется в небе, вызывая животный страх. Дрейфующей частице невдомек, отчего ее разум поглощает агония, почему её пугает то, что будет дальше. Созвучно тревожным мыслям слышатся первые крики. Она видит бегущих людей из домов, охваченных зеленым пламенем. «Адское пламя», — проносится мысль. Люди в черных одеяниях с блестящими металлом лицами превращают землю в пепелище. «Это ли называют правом сильнейшего? Слабый должен проиграть?»       Картинка сменяется. Величественное здание из серого камня, толстыми колоннами и множеством дверей — новая точка назначения. Она попадает в залу и видит людей за круглым столом в вычурных одеждах, захваченных обсуждением. Их спор о добродетели, справедливости, что есть доброе, а что злое. Пока они выбирают наивысшую степень добродетели в паре километров от них умирают другие. Дрейфующая частица видит их всех: сражающихся на улицах города, в небольших поселениях, в лесах, домах. Выражения лиц меняются, в них решимость, страх, злость, ненависть, сожаление, но все они кажутся ей ужасно молодыми. Привкус пепла преследует, приходит новое знание, похожее на нетерпимость несправедливости. «Что есть бездействие, как не молчаливое соучастие?»       И вновь она становится свидетелем обсуждения, что поглощает ее внимание. «Ничего нового, лишь меняются декорации», — думает она. Люди в черных одеждах тоже говорят о справедливости. «У каждого своя справедливость. Может ли существовать две справедливости?»       Ее вновь переносит, запах гари и крови разорвал бы лёгкие, будь у нее человеческое тело. Она знает, произошло ужасное, когда смотрит в зеленые глаза ребенка со шрамом на лбу. Более ужасное, чем смерть взрослых, защищавших его. Этот ребенок не жертва войны, а начало новой, понимает Дрейфующая частица. «Какой исход насилия, как не порождение нового?»       Молодой мужчина с кудрявыми волосами застывает перед младенцем, Дрейфующая частица помнит, что видела его в пылу сражений. По его лицу текут слезы, оставляя белые дорожки на грязных щеках. Она аппарирует вместе с ним на шумную улицу. Мужчина выхватывает палочку, пытается убить кого-то. «ПРЕДАТЕЛЬ» — последнее, что слышит она. Все превращается в большой взрыв.       Ее выбрасывает в следующее видение, холод и страх тут же проникают в сознание. Она в тесном каменном мешке, пустота столь маленького пространства давит, стены будто сдвигаются. Спустя какое-то время слабый лунный свет падает через узкое окно темницы. Частица замечает в углу скрюченную фигуру человека в лохмотьях. Он просыпается от света, попавшего на его осунувшееся лицо с впалыми, почти черными скулами, кожа на которых вот-вот треснет, и потухшие черные глаза. «Как тоскливо», — снова незнакомые чувства посещают ее. Она узнает мужчину. Он тот, кто яростно сражался на стороне победителей, и отчего-то проиграл. «Кто свои, а кто чужие? Есть ли конец войне?»       Вихрь видений кружит ее в бесконечности, она начинает разделять миры людей и волшебников, подмечать их разницу и схожесть. Ее поражает череда воин, сменяющих друг друга. «Одна братская могила народов», — даёт она описание всей истории людей и нелюдей. Изломанные судьбы преследуют ее в образах. Единственное о чем она мечтает — это тьма, лишь бы не видеть, не чувствовать.       Новым знанием становится злость, всепоглощающая ярость: достойные лежат в земле, сидят в неволе, недостойные совершают выбор. Есть ли справедливость в подчинении тому, кто несправедлив? Чья власть лучше? Кто вправе принимать решения? Стоит им сформироваться, как водоворот событий заканчивается. Бесформенный поток сознания обретает свое я. Вальбурга Блэк открывает глаза во тьме и слышит голос сына, молящий о помощи.