Не уезжай

Бедная Алла. Бедная-бедная Алла. Думая о ней, Саша ощущает боль в сердце. Ее мать так давила на нее, и она так страдала, что выход Аллочка нашла только один — самый худший и самый ужасный из всех — убить себя, отравиться крысиным ядом. Саша не любит самоубийц. Ее до глубины души возмутило, когда Павел принял ее за одну из них, хотя она всего лишь хотела достать шоколадку. Но нет, как бы Саше ни было плохо — она не стала бы накладывать на себя руки. Никогда. Она — врач. Она понимает, насколько важна человеческая жизнь, как бывает сложно за нее бороться — но они борются. Каждый день. Они спасают людей, в том числе и незадачливых (хотя наоборот, слишком везучих) самоубийц, откачивая их и возвращая к жизни. Пусть они не хотели жить, но, как ни странно, когда те, кто пытался убить себя, приходят в сознание в больничной палате, они радуются. Они признают, что были глупыми, и понимают ценность собственной жизни. А те, кто не понимает… Что ж, у таких людей — особый диагноз, и лечиться им тоже нужно в особой больнице. Саша лично занимается промыванием желудка Аллочки. Она в бессознательном состоянии, и из-за опасности аспирации промывных вод сначала приходится провести интубацию трахеи — Саша знает, Саша учила, Саша умеет применять полученные знания на практике. Зайцева сама удивилась своей осведомленности и умению, но факт оставался фактом: в первый же день работы в больнице она спасла жизнь пожилой женщине, сначала поставив правильный диагноз, а потом успешно заставив ее внезапно остановившееся сердце снова биться. И эта женщина выздоровела, а если бы Саша не настояла на повторных анализах и послушалась Майорова, то кто знает… Майоров. Саша могла бы сказать, что не знает, что к нему чувствует. Могла бы сказать, что он ее бесит — и да, он часто ее бесит. Могла бы много чего сказать — это копилось в ней еще со школы, когда она не была красивой блондинкой. Но Саша знает — она любит Макса, и это никак не может измениться. Если за пятнадцать лет не изменилось, то уже и не изменится. Но Майоров, увы, раз за разом ее отталкивает, и Саша однажды решает перестать пытаться. Какая ей разница? Он что, единственный? Мир клином на нем сошелся? Да мужчин на свете полно. И доктор Зайцева, кстати, не уродина и вовсе не такая уж толстая. Подумаешь, пять лишних килограммов (ну ладно, восемь), все равно ее фигура привлекательная. Грудь большая, например. И лицо у нее красивое. И волосы. И вообще, она многим нравится! Да хоть тому же Павлу нравилась. Саша — не Аллочка. Не будет она из-за любви травиться. Не будет она и позволять ядовитой любви отравлять ее кровь, ее разум и ее душу. Не хочет Майоров? Ну и не надо. Она не перестанет его любить, нет. Но она может превратить эту любовь в другую. Во что-то светлое, а не мучительно-больное. Что обычно советуют психологи, когда женщина расстается с мужчиной? (и плевать, что они даже не встречались). Порвать его фотографии? Глупо, хотя Саша не отказалась бы периодически, но — глупо, да и фотографий у нее толком нет. Выбросить его подарки? Так и подарков-то нет. Написать на бумаге список… чего-то? Так Саша писала. В ее дневнике полно этих списков. Плюсы Макса, минусы Макса, за что она бы его убила, их идеальное свидание по пунктам… А еще психологи советуют уехать. Как можно дальше. Саша вспоминает этот совет из модных глянцевых журналов, когда странный доктор, сам попавший в ее больницу, рассказывает об Африке. О детях, которые нуждаются в помощи. О том, как они голодают, как болеют, какие терпят лишения. Саша не может спасти всех. Саша — не супергероиня. Но Саша может помочь хотя бы кому-то — и она старается помогать по мере своих сил. А тут — потрясающее совпадение. Уехать далеко-далеко, на край света, где точно не будет никакого Майорова, зато она сама будет врачом, спасающим сотни жизней. Африка, это, конечно, страшно. Это совсем другой мир. Там не будет не только Макса, но и готовых ей помочь родителей, и брата, что всегда может подстраховать. Саша всегда боялась остаться одна, и поэтому допускала так много ошибок, цепляясь за людей, которым она не была нужна. Пора взрослеть, пора отпускать, пора учиться одиночеству — наедине с собой тоже бывает весело. Одиночество — это и свобода тоже. Саша принимает решение, и это оказывается так просто. Стоит Максу рявкнуть на нее в который раз — Зайцева, от тебя одни неприятности! — и ее переполняет жгучая обида, но заодно становится ясно: она уедет. Уедет и не будет об этом жалеть. Даже о ребенке, которого избивает отец, думать не получается — Саша кусает губы, уходя прочь. В Африке тоже много детей, и им там гораздо хуже, чем этому мальчику. Этому мальчику хотя бы есть, чем пообедать, где поспать, у него есть вода и крыша над головой. И мать. Чем думает его мать, оставаясь с чудовищем-мужем? Решение принято, и на душе становится легко, как никогда раньше. Обида заменяется спокойствием и каким-то непонятным облегчением, и сначала даже не хочется ничего объяснять Майорову. Просто исчезнуть, и все. Пусть думает потом, была ли на самом деле Саша Зайцева, или приснилась ему. Но… это будет нечестно, поэтому Саша садится за стол и пишет — пишет свое последнее письмо Максу. Сколько их было уже, этих писем, и ни одно не дошло до адресата. Зайцева разрывала их, комкала, даже сжигала. Ни одно не сохранила, и это к лучшему — нет доказательств ее глупости. И так много таких доказательств. Законченное письмо Саша отдает Аллочке, которой уже стало намного лучше, и просит ее отдать конверт Максу только после того, как она уедет. Улетит, вернее. Улетит на край света, и там ее никто уже не достанет и не вернет. Не будет больше Саши Зайцевой, не будет надоедливой Зайчихи, не будет — интересно, Майорова это хоть капельку огорчит или только порадует? Саша старается об этом не думать, упаковывая чемоданы. Она старается шутить и смеяться, чтобы воспринимать грядущую поездку, как веселое приключение. Будто не будет ничего сложного, будто работа врача в Африке — это увеселительная прогулка. Отпуск, например. Ездили же они с родителями в отпуск на море. Там было жарко. Там, куда едет Саша, тоже будет жарко. Но по ночам — холодно. Саша смотрела в гугле, искала информацию, она подготовилась, все предусмотрела, а что не предусмотрела — решила, что и так сойдет, ее подстрахуют, не одна же она там будет. И все же Зайцева до сих пор не могла всерьез поверить, что она улетит так далеко, что она будет жить в совершенно другом мире. Там другая обстановка, другие люди, все иное, полностью. Даже созвездия на небе, наверное, другие. И, когда Саша шутливо упрекает маму — мама, пуховик? Это же Африка! — она хочет скрыть свой страх. Не перед одиночеством, а перед столь разительными переменами — она боится, любой бы на ее месте боялся. Звонок в дверь прерывает сборы. Мама идет открывать, а Саша задумчиво вертит в руках пуховик — может, правда взять? Может, пригодится? Холодно же по ночам, а ей ни в коем случае нельзя болеть. Заболеет она — что тогда? В чужой стране, когда она сама — доктор? В Африке и так много опасностей. Желтая лихорадка, например. Вирусы разные. Ядовитые растения, ядовитые насекомые. Что там будет делать Саша Зайцева? Она даже языка не знает. Нет, английский знает, говорить на нем может. А вот на разных африканских наречиях — точно не может. Откуда люди из деревни в каком-то, к примеру, Конго, могут знать английский?.. От мыслей Сашу отвлекает появление в дверях мамы — она выглядит испуганно и радостно одновременно. Саша вопросительно смотрит на мать, но та не дожидается, пока дочь заговорит, сообщая ей новость: — Саша, там… Майоров. Майоров?! Да быть не может. Аллочка проболталась? Откуда он мог узнать? И почему он здесь? Саша тихо вздыхает. Приехали. Она даже в Африку нормально улететь не может — везде у нее какие-то ошибки да косяки. Но все же она рада, что Макс пришел к ней, это значит… ему не все равно? Или просто прочитал письмо и не хочет, чтобы Зайцева делала глупость? Опять начнет упрекать ее в том, что она хочет всех спасти. Саша откладывает пуховик, медленно поднимается и выходит к Майорову, оставляя мать в растерянности. Складывает руки на груди, но тут же вместо этого обхватывает себя за плечи, словно ей холодно. Она уже собирается спорить, ругаться, доказывать свою правоту, потому что правда верит, что права, или что хотя бы делает то, что делает, из самых лучших побуждений, но, на удивление, Макс не упрекает ее и даже не злится. Саша слушает его, удивленно моргая. Он что, правда извинился? Он ее любит? Саша нервно закусывает губу. Вот сейчас подходящий для нее момент отомстить за все годы несчастной любви. Ответить «а я тебя — больше нет», гордо развернуться и уйти. Или нет, лучше «я все равно уеду. Прощай» — и тоже гордо развернуться и уйти. Главное — гордо. Чтобы даже волосы взметнулись, эффектно колыхнувшись за спиной. Но… Зная Макса, такое признание далось ему с трудом. Просто так он ей в любви бы не признался. Значит, она нужна ему? Значит, как только появилась возможность, что Зайцева исчезнет из его жизни, он тут же повернул назад и не хочет ее терять? Саше хочется смеяться. Получается, что она победила — но она не смеется, а просто широко улыбается. Шагает к Майорову и целует его, сначала просто прижимаясь губами к губам, а потом продолжая по-настоящему. Она же так давно это себе придумала — сотни и тысячи сценариев того, как Макс объяснится ей в любви. Каждый раз сценарий был другим, каждый раз все заканчивалось одинаково — в постели. Заснуть вместе, проснуться рядом. Саша рисовала это в воображении, записывала в дневнике, но такого сценария, как сейчас, у нее не было ни разу… и такой сценарий нравился ей больше всех остальных. Потому что когда любишь по-настоящему — то до дрожи боишься потерять.