перигелий

Мама всегда говорила: ты будешь лучшим, Сирил. Ты обязан быть лучшим. Ради меня, Сирил. Ради себя самого. Иногда она гладила его по щеке, ласково касалась лица сморщенной коричневой ладошкой, жесткой и загрубевшей от тяжелой работы, и тогда он весь сжимался, стискивал зубы в ожидании хлесткой пощечины. Мама не любила, когда он так делал. Наказание за промахи, говорила она, должно принимать с благодарностью. Только признание ответственности за собственные ошибки сделает тебя сильным человеком, Сирил. Выпрями спину, ты снова сутулишься. Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Ты хороший мальчик, Сирил, и завтра ты будешь стараться еще сильнее. Да, мама, послушно отвечал он. Заместитель инспектора Сирил Карн стоит перед зеркалом, вытянувшись по струнке. Новенькая, с иголочки, корпоратская форма сидит на нем странно, непривычно; критическим взглядом он окидывает неровно пристроченные ранговые нашивки, перекосившийся воротник форменной рубашки, некомфортные жесткие складки, собравшиеся на расправленных плечах. Никуда не годится. Офицер Преокс-Морланы не может появиться перед своими подчиненными в таком виде. Сирил прикладывает два пальца к прозрачно-оранжевому пластиновому козырьку форменной фуражки, изображая салют, и отворачивается от своего отражения. Ему кажется, что оно насмешливо кривится в ответ. Корпоратская реальность оборачивается далеко не такой радужной, как Сирил себе представлял. Его начальник, шеф Хайн, оказывается мелочным и бесчестным человеком, относящимся к рабочим обязанностям с преступной халатностью; в подчинение ему поступают не бравые офицеры, а жалкая кучка уличных бандитов. Вышестоящее начальство закрывает глаза на разбой до тех пор, пока работа делается, пока на внутренние счета рекой текут кредиты. В торговом секторе всем плевать на то, как эти кредиты были добыты, и Сирил мало-помалу начинает ненавидеть свою работу, отвратительную дождливую мглу Морланы-один, однообразные стены штаба, обитые серой пласталью, стандартную квартиру, предоставленную ему корпорацией. Ему так не хватает солнца в этих бесконечных, унылых, пресных сумерках, в которые постепенно превратилась его жизнь. А затем в трущобах кто-то убивает двоих патрульных, и шеф Хайн велит смести это дело под ковер. Расследование смерти этих людей, говорит он, повлечет за собой расследование их жизни. Вскроется многое. Корпорации это не нужно. Но какими бы жалкими бандитами ни были эти патрульные - они подчинялись Сирилу. Они были его людьми. А мама учила не давать своих в обиду. А затем все летит к крайту в задницу, и Сирил встречает человека-солнце. Человек-солнце похож и не похож на собственный голопортрет в файле с ориентировкой. Человек-солнце деловито приставляет к его затылку дуло бластера, без особого напряжения скручивает в рогалик и сбегает, оставив людям Пре-Мора только хищный грохот железа, парочку эффектных взрывов и едкую бурую пыль, облаком клубящуюся за удаляющимся спидером. Сирил запоминает, как горели его глаза, и нащупывает в кармане выпуклый диск голопроектора. Мама будет очень недовольна.