Затянувшееся мгновение

      "Должно быть, он там", - Брюс аккуратно приоткрыл дверь, преисполненный глупой неуверенности. В действительности ли ему стоило это делать?       Мир, полный, насилия, склонен только приумножать его - и так сказал бы Джокер собственнолично, попутно обвязывая шнур от телефонного аппарата вокруг томной, ожидающей шеи его очередной забавы - та только скромно попискивала, что она дочь одного из известнейших гуру криминалистики. - Гуро? Криминальные листики? - Джей покрутил свободной кистью у виска, потешаясь на виду у, конечно, неумолимо сокрушающейся публики, - В детстве дети часто расплачиваются тем, что находят под ногами.       Он с неким отвращением взглянул на пол, обводя ногой воздух, полностью выпрямляя спину - девушка его уже не интересовала. - Нужно ли говорить, что рабство всё ещё превалирует? Да даже отстойное бальзамирование… - Джокер.       Несколько ошеломлённый, но ничуть не смутившийся своего монолога, Джей машинально откликнулся, уже на ходу поправляя галстук. - Потише, господа, - Обратился он к порывисто дышащим трубам, к громким, страстным каплям крови, надсадно стекающим с порезанных запястий девушки, привязанной к телефонному проводу за горло - тело её, как болванчик, слегка раскачивалось, уже полумёртвое, едва касаясь пола - к себе, к своему встревоженному сердцу. - Повесите на линии, мада... - Смех сам охватил натужный голос прожженного паяца, но он честно держался до последнего.       Вся комната предстала перед ним теперь уже в новом облике: мрак мерно вползал в помещение, заливая самые светлые углы, наполняя опустошенную его душу, обеспокоенную, метящуюся от едва ли не самого действенного для него чувства. И это самое чувство он не понимал и не хотел: ему хватало только кратких, изнуряющих встреч, задерживающих послевкусие застоявшейся меди и тёплой горечи чего-то несоизмеримо тёмного в его развратном сознании.       Алкоголь не смог бы заглушить, перебить ту пагубную зависимость, которую он ощущал, встречаясь с Брюсом. Его охватывала лишь, лишь слегка заметная череда импульсивных решений, когда он, дрожа в нетерпении, выкладывал все самые удачные шутки, надеясь вызвать у него эмоцию. - Я весь в треморе, Бэтс! - И, иронично, это было едва ли не самой серьёзной правдой.       Суть эмоций волновала его: соизмеримо с обыкновенным психопатом, он не раз сталкивался с собственной безэмпатичностью, крайним унынием, наблюдая, как что-то определенно важное проходит мимо, ступая рядом с ним на миг, когда улыбка могла лишь окропить каменное лицо брюнета или когда нахмуренные брови выдавали его явное негодование. Джей представлял, что ему может быть не по себе от его постоянных бесований и зверств - но как ему могло не нравиться такое внимание? Разве не это самое ценное в понимании человека - когда его любят настолько сильно, что готовы убить кого угодно, желая столкнуться с немым одобрением, тёплым касанием, ударом, в котором заключается и сила, и вся жизнь? - Ты можешь приступать, эй.       Сегодня они оба были молчаливы, и оба - содрогаясь от одной только мысли о действии, медлили, истощенные собственным рассудком.       Брюс сдавливал руки в кулаках. "Втащить, втащить ему, надломить челюсть, - кричало ему его невольное "оно", постукивая зубами, - Он отнял столько жизней зазря, а ты, чёртов спаситель мира, стоишь и смотришь на то, как он беспардонно флиртует с твоим бессознательным, потирая ладони."       Джей обдумывал: сейчас ситуация всецело владеет над ними. Если бы только судьба была благосклонна - в ином случае он кончится, словно полупустой графин с терпкой водой, вдоволь заигравшийся и надтреснутый - и расскажет, расскажет то, что за мысли, сам без понятия, отгоняет которые сутки.       Ощущение безволия - вот, что связывало их сейчас непременным образом, оставляя за собой шлейф всеобщей недосказанности. Наедине друг с другом - объединяло их в жажде танца, либо же сладострастного разговора, но только один по-настоящему понимал, что сейчас произойдёт.       Брюс прижал парня к себе.       Это суетливое движение, неуклюжее, вымеренное до секунды, вот какое оно отозвалось в сознании Уэйна - до боли натужное и несуразное, словно он обнял безжизненную тряпичную куклу. Хрустальное тело Джокера, казалось, сейчас непременно надломится, позволяя герою впервые за годы вдохнуть, наполняя лёгкие тусклыми осколками когда-то сияющего стекла. Жить дальше.       Не сообразив, что за жест его сейчас встретил, Джей наотмашь полоснул ножом по воздуху, уже машинально доставая его из рукава: ему почудилось, что Брюс, конечно, подумал его придушить.       Клоуна бросило в жар, обливая кипятком с ног до головы - слепое бесчувственное пятно, маячащее перед глазами, ослабло, и сознание его враз прояснилось.       Он пожелал бы, чтобы это был его последний день в жизни. В груди ему сдавливало, и он терзал себя, не в силах отнять кисти от груди, потирая измятый пиджак - сердце стучало отчётливо, вышагивая знакомый ритм, и песня становилась всё громче. Отвратительные слова звучали в голове. - Отпусти... отпусти, - Дыхание будто прекратилось само собой, вызывая панику, ошеломление, ужас... Страх. Джей бешено заморгал, отгоняя от себя наваждение полоснуть себя лезвием ножа. - Отпусти!       Брюс приостановился: он хотел было последовать просьбе, но тенор оппонента дрожал так пронзительно, так безнадежно, что без позволения он лишь заглянул ему в глаза, переводя руки на талию, словно затрагивая последнюю натянутую струну.       От этих движений Джею было тошно. Он прочувствовал самую череду всех их бесконечных мытарств, своего одиночества и беспрестанной зависимости. Кололо, кололо так сильно, что, обессилев, он ткнулся носом ему в грудь. - Мне больно, - Его голос звучал всё тише, сам собой наполняясь слезами. - Что? - Обескураженный, Бэтмен подался ближе. - Почему... Мне так больно? Умоляю, прекрати... Струна лопнула. Надрывно простонав, Джей зажмурился, усмиряя тошнотворный гул в голове. Слезы катились по его щекам, и он сдавливал собственные виски, всхлипывая от крайнего безвластия, держался за последнее, на что мог сейчас рассчитывать - свою голову, едва-едва касаясь плеча Брюса крепко сжатыми губами. Теперь никто из них не мог прекратить безудержного объятия - и оба стояли, в тщедушии, до тех пор, пока Джей, скатываясь по парню, с таким превеликим отчаянием не прижался к нему с новой силой - будто это была вся его жизнь.

Он вдруг осознал, что влюблён, и ему стало ещё больнее.