Осколки их реальности

Обывателю, залетевшему в Пути в горячечном бреду или сильном подпитии, казалось, что они ограничены глинистой пустошью, вечной ночью и деревом, которое соединяет их. Однако Пути, полностью покорные воле Имир, были куда более разнообразны. Для святых они, наверное, создавали уютные райские уголки с воспетыми в религиозных книгах лирами, нектаром и гуриями… Грешникам доставался ад. Эрен Крюгер стал вечным узником дамбы. Он умер там, когда созданный им самим титан перекусил его пополам. Он просыпался там каждое утро под палящим солнцем, от которого негде было укрыться на голом, выровненном тысячами ног куске камня. Он, не имея возможности спуститься, проводил там дни, месяцы, годы… в Путях не было времени, а считать Эрен перестал уже на восемьдесят третий день. Какой в этом счёте смысл? Ровно в полдень, когда жар становился совершенно невыносимым, Эрен падал ничком на камень и заворачивал голову в полинявшую голубоватую рубашку. Не помогало. Наверно, даже если бы Эрен выцарапал себе глаза, то всё равно видел бы их. Эльдийцы. Сотни и сотни. Они поднимались по лестнице со стороны моря, выстраивались вдоль противоположного края дамбы и, когда невидимый сержант Гросс отдавал неслышимый приказ, в облаке ржавых молний падали вниз. В степь за дамбой уходили непропорциональные, уродливые фигуры, похожие на закоренелых пьяниц. Многие прощально смотрели на Эрена, и он узнавал знакомые лица. Они улыбались, тараща тупые глаза. Они истекали слюной в своём безумии. В первые дни Эрен пытался… нет, не спасти их. Скорее, искупить свою вину. Бывший палач метался по дамбе, хватал людей за руки, за мешкообразные робы, за отросшие в тюрьме волосы. Где-то на дамбе лежала коллекция из тридцати пяти повязок — ровно столько Эрен сорвал с людей. — Дина! Дина, не надо! Ты королевской крови! Ты должна меня слышать! Не иди туда, Дина! Это был десятый или одиннадцатый раз, когда Эрен пытался её перехватить. Дина появилась среди вечно падающих недавно — видимо, раньше она была жива и скиталась по степям Парадиза. Но вот её убили, и она пришла сюда. Вернее, не так. Дина не здесь — она где-то в своём личном уголке Путей. Возможно, в её загробном мире семья Йегеров живёт вне гетто, Зик ходит в обычную школу и даже не помышляет о том, чтобы сдать родителей охранке. Возможно. Но Эрен каждый день или, во всяком случае, не реже, чем раз в два дня, видит её на дамбе в ореоле ржавых молний. Она не слышит его, просто превращается в чудовище и уходит. — Дина-а!!! Эрен никогда не думал, что окажется на месте Гриши с этими воплями. Но вот оказался. Сам Гриша, кстати, не появлялся ни разу, и Крюгер надеялся, что он смог достичь цели. Или… что тринадцать лет пока не прошли и у Гриши есть возможность пожить нормально. Может, он даже последовал совету Эрена и снова женился. Вряд ли, конечно, — этот дуралей до безумия любил Дину и даже готов был выдать её происхождение, лишь бы она жила. Хорошо, что в личном аду Эрена не было этой сцены. Он знал Гришу с детства и, кажется, избивал при каждой встрече. Врезал по роже у дирижабельной станции, пытал во время допроса, наподдал по рёбрам на дамбе — как раз из-за Дины. Потом ещё разговор этот… Можно было бесконечно оправдывать себя заботой о благе Эльдии, но даже в ней Эрен давно переступил порог человечности. Хотя… В очередной раз плавясь на раскалённом камне, Эрен припомнил единственную, пожалуй, встречу, когда он не навредил Грише. Через два дня после дирижабля. Тогда семью Йегеров вызвали к Гроссу — их дочурку выловили из реки, погрызенную собаками. Эрен знал, что сам Гросс и спустил на неё пару бойцовых псов — показывал своим сыновьям, как жесток этот мир. Гриша этого знать не мог, но ведь он видел, как Гросс уводит его сестру якобы домой. Крюгер всё ждал, что мальчишка скажет об этом. Не при Гроссе, так хоть за дверью — родителям. Но не сказал. Видимо, в свои десять он был достаточно умён, чтобы знать: слово эльдийца не имеет значения. — Дяденька марлиец, вы спите? Что? Откуда здесь мар… Чёрт! Эрен сорвал с головы рубашку и резко сел. Перед ним стояла девочка лет семи в сером платьице и сиреневой кофточке с синей повязкой на плече. Короткие пепельно-каштановые волосы, намёк на чёлочку, огромные серые глаза. — Фэй? Фэй Йегер? — Дяденька марлиец, так вы меня помните! — обрадовалась девочка. — Я вас сразу узнала — вы же не дали мне посмотреть на дирижабль! — Да, я был там, — признал Эрен. — Что ты здесь делаешь? — Я… я потерялась, дяденька марлиец. Второй дяденька марлиец повёл меня домой и бросил на улице. Я не могу найти свой дом. Но… Но девочка из-под дерева сказала мне, что Либерио здесь нет, то есть я вообще не попаду домой. Можете вы… пожалуйста!.. помочь мне найти брата. Он ведь с вами оставался? — Кхм… Она не помнит, что умерла. Брата её здесь нет. Эрен не может уйти с дамбы. И что ей сказать? — Дяденька, ну пожа…луйста! Я знаю, что вы х…роший! Помогите! Фэй не плакала, просто иногда заикалась и не сводила с Эрена огромных серых глаз. — Ладно, идём. Эрен встал, накинул рубашку на плечи и замер. А куда идти? Допустим, на этот раз он сможет спуститься с чёртовой дамбы — в конце концов, Фэй тут явно не просто так. Но в какую сторону двигаться? Он посмотрел на море. Блёклое, бессмысленное как брезентовая плёнка. Нет, с той стороны делать совершенно нечего. — Идём, Фэй. Я помогу тебе найти Гришу. С береговой стороны дамбы тоже была лестница, однако Эрен не помнил, чтобы ей хоть кто-нибудь пользовался. Здесь, в Путях, лестница была покрыта грязью, комьями прелой травы и, кажется, кровью. Ступени резко врывались в нанесённый годами песок. За ним поднималась истоптанная титанами, не знавшая косы трава. Эрен провёл по зарослям рукой. Чёрт, как он соскучился по миру на этой проклятой дамбе! Крюгер оглянулся на неё в последний раз. Дамбы не было. Не было и моря за ней. Только высокая дикая трава поднималась до горизонта, и в ней, как коровы на пастбище, неторопливо бродили титаны. — Дядя марлиец, смотрите! Там горы! Эрен посмотрел в направлении, куда они собирались идти. На горизонте действительно виднелось что-то высокое и серое. Только вот это явно были не горы — слишком уж ровный верх. Стена! — Идём, Фэй. Похоже, мы близко. Девочка схватила Эрена за руку, и они пошли к стене. Ноги путались, трава изо всех своих полевых сил пыталась помешать. Почему-то только Эрену. Фэй легко шагала, изредка подпрыгивая, словно находилась на городской улице, а Эрен, если бы не она, уже не единожды растянулся бы на траве. Вдруг Фэй хитро улыбнулась и поскакала по траве на каждой ноге поочерёдно, будто бы играя в классики. — Осторожнее, — предостерёг Эрен. — Дяденька, это же просто прыг-скок по улице! — недоуменно воскликнула Фэй. — Что может случиться? По улице? Неужели для Фэй их путь выглядит иначе? Тогда… тогда она, получается, настоящая? Не видение Крюгера, а реальная Фэй Йегер, которая не может найти дом? Эрен зажмурился и потряс головой. Открыл глаза. Степь исчезла. Теперь он и Фэй стояли на улице какого-то милого городка, посреди мелового поля для классиков. — Папа! Мама! Гриша! Фэй радостно завизжала и рванула вперёд, к мужчине с медицинским чемоданчиком, красивой темноволосой женщине и мальчишке в кепке. — Фэй! Мы тебя обыскались! — воскликнула женщина. Эрен пытался вспомнить, как её зовут. Элиза? Луиза? Элис? А может, вовсе Аделинда или Ребекка? Нет, он не мог этого вспомнить. Он видел эту женщину у Гросса после смерти Фэй и в её собственном доме, когда Зик сдал своих родителей. Между событиями прошло шестнадцать лет, а она совсем не изменилась. Как стала в одночасье седой старухой без души, так и осталась. Сейчас Эрен видел перед собой женщину лет тридцати, очень красивую, цветущую. Ни одна узница Либерио не была такой даже в лучшие свои годы. — Пап, мам, а мы пойдём смотреть дирижабль? — Конечно, милая, и не только смотреть! Твой папа получил для семьи путёвку на море. Ах да, Фэй ведь говорила, что тут нет Либерио. Зачем оно мёртвым эльдийцам? Смерть для них — это ведь путь к свободе. — Спасибо вам, господин Крюгер, что проводили нашу девочку домой! — поблагодарил доктор Йегер. — Не хотите зайти на чай? Гриша сказал, вы интересный собеседник. Мальчишка натянул кепку на глаза и сделал вид, что его здесь нет. Эрен улыбнулся. — Благодарю за приглашение, но я должен идти. Он приподнял фуражку, прощаясь, и зашагал дальше по улице. Рабочий день ещё не закончен. Стоп. Эрен встал и сорвал с головы фуражку. Она осталась в реальном мире вместе с шинелью. В Путях её… Улица растаяла, и Крюгер снова оказался в поле. На этот раз — под самой стеной, на дороге, испещрённой следами копыт, перед тяжеленными подъёмными воротами с рельефным профилем дамы в короне. Услышав вдалеке конский топот, Эрен нырнул в высокую траву и затаился. Привычка то ли со службы в охранке, то ли с детства: не знаешь обстановки — прячься. Мимо понеслись всадники. Однорукий мужчина на белом коне, женщина с короткой стрижкой, высоченный детина, посмотревший, поведя носом, прямо в глаза Эрену, три рыжие девицы, лысый мужик со зверской рожей и куцей бородкой, девушка с луком и колчаном за плечами… Людей было много, все — в зелёных плащах с крылатыми щитами. Они все заехали под ворота, и те закрылись. Эрен попытался было пройти внутрь вдоль стены, но краснорожие стражи в коричнево-белой форме недвусмысленно наставили на него свои дряхлые ружья. Кремнёвые, что ли? Эрен отступил из длинного подворотного коридора и пошёл вдоль наружной части стены в поисках другого входа. Ему надо было попасть туда. Зачем? Эрен не знал. Просто надо было. Сперва он хотел привести туда Фэй, потому что за стеной должен был оказаться Гриша. Но сейчас её не было, а Крюгер всё ещё стремился в окружение стен. Под пятидесятиметровым исполином было сумрачно и прохладно. После лет или столетий на дамбе тень казалась Эрену благословением. Впереди зажурчала река. Она вытекала из-под стены. Так-так, а вот тут-то и можно пролезть. Стена немного приподнялась, чтобы дать путь воде, и реку пересекали лишь пять столбиков каменного подобия решётки. Эрен скинул фуражку и шинель и вошёл в воду. Глубина начиналась сразу у берега, поэтому до прутьев пришлось плыть. Протиснуться сквозь них оказалось легко, а вот вылезти на берег по скользкому, заросшему слизью вечного сумрака боку канала — гораздо сложнее. Эрен чуть ли не насквозь пропорол руку о какую-то железку, и титаническая регенерация не пришла ему на помощь. Разумеется, он ведь больше не титан. Выбравшись на мостовую, Крюгер кое-как перемотал рану носовым платком и поплёлся по улице куда глаза глядят. Милый город. Деревянные дома, изредка разбавленные каменными надстройками, уголки с верёвками для сушки белья, стайки детишек, женщины в старомодных платьях с корсетами, каких в Марли не встретишь уже лет так сто пятьдесят. Это так живут в оплоте последнего короля? — Вы сейчас истечёте кровью, если не пойдёте к врачу, — строго выговорил взъерошенный мальчишка, бродивший отдельно от остальных. Эрен встретился с ним взглядом и вздрогнул. С незнакомого офингаленного лица на него смотрели серовато-зелёные глаза человека, который ненавидит стены. — Доктор Йегер живёт вон там, — сердито буркнул мальчишка, ткнув пальцем вверх по улице. — Он, конечно, никуда уходить не собирается, но лучше бы вам поторопиться. Казалось, мальчишка недоволен и Крюгером, и доктором Йегером в равной степени. Интересно, почему? И кто он такой? В городе было полно людей, но они все были какие-то очень далёкие, немного размытые, как дождём на стекле. А этот мальчишка… — Как тебя зовут? — зачем-то спросил Крюгер. — Эрен. — Почему?.. «Почему у этого мальчишки эти глаза и это имя?» — вот что имел в виду один Эрен. «Почему тебя зовут Эреном?» — так, наверное, понял вопрос другой. — Потому, — с ехидцей ухмыльнулся мальчишка, — что так зовут вас. — И он, тут же потеряв к Крюгеру всякий интерес, понёсся прочь, размахивая руками и крича: — Микаса! Армин! Давайте сюда! Я хочу показать вам море! Где он море нашёл? Оно ведь далеко отсюда. Эрен тряхнул головой — слишком часто он стал забывать, что находится в Путях, где не только времени нет, но и законы физики работают не всегда. — Микаса, Армин, ну быстрее же! — крикнул другой Эрен откуда-то совсем издалека, а Крюгера прошиб холодный пот. — Береги Микасу и Армина. — Кто это? — Действительно… Чьи это слова? Чьи это слова? Чьи? Эрен повернул в указанную сторону и прошёл несколько десятков метров. А где именно живёт доктор Йегер? Если в Путях ни время, ни пространство не имеют смысла, что будет, если просто зайти в первый попавшийся дом? Окажется ли он домом Гриши? И… Гриша ли это вообще? Ведь даже в Либерио докторов Йегеров было два. Впрочем… Дом наугад. Вон тот, с люком подвала сбоку и высоким крыльцом. Эрен приблизился и поднялся по ступеням. Постучал в дверь. С полминуты ничего не происходило, а потом она бесшумно отворилась. На пороге стоял Гриша. Он теперь носил круглые очки и коричневый кардиган, а в его волосах серела седина. Сколько ему было на момент смерти? Если он погиб через тринадцать лет после Эрена, а не раньше, то тридцать девять. — Проходите. Жалуйтесь. Гриша махнул рукой в сторону кухонного стола, половина которого была застелена белой клеёнкой, а сам полез в какой-то шкаф. — На что жаловаться? — А на что хотите. Простуда? Изжога? Может, спину скрутило? — Руку пропорол. — Понятно. Давно? — Минут двадцать. — Отлично. При своевременном обращении к врачу вы, вероятно, избежите осложнений. Здесь, знаете ли, много проще отрезать что-нибудь, чем провести профилактику сепсиса или чего-то вроде. Гриша наконец достал из шкафа хирургический набор, вернулся к столу и презрительно оглядел багровую повязку. — Надо было жгут. Только зря кровь потеряли. Интересно, осознаёт ли Гриша, что находится в Путях? Или для него тоже не было смерти? Помнится, в тот день они обращались друг к другу на ты. Почему-то сейчас эта формальность резала слух. Хотелось общения в более простом тоне, без вот этой отчуждённости. Хотя с чего бы? Они и есть чужаки. Гриша, в этом Эрен был почти уверен, ненавидел его. Имел право. — С анестезией тут не очень. Буду резать по живому. Постарайтесь не дёргаться. Эрен сжал зубы. Прикосновения холодного металла к коже ранили больше не тело, а душу. Скальпели, иглы, ножницы, оставшиеся в кейсе, блестели истинно медицинской чистотой. Эрен вовсе не был уверен, что те кусачки были чистыми. Определённо не были. На них ещё даже не засохла кровь предыдущего. Пальцы, пальцы, пальцы. Крики. Шрам — клеймо реставратора — на груди. С этим можно и не говорить ничего — шрам сам по себе станет смертным приговором. Но Гриша был одним из руководителей ячейки и должен был говорить, говорить и говорить. Он и говорил, сдал всех и всё, что знал. Обычный человек — не солдат, не титан, привыкший к боли. А Эрен сидел напротив, заполнял протокол допроса и, глядя на залитое слезами и кровью лицо, уговаривал себя: ничего страшного, есть запасной план, а Гриша вообще сам виноват. Эрен знал его с детства. Мальчишка выскочил из гетто без дозволения, юноша вступил в подпольную партию, революционер женился на девушке королевской крови, доктор Йегер лечил больных… А ещё у него был сын, которому отец старался привить собственные взгляды. И этот сын в свои семь пришёл в охранку и сдал родителей. — Всё. Через неделю придёте снимать швы. Вот мазь — каждый вечер под повязку. Предплечье от запястья до локтя было закрыто свежим бинтом. Ни единой красной точки в упрёк побуревшему платку. Гриша вытащил журнал, куда, видимо, записывал пациентов, и посмотрел на Эрена. — Имя, возраст. — Эрен Крюгер, тридцать восемь. — Он не стал прибавлять годы, проведённые в Путях, — не знал, сколько их было. Формальная доброжелательность во взгляде вмиг превратилась в холодную ненависть. — Вон отсюда. — Так ты меня всё-таки помнишь? — Вон. Эрен ушёл. Выскочил за дверь и привалился к ней спиной. Чёрт! Это не то, что должно было случиться. Не то, но этого не могло не произойти. Крюгер сам не знал, чего ждал от этой встречи. Разговора по душам? Ссоры? Да, лучше бы так. В их последнюю встречу Гриша был раздавлен происходящим и говорил так, словно ему уже на всё плевать. Эрен был бы не прочь услышать всё то, что Йегер на самом деле о нём думал. Крюгер тогда взвалил вину за падение партии на Гришу. Ну да, можно подумать, он единственный болтал на допросе. Того же Грайса даже пытать не пришлось — раскололся лишь при виде кусачек. Зик ещё… Эрен тогда ляпнул что-то про неправильное воспитание. Уже не помнил, что именно, но осознавал: говорить этого не имел права. Можно подумать, у самого Эрена был сын, которым можно было гордиться. Не было, конечно. У него вообще никого не было. Родители сгорели много лет назад, жениться эльдийский шпион, притворявшийся марлийцем, смысла не видел. Единственным человеком, присутствовавшим в жизни Эрена более или менее постоянно, оставался Гриша. Крюгер наблюдал за ним и, можно сказать, привязался к нему. Возможно, поэтому, а не только из-за крушения всех планов, он был так зол тогда и вместо нормального разговора, по сути, гнусно манипулировал убитым горем Йегером во имя едва достижимой цели. Дверь открылась. Эрен еле успел встать ровно, чтобы не опрокинуться назад. — Ты мазь забыл. И бинты. — Спасибо. — Надеюсь, у тебя есть, где переночевать. — Нет, конечно. — Удачи. Ночи в стенах холодные. — Мы в Путях, здесь это не имеет значения. Гриша с сомнением посмотрел на перебинтованную руку, но ничего больше не сказал, однако и дверь закрывать не стал. Молчание стало неприятным. — Прости меня. — Просто уйди. Видеть тебя не могу. Он всё-таки закрыл дверь, а Эрен отправился бродить по городу. Он миновал улицу, постоял на площади, рассматривая старый замок, побродил по роще, заблудился в толчее городского рынка, был забрызган грязью от проезжавшей мимо повозки… И так — три раза. Трое суток Эрен просто шатался по городу, замирая ночью на ступенях какого-нибудь большого здания и глядя на чернильное небо. Небо здесь было, наверно, единственным, что выдавало Пути. В остальном мир удивительно складно притворялся реальным. Как Филин. Он тоже хорошо врал, и только кровь могла его выдать, если бы кто-то вздумал проверить. На четвёртый день Эрен встретил красномордого солдата, одного из тех, что стояли у ворот. Белобрысый, улыбчивый, лет под сорок, с булькающей бутылью чего-то гораздо крепче вина. — Утречка тебе, пришелец! Запомнил, надо же. И что дальше? — Чего к Йегеру не заглянешь? — спросил солдат. — Я думал, вы вместе отираться будете. Всё ж из одного места пришли. — Я бы рад, но нет. Эрен действительно был бы рад остаться в том доме хотя бы на пару часов, чтобы… поговорить, хотя, может быть, и помолчать. — На. Говорят, помогает мысли прочистить. Эрен машинально отхлебнул из бутылки и закашлялся. Что за дрянь они тут пьют? Как ни странно, помогло. Крюгер наконец сформулировал для себя, чего ему недоставало. Он банально соскучился по единственному близкому для себя человеку. — Во, другое дело, — довольно отметил солдат, достав неведомо откуда вторую бутылку — для себя. Как оказалось, его звали Ханнесом. Он служил в Гарнизоне уже не первый десяток лет и большую часть этого срока бухал. А потом были титаны, и Гришина жена, и Трост, и тот грёбаный улыбающийся титан, который сожрал Карлу, а потом и самого Ханнеса… А потом Ханнес исчез. Вместо него появилось крыльцо чьего-то дома. Полоса света из двери. Холодный ветер на улице, от которого хотелось завернуться в отсутствующую шинель. — Какого чёрта? Эрен поднял голову и увидел над собой знакомую фигуру со свечой в руке. — Как ты ухитрился так напиться здесь? Что Эрен мог ответить? Он раньше никогда так не делал — шпион не мог позволить себе расслабиться. Вот, видимо, и не рассчитал. Свет стал тусклее — Гриша ушёл в дом и унёс свечу с собой. Почти тут же он вернулся и помог Эрену встать. — Синий весь. Говорил же, здесь холодно ночами. Диван без подлокотников напротив стола, тёплый плед с рассыпающимся краем, расползающаяся под головой подушка. После камней дамбы это был верх роскоши. — Я… — Чай будешь? — спросил Гриша откуда-то из-за стола. Помнится, там находилась кухня. Сейчас Эрен не видел её, потому что между нею и диваном стоял стол, наполовину накрытый клеёнкой. А левее, у дальней стены, стоял шкаф с вывернутыми наизнанку дверьми. Кому нужен шкаф, который открывается внутрь? — Я люблю тебя. Где-то за столом звякнули чашки. Их, должно быть, доставали из шкафа. — Жара нет? Несколько дней на улице живёшь. — Вроде нет. Шорох шагов по затёртым доскам — и на лоб опустилась тёплая ладонь. — Есть. Жар, бред… Повязку хоть раз сменил? — М-м-м… Нет? Эрен почувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Забытое ощущение — в последний раз его ругали лет в восемь. — О, разумеется! — произнёс Гриша куда-то в потолок. — Титану-то медицина без надобности! Он размотал повязку, и Эрен, взглянув на рану, которой следовало бы давно зажить, невольно скривился. — Я же мёртв. Почему это происходит? — Потому что это зачем-то надо Имир. Или, скорее, Эрену. Клеёнка перекочевала со стола на край дивана, рядом установился медицинский чемодан. Эрен прижался виском к его холодному боку, успокаивая скачущие мысли. Он наконец сопоставил факты и начал понимать. — Ты знал, что Атакующий титан может видеть воспоминания предыдущих и следующих носителей? — Нет, — признался Эрен. — Но я сталкивался с этой его способностью. — Микаса и Армин, да? — грустно усмехнулся Гриша. — Я выполнил эту просьбу. Как-нибудь расскажу тебе о них. Крюгеру понравилось это «как-нибудь» — Гриша, по крайней мере, не собирается выгонять его, как только закончит чистить рану. На свою руку Эрен малодушно не смотрел. Казалось бы, видел уже столько мерзости, а от вида собственной гниющей плоти воротит. — К чему ты заговорил про Атакующего? — Когда моё время вышло, я передал его своему сыну. Он… показал мне… Гриша замолчал и, казалось, полностью сосредоточился на ране. Свет от газовой лампы и пары свечей на столе выжелтил линзы очков и скрыл глаза. Эрену захотелось сдёрнуть чёртовы очки с носа Йегера, чтобы увидеть его взгляд. — Ну… что? Ответа не последовало. По руке разлилась прохлада от мази, а затем предплечье стал обвивать бинт. Медленно-премедленно, словно Гриша хотел, чтобы этот момент растянулся навечно и ему бы никогда не пришлось говорить. — Расскажи мне всё, раз уж начал, — попросил Эрен, попытавшись вместить в эти слова всё, что чувствовал. Проблема заключалась в том, что, если бы его спросили, он не смог бы сформулировать эти чувства нормальными словами. Похоже, действие мыслепрочищающего пойла подошло к концу. — Я лучше покажу, — сказал Гриша. — Сядь. Эрен выполнил его просьбу. В этом положении свет не мешал смотреть сквозь чужие очки. Впрочем, Йегер почти сразу снял их и отложил на крышку чемодана. — Смотри, Эрен. Сбившееся дыхание на миг опалило лицо. Лоб ко лбу — и скромное жилище врача исчезло. Вокруг воздвиглась величественная кристаллическая зала. В ней благочестивые дети в белом жаждали, чтобы их сестра убила человека, стоящего на коленях. За его спиной стояли двое — Эрен узнал повзрослевших Зика и мальчишку четырёхдневной давности. — Вставай же, отец. Убей их. Голос был до изморози спокоен. Последовавший за ним крик, напротив, оказался полон боли. И скальпель, прорвавший кожу на ладони, был тут совсем ни при чём. Ржавые молнии пронзили мир, и он разлетелся осколками каменного стекла. На их место пришла дрожь. Дрожал весь мир. Море плескалось как кипяток в кастрюле. Горы осыпались в крошево. Летели и тут же сминались в труху листья. Кровавые исполины, словно ожившие вулканы, шагали вперёд, стирая мир. Позади них ползло самое ужасное существо на свете. — Атакующий титан, — пробормотал Крюгер. — Эрен. Он уничтожил наш мир, понимаешь? Он… Решив передать титана, я просил его отомстить, но никогда бы не подумал, что он зайдёт настолько далеко. Но всё это… Я видел конец мира, ещё когда был живым. И всё равно… Мир снова распался на части. Осколки будто бы смыло невидимой волной, и комната вернулась на место. Эрен снова сидел на диване. Гриша снова молчал, бессильно уронив голову ему на плечо. Всё-таки зря Крюгер принял то решение. Теперь он знал, почему на самом деле это сделал. Чёртов эгоист. — Прости меня. Он зарылся пальцами в полуседые волосы и просто сидел, не ожидая ответа. Уголок воротника пропитался чужими слезами. Тишина снова звучала на редкость неприятно, и Эрен смутно надеялся, что это не продлится долго. — За что ты опять извиняешься? — всё же спросил Гриша. — Ты тогда вцепился в последний шанс на спасение Эльдии и использовал того, кем было легче всего управлять в тот момент. — Легче всего было управлять Грайсом, — произнёс Эрен. — Его даже уламывать бы не пришлось. Я бы просто признался, что Филин — это я, сказал бы что-нибудь пафосное и отправил бы его. Чёртов эгоист, вот уж действительно. Сначала с самого детства портить человеку жизнь, а потом ещё и сделать его рабом своих чувств, плюнув на его. — Я был бы не против, если бы ты выбрал Грайса. Смерть мне все эти годы казалась лучше того, чем я жил. Карла, мой сын… Я любил их, но каждый день вспоминал прошлую жизнь, тебя… Точно. Эрен не хотел бы сам каждый день вспоминать того, кто… — Знаешь, я нашёл Прародителя спустя два года после того, как попал в его королевство. Но… откладывал и откладывал… до последнего. Грайс не стал бы медлить из никому не нужного гуманизма. — Возможно. Но я не отдал титана Грайсу. Я… я хотел спасти тебя. Эрен словно бы нырнул на глубину и тут же выдохнул. Успеет ли он всплыть или уйдёт на дно, пуская пузыри? — Ты… что? Гриша отшатнулся и уставился в глаза Эрену. Крюгер не отводил взгляда, смотрел в эти серо-зелёные глаза и боялся, что его всё-таки выгонят сегодня из дома. — Я хотел спасти тебя, поэтому и выбрал из всех. Гриша посмотрел куда-то в сторону. Эрен проследил его взгляд. На полке в полумраке стояла фотография. — Ты украл её из моего дома, чтобы передать мне? — Да, влез к твоим родителям среди ночи, но пока искал, наступило утро. Мне пришлось до следующей ночи просидеть в шкафу, надеясь, что твоей матери не придёт в голову заглянуть именно в него. Как её зовут, кстати? Я пытался вспомнить… — Эльза. Её звали Эльза. Звали. — Прости меня. Этот чёртов шкаф… Я с самого детства смотрел на мир сквозь узкую щель собственных воззрений и плевал на тех, кто думал иначе. Шкаф… Даже странно, что не он стал адом Эрена, а проклятая каменная дамба. — Я был не лучше. — Сколько тебе тогда было? — Не оправдывай. — Ты хотя бы искренне желал блага тем, кого любил, а я отправил в прижизненный ад единственного дорогого мне человека. — Я позволил своему сыну стать монстром. А потом помог убить его. — Ты ведь должен был быть мёртв к тому моменту. И снова лоб ко лбу, и мир смывает прочь. Выжженная пустошь, мёртвые колоссы и Атакующий титан. Против него — все: прошлое, настоящее, даже будущее, наверное, потому что против такой толпы ему не выжить. Эрен Йегер призвал прошлых титанов, но они во главе с его отцом восстали. Эрен Йегер был убит. Он упал, и в воздух взметнулась пыль. Она собиралась под случайным солнцем в угловатые осколки, впитывая в себя опустевший мир. Между осколками проглядывала чернота. В ней не существовало границ, и осколки постепенно уносились вдаль, оставляя лишь эту самую черноту, которая вскоре вновь стала домом Гриши. — Я изо дня в день вижу его в городе, но не могу догнать. Когда кричу, моля о прощении, не слышит. — Я так годами ловил эльдийцев на дамбе. Ещё радовался, что в моём личном аду нет тебя. — Почему? — Для меня это значило, что ты жив. На этот раз Гриша отстранился сразу, но Эрен сам притянул его к себе. Хотелось чувствовать чужое дыхание на своей шее, потому что из всех виденных в Путях людей Йегер был единственным, действительно настоящим. — Как ты смог покинуть его? — Просто однажды ко мне явилась Фэй и попросила отвести её к брату. Но по пути она пропала в своём маленьком раю, где вы оба — дети, а я попал сюда. — Значит, ты свободен… В дверь резко забарабанили. Гриша подорвался с места и, даже не надев очки, пошёл открывать. На пороге стояли смутно знакомый по первому дню здесь злобный лысый с куцей бородкой, трезвый Ханнес и ещё несколько солдат с ружьями. — Пришелец Крюгер! Вы незаконно проникли в наш город и должны покинуть его немедленно. Почему-то Эрен был уверен, что эти ружья, хоть и мёртвые, но всё же могут навредить. — Ну! — поторопил лысый. — Я могу попрощаться? — спросил Эрен, вставая. — Минута. Солдаты вышли за дверь. Она со скрипом закрылась. — Уходи. Сюда как-то заглядывала Карла. Она отказалась оставлять меня, и эти ружья просто испепелили её. — Уйти и оставить тебя здесь? Уйдём вместе. — Я не… — А если я снова забуду про рану? Гриша едва заметно улыбнулся, но тут же поник. — Я пробовал уйти. Не выпускают. Не зная, что ещё предложить, Эрен опять привлёк его к себе. Почему существуют рай и ад? При жизни людям достаётся и то, и другое, так на черта они в посмертии? Неужели Йегер, чья жизнь и так была сплошным адом, будет вынужден вечность сидеть в этой комнате с клеёнкой на столе, старым диваном и шкафом, открывающимся не в ту сторону? Стоп. — Ладно, тебе пора. Гриша посмотрел на Эрена, сильно щурясь, а потом надел очки и уставился уже нормальными глазами, будто желая рассмотреть и запомнить его во всех подробностях. — Я всё равно заберу тебя отсюда. — Крюгер схватил его за руку и потащил к шкафу. — Что ты творишь? Заскрипела, открываясь, входная дверь. Эрен распахнул створки шкафа. Так и есть, это не вход, а выход. Сзади щёлкнули ружья. — Держись! Покрепче сжав чужую ладонь, Эрен прыгнул вперёд. Песок, осыпаясь, зашипел под ногами. Стоять стало трудно, и Крюгер покатился куда-то вниз, увлекая Гришу за собой. Падали долго. Потом Эрен приложился боком о дерево, и они наконец остановились. Там, где должна была быть дверь, теперь тоже стояло дерево. Со всех сторон поднимались деревья. — Болван! — зашипел Гриша. — Наверняка швы разошлись. Он размотал повязку, но, к удивлению обоих, от гнилой раны не осталось и следа. Видимо, её роль в их истории была исчерпана. — Что ж, по крайней мере, ты наконец вышел из шкафа. Узнаёшь место? — Нет. — И я — нет. Чьи это воспоминания? Эрен вспомнил, когда сам задавался этим вопросом, и решительно тряхнул головой. — Для меня это не имеет никакого значения, даже если это новый ад. — Ты уверен? Только что ведь сказал, что единственного дорогого человека в ад отправил. Что, если это — его? — Ну, ты ведь сказал, что не узнаёшь этот лес, — заметил Эрен. — При чём здесь я? Он что, пропустил всё мимо ушей? Крюгер в очередной раз вгляделся в ставшие уже родными серо-зелёные глаза. Удивление, крайнее удивление, и робкие искорки чего-то ещё, такого же приятного, как то обнадёживающее «когда-нибудь». — Кто ещё из нас болван? — мягко усмехнулся Эрен. — Этот человек — ты. Единственный важный. Ответом стала лёгкая, на самых уголках губ, улыбка. Крюгер осознал, что впервые видит, как Гриша улыбается. Хотелось смотреть и смотреть на это. И улыбаться в ответ как идиот, куда без этого? Но всё же… — Или ты ненавидишь меня за всё? Так ведь и не сказал, простил ли. Тёплые ладони коснулись лица Эрена. После едва заметной паузы сместились на затылок, взъерошив волосы. — Назвал бы я сына в твою честь, если бы ненавидел? Да, этот факт Крюгер упустил. А ведь мальчишка Эрен сразу всё сказал. — И простил я тебя давно. Если на слово не веришь, считай, что искупил вину прыжком из шкафа. Эрен усмехнулся в ответ и всё-таки стянул с носа Йегера очки. Они выглядели слишком хрупкими для того, чтобы их хозяина можно было спокойно обнять. — Надеюсь, ты их там не выбросишь за моей спиной? — ехидно вопросил Гриша, устроив голову на плече Эрена. — Конечно, выброшу, ведь тогда ты точно никуда от меня не денешься. — Я в любом случае никуда не денусь. Должен же кто-то будет лечить тебя, если снова влезешь куда-нибудь? Отдай очки. — Кладу тебе в карман. — Ага. Знаешь, где бы мы ни были, а здесь красиво. Эрен скосил глаза в ту сторону, куда смотрел Гриша. Там деревья стояли неплотно, и за ними было видно большое горное озеро на ярко-зелёном лугу. На одном его берегу толпились деревенские домики и короткая железнодорожная станция, от которой вдаль уползала одноколейка, а на другом — высился старинный рыцарский замок со множеством башен и башенок, галерей и каких-то настенных украшений. Над всем этим великолепием поднималось тёплое весеннее солнце. И в его лучах таяли осколки их прежней, растоптанной колоссами реальности. Неважно, что это: новый виток посмертия или нечто совсем другое. Эрен никогда не отпустит и никогда больше не предаст единственного значимого человека, какой бы благой ни была его цель. Да и какие теперь могут цели? Просто жить. Повторить признание, вырвавшееся в полупьяни. И наконец услышать то же самое в ответ.