Черновик судьбы: Во имя любви

Пожирательница духов. Так ее теперь следовало называть. Что ж, у чудовища появилось имя. Селия возвращалась после разговора с троицей ведьм-правительниц, словно пустой и высохший голем – просто переставляла ноги по покрытой робким инеем земле и ни о чем не думала. Внутри осыпался песок собственных слов, которые еще недавно казались каменно-твердыми. Она спасалась от ужаса, что грыз ее не меньше голода, в молчаливой гулкой пустоте. Добралась до «Вуали», мимоходом поприветствовала вернувшихся артистов. Сил на расспросы у нее не было. Прошла мимо них в покои Лиенны, сбросила пропыленную одежду, закуталась в одеяло с головой. А потом поняла, что не способна даже сомкнуть глаза, а не то, чтобы заснуть. Какое-то время лежала в тупом оцепенении, и все-таки начала перебирать события этих долгих-долгих суток... ...Разумеется, побоище в «Баркасе» не прибавило ей хорошей репутации, хотя те пираты вряд ли были в Мулсантире любимчиками. И Селии действительно пришлось искать помощников в местной тюрьме – остальные горожане даже не захотели с ней разговаривать. Как ни странно, но новый спутник там действительно сыскался, и весьма полезный. Ганнаев, Ганн-из-Грез, так он представился. И заверил, что отлично разбирается в местных духах. Он оказался на диво разговорчивым и даже милым, несмотря на все ухмылки и гримасы вечной скуки. В другое время она сказала бы: «И красивым», – но сейчас это было последнее, на что Селия обратила внимание. А то, что ее сарказм был принят за флирт, что ж. Профессиональный сердцеед-сноходец, наверное тоже видел лишь то, что хотел увидеть. Но рядом с ним ей было легко. Не нужно было казаться сильной, собранной или волевой: Ганн сразу же почуял и ее страх, и ее отчаяние, и ее голод. И все же согласился помочь. Он умел колдовать, стрелять из лука и орудовать копьем, а большего от него и не требовалось. Ганн, наверное был подозрительным – запертое в тюрьме каргово отродье со склонностью к нарциссизму и красивым словам. Но Селия почему-то не боялась поворачиваться к нему спиной. Впрочем, подпускать его к себе слишком близко ей бы тоже не пришло в голову. Как и Каэлин-Голубку. Хотя, казалось бы, кто вообще мог быть достоин доверия, как ни святая дева с горы Целестия? Но Селия нашла ее в Теневом Мулсантире, в жутком храме мертвого бога смерти, и поняла, что крылатая воительница одержима благородной и безумной идеей – из тех, что дороже жизни и чести. Она мечтала разрушить Стену Неверующих и освободить заточенные в ней души. Но Селия слишком хорошо помнила историю Аммона Джерро, чтобы доверять фанатикам, какие бы высокие цели те ни преследовали. Только не в ее ситуации было проявлять переборчивость, верно? Впрочем, ее скороспелая компания все же оказалась достаточно грозной, чтобы одержать верх над Окку. Должно быть, бог-медведь не успел восстановить все силы после очередного воплощения. А его подданные-телторы слишком ее боялись – от Селии наверняка просто разило темным голодом. И все же, она могла его контролировать. И в нужный момент сумела сдержаться, стерпеть и боль, и неистовую, мучительную жажду, ухватить чудовище за цепь и не позволить ему наброситься на Окку. Клятва верности старого медведя стала для нее совершенно неожиданной наградой. И когда Окку пообещал, что поможет ей отыскать способ снять проклятие, Селия впервые за много-много дней вздохнула полной грудью. Жаль, облегчение длилось так недолго. Шева Белое Перо очень подробно расписала, какую опасность Селия теперь для всех представляет и заверила в тщетности ее надежд. Все трое ведьм не единожды пожелали ей скорейшей смерти. Особенно усердствовала Казимика, да в таких выражениях, будто была не леди этих земель, а базарной торговкой. Селия испытала острейший позыв расцарапать ей в ответ лицо, скрытое сейчас маской. Но вспомнила слова Окку, прочитавшего память ведьмы, и лишь покачала головой. Должно быть, в жизни Казимики оказалось чересчур много подавленной боли и страха, раз они вернулись к ней сейчас в обличье злобы. А от страха чего только не наговоришь. Селия поняла, что перестала сердиться – как перестала сердиться на взбунтовавшихся крестьян у ворот своей крепости, когда осознала, насколько они были напуганы. Но как справиться с горькой обидой, опустошением и собственным страхом, не знала. Впрочем, ведьмы дали ей и совет, больше похожий на издевку – посетить заповедный лес Эшенвуд. И сами же признались, что Лесовик, к которому ей следовало обратиться за помощью, уже не раз убивал прежних Пожирателей душ. По мнению Селии, это было не слишком изящным предложением самоубийства. Выхода не было, чего бы там ни говорил Окку. Она проклята, хоть это и абсолютно несправедливо. Видимо, это и есть жизнь: никому не важно, насколько хорошо и правильно ты поступал раньше. Ты можешь быть героем, можешь быть защитником и рыцарем, но судьба все равно схватит тебя поперек груди, макнет в грязь и дерьмо, а потом сожмет лапищу так, что от тебя останется только мокрое место. Наверное, именно так она поступила с Касавиром. А теперь, вот, с ней. И спрашивать: «За что?» – глупо. Ни за что, так вышло. Не повезло. И во всех ее попытках быть хорошей девочкой никогда не было ни капельки смысла. Она не заслужила этим ни любви, ни счастья, ни даже жизни. Потому что все это вообще нельзя заслужить. Только получить в подарок – такой же незаслуженный, как и удар по морде. Наверное, именно так и стоит воспринимать все хорошее, что с ней было – просто приятный выигрыш в ярмарочной лотерее. Мимолетная прихоть Тиморы. Селия дрожала от холода под одеялом, в ее душе завывала бездонная дыра. Непобедимая, ледяная, пустая. Неважно, как долго у нее получится эту тварь сдерживать. Рано или поздно та все равно вырвется наружу, высосет не только все, что найдет рядом с ней, но и ее саму. Так сказали ведьмы. И тогда Селия умрет, и от ее души ничего не останется. Она – просто пища для своего проклятия, и с этим ничего нельзя поделать. Проклятью сотни лет, и еще никому не удавалось его одолеть. Может, ей стоит поступить так, как от нее ждут? Вернуться в курган Окку, лечь рядом со скелетом его давно умершего приятеля и умереть самой? Тогда проклятие хотя бы снова окажется запертым. Пока кому-нибудь не придет в голову опять его пробудить. Селия подумала о Лиенне и той, второй. «Во имя любви»... Что же это значило? Какое отношение ее мучения, ее смерть, смерти других существ имеют к чьей-то любви? Может быть, это жертвоприношение? Она беспокойно завозилась под одеялом, ощущая, как в ней вновь зарождается... нет, не надежда. Любопытство. Но это было лучше, чем отупелое и отчаянное «ничего». Попробовать разузнать о проклятии хоть что-то – разве плохо? Она оставит после себя хотя бы знания. Селия была почти уверена, что все это как-то связано с Тенью. Мулсантир оказался весь издырявлен порталами в Теневой план, и эти порталы появились тут не сами по себе. Стартир говорил ей, что открывать их могут лишь те, кто связан с Силами. И вряд ли это ведьмы: они даже закрыть их не могут. Демонов тут, вроде бы, пока не было, а вот теней и прочих теневых тварей – в достатке. Может быть, это сделали жрецы мертвого бога смерти? Ведьмы обмолвились, что храм Миркула в Теневом измерении был построен в эпоху его владычества. Но он стоял в Тени и теперь, когда богом смерти стал Келемвор... Может быть, Миркул и не умер до конца? Разве можно убить бога? Может, он до сих пор связан с этой землей? Может быть, он до сих пор ее ненавидит, потому что отсюда некий Акачи-Предатель и начал свой святотатственный поход? Эта история, обрывки которой попадались ей удивительно часто, тоже имела какое-то значение. Может, те женщины были жрицами Миркула? Не зря же Стартир предостерегал ее от всего, связанного с Силами. Ей стоит разузнать об этом побольше. Вернуться в теневой храм и попробовать снова разговорить дух Архивариуса или дух того жреца из Крематория. А вернуться в каменный круг под землей она успеет. Селия поворочалась еще немного и все-таки заснула. А утром, после разговора с артистами, поняла, что у нее появилась еще одна зацепка – потайная комната в пространственном кармане Лиенны. Несмотря на голод, аппетита у нее не было. Еда, которая попадала внутрь, была... не такой. Неправильной, невкусной, совершенно не насыщающей. Ей хотелось иного, чего-то более... живого. Селию передернуло. Она отодвинула тарелку и сказала: – Я собираюсь продолжить поиски правды о проклятии. Наверное, мне снова придется сходить в Теневой Мулсантир, и ваша помощь будет не лишней. Одиночке там не выжить. Возможно, если бы она позволила твари нападать на тени, ее путь стал бы безопасным. Но Селия решила, что будет сдерживать ее до тех пор, пока может. Просто, чтобы знать, что она пока еще хозяйка над своими желаниями. – Я уже говорил, дитя. Я пойду за тобой. И чтобы найти управу на проклятие, и чтобы проследить, чтобы ты не натворила зла, – пробасил Окку снисходительно. – Я тоже пойду, – спокойно кивнула Сафия. – Считай, что мне любопытно разобраться в этой загадке. – Я в деле, – Ганн бросил на нее туманный взгляд поверх сложенных у подбородка пальцев. – За тобой интересно наблюдать... К тому же духи, с которыми я торгую, рядом с тобой становятся более сговорчивыми. – Если твой путь ведет в храм Миркула – возьми меня с собой! – горячо воскликнула Каэлин. – Я чувствую, между этим местом, Походом Предателя и Стеной Неверующих есть связь. Следуя за тобой, я распутаю этот узел. Селия встала из-за стола: – Тогда пойдем и посмотрим, какой секрет откроет нам вот этот ключ. Тайная комната оказалась разочаровывающе небольшой и пустой. Кроме четырех стационарных порталов – темных, неработающих – да старого голема с разряженным ядром в ней ничего интересного не оказалось. Сафия внимательно огляделась вокруг и с непонятной Селии радостью призналась, что совершенно не понимает, что означают нарисованные вокруг серебряных врат символы. Но на то, чтобы определить, что ключом к ним является голем, ее знаний все же хватило. Она же придумала, как оживить с помощью теневой силы Селии ядро, а когда голем ожил и открыл один из порталов, приняла боевую стойку, словно случайно закрыв Селию своей спиной. К счастью, эта предосторожность оказалась излишней: портал выпустил лишь трех потрепанных гаргулий. Селия коротко вздохнула. – Обещаю, что не причиню вам вреда, если вы ответите на мои вопросы. Кто вы и кому служите? – спросила она строго. Гаргульи сперва принялись путано извиняться, а потом, сообразив, что она ничего не понимает, признались, что следили за ней от самой Западной Гавани. И что именно они доставили ее пострадавшее от обвала тело Лиенне – вместе с мечом Гит. Селия сдавленно вскрикнула: – Вы там были?! – А потом стиснула на груди руки и попросила умоляюще: – Расскажите, что вы видели? Что с моими друзьями? Они... они уцелели? – Нам пришлось отвлечь дварфа, который тебя тащил. Он погнался за мной с молотом! – недовольно проскрипело одно из созданий. – Но я убежал. Там был еще маг, очень страшный, его обмануть не вышло. Пришлось обездвижить и тоже притащить хозяйке. – Мы видели трупы... – нерешительно каркнула другая гаргулья. – Не говори ей! – попробовала перебить ее другая. – Вы о чем? – спросила Селия, борясь с приступом головокружения. – Я должна знать все! Говорите, раз уж начали. – Две женщины, кажется, были мертвы до того, как храм начал рушиться. Какого-то мага расплющило колонной. И был там еще один, с луком, – гаргулья поежилась, а потом вытащила что-то из поясной сумки. – Я подобрал нож. Хороший нож. Но он мне уже не нужен. Вот. И протянула ей охотничий нож Бишопа. С рукоятью в оплетке из бересты, со слабо сияющим после непонятных манипуляций маленького Марка лезвием. Нож, из-за которого Бишоп угрожал ребенку, а ее саму записал в должницы. Но который все-таки отдал, вовсе не зная, что получит его обратно. А потом оговорился, что дорожил этой вещицей: памятью о том, как стал рейнджером. Хотя насмехался над Нией с ее памятным медальоном. Проклятый лжец. Проклятый убийца, предатель, псих, ублюдок... ...Он и вправду погиб?.. Селия сжала рукоять крепче. Он никому не отдал бы этот нож и уж точно не потерял бы. Значит, и вправду? Невидимый великан вскрыл ее грудь топором и набил камнями. Серый воздух потайной комнаты Лиенны сделался черным, вязким и гнилым на вкус. Предметы разом потеряли четкость, а звуки поплыли. ...Нет, нет, нет, это неправда!.. – Это были только те трупы, которые мы видели, – будто сквозь ватное одеяло донесся до нее скрежещущий голос одной из гаргулий. – Может, были и другие, но мы искали только тебя. Селия сглотнула невыносимо горький и острый комок, помолчала, пытаясь проморгаться, поняла, что если приложит чуть больше усилий, то попросту упадет на пол и станет рыдать. Но это было так не вовремя. И потому она продолжила расспросы, позволяя голосу дрожать, а слезам катиться по щекам: – Значит, Келгар жив? А что с Касавиром? Это паладин. Он тоже мне очень дорог. Они не знали. И все же Селия точно помнила, что ее вынес из зала именно Касавир. Однако гаргульи сказали, что ее тащил на руках дварф. Неужели Касавир тоже... мертв? Она окончательно перестала что-то видеть и слышать и облокотилась о стену, чтобы не упасть. Если да, если это правда – ее крылья навек перебиты. И белое, и черное. Ей никогда не стать прежней. Они же так ей нужны! Оба! Как она без них? Кто она без них?! ...Калека, вот, кто. Ее сердце никогда не перестанет кровоточить. Ни-ког-да... Селия стиснула зубы, давя стон. – Ты в порядке? – услышала она встревоженный голос Сафии. Помотала головой и вернулась к допросу крылатых слуг Лиенны. «Всего лишь еще одна смертельная рана. Не повод бросать начатое», – подумала она отстраненно. От этой мысли захотелось посильнее удариться лбом о стену. Так сильно, чтобы породившие эту мысль мозги брызнули во все стороны. Ей все же удалось вытянуть из гаргулий, что приказ следить за ней Лиенна отдала им после того, как вернулась из некоего Затопленного города, обиталища Спящего Ковена. Они даже протянули ей карту, на которой этот город был обозначен. – Это интересное место, – протянул Ганн задумчиво, заглянув ей через плечо. – Оно часто являлось мне во сне. Хотел бы я там побывать... – Нас ждет храм Миркула! – нетерпеливо напомнила Каэлин. – Сначала нам следует пойти туда. – Что скажешь, дитя? Или нам стоит навестить Эшенвуд? – пророкотал Окку. – Я... отвечу чуть позже, – ответила Селия надломленно. – Мне нужно немного побыть одной. Она развернулась, бегом вылетела из комнаты, вышла из карманного измерения, отыскала тесную подсобку с пыльными декорациями и заперлась в ней. А потом достала нож Бишопа и дрожащей рукой провела им алую полосу по своему запястью. И еще одну. И еще... Боль казалась сладкой и правильной. Она не имеет права жить. Она – чудовище. Она – очень, очень... одинокое чудовище. Слезы лились рекой, смешивались с кровью и пятнали белую мантию с чужого плеча. Зачем ей жить? Зачем ей мир, в котором все ее ненавидят? Зачем ей мир, который она ненавидит сама – за его ужасающую несправедливость? Зачем снова куда-то идти, кого-то вести, кого-то уговаривать или убивать? Во всем этом нет смысла, никогда не было и не будет. Почему бы ей не сдаться, раз этого так нестерпимо хочется? Кого она собиралась впечатлить своей силой и своим упрямством? Двух мертвецов? Селия вцепилась в ладонь зубами, чтобы не закричать: прямо как в «Утонувшей фляге», когда была наивной дурочкой, полной веры и надежды. Странная, глупая привычка, рожденная страхом кого-то потревожить, причинить неудобство. Ее все равно не услышат, а если и услышат, что с того? До нее никому нет дела. И если ее не станет, все вздохнут с облегчением, особенно Казимика, – проблема с Пожирательницей духов решится сама собой. «Трусиха, – словно наяву услышала она презрительный голос Бишопа. – Ничего умнее, чем сидеть тут и жалеть себя, не придумала?» «Отстань, ты умер!» – огрызнулась она. «Зато ты жива, – внезапно поддержал Бишопа сдержанный баритон Касавира. – И будь добра, оставайся живой и дальше. Не сдавайся, прошу! Пока ты жива – жива надежда. И ничто не потеряно». «Держись за жизнь зубами, поняла? Все, что у тебя есть в этом проклятом мире – это ты! Так что – быстро обмотала руку тряпкой. А потом встала и пошла». «Куда?» – спросила Селия растерянно. «Вперед, – ласково ответил Касавир. – Просто вперед. А там разберешься». – Просто вперед, – повторила она неуверенно. – Просто потому, что еще жива... В дверь постучали. Она промолчала, но во второй раз постучали настойчивее и громче. Селия поднялась на ноги и сняла запор. На пороге стояла Сафия, за ее спиной маячила разноцветная туша Окку. Сафия взглянула на нож в ее ладони и на заляпанную кровью мантию и требовательно протянула руку. Селия отрицательно качнула головой и в безотчетном и детском жесте спрятала нож за спину. – Все хорошо, – сказала она глухо. – Сейчас я переоденусь, и мы пойдем в храм Миркула. Передайте остальным, чтобы собирались. ...Выбор у нее по-прежнему есть: сдаваться или не сдаваться.