Мечта

Её образ остался в его памяти ярким, пусть и не вполне чётким воспоминанием. Их встреча произошла будто бы во сне; радужные кончики её светлых волос придавали ей сходство с мечтой. Жан Моро уже давным-давно не мечтал ни о чём. Выживание было его каждодневной целью, но не могло наполнить смыслом всю его жизнь. Мир вокруг стремительно блёкнул, делаясь раздражающе серым, и когда на борьбу совсем не осталось сил, а всяческое стремление стало казаться бессмысленным, Жан вновь начал грезить. Он вспоминал её в любую свободную минуту, и она была для него маяком, лучом света, что пронзал густую мглу и звал его вперёд. Он чувствовал себя обязанным если не бороться, то по крайней мере держаться, терпеть, верить. Очередной припадок гнева у Рико неизменно выливался в дикое, неконтролируемое избиение, пережив которое Жан обычно жалел, что не умер, однако теперь он благодарил судьбу за милосердие и заново учился дышать. На самом деле это не имело смысла, и сколько бы Моро ни гнал от себя эти мысли, они неизбежно настигали его по ночам, когда отвлечься было не на что, если не считать собственных ран, старых и свежих. Рене Уокер появилась в его жизни на несколько мгновений, точно падающая звезда пронеслась по небосклону и пропала из виду. Путеводный огонёк в окружающем его липком мраке, она вспыхнула и погасла, оставив светящийся след на сетчатке. Жан уже был готов поверить, что Рене — плод его воображения, как вдруг однажды у него завибрировал телефон. В ту же секунду загорелся экран: пришло уведомление о новом сообщении. Отправитель неизвестен. После пары минут колебаний Моро всё же решил прочитать послание. В конце концов, он играет в лучшей студенческой сборной по экси под началом неуравновешенного представителя побочной ветви мафиозного клана — чего ему опасаться? Жан пробежал взглядом короткий текст, и у него засосало под ложечкой. Он сел на кровати, превозмогая усталость и ноющую боль во всём теле, но не потому, что спустя несколько лет они стали привычными, а потому, что всё вокруг потеряло значение. Мир сузился до трёх слов: «Это Рене Уокер». Моро не имел ни малейшего понятия, как она узнала его номер. Какая, впрочем, разница? Рене спрашивала, как у него дела, и от этого его сердце пускалось галопом. Жан уже и не помнил, когда к этому ощущению не примешивался панический страх. Уокер писала ему ежедневно, интересуясь тем, как он справляется, и взамен рассказывая о том, как справляется она сама; Моро, подстёгиваемый её примером, не мог не отвечать, причём отвечать откровенно. Он больше не чувствовал себя ничтожной, бессильной тенью — он мыслил и, следовательно, существовал. Он существовал и, следовательно, воспринимал всё иначе — он острее, чем когда-либо, осознавал своё одиночество, сильнее ненавидел Кевина, которому хватило храбрости и везения сбежать от этих адских мук, и отчаяннее тосковал по Рене, которую знал лишь благодаря их неумолкающему тайному чату и периодическим упоминаниям в «Новостях». Вживую они виделись всего два раза — во время осеннего матча и традиционного банкета по завершении сезона. Увидев её вблизи на банкете, Жан был ослеплён мягким внутренним светом, который излучали её улыбающиеся глаза. У неё не было резона вести себя с ним так приветливо. Моро думал об этом, когда набирал ей сообщение и, затаив дыхание, ожидал ответа; он думал об этом, когда ложился спать, и отмечал, что спал крепче и просыпался бодрее; он думал об этом, когда у Рико сорвало крышу после известия о кончине отца, перед которым ему так и не удалось выслужиться. Жан думал о Рене и не молил судьбу о смерти, несмотря на то, что на нём буквально не было живого места. Во рту стоял сильный привкус крови, заплывшие глаза едва получалось приоткрыть, и всё-таки ему хотелось жить. Жить — значит иметь шанс услышать, увидеть её. Наверное, это неправильно — делать девчонку из команды главных соперников центром своей вселенной, но так уж вышло, никто не предупреждал, что чужая доброта моментально вызывает зависимость. Моро не жалел об этой зависимости. Если бы дыхание не было таким болезненным, он бы даже рассмеялся: его сознание гаснет, а ему вовсе не жаль. Очнувшись, он почему-то подумал, что Рене сейчас должна сидеть рядом с ним. Эта мысль была до смешного абсурдна, и Жан понимал, что, скорее всего, просто слетел с катушек и выдавал желаемое за действительное, только надежда — подарок самой Уокер — жила в нём, питая его силы. Он попробовал пошевелиться, однако сумел лишь странно дёрнуть головой. Движение было совсем незначительным и тем не менее отняло у него все силы. Перед тем как его сознание окончательно померкло, Моро успел ощутить аккуратное прикосновение тонких пальцев к своей ладони. Этого на удивление оказалось достаточно, чтобы в накрывшей его темноте упорно продолжать плыть вверх. Всплыв на поверхность, он увидел незнакомую комнату и смутно знакомых людей. Ему претило быть среди «Лисов», и единственное, что могло скрасить дни его вынужденного нахождения у их медика, — это присутствие Рене. Но её здесь не было: «Лисы» пробились в финал и как никогда нуждались друг в друге, ведь им предстояло взять реванш у «Воронов» — их заклятых врагов. Жан понимал это и всё равно изнемогал в тоске. Его переписка с Уокер возобновилась только спустя несколько дней. Моро неоднократно порывался написать ей раньше и в последний момент передумывал. Его мучил вопрос: заслуживает ли он место в её жизни? Тени не может быть там, куда проливается свет, и в то же время именно благодаря свету обозначаются тени. Сообщение Рене помогло ему отбросить сомнения по крайней мере на время. Предложение войти в команду «Лисов» сулило массу возможностей, чтобы каждый день быть рядом с Уокер, видеть её улыбку, слышать её голос — в действительности, не в своей голове. Правда, о совместной работе с Кевином не могло быть и речи: что-то сломалось как внутри каждого из них, так и между ними. Ещё Жан терпеть не мог Джостена, на дух не принимал близнецов Миньярдов, не выносил болтуна Ники, воображалу Рейнольдс, а также неразлучных Уайлдс и Бойда с их вечным стремлением поступать правильно. С неприязнью относился Моро и к тренеру Ваймаку, являвшемуся одной из причин бегства Кевина, поскольку решиться на побег легче, когда есть куда бежать. Кроме того, «Лисы», будучи крайне разношёрстной и непредсказуемой командой, сумели таки осознать своё единство и отработать слаженный механизм игры. Моро, не привыкший и, если уж совсем начистоту, даже боявшийся доверять людям, не вписывался в их систему и грозил посеять между ними раздор. Словом, у Жана были причины сделать выбор в пользу другой команды. На самом деле он был безгранично благодарен принявшим его «Троянцам», просто уклад жизни в университете Южной Калифорнии настолько контрастировал с укладом жизни в университете Эдгара Аллана, что Моро всерьёз усомнился в своей способности адаптироваться к этой светлой, вольной, многообещающей обстановке, в особенности после смерти Рико, когда угроза жизни растаяла словно по волшебству. Впечатлений оказалось значительно больше, чем он ожидал, и даже когда шум вокруг него стихал, на нервы продолжали действовать беспорядочно мельтешившие мысли. Жан знал, что надо сделать, чтобы остановить их. Он сомневался, что из этого что-нибудь выйдет, и всё же не выдержал. Одним поздним вечером Моро взял телефон в руки, но вместо того, чтобы набрать сообщение, нажал на кнопку вызова. Осознание собственных действий пришло к Жану лишь через пару гудков. Он отдёрнул телефон от уха, собираясь отключиться, и тут из трубки раздался голос: — Алло, — пусть Рене и говорила тихо, в её интонации проскользнули звонкие, дрожащие нотки напряжения. — Жан, это ты? Что-то случилось? — Нет, — упавшим от волнения голосом ответил Жан и, кашлянув, попробовал снова: — Привет, Рене. Нет, ничего не случилось. Я просто… просто хотел услышать твой голос. Вот и всё. Слова, сказать которые представлялось практически невозможным, так легко слетели с его губ. Рене принялась спрашивать о том, как он устроился в Южной Калифорнии. Жан отвечал кратко, и Уокер постоянно приходилось задавать уточняющие вопросы. Моро боялся, что ей скоро надоест эта нелепая игра, однако, судя по голосу, Рене улыбалась. Когда они решили, что пора заканчивать, их обоих уже вовсю разбирала зевота. На следующий день Жан проснулся чуть позже, чем обычно, — как раз вовремя, чтобы получить новое сообщение. Рене желала ему доброго утра. Он без колебаний ответил ей тем же и подумал, что день уже задался. Южнокалифорнийское солнце за окном светило особенно ярко.