Уже завтра

      Уже завтра всё изменится.       Прохладное стекло окна холодит висок, и в нём отражается комната за моей спиной. Происходящего за окном совсем не разглядеть — слишком темно. Я во всём чёрном, поэтому в отражении меня не видно, только лишь светлые волосы. Я устаю смотреть в окно, поэтому перевожу взгляд на потрескивающие в камине поленья. Огонь освещает лежащую на ковре Пэнси, её голова покоится на коленях у Лонгботтома, а вокруг них летают разноцветные искры заклинания. Он с таким искренним обожанием смотрит на неё, будто если отведёт взгляд, она тут же исчезнет.       А позади них на кресле спит Тео, тихо посапывая, хотя он из раза в раз утверждает, что не храпит. Услышав за спиной шаги, я оборачиваюсь. Ко мне приближается Грейнджер с широкой улыбкой на лице и двумя бутылками пива в руках.       Я спускаю ноги с подоконника, освобождая для неё место, а наши пальцы соприкасаются, когда я забираю у неё свою бутылку.       Она садится рядом, скрещивая ноги.       — Недавно выяснилось, что Стиви Никс — волшебница.       Я делаю глоток. Вкус странно напоминает орехи, похоже, пиво выбирал Уизли. Он, конечно, от меня этого никогда не услышит, но пиво не такое уж и плохое.       — Ты о чём?       — О музыкальной группе. — Гермиона указывает на зачарованный граммофон.       Один раз Луна возомнила себя прекрасным диджеем, и нам пришлось слушать составленный ею плейлист с мычанием коров, пасущихся на поле.       — Она называется «Fleetwood Mac».       Я слабо усмехнулся.       — Даже в последний вечер в школе не можешь удержаться и не рассказать очередной интересный факт?       — В этом вся я, — возмутилась Грейнджер.       — Знаю, — ответил я. И мне это нравится.       Она опускает взгляд в пол, задумчиво обводя горлышко бутылки большим пальцем. Я пользуюсь моментом и рассматриваю её ноги, которые будто бы вторая кожа облегает тёмная джинсовая ткань.       Гермиона подносит бутылку к губам и делает маленький глоток. Наши взгляды встречаются.       — Как тебе вечер?       — Ну так себе, — правдиво отвечаю я. — Сегодня вечером столько всего произошло, но так быстро закончилось. Ну нормально.       Она ухмыляется.       — Вау, «ну нормально»? Слышать такое от тебя, да ещё и о вечеринке с какими-то гриффиндорцами — услада для ушей. В начале года ты бы нашёл сотню менее лестных определений.       — Вы для меня не «какие-то гриффиндорцы».       — А кто же тогда?       — Однокурсники, — отвечаю я. — Друзья.       Гермиона смешно вздёргивает брови.       — Друзья?       — Особенно ты, — продолжаю я, бездумно царапая этикетку пива ногтем. На ней изображён мальчик на метле «Молния», взлетающий к звёздному небу. Я решаю не заострять внимания на его невероятной схожести с Поттером. — Я буду скучать, Грейнджер.       — Это прощание? Мы больше не встретимся?       — Встретимся, конечно. — Я закатываю глаза. — Но будет уже не так. — Я обвожу рукой почти опустевшую после вечеринки комнату. — Мы будем встречаться по работе. Ты будешь приставать ко мне с просьбами поддержать очередной твой проект по защите магических существ, а я специально буду выводить тебя из себя, потому что мне нравится, как ты злишься. Но в конечном итоге ты своего добьёшься, а после мы будем встречаться время от времени, чтобы ты в подробностях описала мне, на что пошёл каждый пожертвованный мною кнат.       — Ты думал об этом.       Под левым глазом Гермионы отпечаталась тушь с ресниц, и мне хочется облизать палец и стереть эту еле заметную полосочку.       — Я всё время думаю о тебе, — признаюсь я, не отрывая взгляда от кудрявых волос, волнами рассыпающихся по плечам и зажатых между стеной и спиной Грейнджер.       — Серьёзно? — Она подаётся вперёд, и одинокий локон спадает на лоб. — Прям так и думаешь?       Я невольно перевожу взгляд на её губы. В центре они немного изгибаются, образуя впадинку. Раньше я не замечал эту деталь. Губы Грейнджер пухлые и напоминают форму сердечка.       — Как же я хочу коснуться тебя, — шепчу я, только потом осознавая, что говорю это вслух.       Гермиона отставляет в сторону бутылку и тянется к моей руке.       — Вот так? — Она оглаживает большим пальцем костяшки.       — Нет, — хриплым голосом отвечаю я, хотя её прикосновения мне очень нравятся.       — А как тогда? — шепчет Гермиона, хотя рядом никого нет.       Лонгботтом и Пэнси сейчас сидят к нам спинами и обнимаются. Повисает напряжённая тишина, но вдруг слышится скрежет иглы по виниловой пластинке и комнату заполняют звуки медленной композиции.       Наши взгляды встречаются.       — Хочешь, покажу?       — Да, — тут же отвечает она.       Я ставлю бутылку на пол, и та звякает о дерево. Затем обхватываю бёдра Гермионы и сажаю себе на колени. Она лёгкая, податливая и нетерпеливо ёрзает у меня на коленях. Я скрываю улыбку в кудрявых волосах, а затем секунду любуюсь пухлыми губами в паре сантиметров от моих, прежде чем накрыть их своими.       Ореховое пиво на языке Гермионы почему-то кажется вкуснее и слаще. В брюках становится тесно, и я пытаюсь отодвинуться подальше от Гермионы. Но она наоборот прижимается к моим бёдрам и шумно выдыхает. Тогда я плюю на все попытки скрыть своё возбуждение и притягиваю её ещё ближе.       Грейнджер обнимает меня за шею и прижимается чуть ли не всем телом. Такая сладкая.       — Драко, — произносит она. И это уже не «Малфой». Я замираю, а Гермиона слегка отстраняется. — Скажи, что ты ко мне чувствуешь?       Я провожу ладонью по её пояснице и прижимаю ближе к себе. Если хоть на мгновение отпущу её, всё закончится.       — Ты мне нравишься.       И тут я всё понимаю.       — Вот сучка. — Я отстраняю её от себя и прижимаюсь спиной к стене, теперь мы никак не соприкасаемся. — Что ты мне подлила?       Гермиона немного теряется и пытается устоять на ногах, но равновесие удерживает.       — Веритасерум.       А я-то думаю, что меня к ней так тянет. Змея.       Я встаю следом, совсем забыв про пиво. То со звоном падает на пол, а оставшаяся жидкость проливается.       — Блять!       Тео сонно подскакивает и переводит взгляд сначала на меня, а потом на Грейнджер. Её щёки раскраснелись, помада смазалась, и я одним быстрым движением стираю с губ следы недавнего поцелуя. Нотт лыбится, сверкая белоснежными зубами. Придурок. Он показывает мне большой палец и покидает гостиную, попутно насвистывая что-то себе под нос.       — Подожди, Драко! — Гермиона хватает меня за запястье, когда я уже хочу последовать за другом. — Не злись.       Я одёргиваю руку.       — Только потому что ты попросила.       Что я ей наговорил?       Ты мне нравишься.       Как же я хочу коснуться тебя.       Чёрт!       — А я тебе доверял. — Обиду в голосе скрыть не получается, чему я, конечно, не рад.       — Я тоже его выпила!       Я замираю.       — Я подлила зелья в обе бутылки, — говорит Гермиона, тут же краснея. — И когда принесла пиво, предложила тебе выбрать бутылку, помнишь? Так что мы на равных. — Она вздыхает. — Но ладно. Делай, что хочешь.       — Зачем ты вообще подлила мне Веритасерум?       — Потому что хотела знать, что ты ко мне чувствуешь.       — А почему просто не спросила? — Я шагаю ближе к ней.       Гермиона перебирает пальцами бусины браслета, не рискуя поднять на меня взгляд.       — Ты бы соврал. Верно же?       — Верно, — отвечаю я, а затем бросаю на неё грозный взгляд. — Теперь моя очередь задавать вопросы.       Я сокращаю дистанцию между нами, а Гермиона напугано пятится назад, но вскоре упирается спиной в стену, а я подхожу вплотную.       — Почему ты хотела знать о моих чувствах?       — Ты же уже знаешь ответ.       Гермиона сжимает губы в тонкую полоску. А я терпеливо жду ответа, зная, что рано или поздно зелье всё-таки подействует. Гермиона Грейнджер у меня под колпаком, а я даже пальцем не пошевелил.       Она глубоко вздыхает и кладёт ладошку мне на грудь, чуть отталкивая и отходя в сторону.       — Мне не нравится этот твой взгляд?       — Какой? — Я ухмыляюсь.       — Ты смотришь на меня, как филин на мышь. Ты мне тоже нравишься, Малфой. Уже несколько месяцев, но я не знала, что ты ко мне чувствуешь. Поэтому хотела узнать, прежде чем мы выпустимся из Хогвартса.       Я представляю всю такую правильную старосту девочек, пробирающуюся в класс Слагги и крадущую для меня Веритасерум.       — И что ты хочешь?       Мне нужно знать наверняка — вдруг я ей и не нужен вовсе. Может, я ей чисто для галочки, будет всем хвастаться, что встречалась со слизеринцем.       — Я хочу, чтобы ты был моим, — говорит Гермиона, глядя на меня такими огромными доверчивыми глазами. — Хочу говорить обо всём на свете, потому что больше меня никто слушать не будет. Никто, кроме тебя. Я просто хочу говорить с тобой. Хочу, чтобы ты рассказывал мне о своих зельях, хочу тебе с ними помогать. Хочу…       Я вновь иду в её сторону, и Гермиона снова отступает, на этот раз её останавливает спинка дивана.       — Хочу поцеловать тебя, когда ты на меня так смотришь…       Я сжимаю её за талию, и Гермиона сдавленно пищит, поэтому приходится слегка ослабить хватку. Если бы я мог, обнял бы её так крепко, чуть ли не вжимая в себя. Она хочет быть моей.       Нет. Она хочет, чтобы я был её.       — Я уже, — шепчу я ей прямо в губы, — уже твой.       Меня так и подбивает задать ещё кучу вопросов. Почему я? Как так получилось? Как всё не испортить?       Но сейчас не время. Сейчас в нас доза сыворотки правды — можно наговорить всякого. Пусть наши с Грейнджер отношения развиваются постепенно. Я не хочу всё разрушить только лишь из-за какого-то зелья.       Гермиона хочет что-то сказать, но я накрываю её губы своими, потому что у нас есть время. Сегодня просто очередная самая обычная ночь, а вот завтра будет куда лучше.       — Спроси меня, чего я хочу, — шепчу я ей на ухо, и из-за моего дыхания её кудри слегка колышутся.       Гермиона перебирает пальцами пуговицу на моей рубашке, не поднимая взгляда.       — Что ты хочешь?       — Посмотри на меня, — прошу я, и она переводит взгляд на мои глаза. — Я хочу всё перечисленное. С тобой.       Гермиона широко и ослепительно улыбается, она прямо как солнышко, и я таю. Желудок скручивается в узел. Я чувствую, что готов растаять и растечься лужицей на полу, смешиваясь с пролитым ранее ореховым пивом.       Гермиона обнимает меня за талию и тянется за поцелуем. Наши губы и языки встречаются, мы касаемся тел друг друга руками, выплёскивая месяцами сдерживаемую страсть. Сначала мы врезаемся в диван, потом в журнальный столик, задеваем напольную лампу, и та начинает опасно покачиваться. Мы валимся на пол. Я лежу на спине, а Гермиона сидит на моих бёдрах, снова целуя.       Она ёрзает, из-за чего я сдавленно шиплю, а по венам бегут искры возбуждения.       — Такие мягкие, — произносит Гермиона, зарываясь пальцами в мои волосы. — Всегда хотела их потрогать.       Я сжимаю её бёдра, чтобы она поменьше двигалась, иначе я кончу в штаны уже через пару минут. Когда Гермиона наклоняется ближе к моему лицу, кончики её волос спадают мне на глаза. Она пытается перекинуть их через плечо, но это мало помогает. Но уже через мгновение она вновь целует меня, и волосы на лице меня уже не волнуют. Даже будучи слепым, я из тысячи узнал бы эти губы, запах кожи и мелодичный голос.       Я выпрямляю ногу, и штанина тут же пропитывается чем-то мокрым и холодным.       Гермиона отстраняется, вопросительно глядя на моё сморщенное в отвращении лицо.       — Что такое?       — Просто… — Я сажусь, придерживая её за талию. Дыхание не выравнивается, сердце всё так же бешено колотится. — У нас же ещё есть время, да?       Глаза Гермионы топазами сверкают в тусклом свете, она по-новому смотрит на меня. Собственнически.       — Да.       — Так к чему спешить?       Собственное решение меня ни коим образом не устраивает. Но это ведь Грейнджер, а не какая-то другая волшебница, строящая мне глазки. И, конечно, она не девушка на одну ночь.       Она, похоже, расслабляется.       — Хочешь остановиться?       — Может, это и прозвучит довольно странно, но мне не улыбается перспектива заняться сейчас с тобой сексом. Только лишь потому, что я не хочу, чтобы наш первый раз был на грязном полу общей гостиной, в паре метров от спящих Лонгботтома и Пэнси. А ещё мой носок мокрый от пролитого пива.       Гермиона слегка наклоняется назад, упираясь ладонями в мои ноги, и тихо посмеивается.       — Нет, звучит не странно.       Она закатывает глаза, а затем встаёт, протягивая мне руку и помогая подняться.       Я веду её обратно к окну и сажусь на мягкие подушки на подоконнике. Только на этот раз я сажаю Гермиону лицом вперёд, себе на колени.       Она сжимает мою ладонь и оглаживает костяшки большим пальцем. Я закрываю глаза и наслаждаюсь её прикосновением и трепетом внутри. Она в моих объятиях в последний день в школе. И я знаю, что это далеко не последний раз, когда мы вот так вот сидим.       — Я всё сделаю правильно, — тихо говорю ей я. — Тебе нужно будет только сменить белоснежные рубашечки и галстуки на что-нибудь другое. А после мы пойдём ко мне домой, а там у меня большая мягкая кровать.       Гермиона усмехается, но прижимается щекой к моей ладони. А я провожу большим пальцем по контуру её губ.       — Ты сейчас о свидании в магическом Лондоне говоришь?       Желудок скручивает.       — Если ты, конечно, хочешь сходить на свидание… Я понимаю, что встречаться с недо-Пожирателем Смерти не многие захотят.       — Не называй себя так, — сердится Гермиона, но я рад, что моего тупого выражения лица она не видит. — Мне всё равно на мнение окружающих.       — Ну да, ты же можешь просто превратить всех ненавистников в жуков и посадить в банку.       Она легонько стукает меня по бедру и шепчет:       — Это же секрет!       Я смеюсь.       — Какая ты грозная.       Гермиона проводит кончиками пальцев по моей ноге.       — Боишься?       Я фыркаю.       — Ну уж с тобой-то я справлюсь.       Она оборачивается через плечо.       — Справишься?       Уже порядком устав за весь день, я ей уступаю:       — В большинстве случаев.       — Ну это мы ещё посмотрим. — Губы искривляются в усмешке.       — Ты прекрасна. Напомни, почему я захотел остановиться?       — Потому что твоё воспитание не позволяет валяться на кишащем микробами полу.       — Да ты спасибо мне сказать должна. Кто знает, какую болячку мы бы подцепили.       Гермиона полностью разворачивается, крепко обнимает меня и укладывается мне на плечо, как на подушку.       Похоже, кто-то накладывает на меня Вингардиум Левиоса, потому что сейчас я себя совсем не ощущаю, я будто бы на седьмом небе от счастья.       Краем глаза я замечаю наше отражение в окне. Я кладу подбородок на макушку Гермионы, а её волосы рассыпаются по моему торсу. Мы оба в чёрном, поэтому в отражении не понятно, где чьи руки и ноги.       Уже завтра всё изменится. Я очень жду завтра.