Её хищная писечка

      Никогда она не ходила по подворотням. И сама даже не знала, почему. Наверное, потому, что подворотен на Новом Бобруйске не было – архитектура не та. Вот если бы подворотни были, тогда другое дело. Тогда бы её оттуда за уши не вытащить! Но подворотен не было.       Поэтому она не ходила.       А все думали: надо же, какая хорошая девочка!       А она и не возражала – пусть думают. Потому что была по природе покладистой и не любила спорить попусту. Этому противилась её скрытая сущность.       Конечно, было трудно. Когда Тед, после душа, весь такой… разэтакий, весь в одном полотенце… поблескивая свисающими с выпуклых сосков невытертыми каплями воды… Полотенце, кстати, она после этого даже стирать не стала, оставила как есть. Иногда по ночам, когда было совсем невмоготу, впивалась зубами и жевала, жевала, ловя мельчайшие намеки на мускусный запах того самого, вокруг чего полотенце было намотано.       Или вот когда расчесывала Дэничку – думаете, легко было? Фигушки, ничего подобного! Волосы, густые, рыжие, роскошным шелком скользили между пальцев, будоража до дрожи, до зуда, а перед глазами возникали всякие картинки – как правило, других мест, обросших такими же рыжими волосиками… Ах!..       Но приходилось держать себя в руках. Терпеть и мечтать, что рано или поздно возьмёт своё. Она очень отчётливо представляла себе, как она это своё берёт. Прям подходит и берёт за самое толстое место. И Теда, и Дэна… И даже капитана (тут Полина немного краснела, но отчетливо представлять не переставала). Станислав Федотович занимал в её чувствительном сердечке отдельное местечко: папа Полины погиб, когда ей было всего-ничего, даже комплекс Электры развиться не успел, заглох на корню. Зато теперь расцветал махровым цветом, сфокусировавшись на вполне себе мускулистом и в то же время совершенно отеческом образе Станислава Федотовича. О, эта его гладковыбритая квадратная челюсть! А уж какое у него должно быть «своё»… Об этом ей оставалось только мечтать. По некоторым признакам судя, капитану одного полотенчика точно бы не хватило. Ну, разве что так, на пол-оборота…       И все они были такие каваи-каваи. Такие бубочки. Такие масечки. Такие мимими. Такие… пусечки! Прям не знаешь, с кого и начать!       Собственно, только это её и останавливало. До поры до времени.       Пора и время наступили внезапно.       Это был бар на Нео-Вассюках. Вообще-то она хотела сходить в зоомагазин, отдохнуть душой. Но Тед так белозубо улыбался, а Дэн так завлекательно вскидывал свою левую бровь, что та едва не уезжала на затылок. В общем, сопротивлялась она недолго и пошла с парнями в бар - плавной походкой от бедра. И выпила, в общем-то, немного. Видно, что-то таилось в самой атмосфере этой планеты.       До «Мозгоеда» она добралась на своих двоих, правда, поддерживаемая - откровенной мускулистостью Теда с одной стороны и скрытой силой Дэнички – с другой. Каждый из них и один бы справился, но она так настойчиво цеплялась обеими руками за бугрящиеся под рубашками бицепсы, что ей становилось трудно дышать, и она жалобно приговаривала:       - Нет, Тед, ты один не справишься, Дэничка, лапочка, подстрахуй!       И в опьянённом алкоголем мозгу эхом раздавалось: «Хуй… хуй… хуй…». И от возникающих в сознании образов голова плыла уже совсем не по-детски и в низу живота копилось электрическое покусывание.       Парни бережно довели её до каюты, осторожно уложили на койку.       - Ты в порядке, Полли? – заботливо спросил кто-то, она уже не различала, кто именно.       - Пить хочется, - капризно оттопырив нижнюю пухлую губку, ответила она.       - Сейчас принесу воды, - сказал опять непонятно кто и вышел.       Так сама судьба решила, с кого начать. И это был Тед.       Когда Дэничка вернулся с налитым доверху стаканом воды, дело уже было кончено. Но даже киборг, со всеми его сканерами, имплантами и интуицией, не понял, что произошло.       Наверное, со стороны это выглядело немного… неприлично. Как, впрочем, всякий затянувшийся кунилингус. Хотя откуда бы хорошей девочке про это знать?       Уткнувшийся меж двух девичьих ног пилот глухо мычал что-то неразборчивое, то и дело вздрагивая, и левая ладонь его судорожно комкала смятый край простыни.       Полина же, откинувшись на спину, вцепилась пальцами в волнистые тёмные волосы и стонала густым неженственным басом. Хорошие девочки так не стонут, да и плевать.       У деликатного Дэнички не по-киборгски отвисла нижняя челюсть. И хотя Полина была очень занята, она уловила это неуловимое движение.       - Дэничка, - простонала она, приоткрыв полные неги глаза. – Иди сюда. Присоединяйся!       Тед дернулся как-то особенно резко и замер, по-прежнему уткнувшись головой в тщательно эпилированную девичью промежность.       Дэничка, лапочка, пусечка, всё сделал так, как нужно. Одним текучим движением поставил стакан на тумбочку и плавно перетёк в направлении утомленного друга.       - Тед? - и отвёл рукой назад голову не в меру усердного любовника.       Если он и почуял что-то неладное - а он почуял, не мог не почуять, он, прошедший ад и пекло солдатского общежития, развивающего до отказа все виды интуиции, а особенно те, которые до сих пор не признают в силу своей косности некоторые мэтры академической психологии, так как зависят эти виды от вопросов весьма интимных, то самое иррациональное армейское «жопой чую» - то сделать ничего не успел.       На Теде не было лица – буквально. Вместо лица зияла обрамленная чёрными кудрями кровавая яма.       А меж нежных девичьих бёдер шевелилось и причмокивало что-то… невообразимое. Багровое, влажное, усеянное по краю тонкими и острыми длинными зубками. И едва голова Теда, уже бесполезная, откинулась назад, это багровое что-то стремительно выплюнуло в воздух длинное, влажно поблескивающее щупальце с острым когтем на конце.       Молниеносным рывком коготь достиг голубого глаза за светлыми ресницами. Раз! – с мерзким чавкающим звуком вонзился коготь в глазницу под тонкой бровью, рассечённой косым шрамом. И два! – дёрнулся назад, унося с собою тёмный шарик размером с грецкий орех.       На последних микросекундах вырванный из мозга процессор успел послать Лансу и Машке прощальный пинг. Был он очень коротким, всего одно слово:«Пиздец!». Так что ни Ланс, ни Машка ничего толком не поняли.       Дэничка, лапочка, бубочка, рухнул на пол каюты, заливая прикроватный коврик алой кровью из развороченной глазницы.       - Ну вот, - расстроенно сказала Полина и потянулась за полотенцем, тем самым, нестиранным, в полосочку. – Ну зачем ты так, пусечка? Обоих сразу… Теперь придется зачищать остальных…       Ей никто не ответил. Багровая пасть между ног, сыто булькнув, втянула в себя щупальце вместе с когтем, а заодно и с довольно крупным шариком процессора – от чего по телу девушки прошла волна чувственного удовольствия.       - Ну ладно, ладно… - Полина уже успокоилась. – Ничего, справимся. Не в первый раз. Со Станиславом Федотовичем и доктором проблем быть не должно. А вот Ланс… Он же забаррикадируется в каюте, к нему и не подберешься. А уж как мы отыщем Михалыча в машинном отделении – я и ума не приложу! Вот вечно ты так! Ненасытная.       На терминале тихо звякнул зуммер входящего вызова. Полина встрепенулась, вскочила, оглядела себя – слава богу, выше пояса всё чисто, а залитые кровью ноги и два трупа в поле зрения звонящего не войдут.       - Здравствуй, Полина, - Сакаи был подчёркнуто вежлив. – Отлично выглядишь! Как дела?       - Роджер! – с искренней радостью воскликнула девушка. – Вот это сюрприз! Вы где?       - Мы на орбите Нео-Вассюков. Сейчас погасимся и сядем. Сегодня уже не успеем, а завтра, может, поужинаем вместе? Говорят, там очень неплохая рыбная кухня. Я зайду за тобой к семи вечера, хорошо?       Ах, какая жалость! Не успеет она прибраться как следует… Значит, придется разбираться и с ним тоже. И с ним, и с его командой. Даже с Джилл. А женщина - это вообще лишнее. В её планы вовсе не входило так баловать пусечку! Потому что потом ей будет трудно, очень трудно, после такого пира – на голодном пайке. Какая жалость, что в жизни все происходит так… нерегулярно! Но ничего не поделаешь.       - Конечно, Роджер! С удовольствием!       И она улыбнулась слегка смущённо, как и полагается хорошей девочке.