Безопасная опасность

Роль премьер-министра Японии ему не идет, думает Оги. Просто больше некому: Тодо не хочет, Кагуя слишком молода, Тамаки бы с радостью, но его к власти допускать нельзя, а у остальных Черных Рыцарей нет ни опыта, ни желания. У Оги тоже нет особого желания, как и тогда, когда он стал главным в Сопротивлении после смерти Наото. Опять же — больше было некому. Оги — слишком мягкий для командира. Политику не нужна такая решимость, как командующему на поле боя, но все же твердость необходима, а Оги этого не хватает. И все же Черное Восстание и Реквием по Зеро научили его многому — не верить безоглядно, допускать возможность предательства, и в то же время — доверять, когда это безопасно и ошибка грозит минимальными потерями. К счастью, сейчас нет войны (какие волшебные слова «нет войны»), и все, что требуется от Оги — работа с документами, разнообразные заседания, совещания, встречи с послами и прочая бумажная волокита. Скука — то, чего ему так не хватало, и работа с бумагами не напрягает: как у школьного учителя, у Оги было множество бумажной работы. Вроде бы он справляется. Раз уж прошло два года, и ничего страшного не случилось — значит, Оги действительно справляется. А еще Вилетта говорит, что он великолепно смотрится в костюме. Вилетта, ставшая его женой и матерью их сына Наото. Вилетта, британская баронесса, военнослужащая, пуристка — Оги даже не подозревал, что на самом деле Чигусой была женщина столь высокого статуса. Но статус Вилетты не помешал им пожениться — хотя фамилию свою она оставила. Извинилась и сказала, что все понимает, и ребенок, конечно, будет носить фамилию Оги, но она… это же не звучит. Оги Вилетта. Вилетта Оги. На любой манер не звучит. Он согласился — в сущности, какая разница. А сына назвать Наото предложила сама Вилетта, сказав, что если бы ее друг погиб, она обязательно бы однажды дала его имя своему ребенку, но ее друг, к счастью, жив.

***

Оги с нежностью смотрит на фотографии на столе — на одной он вместе с еще маленькой Каллен и Наото, на другой — они с Вилеттой на свадьбе, окруженные толпой гостей, на третьей — они втроем, где Вилетта держит маленького Наото на руках, а Оги обнимает ее за плечи. Документы на столе требуют внимания большего, чем фото. Приходится начать их разбирать — ничего, впрочем, особенного и сверхважного. Обыденная рутина управления государством. Государством… Оги бросает взгляд на японский флаг, висящий на стене. Восходящее алое солнце на белом фоне. Стук в дверь отвлекает. — Войдите, — Оги выпрямляется, срочно принимая важный вид, такой, какой необходимо иметь премьер-министру. Зря — это Вилетта. Вилетта? — Привет, дорогая, — Оги улыбается, поднимаясь с места. — Что-то случилось? Она почему-то покусывает губы, и глаза ее бегают так, словно где-то в кабинете Оги прячется вероятный противник. Оги тоже напрягается, вспоминает, где его пистолет — он все равно носит пистолет, неважно, что сейчас мир. В любой момент нужно быть готовым к войне. — Твой секретарь отлучился надолго? — спрашивает Вилетта. — Акутагава, — машинально уточняет Оги. Вилетта не презирает японцев, но особое отношение у нее только к мужу — остальных она попросту не запоминает. — До обеда. Он решает вопросы по поставке риса в Китай. Тебе нужен мой секретарь? — Мне нужен ты, — Вилетта проводит языком по губам. Она в плаще — она любит носить плащи, но этот какой-то слишком длинный, и Оги сначала не подозревает, почему, а потом начинает догадываться. Под плащом у нее ничего нет. — Вилетта, — Оги поправляет галстук. Чертова удавка, которую он вынужден носить по правилам дресс-кода. — Я же… на работе, — почти беспомощно. Ясно же, что никакие отговорки не сработают, да и не хочется ему ее отговаривать. Но если министра застанут за чем-то столь непристойным на рабочем месте, пусть даже с собственной женой… Репутация Вилетты тоже становится под угрозу: она все еще дворянка и все еще пуристка, после ухода Джеремии на апельсиновую ферму она стала главой партии, и пусть теперь пуристы не выступают за то, чтобы руководящие должности получали только чистокровные британцы, лишь ставя во главу угла беспрекословную лояльность монаршей семье — все равно многие аристократы до сих пор с предубеждением относятся к нумерованным. — Да, ты на работе, — соглашается Вилетта. — Разве это не возбуждает? Она тянет завязку на своем хвосте, и волосы рассыпаются по плечам. Вилетта встряхивает головой. Оги стягивает пиджак. Тянется к кнопке. — Я выключил камеры и здесь хорошая звукоизоляция, — говорит он. — Но если бы ты предупредила, я выпроводил бы Акутагаву надолго. А так он вернется через полчаса с докладом. — Тогда надо поспешить. Разве в этом нет особенной прелести? Она подходит к Оги и ловит его руки на полпути к пуговицам рубашки. — Оставь. Потом одеваться и приводить себя в порядок придется дольше. Заниматься этим можно даже в пиджаке. Главное, сними брюки. Оги подхватывает ее под бедра и усаживает на стол. Бумаги он отодвигает, фотографии… ничего им не сделается. У них с Вилеттой есть уже менее получаса, у него — эрекция, и Вилетта права, необязательно раздеваться полностью. Это немного неприлично — да это совершенно неприлично, вот так спать с женщиной, с женой, с дворянкой, не снимая даже пиджака, на столе… Но Вилетте это явно нравится, судя по тому, как блестят ее глаза. — Я без трусиков, — шепчет она на ухо Оги. — Ты что, шла сюда в одном плаще? Без ничего? — хмурится он. — Ехала. Не переживай, никто не заметил, — отмахивается Вилетта. — Конечно, никто не заметил, но холодно же, — ворчит Оги. Вилетта смеется. — Вот и согрей меня, — говорит она. Оги разводит ее бедра. Вилетта стаскивает его штаны и трусы, довольно подмечая: — О, ты носишь мой подарок? Когда она была ничего не помнящей Чигусой, то вела себя гораздо скромнее даже в постели. Она была почти японской женщиной тогда — точнее, устаревшим идеалом японской женщины, где жена всячески угождает мужу, ведет себя с ним учтиво, и всю свою жизнь сводит к заботам о нем, доме и детях. Оги никогда не хотел быть таким мужчиной, которому подчиняется женщина только по гендерному признаку, и он понимал — Чигуса ведомая и зависимая лишь из-за действительной полной зависимости от Оги. Ничего не зная о себе, что ей оставалось, как верить ему и полагаться на него? Но Вилетта — не Чигуса. Чигуса — милое домашнее прозвище. Вилетта не покорная жена, не стеснительная и не ведомая, хотя и в ведущие не стремится. Они равные. Так странно, они — равные… — Конечно, ношу, — Вилетта вручила ему комплект нижнего белья на Новый год. Оги подарил ей браслет — этот браслет сейчас красовался на ее тонком смуглом запястье. — И ты носишь мой подарок, — Оги целует ее руку. — Время, — торопит его Вилетта. Оги достает из ящика стола упаковку презервативов — такой визит супруга наносила ему не впервые, и каждый раз между ними происходил похожий диалог. Вводит внутрь нее пальцы, лаская и дразня, вместе со стоном вырывая страстно-сердитое: — Я готова, не тяни! Он входит, сам уже возбужденный до предела, и ощущает, как пальцы Вилетты впиваются в его плечи. Толкается внутрь нее, наращивая темп. До сих пор не верится, что это его женщина, что они женаты официально, что у них есть ребенок, что она не застрелила его тогда — Оги был готов, что застрелит. Он бы не стал защищаться. И в первый раз не стал бы, если бы знал, зачем она пришла. Она имела право сердиться, потому что он, пусть и спас ей жизнь, но все же честь ее забрал. И она сердилась, а когда решила, что отомстила, и поняла, что привязана к Оги (что любит его) — она его приняла. — Ка…на…ме… Так редко Вилетта зовет его по имени. Даже дома, наедине — Оги. Она говорит, что это из-за японских традиций указывать впереди фамилию, а не имя, из-за чего она запуталась, и из-за их обычая обращаться по фамилии даже к друзьям. Оги везде был для нее Оги — в личном деле и в устах его же товарищей. Она удивилась, узнав, что его зовут Канаме. Но так даже лучше. Так же интимно, как Чигуса — только Чигуса — не для занятий любовью. Чигуса — просто милое обращение, не возбуждающее Вилетту. Это забавляет ее, но не больше. Оги оглаживает ее грудь, плечи, спину, бедра — было бы у них больше времени, и он бы осыпал поцелуями каждый миллиметр ее идеального тела. Время будет после работы. Пока — быстро, не тратя лишних секунд на желанные ласки. Вилетта целует его шею, там, где бьется жилка. Ведет языком по коже, и Оги приходится протестующе застонать, чтобы жена, поглощенная страстью, не увлеклась и не оставила след на шее, иначе придется перевязывать галстук выше и все время следить, чтобы он не съехал. Она не кусает, не втягивает кожу губами, обходится обычным поцелуем. И волосы его не трогает, хотя обычно ей нравится зарываться пальцами в его кудри, удивляясь, что волосы у мужчин могут так виться. Но руки ей куда-то девать нужно, и поэтому Вилетта крепче держится за плечи Оги — он стянул пиджак на локти, поэтому помятая на плечах рубашка будет незаметна. — Быстрее! Оги ускоряется. Стол не покачивается — после нескольких визитов Вилетта сказала, чтобы Оги заменил свой стол на металлический — такой, который точно не сломается. Оги послушно заменил, заказав у Ракшаты стол из особого материала и с особым покрытием. Ракшата сказала, что это ее подарок на их с Вилеттой годовщину, поэтому другого не будет. — Быстрее… Оги зарывается лицом в волосы Вилетты, вдыхает аромат ее духов — она обычно выбирает пряные запахи, дразнящие, такие же, как она сама. Время еще есть, но в любой момент может вернуться Акутагава, заглянуть в кабинет… и эта опасность заводит еще сильнее. Опасность, которая ничем не грозит, от чего приобретает особую прелесть. Безопасная опасность. — Я скоро… Канаме… Он сжимает зубы, думая про грядущий совет с Китаем, про то, как они с Синкэ поговорят насчет сотрудничества (а точнее, выпьют по бокалу саке в дружеской обстановке), про Запретный Город, про Пендрагон, куда тоже придется наведаться… — О-ох! Вилетта кончает, не стесняясь вскрикнуть — звукоизоляция здесь хорошая. Оги кончает одновременно с ней. — Домой так не иди, — первое, что он произносит, когда они переводят дыхание. — Я сто раз говорил: холодно, ты можешь простудиться. — А как же «дорогая, ты была великолепна»? — щурится Вилетта. Оги целует ее в плечо. — Дорогая, ты была, есть и будешь великолепна. Но ты замерзнешь. — И что же я надену? — усмехается Вилетта. — У меня есть запасная рубашка. — Трусы тоже? Оги краснеет. Вилетта снова смеется — ей нравится его смущать. И нравится его забота. Она не простудится, она военный, она проходила тот же уровень подготовки, что и все британские военнослужащие, но быть сильной Вилетта предпочитает в кабине найтмера или в зале заседаний пуристов. Дома она — женщина, которая нуждается в защите, и поэтому специально не слушается Оги в подобных мелочах — чтобы ворчал и беспокоился. — Трусы… ну… вообще-то, я тебе на такой случай купил. Он вынимает из еще одного ящика стола комплект нижнего женского белья. Вилетта замечает, что марка достаточно дорогая — как и браслет, как и все остальные подарки Оги. Теперь у него были деньги и он мог позволить себе не экономить. — Вау, — говорит Вилетта. — Спасибо. — Одевайся, — торопит ее Оги. — Рубашку держи, — в ящике находится и рубашка. Вилетта одевается. Оги отводит взгляд — она выглядит очень соблазнительно, а ему не нужно, чтобы тело вновь отозвалось. Только когда на ней плащ, Оги поворачивается к жене и целует, взяв за подбородок. — Я приготовлю на ужин жаркое, — обещает Вилетта, прежде чем уйти. — Хорошего дня. Да, думает Оги, день определенно хороший.