***
Так как время, отведенное ему, ускорило свой ход, он вынужден был поторопиться. Ранее намеченные схемы и планы воплощались одна за другой. Как следствие, Кид улаживает свои дела быстро, ловко и изящно, в темпе вальса, как и положено великому фокуснику и лунному вору в одном лице. Раз — достал улик на очередного мерзавца, два — почти поймал пулю в бок, три — кинул предупреждение о новой краже. И снова раз — отвел от себя подозрения настырных детективов, два — раздобыл информацию о нужном месте и разработал план, три — ограбление — досадно, но это тоже не Пандора — и человек, удивительно спокойный для того, кто каждый день видит причину своей смерти, внезапно сбивается с ритма.***
В отличие от фокусника, который в патовой ситуации мог с лёгкостью отвести чужие глаза трюком, облачить ужасную по своей натуре вещь в прекрасный и захватывающий фокус или же сразу перекрыть ее чем-то более эффектным, Конан подобной ловкостью не обладал. Поэтому вовсе не изящно неприкрытые ничем цветы, чуть помятые и с небольшими капельками крови на лепестках, легко опустились на крышу, пока детектив пытался отдышаться. Кайто отчётливо услышал, как мир треснул. Услышал вместе с судорожными вдохами мальчика, скрючившегося в нескольких метрах от него. Насколько бы ироничным это ни было, но такого ужаса Кайто не ощущал даже тогда, как сам выплюнул свой первый букет. Парень за доли секунд подлетел к шкету, осторожно обхватывая его руками за плечи, некрепко сжимая. — Детектив, дыши. Давай, вдох, выдох. Спокойствие, все хорошо. Хотя ни черта хорошо не было. Парень ощущал, как у него самого перехватывает дыхание, а сердце почти останавливается от ужаса. Конан тоже… подхватил эту заразу. От таких совпадений ему обычно хотелось рассмеяться. Но сейчас смешно не было. Вскоре Конан полностью пришел в себя. Кайто отпустил его, сделав несколько шагов назад, и с трудом — даже, можно сказать, со скрипом, ведь губы не хотят слушаться — натянул свое привычное покерное лицо, так необходимое сейчас. Он должен собраться. Не следует показывать, с какой силой повлияло на него случившееся. Хотя, Киду кажется, удар битой по голове прошел бы и того легче. — Хей, детектив, — секундная пауза, кривая усмешка становится шире, — кому ты успел отдать свое сердце? Причем так неудачно. Его голос звучит довольно мягко, но против воли в тон проскальзывают угрожающие нотки. Конан вздрагивает, и Кайто прекрасно понимает почему: никогда ещё лунный вор не высказывал злость так открыто. О, да. Он зол. На этот чертов мир, влепивший ему пощечину — снова — и, что довольно иррационально, на человека, из-за которого Конан должен через это проходить. — Не скажу, — отворачивается пацан и хмуро кидает: — Да и зачем тебе? — Я хочу помочь своему маленькому другу, — уже спокойнее, нормальнее улыбается Кид, чуть наклонив голову в сторону. — Помочь? И как же? — Думаешь, такой великий фокусник, как я, не сможет заставить человека влюбиться? Конан презрительно фыркает. Кайто прекрасно понимает — и разделяет — что даром такая любовь не нужна. Фальшивая, кривая, навязанная. Но не сейчас, не когда человек, забравший его сердце, тоже попал в цепкие когти этой заразы. — От тебя нужно только имя, — максимально мягко почти мурлычет вор. Его голос звучит подкупающе. Но Конан не поддается. — Почему мне кажется, что тебе скорее хочется его прикончить? — усмехается мальчик и легонько кашляет, прочищая горло. — Детектив, вы оскорбляете меня до глубины души, — скорбно выдает Кайто, прижимая руку к груди, тем самым скрывая, как невольно дернулся вперёд из-за легкого покашливания Конана. — Я никогда и никого не убивал! — Знаю, — просто отвечают и легко улыбаются, без всякой издёвки. — Поэтому я из раза в раз позволяю тебе уйти. Кид задумчиво прищуривается. Конан почти напрямую говорит, что доверяет ему. — Так если ты мне веришь, может, назовешь его?.. — тихо пробует снова Кайто. Шкет упрямо поджимает губы, что красноречивее всяких слов, а со стороны лестницы слышатся звуки полиции. Почему именно сегодня инспектор решил проявить чудеса догадливость и проверить крышу вместо погони за манекеном?! Кид глотает ругательство и резко срывается с места, через секунду оказываясь прямо перед опешившим детективом. — Держи. На маленькую ладонь падает несколько мятных леденцов. Кровь с цветами вперемешку ужасны на вкус, уж он-то знает. Парень присаживается на корточки перед шкетом, настороженно ожидающим очередного подвоха, и широко улыбается. — Я узнаю, кто это. Взмах белого плаща, и лунный вор исчезает в густом белом дыме, оставляя на крыше напряжённого детектива и злого как тысяча чертей инспектора. …Похищенный камень на миниатюрном парашютике опускается прямо в руки безутешного владельца вместе с привычной карточкой с извинениями. Впрочем, они все равно звучат как насмешка.***
Но на этом ночь для него не заканчивается. Спустя несколько часов он уже сидит на подоконнике комнаты Конана, всеми фибрами души надеясь на свое красноречие. Но в этот раз даже оно подводит его: детектив непробиваем. Кайто снова и снова пытается узнать, кто виноват, но у него не выходит. Ему остаётся только раздражённо стискивать зубы, злясь на свою беспомощность, когда кашель вновь подкатывает к горлу, прижимать к себе упрямого пацана, позволяя заглушить громкий звук, совершенно не обращая внимания при этом на белый костюм, на котором отпечатываются капельки крови, и успокаивающе гладить по голове и спине, давая отдышаться. Это повторяется ещё какое-то количество раз — никто не считает — как в чертовой карусели. События крутятся и крутятся, идя друг за другом, после завершения начинаясь вновь. Встреча, диалог, тщетные попытки выяснить виновного, кашель и успокаивающие объятия, а потом сладко-холодный вкус, чтобы перебить металл крови на языке. Вечер в комнате Конана, снова его комната, снова, в какой-то момент декорации сменяются на крышу здания — Киду нельзя тратить время впустую, его и так осталось не так уж и много, а Конан просто не может позволить себе оставить вора в покое — после очередного ограбления, и далее несколько ограблений подряд. Детектив все также пытается понять мотивацию вора, тогда как тот все с таким же оскалом повторяет, что не хочет лишиться лучшего критика. Они ходят по кругу, глядя друг другу в глаза, но правду никто так до конца и не раскрывает.***
Сколько это длилось, Кайто сказать не мог. Горло драло нещадно, но при этом он, вроде как, снова мог дышать, пусть каждый вдох и отзывался болью. Ему хотелось… Нет, не чтобы это закончилось поскорее. У него ещё было достаточно дел, которые он должен был закончить. Сбегать вот так было бы слишком трусливо. Поэтому, пусть это тоже трусость, но в меньших масштабах, ему хотелось просто отключиться. И, желательно, до утра, без перерывов на обед. Кайто глянул на разбросанные незабудки. Хах, за каждый приступ он уже может набрать небольшой букетик. Как мило. Сил наведаться к Конану уже нет. Тот все также кашляет цветами, но состояние не настолько тяжёлое, как у него, Кайто. И парню хочется, чтобы оно никогда таким и не стало. Он несколько дней просто ходит в школу, с очень большим трудом убеждая Аоко, что все хорошо, сам же собирая себя буквально по частям.***
Подкинуть очередную карточку с загадкой инспектору — что-то обыденное, за чем дело вообще не стоит. По сравнению с намеченными на ночь планами это сущая мелочь, ведь после участка вор направляется к Шиничи, чтобы проверить и в случае неутешительных результатов — а утешительными они будут вряд ли — собственноручно привязать упрямого детектива, чтобы тот зря не напрягал себя на его ограблении. Это у Кайто необходимость, часики тикают, время утекает как песок сквозь пальцы, и, хватая последние крупинки, он старается успеть: на месяц запланировано одиннадцать ограблений. Возможно, он даже впихнет ещё два. А вот Кудо себя изнашивать вовсе незачем. Но тот все равно придет, даже приползет, если понадобится. Если Кид его не свяжет, конечно. А он свяжет. В этот раз конечный пункт назначения вовсе не офис детектива Мори, а дом Шиничи: птичка на хвосте принесла, что он недавно вернулся к себе. Приземляясь на чужой подоконник — тихо и как всегда изящно, где аплодисменты — Кайто заглядывает в комнату и чувствует, как противно начинает сосать под ложечкой. На лицо лезет кривая, чуть безумная улыбка: та самая, появляющаяся в момент, когда всё идёт наперекосяк и вор понимает, что ситуация откровенно паршивая. Да, он видит Кудо. Именно Кудо, а не Конана, у него все же получилось вернуть себе свой облик и похоже даже насовсем. Тот сидит на полу, подтянув к себе колени и облокотившись спиной на стеллаж позади. Но что совершенно не радует — это цветы, куча цветов, рассыпанных вокруг. И вряд ли это детектив случайно перевернул вазу с васильками. Кид щурится, за секунды подмечая детали и собирая единую картину. Слава всем фокусникам, Кудо не смог догнать вора даже здесь: после очередного приступа садик у Кайто получается явно больше. Но то, что ухудшение наступило так быстро, неслабо беспокоит и заставляет нервничать. Так явно не должно быть. Во что ты вляпался, детектив? Он приоткрывает окно и тихо проскальзывает внутрь. Лёгкое движение: Шиничи, заслышав шум, чуть поднимает голову. — Даже без предупреждения? — усмехается он, голос при этом непривычно хриплый. Парень морщится от неприятных ощущений. Кид замечает графин — и уже через несколько секунд перед детективом появляется стакан с водой. В ответ благодарно кивают. — Я же сказал, что узнаю, кто это, — чуть пришедший в себя вор растягивает губы в фирменной самоуверенной улыбке. — Ведь один упрямый детектив отказывается говорить. Последние слова чуть резковаты. Кайто чувствует, как в них смешивается насмешка, присущая всем их перепалкам, и раздражение, которое он уже не способен удерживать в себе. — А я сказал, что не понимаю твоей мотивации. Ровный тон Кудо в ответ на слова, насквозь пропитанные эмоциями, заставляет в душе скрипеть зубами. Снаружи Кид позволяет себе лишь сжать кулаки в карманах. Вор отворачивается, начиная говорить: — Никто из твоего близкого окружения не подходит, я проверял. Это не Ран, не ее подруга, про детектива Мори и инспектора я вообще молчу! — парень резко перекручивается на пятках, немного театрально протягивая вперёд раскрытую ладонь. — Так кто же, детектив? Назови имя. В который уже раз он повторяет эту просьбу?.. — Зачем? Маска спокойствия трескает, в чужой голос просачивается раздражение и, почему-то, капелька обречённости. — Того, что я не хочу потерять лучшего критика, недостаточно? — Недостаточно, — и, черт его побери, усмехается. — Какой же ты упрямый!.. — Кид прикрывает руками лицо, раздражённо вздыхает и опускает их, пытается успокоиться. Не выходит. — Эй, это должны быть мои слова. Это не я уже в который раз вламываюсь в чужой дом и продолжаю что-то требовать по неясной причине! — хмурится парень. — Потому что ты упорно не желаешь раскрывать мне личность этого человека! — Так прекрати это! Оставь меня! — почти кричит Кудо. — Не могу!.. И тут Кайто резко осекается. Зря он вышел из себя. Цветы, будто чувствуя оживление своего хозяина, издевательски просятся наружу. Его скручивает в кашле. Он кашляет долго, глотку уже откровенно дерет, жжет огнем, а цветы всё не кончаются. Кайто уже начинает казаться, что следом за проклятыми лепестками пойдут лёгкие, а дальше — и остальные органы. Но ему везёт: кашель заканчивается раньше. Парень дышит глубоко и медленно, чтобы лишний раз не тревожить покалеченное горло. Глаза слезятся, несколько капелек срывается с ресниц и стекает по щекам. Боль вспыхивает разноцветными пятнами перед глазами, но всё же постепенно отступает. Кайто находит себя сидящим на коленях на полу. Он смотрит на руки, на которые опирается, согнувшись, и видит целый небольшой садик голубых незабудок, уютно разместившихся как на деревянных досках, так и на белых перчатках фокусника. Ничего себе его скрутило. За последнее время это был самый сильный приступ. Парень мимолётно думает, что всё же добавит ещё два ограбления на этот месяц: ему только что непрозрачно намекнули, что времени у него почти и нет. За грудиной ощутимо покалывает, и он понимает, что больше игнорировать эти ощущения не получится. В комнате стоит идеальная тишина. Вор поднимает глаза и сталкивается с ошарашенным, шокированным взглядом детектива. Тот даже привстал и подобрался поближе, но дотронуться так и не решился: руки висят в воздухе, пока голубые глаза мечутся между чужими цветами и их обладателем. В зрачках читается столько паники и ужаса, что даже Кайто становится немного страшно. — Детектив, успокойся, всё уже закончилось, — он легко улыбается и выпрямляется, садится удобнее. — Прости за беспорядок. — Чт… Ты тоже?.. Его все же хватают за плечи. Крепко, но осторожно. Совсем как Кайто в тот, самый первый раз, когда он застал Конана. Не раскрывать ничего до кульминации, да, батя? Ну, его кульминация уже близка, так что, наверное, можно. — Да, тоже, — улыбка выходит спокойной, ведь свои цветы его не пугают, так, раздражают немного. — Я люблю тебя, детектив. Поэтому не могу отпустить. Да и оставить тоже. Кудо как-то странно замирает. — И как давно? — Цветы? — и, получив молчаливый кивок в ответ, Кайто прикидывает, сколько он уже носит в себе этот садик. — Месяца четыре?.. Взгляд Шиничи наполняется болью. Он прикрывает глаза, глубоко вздыхает и крепче сжимает руки на чужих плечах. Кида такая реакция немного сбивает с толку. Он хмурится и легонько обхватывает запястье парня своей рукой, мягко касается большим пальцем, стремясь успокоить. — Достаточно мотивации, детектив? — он усмехается. — Так вот почему… Вот почему от тебя пахло мятными конфетами. И они были всегда с собой. Кид чешет нос. — Ну, помогало ведь, да? — Идиот! — внезапно взрывается Кудо, его руки перемещаются на ворот пиджака, он притягивает вора ближе и ругается ему прямо в лицо. — Помогало?! Да, помогало прекрасно! Но знаешь, что помогло бы ещё лучше? Не скрывать вечно свои эмоции за этой ухмылкой! Или хотя бы говорить о них! — Хей, что ты… — у Кайто тут же назревает целый вагон, если не поезд, возражений, но ничего сказать он не успевает. Его привлекают ещё ближе и целуют. Сначала просто столкновение губ, но Кудо на удивление настойчив и уже через несколько секунд он вынуждает Кида чуть приоткрыть рот, втягивая в глубокий поцелуй. Детектив сталкивается с чужим языком, немного отстраняется, кусает чужие губы и вновь возвращается обратно. Не то чтобы Кайто был против. Это забавно: он никогда и подумать не мог, что Шиничи будет проявлять свои злость и недовольство вот так. Когда в голове не остаётся ни одной внятной мысли, а в лёгких таки кончается воздух, они немного отстраняются. Кончики носов почти соприкасаются. — И… Что это было? — все же решает уточнить Кайто. Кудо как-то обречённо вздыхает. — Идиот. Он крепко обнимает вора, явно не планируя отпускать. — Идиот, которого я люблю. — А?.. Кид слышит звон в ушах, а затем губы сами расползаются в полностью искреннюю улыбку. В груди расплывается тепло, и колет уже явно не так сильно. Это значит, что с Шиничи все будет хорошо? И с ним тоже? Звук тикающих часов, преследующий его уже вот месяц, стихает, и вор крепко обнимает своего детектива в ответ. Облегчение накатывает резко. Ему хочется смеяться, что он, впрочем, и делает. Кудо тоже не может сдержать смешок — тот мелодией раздается где-то над ухом. Кайто трётся головой о чужие волосы, как кот, зарывается в изгиб шеи и чуть ли не мурлычет. Шиничи пахнет совсем иначе: кофе и пыль книжных стеллажей. И это прекрасно. Лишь позволив себе расслабиться, Кайто понимает, как на самом деле устал за эти месяцы. — Видимо, тринадцать ограблений в этом месяце придется отложить, — сонно бормочет он, удобнее устраиваясь в таких уютных объятиях. — Сколько? — недоверчиво усмехается Шиничи и взъерошивает и так лохматые волосы. К неудовольствию Кида он отстраняется, что, впрочем, тут же сглаживается лёгким поцелуем в губы и ещё одним — в лоб. — Не засыпай здесь. Они, покачнувшись, поднимаются, и вор крепко сжимает чужую ладонь. — Ты же понимаешь, что я тебя сейчас не отпущу? — на лицо вновь возвращается привычная ухмылка. Но он говорит правду. Все ещё не до конца верится: он будет жить дальше, и, эй, его любит любимый человек! Детектив фыркает. — Поверь, я прекрасно могу представить, какие воры собственники. «Я тоже», — как ответ читается за этими словами.***
Они вместе лежат на кровати в комнате Шиничи. Верная подруга луна заглядывает в окно, впрочем, нисколько не мешая. Кайто сам снял последнюю маскировку: монокль. Цилиндр уже давно укатился куда-то в угол, к очередному стеллажу. Кудо тогда озадаченно хлопнул глазами, отмечая, что они действительно похожи и Кид не зря несколько раз выбирал для маскировки именно его образ. Приложив руку к груди, вторую он завел за спину и элегантно поклонился: — Позвольте представиться: Куроба Кайто, к Вашим услугам. Кудо внезапно рассмеялся. — Ты столько раз приходил ко мне, чтобы заставить назвать свое же имя и затем влюбить себя в меня. Кайто хмыкнул. — И преуспел, даже с опережением. А затем мягко поцеловал маячившую перед глазами макушку, довольно замечая, как слегка покраснели уши детектива. Запал прошёл, и смущающийся Кудо вернулся на место. Впрочем, фокусника все устраивало. Теплое и спокойное дыхание рядом служили лучшей колыбельной. И он не хотел менять ее ни на что.***
Еще неделю их немного штормило и качало, причем хуже приходилось Кайто: все же цветы в легких это далеко не шутки, и свое привычное место они покидали болезненно и неохотно. Поэтому всё это время они провели дома у детектива. Ну, как, почти всё время. Под возмущения Кудо Кид всё же выбрался, чтобы подкинуть ещё одну карточку инспектору: «Представление переносится на другой день, не скучайте». Лично они не скучали. Кайто не раз и не два бросал шутки про медовый месяц — в их случае неделя —, а Шиничи не переставал ворчать на них, вскоре переключаясь на очередной безрассудный поступок вора. — Спокойный вечер и томик Шерлока, что может быть лучше, да? А я могу сказать, — хитро улыбается Кайто, обнимая устроившегося под боком Шиничи. Они сидят на диване, Кудо, положив голову на чужое плечо, держит томик Шерлока таким образом, чтобы они оба могли спокойно читать. После слов парня — его парня — он бросает недоверчивый взгляд, так и говорящий: «Куда уж лучше?». — Любимый детектив рядом, — ещё шире улыбается фокусник, в ответ получая фырканье и чуть красные кончики ушей, которые он тут же с удовольствием и целует. Потому что может. Потому что ему удалось украсть самую большую ценность, пусть он этого сразу и не заметил: сердце этого прекрасного упрямца с глазами цвета вечернего неба.