прощание.

Золотистые лучи солнца красиво прорезались сквозь приоткрытые жалюзи. По всей кухне расползался приятный легкий аромат яичницы и бекона. Пылинки неспешно кружились в танце на свету, они были столь же беззаботными, как и это утро. Заботливые мягкие мамины руки, гладильная доска, стопка футболок. От них лишь слегка веет крахмалом. Санни стаскивает одну из них с края, благодарно улыбаясь и убегая в ванную. Теплая ткань приятно ложится на нежную после душа кожу. Он оборачивается на зеркало, приподнимает челку. Не помнит уже сколько дней подряд носит одну и ту же марлю на лице, но ощущается она мерзкой и мокрой, может, пахнет старой кровью. Плавно и нежно чьи-то пальцы ложатся на плечо, вызывая волну дрожи и мурашек, что быстро проходят. Даже затылком он может чувствовать эту лучезарную улыбку на лице старого друга, такого светлого, такого родного душе. Кел говорит так неспешно и спокойно, так сладко, совсем-совсем без давления или осуждения. Просит второго спуститься на кухню к завтраку, говорит, что чуть позже поможет собрать вещи. Санни может поклясться, что его лицо было так близко к уху, что кожей мог чувствовать чужое дыхание, что почти ощущал на себе касания его губ, что заметил, как нос того затрагивал еще не уложенные угольные локоны. Младший кивает, напоследок бросая взгляд на отражение себя и друга, окончательно впечатывая этот момент в память.

***

Мама заводит машину, параллельно благодарит соседскую семью за то, что они приютили их из-за отложенного переезда на малое время. Дает сыну распрощаться со всеми друзьями как следует. Они болтают, обсуждают то, в каких датах вновь смогут встретиться, говорят о том, как сильно будут скучать по Санни, по пятну на ковре, по пикникам, по домику на дереве и по общим фотографиям. Там, куда мальчик отправляется, фотографии куда нужнее. Там, куда мальчик оправляется, друзей рядом больше не будет. Мать окрикивает сына, просит поторопиться, но в машину тот садиться не спешит вовсе. Что-то взглядом высматривает в окнах дома. Кела все еще нет. Никто даже не обратил внимания на его опоздание. Видимо, для него это обычное дело, с самого детства тот не отличался пунктуальностью, но сейчас… они буквально находились в одном доме. Друзья начали расходиться по делам (как-никак, жизнь и планы у всех были свои), а сзади в очередной раз было произнесено его, Санни, имя, но на сей раз настойчивее, чем прежде. Он вздыхает, разворачиваясь к машине. Садится. Закрывает дверь, краем глаза замечая какое-то шевеление и быстрый стук кроссовок об асфальт. Кел, сжимающий что-то в одной из ладоней. Он останавливается почти у бордюра, наклоняясь, чтобы заглянуть в опущенное окно. Запыхался. Вместе с неловкими попытками восстановить дыхание извиняется за опоздание, за то, что его пришлось так долго ждать, за то, что так и не помог другу с вещами, хотя обещал. Санни не злится вовсе, Санни кивает его словам и тихонечко говорит, что все в порядке, даже немного приподнимает уголки рта, пока это произносит. Келси кладет руки почти на самый низ оконной рамы, поднося маленькую (в сравнении с ладонями) игрушку чуть ли не к самому лицу младшего и глупо, во весь рот, улыбается. Волосы чуть касаются плеч. – Береги его как зеницу ока, солнце.

***

Сейчас Кел лежит у него на коленях, а Санни нежно перебирает отросшие волосы, дочитывая книгу — сборник сказок, что тот вслух читает им прохладными осенними вечерами. Они оба трепетно хранят воспоминания о том дне.