Атрибуты власти

– Вы носите мои кольца каждый день, дорогая жена. Деймон сидит на глубоком подоконнике и красный, как драконий стяг, закат выхватывает его острые, все еще мальчишеские черты. Рейнира думает, что теперь они не походят на дядю и племянницу. Годы сделали ее челюсть стальной, глаза сухими, а стан ломовым. Деймон же, невзирая на войны, остался прежним. Каким она захотела его впервые, в свои тринадцать лет. Сжав зубы, она поворачивается к зеркалу и быстро собирает волосы в густую косу. – Ваш вкус так же безупречен, дорогой муж, как и ваши колкости, – она кривит тонкие губы. – Не успели вы вернуться, как подложили игл под зад каждого приближенного моего двора. – Клевета, – Деймон легко спрыгивает с подоконника. – Я до сих пор слова не сказал Хоберту Хайтауэру. – Мантикор, – Рейнира говорит на валирийском. – Маленький колкий мантикор. Деймон склоняется к ее уху и заглядывает ей в глаза через зеркало. – Маленький? – переспрашивает он также на валирийском, и его крупные ладони ложатся под грудь Рейниры. Жилистые пальцы находят мигом отвердевшие под платьем и тонким камзолом соски. – Я ведь пил твое молоко, мамочка, – его голос сразу возбужденно садится. – Так что вырос большим и сильным. Засранец. – Слова не сказал Хайтауэру, зато во всю тешился с прислугой, – непреклонно замечает она, стряхивая руку Деймона. Она глядит на него через плечо, и глаза ее кажутся серыми. – Ведешь себя как пьяная тварь, может и мне стоит тебя держать не в кровати, а у нее, как пса? Скулы Деймона заметно розовеют и он морщит острый нос до частых морщин. – Будучи псом, я мог бы лизать твои руки, ступни и соленую щель. Рейнира заканчивает косу. Кровь теперь бросается и ей в лицо, и этого почти не скрывает красное зарево, затопившее комнату через раскрытые окна. – Я с ними не спал и даже не думал, – примирительно мурлыкает Деймон. – И напился не потому, что жаждал веселья. Просто... Рейнира поворачивается и стискивает его холодные ладони. Ветер приносит в комнату запахи цветущего сада, груш и лимонов, специй с вечернего рынка, горячих металла и кожи из распахнутых в вечернюю свежесть мастерских. Но все, что чувствует Рейнира – кровь, будто въевшаяся в самую плоть ее дорогого мужа. Он пахнет войной. – Я знаю. Я тоже за тебя боюсь, – она касается губами его пальцев. Деймон смотрит на нее горящими глазами, как все последние двадцать лет. – У меня есть подарок к твоему возвращению. – Да? – Да. Иди сюда. Рейнира садится на постель. Деймон вскидывает белесые, еле видные брови и останавливается перед ней, сцепив руки в замок за спиной. Он склоняет голову набок, как большая белая птица, и покачивается на пятках, наблюдая за тем, как споро пальцы Рейниры расцепляют замочки на камзоле. – Поскольку я ваша королева, а вы – мой дорогой муж и король, я сочла необходимым наделить вас атрибутами власти, – она проводит мощными покатыми плечами, позволяя камзолу упасть на покрывало, и тянет широкий и тугой пояс летнего платья. – Я обратилась к лучшим мастерам, чтобы вам изготовили трон... по размеру. Деймон не пытается делать вид, что понимает ее, и просто любопытно склоняет голову к другому плечу. Из-под развязанного пояса освобождается что-то, но Рейнира не торопится: приспускает платье с тяжелых грудей, потом полного, во многих растяжках живота, лежащего сочными белыми складками, и наконец с сильных, покрытых белоснежным волосом бедер наездницы дракона. Этого с лихвой хватает, чтобы удавкой ухватить внимание Деймона и вызвать в худых коленях жадную дрожь, но сегодня здесь есть кое-что еще. Под животом и между ног Рейниры протянуты кожаные ремни, как от доспеха, а поверх ее лобка в металлическое кольцо вдет шикарный член. Слегка изогнутой формы и с выделяющейся толстой головкой, он сделан из оникса, а на стволе выбит и подкрашен алым силуэт дракона. Деймон громко смеется. – Он больше, чем мой. Ты что, этого хочешь? – Я? – Рейнира ухмыляется. – Вздор. Этот трон я заказала для тощего королевского зада. А моему хорошо и на твоем сладком розовом члене, – добавляет она низко уже на валирийском. – Смотри, как бы этот елдак поместился в моей сладкой розовой дырке, – не звуча и на грош игриво, Деймон скидывает расстегнутый дублет и берется за расшитую розовой нитью черную рубаху. Рейнире нравится. Она льет заготовленного масла на ладонь и берет ониксовый ствол в кулак. Она до сих пор не может поверить, что он раздевается для нее, опускается на колени для нее, улыбается для нее. Раздвигает длинные ноги и воюет тоже для нее. Рейнира знает, что лицо ее давно не выдает уязвимости, и тем не менее она чувствует себя прозрачной. Деймон путается в шнуровке штанов. Ругается, достает нож из небольших кожаных ножен и режет завязки. – Ты нервничаешь, – ехидно замечает Рейнира, больше по их общей привычке пререкаться. А может чтобы скрыть, как сильно ей хочется разложить его за эту дурацкую вспышку и насильно оттрахать такого красивого, а потом расплакаться от облегчения. Деймон поднимает лиловые глаза, молча улыбается краем рта. Оставшись без одежды и оружия, он кладет ладони себе на талию и щурится на Рейниру свысока. Худощавый, неюный и невозбужденный, он все равно выглядит, как... – Не знаю ни одного короля, который всходил бы на трон голым, – голос Деймона заставляет ее встряхнуться. – Ты прав, – Рейнира кивает. – Возьми в шкатулке украшения и... Просто навесь побольше, вот что. Деймон опять хохочет, однако принимается копаться в шкатулке. – Хочешь, чтобы я звенел, как кошель септона в борделе, пока ты будешь меня трахать? Он находит кольца поменьше среди арсенала своей дорогой жены и цепляет на каждый палец, на шею вешает сверкающими рядами подвески с рубинами и агатами из Кварта, крупным жемчугом из Пентоса, серебром Гавани. Самая длинная ложится ему большим рубином между ребер, как мишень для стрельбы из лука. Тяжелые браслеты с нефритами он цепляет на лодыжки, как королевские кандалы. – Да, – Рейнира протягивает к нему пухлую руку, – я хочу, чтобы ты звенел, пока я буду тебя жестко трахать. – Так уж жестко? – опять мурлычет Деймон и не удерживается на ногах, когда Рейнира дергает его вперед, дергает на себя. – Беспощадно, – выдыхает она уже в его отвратительно целые после отъезда губы, лишенные красноты укусов, этой грязной припухлости, с которой ему приходится красоваться в замке. Деймон устраивается на ее бедрах, трется своим горячим мягким членом о ее холодный ониксовый. Он трется и ерзает, порыкивает и сжимает Рейниру коленями. Рейнира увлекает его за собой, ложась на спину, и мнет толстыми пальцами его все еще поджарые бедра, шлепает его вовсе не такой уж тощий зад. – Давай садись, – запальчиво говорит она, стараясь направить его на этот – свой – большой и вымасленный член. Деймон сдувает вьющуюся белую прядь, деловито садится на ней и, помогая рукой, начинает действительно насаживаться. Лицо у него краснеет, выступает испарина на висках. Глубокие морщины вокруг глаз становятся еще глубже, проступают морщинки на лбу и у крыльев носа. – П-погоди, погоди… Рейнира-ах, это чуть... – он даже смущенно улыбается, напряженно сводя брови. – Дохрена. – В этом и смысл, Деймон, – она подает бедрами, ухватывая его посильнее, и опускает ниже на крупную головку. Деймон ахает и жмурится: это больно – слабее, чем вошедший в живот меч, конечно, и все же как-то особенно уязвимо. Он упирается руками в ее плечи и грудь, как противящееся дитя. – Ну, что еще? – строго спрашивает она, не без удовольствия разглядывая его красное лицо, падающую на лоб чуть вьющуюся челку и раздвинутые чуть темные внутри ляжки. – Подумать только, и это он жил в борделе... Развратник, наглец, вояка, дядя, научивший девчонку плохому. – Нира, Нира, – Деймон мурлыкает, сминая ее огромную, увитую яркими сосудами грудь в жадных пальцах. Рот у него приоткрывается сам собой, розовый язык смачивает губы. – Трахни меня пальцами сперва, у меня тогда встанет и я оседлаю тебя, обеща-арр... Рейнира цокает языком и задумчиво подцепляет пальцем подвеску на его груди. Она играется с жемчугом, потом с его розовым соском. Катает в пальцах его, пока Деймон не стонет глухо в ее руках. Он слишком красивый сейчас, и ей немного хочется, чтобы он поплакал от желания и чуток от боли, но что такое любовь, если не уступки? – Ну хорошо. Иди сюда, сладость, – шепчет она и быстро, как медведь, перекидывает Деймона спиной на постель. Звенят драгоценности, дыхание у Деймона сбивается, и вдох так и застревает в глотке, потому что Рейнира сразу и без сопротивления вставляет ему – всего палец, и этого ему прямо сейчас достаточно. Ему всегда хорошо, когда она внутри или когда ее большие губы перекрывают саму возможность дышать, а ляжки сжимают голову, лишая слуха. Когда он внутри, не боясь этого огня, а она сжимается, как девчонка, и больно закусывает его плечо. Ему хорошо, когда ее много – так много, как и должно быть. Второй и третий палец она добавляет вместе, плеснув между его ягодиц масла. Деймон вдыхает ртом и выдыхает стонами, не отводя лукавого и пьяного взгляда под ее стальным и нежным; и ей от этого становится так некомфортно между ног, что почти хочется отбросить новую игрушку и попросту заставить его сосать этими яркими – она бережно целует его и кусает до лопнувшей губы – розовыми губами в кровоподтеке. Деймон как чувствует ее мысли, проходится языком по своим широким, чуть пухлым губам, собирая вкусы соли и металла. Делает вид, что ненарочно, но Рейнира знает его слишком хорошо. Она шлепает его большой и пухлой ладонью по щеке, легонько наперво, и работает второй рукой уверенно и сильно, загоняя в его узкий, слегка зажимающийся зад по костяшки. Глаза Деймона становятся требовательными, а с его вполовину окрепшего члена тянется густая нить смазки, так славно и явно выдающая, чего он хочет и как. – Нир-ра, – капризно зовет Деймон. Его мужская слабость – шутка богов. Он часто не может удовлетворить женщину или другого мужчину, но всегда может Рейниру. "Они могут хоть плакать по его члену", – усмехается со слепой ревности Рейнира. Они с Деймоном любили других и по отдельности, и вдвоем. И другие ласкали его так и сяк, они дрочили его мокрый и мягкий член порой даже не по часу, лишь бы он брал их спереди и сзади, лишь бы рычал над ними, как течный дракон. Спереди, сзади – для нее Деймон именно тот и именно такой, каким она воображала его в детстве и девичестве. По-детски укрывшись под одеялом от блеска звезд и взгляда богов, она трогала себя, думая о своем дяде. Это были только ее картинки. Сперва те, что положено иметь девочке: ах, какой высокий, встать повыше, шея, зубы, слюна, поспешно одежда, его член между ее стройных пока ляжек, никто не должен узнать. Секс восхищал ее всегда, она хотела трахаться, а не обсуждать супружеский долг. Так что сперва любая картинка заставляла ее ноги трястись, а пальцы сжимать набухший, ставший больше клитор. У нее не было собственного вкуса, но были неуемные аппетиты. В мире ее сладких грез все изменилось быстро. Ах, какой изящный, нагнуть к себе, губы и зубы, кровь и слюна, кинуть на спину, как он стонет, раздвинуть ляжки, но уже не ее... Здесь, в настоящем, Деймон и есть ее греза. Тихо и низко стонет и сам раздвигает длинные ноги, способные так хорошо обхватить ее мощный стан, толстые бока и спину. Она его трахает, как хотела, и это каждый раз так... – Ни-ира, – повторно хнычет Деймон. – Что такое? – ее губы дрожат от сдерживаемой улыбки. Она останавливает руку, пальцами прижав и потирая эту сладкую плотную точку у него внутри. – Р-ра-ах,– Деймон захлебывается, больно зажав пальцами ее плечо. – Не... делай так, – он кусает губу как мальчишка, а не мужчина, почти вступивший в седьмой свой десяток. – Как? Говори внятно, – она опять шлепает его по щекам, на этот раз сильнее, и Деймон так податливо стонет, что издеваться над ним почти невозможно. – Не хочешь, чтоб я останавливалась? – Да. – Хочешь мой член? Рейнира улыбается. Был бы у меня член, дядюшка, я б тебе показала драконью случку... – Хочу тебя, – Деймон так честно глядит на нее, что Рейнира почти сдается. – Скажи, как. Деймон находит в себе силы и наглость ухмыльнуться. – Очень, как видишь. Рейнира ожидаемо дарит ему еще три пощечины, одна краснее другой на бледной коже. Голова Деймона безвольно болтается от ударов, из-под белых ресниц течет слеза. – Скажи мне, чего ты хочешь сейчас. Я все еще твоя королева. В мокрых лилово-розовых глазах ясно видно лукавство – совершенно сучье, – но Рейнира знает, когда Деймон на грани. Она выучила его, как законы богов и людей. – Трахни меня этой штукой, моя королева, – просит Деймон, хватая пальцами складки на ее боках и ерзая на ее пальцах. Рейнира молчит, только нажимает внутри на его чувствительную точку. – Н-нх... Посмотри, я как пойманная дичь, рыбешка на крючке, – Деймон смеется, немного судорожно. Рейнира, не дрогнув лицом, медленно вынимает из него пальцы. После нее саднит и не хватает, сразу приходит неудовольствие. Зад Деймона быстро сокращается, и он выдыхает. Рейнира смотрит на него с холодным интересом палача, хотя Деймон и знает, какая жажда скрывается за показной жесткостью. Это их игрища. Сегодня, сейчас ему не так просто они даются. – Нира, блядское пекло! Если ты меня хоть немного любишь, оттрахай меня своей игрушкой, чтобы я мог почувствовать себя полным и твоим, а не разбитым и брошенным. Лицо Рейниры мигом становится потерянными; едва ли ее такой видели даже собственные дети. Деймон отвечает таким же растерянным взглядом – он не планировал говорить этого. Рейнира не готова говорить о том, как они мучились и почти стыдились своих мук – пока решается их собственная судьба и необходимо принимать верные политические и военные решения, к ночи в голове лишь одно желание, одна мысль. Я просто хочу с тобой. – Деймон, – одними губами говорит Рейнира и обнимает его, ложится сверху своим горячим и большим телом. – Деймон, мой Деймон... Худые руки слепо шарят по мощной спине Рейниры, и Деймон закидывает на нее шерстистую ногу. – Ты не писал, что так скучаешь, – зачем-то лукавит Рейнира, целуя его челюсть, кусая нежное ухо. – Мой драгоценный, моя сладость, моя пьяная вишня... Деймон только вздыхает и направляет ее руку, нашарившую бутылочку ароматного масла. Она щедро смазывает его между ягодиц, пальцами лезет в его жадно сократившийся вход. Деймон высоко стонет и тянет ее ближе, тянется сам к здоровому ониксовому члену. Ерзает под ней опять и без промедления теперь проталкивает головку. Он дышит ртом громко-громко, у него стоит на всю длину, и живот весь мокрый от смазки. Рейнира тихо рычит и откидывает его руки, чтобы схватить и пригвоздить их над головой Деймона. В свои годы он все еще впечатляюще силен, однако же подчиняется Рейнире во всем – словно бы один ее окольцованный мизинец способен поставить его на колени. И это действительно так. – Ты уже твердый, – она толкается в его сопротивляющееся и ждущее тело, и Деймон кричит под ней. – Такой громкий сегодня... – она кусает его чуть колючий подбородок. – Д-давай, моя Нира, Нир-ра! Трахни меня-ах, – голос у Деймона дрожит, и Рейнира понимает, что он плачет. Слезы текут щедро, щеки и волосы на висках мокрые, Деймон хватает ртом воздух от глубоких толчков и от плача. Это облегчение. Он дома. Война снаружи. А он за закрытыми дверьми их общей спальни. Рейнира целует его, и губа снова начинает кровить. Пей меня. Ешь меня. Имей меня. Рейнира тискает Деймона, как впервые дорвавшаяся до тела девочка, и больно кусает ключицы, и сладко – грудь и соски. Толстый живот Рейниры прижимает сочащийся член Деймона, и он тихо подвывает, закатывая до белков глаза. Рейнира кусает длинную шею Деймона, а он – ее плечи. Ониксовый член такой твердый, словно насадили на кол и им ебут, но он проскальзывает быстро и натирает стенки сильно, и Деймон стонет, и стонет опять. Рейнира складывает его как хочет – худые ноги себе на плечи, колени к его груди, – получая полный доступ к его заду. Она отпускает для этого руки Деймона и он тянется к ее тяжелой, низко висящей груди. И без того ярко выступающие на руках вены кажутся еще больше, и Рейнира хочет прокусить их, покатать языком. Попробовать опять его крови и дать напиться своей, как велит древний валирийский обычай. Она трахает его медленнее, не так глубоко, зато мерно и сильно, прижимая своим большим телом. Усталость, ставшая ее спутником без Деймона, покидает тело, отходит как грязь в кипящей воде. Деймону нечем дышать, голову ведет, далеко ведет, насовсем ведет, Деймон хрипло смеется, на лице сохнут слезы; боги, его так впечатляет это, как наивного юнца, как трепетного девственника, который впервые ощутил что-то в своем заду – раз за разом, он отдает все, он никогда так не мог, ему нужно сейчас, так нужно – Рейнира, ее член, ее пальцы, неважно, просто чтобы она ебла его так и сяк, как захочет, она... Деймон раскрывает рот и не издает ни звука, так перехватывает горло. Он кончает себе и немного Рейнире на грудь, семя выплескивается бурными толчками, почти неприличными для его лет. Деймон чувствует, как сокращается вокруг этого жуткого ониксового ствола, и, задыхаясь, бьет пару раз кулаком по спине Рейниры. Она, на удивление, понимает его без слов и медленно садится на пятках, наблюдая, как член выскальзывает из податливого тела ее дорогого мужа. Деймон садится со стоном и сразу сползает с постели. Руки и ноги у него дрожат, и он смеется над этим. Дрожащие пальцы шарят по ремням на креплениях у Рейниры,и она со вздохом отталкивает его, расстегивает сама. Стоит ей хоть на миг освободиться, горячий рот Деймона уже между ее ног. Он сосет ее крупный, твердый от возбуждения клитор, сразу проталкивая три пальца в мокрый вход. Он работает рукой в такт тому, как движется голова, и Рейнира громко, низко стонет. – У тебя ляжки в смазке, девочка, – широко лизнув ее, хрипло говорит он и улыбается ей с пола, сытый, оттраханный и готовый. – Зад у меня тоже в смазке, – со стоном отзывается Рейнира и запускает пятерню в его подстриженные белые кудри, совсем растрепанные и потные. – Поможешь? – ее пальцы жестко сжимаются и Деймон тоже чуть стонет, еще чувствительный. Без слов он берет ее под потные колени и заставляет упасть на спину. Он успевает заметить, как сокращается в предвкушении ее вход, и лижет по-собачьи ее клитор, губы, промежность и нежный зад тоже. У Деймона течет по подбородку от слюны и смазки, и он успевает еще языком входить в нее то повыше, то пониже. Он то лижет ее зад, кончиком языка залезая внутрь, то сосет набухшие, почти бордовые губы – жадно, как он сосал ее молочную грудь, когда она родила их первенца. Рейнира не сдерживаясь стонет, мнет в пальцах собственную мясистую грудь и потерявшие былую чувствительность соски. Вдруг приходит шальная мысль: надеюсь, под окнами замка какой-нибудь загулявшийся наследник слушает нас и дрочит себя до изнеможения. Или трахает сзади свою подругу, которая клянется септе, что целка. Рейнира хрипло хихикает, не делясь своей мыслью с Деймоном, и повыше задирает ноги, чтобы ему было сподручнее ее отмыть от всех соков. – У тебя крови немного, – говорит Деймон, поднимая голову и облизывая пальцы в розоватой смазке. – Совсем недавно я узнала, что не ношу третьего, – ухмыляется Рейнира. – Ничего страшного. Соси. Деймон игриво смеется ее жесткости и не прекословит. Его язык обводит ствол клитора, губы мягко сосут красную головку. Это почти больно, и Рейнира мученически стонет. – Давай... Деймон, как ты умеешь... Он лижет от ее входа до колючего лобка и снова принимается сосать ее клитор, попросту и без изыска, так жадно-быстро, быстро-быстро. Он не отрывает головы, только вбирает ее в свой рот и двигается на ней, помогая себе языком. Надолго Рейниры так не хватает и она тоже кричит, больно хватая его за волосы, сжав большими ляжками его голову. Между ее ног воздуха нет, и Деймон, видя перед глазами вспышки, просто продолжает выжимать последние капли. Только почувствовав себя пустой и легкой, Рейнира отпускает его, и Деймон вдыхает, как утопленник. – Когда-нибудь ты убьешь меня, дорогая жена, – сипло говорит Деймон, утирая мокрые рот и лицо. Снаружи уже стемнело и первые звезды, от которых пряталась маленькая Рейнира, заглянули в раскрытые окна. – Молчи, моя пьяная вишня, – Рейнира нежно убирает от лица Деймона взмокшие от пота пряди. – Просто молчи.