Поцелуй меня, удача! А захочешь - обними!

      — Ты наглый засранец, Стиви, — усмехнулся капитан «Морской гончей» и кинул на стол кости.       Боннет надменно ухмыльнулся, пожал плечами и скинул карты.       — Ты не представляешь, какой, Чарльз, — ответил он, хлопнув того по плечу.       — Вот же блядь!       Остальные сидевшие за столом кабака загоготали и принялись чокаться кружками. Кто-то с недовольным рылом бросил шиллинг в другого — стало быть, проспорил, кто выиграет.       Чарльз хмыкнул, глядя на его комбинацию, сдвинул горстку монет победителю и сделал глоток эля из большой кружки.       — Как бы мне с твоим везением не пришлось чесать до «Гончей» без штанов.       — Ну это легко!       — Как, мать твою, ради всего святого, ты это делаешь?       С виду Чарльз совсем не выглядел расстроенным тем, что только что в два счёта просрал двухмесячное боцманское жалование. Напротив: в глазах его разгорелся ещё больший азарт. И Боннет это неимоверно любил — в таком запале игроки теряли всякую бдительность, путались, и обобрать их до нитки, ловко подтасовывая карты, было что с ребёнком справиться. Но Чарльза Синглтона Боннет хоть немного, но уважал. Совсем чуть-чуть — старый морской волк не единожды выручал в опасном бизнесе. Потому оставлять его с обидой на себя за пазухой не хотелось — может навредить делам.       — Сдавай по-новой!       — Проиграешь, — уже вполне серьёзным голосом ответил Боннет.       — С чего бы?       — Потому что я не проиграю.       Чарльз недовольно вздохнул, забил в трубку табаку и раскурил, выпуская густые клубы дыма в сторону.       — Скажи на милость, — заговорил он со странным прищуром, — Как тебя земля носит?       — Удача, мой любезнейший друг. Она слишком любит мою красивую мордашку, — Боннет мельком взмахнул рукой аккурат рядом со своим шрамом на скуле, — Чтобы доставлять неприятности.       — Удача, — усмехнулся один из сидевших с ними за столом. — Хоть бы разок на неё взглянуть что ли... А то всю жизнь таки и не знал, какова она.       — А и впрямь, — снова затянулся Чарльз, держа в зубах трубку, — Какова?       Боннет пересыпал в кожаный кошель выигрыш и задумчиво улыбнулся:       — Красивая.       Удрать от патруля в этот день он не сумел. Стоило бы послушаться плешивого Багза и не лезть воровать гуся, так нет — Стиви был слишком уж уверен, что проще не бывает. Да и откуда ему, до поры до времени жившему в церковном приюте, было знать, что щипается подлая птица похлеще сторожевого пса?             Через пару улиц солдаты настигли воришку. Отобрали гуся, которому мало было покалечить руки похитителя — пару щипков он раздал и спасителям, а Стиви за шкирку и пинками отволокли в караульное помещение при тюрьме.       Стало чертовски обидно. Утром было лишь голодно и холодно, а теперь, вдобавок к этому, он ещё и за решеткой.       Караульные осмотрели его беглым презрительным взглядом, обозвали до злости обидно и вернулись к своему столу с похлёбкой. Запах бобов и мяса раздавался на всё помещение — от того пустое нутро скрутило так сильно, что Стиви чуть не захлебнулся слюнями.       — Пидоры, — злобно прошипел он сквозь зубы, вцепившись в кованые прутья своей "клетки".       Что ждало его теперь?       Стив сполз на стоптанную солому на полу и уткнул лохматую белобрысую голову в коленки.       Сэма "Корявого" по весне повесили за кражу головы хлеба. Но Сэм хотя бы сожрать его успел... Юродивого Фредди отправили на какую-то каторгу, когда он с какими-то портовыми парнями украл аж две бочки рома. Но и то нашли их пьяными и весёлыми. Хотя, говорят, тоже повесили — сам Стиви не видел, но так говорили старшие. Мол, долго Фредди хрипел в петле, дёргал ногами, пока один из солдат не напрыгнул и не помог ему скопытиться.       И в это верилось. Пусть та казнь и осталась где-то в стороне, но другие Стив помнил хорошо. Особенно ту, где никак в петле не мог задохнуться пират — тогда тому тоже пришёл на выручку красный мундир. Поэтому рассказы о смерти Фредди казались ещё хреновее.       В горле противно запершило, и Стиви напряжённо прокашлялся. От того голос, раздавшийся за спиной по ту сторону решётки, стал столь неожиданным, что он даже подскочил с места.       — Кто это здесь?       Подняв глаза, он увидел высокую фигуру женщины в длинном дорожном плаще и сером платье. На голове её был большой капюшон, но он не скрыл ни её красивого лица, ни медных кудрей, которые упрямо выбивались из под плотной ткани.       Стив робко огляделся — за решёткой он сидел один, не считая двух крыс, которые шуршали за отхожим ведром. И тем не менее он настороженно спросил:       — Это вы мне?       Женщина дружелюбно улыбнулась.       — Как ты сюда попал?       — Украл, — насупился он. — Гуся.       — Зачем?       Стиви поднял взгляд: она спросила не с укором или осуждением, даже смотрела на него не как на говорящие помои, а как на что-то милое или забавное. Лишь на секунду это порадовало, но после — обуяла ярость: поиздеваться решила, сытенькая куколка, посмеяться над оборванцем?       — Жрать хотел, миссис, — рванул он к решётке, вцепившись в прутья, — Да так что и ощипывать бы не стал, когда б не поймали!       — Эй! Ты, дерьмо! — раздался окрик от караульного стола. — А ну в угол, не приставай...       — Всё хорошо, сэр! — обернулась женщина к нему. — Я знаю этого милого мальчика!       Как-как, блядь? «Милого мальчика»? Стив снова обернулся, и точно-точно не застав никого — даже крысы куда-то ретировались — в этой камере, ошеломлённо взглянул на улыбающуюся незнакомку.       — Это вы... мне? — уже еле слышно прошептал он.       — Ты очень умный, — подмигнула она, и её тонкие тёплые пальцы коснулись его руки. — Обещай, что не будешь больше поступать опрометчиво?       Он нахмурился, совершенно не понимая, к чему та клонит.       — Конечно не буду — долго ли мне осталось, чтоб в петле болтаться?       — А ты не болтайся, — снова улыбнулась она.       Голос её звучал как-то... беспечно. Как будто Стив бы сам выбирал — на виселицу ли ему сходить или в кабак какой. Уж не полоумная ли она? Да и чего б она тут забыла, вся такая красивая и воспитанная?       — Поцелуете — не буду, — усмехнулся он.       Но вместо того, чтобы отпрянуть от маленького бродяги как от чумы, женщина наклонилась к решётке и коснулась мягкими губами его лба.       Стиви закрыл глаза.       Он больше не чувствовал голода, злости. Больше не болели исщипанные чёртовым гусём руки. Стало очень свежо и спокойно, как будто он не в этом проклятом гадюшнике, а где-то в другом месте... — где веет прохладный ветер, где он сыт и полон сил, где он может всё, и нет ничего такого, что было ему не по плечу.       Незнакомка исчезла. Но на руке и на лбу было по-прежнему тепло и приятно. Уж не померещилась ли она? С голодухи-то поди и не так умом тронешься...       На вечернем пересменке караульных Стиви услышал странную возню где-то за узким оконцем камеры. Чуть погодя с улицы показалась всклокоченная макушка.       — Эй, пс-с! Эй, блядь!       Стив тут же узнал в визитёре картавого Имона.       — Ты?! — удивился он. — Ты какого хуя тут забыл?       В самом деле: не лень же было убогому дурачку тащиться сюда через весь город? Да даже чтоб позлорадствовать, глядючи как того, кто всю жизнь над ним издевался, засадили как дичь в клетку...       — Можешь подойти поближе?       — На кой мне это надо?       Рядом с макушкой показалась какая-то хреновина в тряпье.       — Лови давай, — ответил Имон. — Тока тихо. А мы с пайнями на стъёме побудем...       В руки Стиви упало что-то тяжёлое, и он чуть было не выронил это на пол. Размотав ветошь, он увидел рашпиль.       — От "Госпожи Удачи", — Имон расплылся в кривозубой заговорщицкой улыбке и исчез.       Ночью из камеры исчез и белобрысый оборванец.       Он видел её ещё не единожды. Но всегда — лишь мгновение. Она нет-нет, да проскальзывала, когда не ждёшь: то перед облавами, то на сомнительных делах, то выглянула из-за угла на стройке дома в Инвернессе, то за оконцами тюремных камер мелькала в толпе прохожих, то провожала его корабль с пристани — она всегда была рядом.       А он до сих пор помнил, как она прикоснулась, как поцеловала его. Госпожа Удача неотступно следовала за ним, куда бы он ни отправился. С ней в любом деле Боннет чувствовал себя королём, хозяином жизни. И лишь одного недоставало: ещё раз прикоснуться к ней. Не посадить её в клетку, как диковинного зверя, нет — зачем, когда она и так не оставляет его? Просто почувствовать её в своих руках. И тем сильнее становилось с каждым разом это желание.       — Красивая, — повторил Чарльз, улыбаясь, но отчего-то печально. — Стало быть, пригожая дама.       — Уж милее тебя, старик, — засмеялся Боннет. — Чего приуныл? Кошелёк пустой погоду попортил?       Но Синглтон лишь отмахнулся лениво.       — Дама, Стиви, существо непостоянное. А раз так, то и Госпожа Удача может изменить, как только подумаешь, что посадил её в свою клетку, хоть бы и золотую.       — О нет, дражайший друг, — Боннет многозначительно посмотрел на него. — Клетки мне и самому не по душе...