A Gift For Thomas

Уже поздно. Конец долгого тёмного и холодного ноябрьского дня, когда Джопсон направляется в каюты своего капитана, чтобы проследить за ночными распорядками Крозье. Он чертовски устал, проведя день на льду, помогая готовить сани, чтобы отправить людей на поиски зацепок. Это помимо реорганизации меню Крозье после того, как он обнаружил, что он ненавидит шпинат, починки его рубашки в том месте, где он порвал её о гвоздь, пытаясь одеться два дня назад (мужчине никогда нельзя позволять одеваться самому), и сохранения большой каюты капитана в порядке, пока Крозье топтался, выискивая карты, опрокидывая стопки ежедневных отчётов и вообще ворча. Джопсону всегда нравится быть в компании своего капитана. Это нравится больше, чем что-либо в этом богом забытом путешествии. Но сегодня его терпение было испытано. Крозье был очень требовательным и необычайно суетливым. Он стучит, получает сварливое, приглушенное «войдите!» и поэтому он открывает дверь и входит в мягкое золотое сияние. Свет исходит от фонаря, стоящего на капитанском столе, а за ним сидит сам капитан в жилете и рубашке без рукавов. Его штаны расстёгнуты, рубашка тоже. Он сидит, скрестив руки на груди, и смотрит на Джопсона взглядом, который можно назвать только раздражённым разочарованием. На столе что-то похожее на маленький круглый пирог, покрытый какой-то блестящей сахарной глазурью. - Капитан?- спрашивает Джопсон, не понимая, что происходит. Сам он не приносил этот торт в комнату Крозье. Это был Литтл? Подарок от Фицджеймса? Это кажется маловероятным. И почему это делает лицо Крозье похожим на гряду тёмных туч перед бурей? - Ты был невнимателен, Томас,- говорит Крозье, и хотя от обращения капитана по имени у Джопсона обычно мурашки бегут по спине, в этот вечер он испытывает лишь смутное предчувствие. Он быстро перебирает в памяти все свои действия за день, просматривая их на предмет ошибок, которые он мог совершить. Он велел Дигглу отказаться от консервированного шпината во время ужина. Он отнёс несколько коробок с припасами на ледяном ветру. Он быстро и эффективно починил рубашку Крозье. Он ни за что на свете не сможет вспомнить ни о чём, что он забыл. - Я, сэр?- спрашивает он в замешательстве.- Чем я пренебрёг, сэр? Крозье вздыхает и проводит рукой по волосам. Они тускло поблёскивают в свете фонаря, как прядёное золото. - Ты забыл напомнить мне, что сегодня у тебя день рождения,- говорит он, грубость его голоса смягчается в конце до более мягкого, заботливого тона. - Ой!- Джопсон чувствует, как всё напряжение в его теле тает, сменяясь тёплым сиянием на лице и груди.- О, сэр, это ничего. Я не сказал вам, потому что сам забыл об этом,- однако он с интересом косится на торт, потому что выпечка пахнет ванилью, а он действительно очень любил ваниль. - Ну, я тоже,- хрипло говорит Крозье,- пока несколько членов экипажа не напомнили мне об этом. Я рассчитывал на то, что ты хотя бы напомнишь, Томас, но ты этого не сделал. Я нахожу это крайне небрежным с твоей стороны. Джопсон сейчас улыбается, хотя изо всех сил пытается это скрыть. - В таком случае, сэр, я должен принести вам свои глубочайшие извинения. Это был довольно напряжённый день, и я… - Я едва успел завернуть твой подарок,- вмешивается Крозье, ставя на стол маленькую коробочку, завёрнутую в коричневую бумагу и перевязанную рваной бечевкой. Сердце Джопсона начинает колотиться в груди. - О, сэр, не нужно было этого делать. Это всего лишь день рождения, ничего особенного. - Просто открой его, Томас. Ты достаточно пренебрежительно отнёсся к своим обязанностям, чтобы напомнить мне о своём дне рождения. Меньшее, что ты можешь сделать, это открыть чёртов подарок и съесть кусок пирога. Улыбаясь, чтобы скрыть свою нервозность, Джопсон наклоняется и берёт подарок. Что-то маленькое, твёрдое и подозрительно тяжелое внутри слегка дребезжит, когда он развязывает узел на бечевке и снимает бумагу. Он складывает её аккуратным подарком и кладёт в карман жилета. Это вполне годная бумага, он найдёт ей применение. Под обёрткой находится небольшая деревянная коробочка, которая сама по себе является подарком. У Томаса есть несколько сувениров, которым нужен безопасный дом, и коробка идеально подходит для этого. Он медленно открывает коробку, а затем смотрит на её содержимое, слегка приоткрыв рот в шоке. - Я очень надеюсь, что у тебя ещё такого нет,- слышит он голос Крозье, словно издалека.- Если да, то ты хорошо спрятал, и я ожидаю, что ты их выбросишь и заменишь ими, конечно. Джопсон издаёт услужливый, задыхающийся смешок, но внутри его сердце бешено колотится о рёбра, а его лицо и горло горячее, чем трубы отопления над их головами. Внутри коробки на тёмной складке материала лежат золотые карманные часы. Их поверхность украшена простым выгравированным узором, и мягко мерцает в свете фонаря на столе почти так же, как волосы Крозье. - О, сэр… Я не могу этого принять,- говорит он, зная, конечно, что может и примет это. Обязательно примет. Это самое прекрасное, что он когда-либо видел. - Ерунда,- говорит Крозье, пренебрежительно махнув рукой.- Если ты не возьмёшь их, я буду вынужден найти другого Томаса Джопсона, чтобы их отдать, и это будет немалым подвигом здесь, в этом забытом месте. Глаза Джопсона быстро метнулись к лицу Крозье, ища в его чертах признаки того, что он смеётся. Что он играет с Джопсоном ради забавы. Он быстро переворачивает карманные часы, поражаясь тому, насколько гладко и мягко они ложатся в его руку, как маленькое механическое сердце. На обороте очень причудливым филигранным почерком написано Томас Джопсон. Он снова смотрит в лицо Крозье и видит в нём тёплую привязанность, и у него перехватывает дыхание. - Капитан,- произносит он, слово вырывается из его рта при мягком вздохе.- Я… я не знаю, что сказать. - Тебе не нужно ничего говорить,- отвечает Крозье, и его улыбка становится только теплее.- Я сделал это после Антарктиды. Я хотел показать тебе, что ценю твою тщательность и профессионализм твоей роли капитанского стюарда. Ты так хорошо справлялся со своими обязанностями для такого молодого человека. А затем, извини, я забыл отдать их тебе. Я такой иногда. Забывчивый,- никто из них не смотрит на графин с виски на столе.- Услышав, что сегодня твой день рождения, я вспомнил, что взял их с собой, чтобы подарить тебе по особому случаю, и мне было трудно придумать более особенный случай, чем твой день рождения. - Капитан, я… - Да ладно, ничего из этого сейчас. Давай съедим немного торта. Ты выпьешь немного со мной? Вот, присаживайся,- Крозье встаёт и усаживает ошеломлённого Джопсона на стул за столом. Он пододвигает торт к Джопсону, протягивает ему вилку и тянется, чтобы открыть графин с виски. Кажется, Томас не может перестать улыбаться. Он смотрит на карманные часы, лежащие в коробке, его взгляд снова и снова притягивается к тонким завиткам и завитушкам, из которых складывается его имя. Его имя. Это его собственные часы. Он едва может поверить в это. Он берёт вилку, отламывает большой кусок пирога и запихивает его в рот, пытаясь подавить стон от ароматов корицы, кардамона и ванили, пока жуёт. Это великолепно. - С днём рождения, Томас,- говорит Крозье, передавая Джопсону хрустальный графин со скромным количеством виски на дне. Джопсон немного отпивает. Он восхитительно сочетается со вкусом торта и с его сияющей радостью по поводу подарка. - Спасибо вам, сэр,- отвечает он.- Я всегда буду дорожить этим. - Надеюсь, что да,- говорит Крозье, изогнув бровь.- Я достаточно заплатил за это. Джопсон знает, что это должно быть лестно, так оно и есть. Глубоко так. Тот факт, что его капитан потратил деньги на особый подарок для него. Это заставляет его сердце наполняться гордостью. - Не хвастайся перед всеми,- добавляет Крозье, опрокидывая свой стакан и осушая его одним глотком.- Я никогда не услышу этому конца, да и ты тоже. - Не буду, сэр,- говорит Джопсон с улыбкой и ещё одним куском торта во рту.- Я спрячу их в своей койке.- Он хочет сказать ещё так много всего. Что он глубоко тронут. Что он покажет их своей семье и друзьям по возвращении в Англию и скажет им, что его капитан – лучший капитан во всём Королевском флоте. Карманные часы так много значат. Это явное свидетельство того, что Томаса ценят. Уважают. Любят. Он прогоняет эту последнюю мысль лёгким кивком головы и поднимает бокал за своего капитана: - За вас, сэр. За то, что сделали мой день ярче. - И за тебя, Томас, за то, что помогаешь мне. Джопсон тяжело сглатывает и, прикрывая свой румянец стаканом, делает ещё глоток. - Нам нужно подготовить вас ко сну, сэр,- говорит он, надеясь, что густота его голоса не выдаст его внутренних чувств. Крозье утомлённо вздыхает и поднимается на ноги, немного постанывая от болей в пояснице, которые всегда появляются в холодные месяцы. Джопсон тоже встаёт, берёт коробку с карманными часами и кладёт их в карман брюк, прежде чем подойти к Крозье, чтобы начать расстёгивать пуговицы на его жилете. Позже той ночью, когда он один на своей койке, он достаёт коробку из того места, где спрятал её под одной из своих рубашек на маленькой полке, и снова и снова вертит её в руках. Любуясь их блеском в свете единственной маленькой свечи на прикроватной тумбочке. Он благоговейно проводит кончиком пальца по буквам, из которых складывается его имя, а затем, чувствуя небольшое смущение из-за сентиментальности своего поступка, прижимает часы к губам и целует их.