***
Венти решительно делает шаг, переступая границу винокурни. Чуть впереди бежит Кли, распугивая одним своим видом всю живность на ближайшую милю. Алиса будет ей гордится - немного отчаянно думает он. По итогу усердного мозгового штурма они решили, что Дилюк более раздражителен среди пьяных людей и если Венти с Кэйей приблизятся к нему с каким-либо предложением в Доле Ангелов, то он тут же вышвырнет их из бара и запретит появляться еще на один месяц. В целях общественной (и собственной) безопасности, было решено идти на винокурню - в стенах родного дома их цель чувствовала бы себя более комфортно. Лизу посылать к Дилюку не решились - тот от нее шарахался. Конечно, держал лицо и при деловых встречах был невозмутим, но во все остально время заставить его подойти к ведьме было невозможно. Кэйя идти отказался - отшутился тем, что будет уговаривать другого необходимого им персонажа, к которому всем остальным не подобраться. Довод так и остался нерушим. Оставались Кли и сам бард. Обидеть ребенка Дилюк попросту не мог, так что Кли выступала главным козырем - упросить она могла любого. Ну, а Венти шел в качестве поддержки, суфлера, бога и того, с кем объект обсуждения пережил приключение, закончившееся на дружеской ноте. К тому же они позвали Итера. Выглядел тот неважно - с новыми царапинами по всему телу и стоическим лицом он отпугивал бы всех юных мондштадтских дев, если бы не теплая аура спокойствия, окружающая его. Рядом привычно вилась светлая девочка, с радостью заменяющая своему спутнику голос. Иногда Венти казалось, что та озвучивает мысли, которые путешественник просто отметает в сторону. Хотя ему и доводилось слышать пару крепких словечек от Итера, обычно тот легко соглашался на просьбы людей, лишь изредка показывая раздвоенный язык и свое недовольство. Вот и сейчас, Паймон уперла руки в бока, сдула бродячую прядь белоснежных волос с глаз и свела брови на переносице: - А сами вы дойти не можете?! Только мы собираемся как следует отдохнуть, тут же появляются какие-то попрошайки, не желающие палец о палец ударить! Она хотела было продолжить свои возмущенные речи, а Венти начать защищаться, как их прервал Итер, привычно скрестив руки на груди: - Звучит интересно. Мы поможем. Выдавив, хриплым от долгого молчания голосом, две фразы, Путешественник снова замолк, видимо физически неспособный говорить больше. Паймон недовольно всплеснула руками. После любопытного глазного контакта, девочка, обреченно вздохнув, кажется сдалась. Венти просиял. Участие всеобще любимого Рыцаря, чье молчаливое присутствие делало человека неспособным отказать, умножаемое на большие невинные глазки Кли, Паймон, которая могла заговорить до смерти, и убедительные речи Венти обеспечивало им почти полную вероятность выигрыша в игре «Убеди Дилюка сыграть главную роль в спектакле». Их выставили за дверь. Впрочем, в Мондштадте печаль от поражения только усилилась новыми горькими новостями. Мрачный Дилюк, встретившийся с Кэйей после похорон, дал им свое согласие.***
Венти сидит на церковной скамье, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Он не любит появляться в храмах, которые люди воздвигли ему, но в этот раз… в этот раз он должен был. Краем уха он улавливает слова монахини Виктории, неуютно ежится. И тут же замирает, цепляясь глазами за маленькую процессию во главе с изможденным мужчиной, несущим гроб. Слишком маленький - думает Венти, не позволяя себе отвезти взгляд от неутешного отца и деревянной коробки, в которой лежит его маленькая мертвая дочь. Он отмирает только когда кто-то мягко касается локтя. Итер с невыносимо спокойным лицом и печальным глазами чуть качает головой и сжимает его руку. Его волосы искрятся золотом на лучах теплого витражного солнца. Венти благодарно прикрывает глаза, позволяя пению хора унести себя от жестокости судьбы и собственной беспомощности. Тебе не нужно бояться ни ужаса ночи, Ни стрелы, летящей днем. Под его крыльями твое убежище. Его верность-твой щит. Тихий звон аспергиллума и разлившаяся в воздухе свежесть успокаивают, и он открывает глаза. Путешественник рядом не складывает ладони в молитвенном жесте и Венти ему благодарен. Ибо Ангелам Своим Он дал повеление. Охранять тебя во всех твоих проявлениях. Они понесут тебя на своих руках. Чтобы ты не ударился ногой о камень. Венти улыбается и эта улыбка полна слишком большим количеством невыразимых чувств. Почему люди так верят в него - думает бог, скользя взглядом по собравшимся. Все они - убитый горем Альфред, печальный Герман и мрачная Айлин, расставшаяся со своим неизменным мечом, Маргарита опустившая голову - верили в него. Зачем? И Он поднимет тебя на орлиных крыльях Понесет тебя на дыхании рассвета Заставит тебя сиять, как солнце. И будет держать тебя в своей ладони. Он проскальзывает к гробу одним из последних. В груди тихо скребутся слова песни и Венти наконец приоткрывает рот, выпуская обещание наружу: - Не бойся, девочка с прекрасной улыбкой. Я позабочусь о тебе. В конце концов, причины не важны. Они верят в него и Барбатос просто не может предать их веру.***
Ничто не может замедлить время. Память живых быстро стирается и их мыслями завладевают другие проблемы. Ведь мертвецы - это уже не их дело. Только скорбный поэт ночами приходит на кладбище, неспособный отпустить своего ребенка. Венти, как главный постановщик, и Кэйя, как второй пострадавший от энтузиазма Кли, устраивают обход актеров, оценивая их подготовку. Сам капитан, играющий Лаэрта, первым прощеголял перед Венти нарядом, не слишком отличающимся от повседневного, но вписывающимся в атмосферу пьесы. С легкой руки подкупленного вином барда, костюм был одобрен. После Эолы, чудесным образом ставшей в один миг похожей на мужчину королевских кровей (характерную надменность ей тренировать особо и не пришлось) и зачитавшей им весьма угрожающую речь Клавдия, Венти не думал, что его удивит хоть что-нибудь еще. Однако, древний закон верно гласит - никогда не думай, что знаешь алхимиков. Он как раз заинтересованно разглядывает смутно знакомый фиолетовый свиток, когда впереди раздается странный звук: - Это что такое? Венти заинтересованно выглядывает из-за плеча Кэйи, кажется, задыхающегося. Оглядев открывшуюся вошедшим картину, Венти и сам давится смешком. Рядом пытается не засмеяться капитан кавалерии. Альбедо, в темно-синем колпаке с желтыми звездочками, невозмутимо смотрит в стену, пытаясь игнорировать все происходящее вокруг. - Тебе очень идет - выдавливает Кэйя, обходя друга и оглядывая наброски, заполонившие стол. - Да, я знаю - все также невозмутимо отзывается Альбедо - мне помогает госпожа Мегестус. Она отлично знает небо и знакома с волшебниками. Таким образом я решил, что было бы разумно прибегнуть к ее помощи в изучении моего персонажа. Венти вскидывает брови: - Какой ты ответственный. Это хорошо для нашего дела! А вот некоторые личности все никак не идут на контакт…. - Я считаю, что костюм - важная составляющая образа. Полоний весьма интересен, ведь именно он изготовил зелье, которое Клавдий залил в ухо спящему королю. Знал ли он, на что пойдет его творение - вот в чем вопрос… - Она смеется над тобой, друг. - Госпожа Мона здесь не виновата, - Альбедо качает головой на слова капитана и вздыхает - Кли слишком понравились святящиеся звезды. Кэйя рядом сгибает пополам от смеха. Алхимик привычно закатывает глаза и покровительственно-издевательски похлопывает его по голове. - Ничего, Кэйя, не плачь. Ты сможешь попросить остаток звезд у Кли себе. Конечно, после того как поможешь нам наклеить их на потолок ее спальни. - Эй, я не соглашался на такое! Это… Венти выскальзывает из комнаты раньше, чем сможет услышать чужие возмушения, здраво опасаясь и на себя навлечь лишнюю работу. Угрожающе мягкий голос Альбедо преследует его до конца коридора. Бард выдыхает, лишь когда оказывается на улице. Вдохнув запах свободы и осенней пыли, он надеется, что Кэйя простит его за такое предательство. Мимо него, бормоча себе что-то под нос, проходит призрак в костюме искателя приключений. В голове с косичками медленно дребезжит свет восходящей идеи. Иногда он сожалеет, что дух мальчика-барда ушел насовсем. Но потом Венти смотрит на тех, кто остался и думает. Думает о том, какого бы тому было смотреть на то, как спасенную нацию порабощают сами люди. Смотреть на века крови и слез, без возможности что-либо сделать. Призрак Крепуса Рагнвиндера печально смотрит на Венти, словно может понять, что происходит в голове у бога. - Когда ты заходил в город в последний раз, Господин Винодел? - спрашивает его этот самый бог и в его улыбке слишком много зубов. Как бы много раз не разбивалось мертвое сердце, сколько бы лет Крепус не следовал за Дилюком или Кэйей, он не сможет потерять надежду. В конце концов, отцы всегда хотят увидеть своих детей счастливыми, а ветер всегда хочет повеселиться. *** Репетиции похожи на катастрофу. Венти обреченно закрывает лицо руками под звуки рушащихся декораций. Рядом тяжело вздыхает Розария, вертя пустой бокал в пальцах. Ее Гертруда уже выпила шесть таких, наполненных вином, в то время как Розарии употреблять алкоголь на сцене запретили. Впереди раздает указания Фишль, взявшая на себя роль сценографа. Близится конец октября. Они избавляются от половины декораций и Беннет, снова вернувшийся с задания Гильдии замотанным в бинты вместе с Рейзором, тоже походившем на мумию, («Такими темпами, - бормочет Венти, оглядывая двух пострадавших - У нас Розенкранц и Гильденстерн и правда будут мертвы») предлагает сыграть спектакль в Храме Тысячи ветров. Они несколько раз то принимают эту идею, то отметают. Дилюк и Джинн, вместе с неизменным Путешественником, наведавшиеся к возможному месту действий, упрямо настаивают на потенциальной опасности для мирных граждан. Хиличурллы облюбовали это место - мысленно соглашается с ними Венти, но все же уговаривает их играть спектакль там. Когда он сидел на резных арках, наблюдая за уничтожением стража руин Дилюком, ему чудились грохот барабанов, крики восторженных зрителей и лязг мечей. Когда-то очень давно, красноголовый воин приводил его сюда, показывая жертвенные бои, предназначенные для развлечения богов. Тогда он так и не понял этого, жестокие нравы бойцов Имунлаукр были не по душе молодому архонту. Его друг только усмехнулся на божественное недоумение - и сказал, что по-другому нельзя. Потом Барбатос ушел из свободных земель, а когда вернулся - не было в городе ничего, что напоминало бы о третьем клане-основателе. Лишь вокруг одной из семей Мондштадта, с нехарактерными алыми волосами, порой возникали призраки со стальным оружием в загрубевших руках и мехами на широких плечах. Давно позабытый своими союзниками и врагами, древний клан стерся со страниц истории и оставил после себя лишь развалины амфитеатра, затупленные мечи и далекого огненного потомка. Горечь привычно отплясывает джигу где-то у основания языка, и Венти щелкает им, пытаясь выкинуть беса из своей жизни хоть на краткий миг. Кто-то там, ему кажется, хохочет и переставляет черные шахматные фигуры. По лицу нежно скользят анемо потоки и Венти прикрывает глаза, успокаиваясь. Его тянут от старых камней к бескрайнему морю. Впереди нет ничего. Но ветер бросает в лицо брызги - подарки от моря. Солнце выглядывает из-за растянутых по всему небу облаков. Скоро придет зима, мондштадтцы достанут меха из платяных шкафов, реки скуют морозы, а в Доле Ангелов будут наливать глинтвейн и грог. Постепенно на дверях начнут появляться зеленые венки. Сахароза приделает на дверь лаборатории нечто из мутировавших веток ели. И действительно, из венка будут высовываться когтистые лапы, пытаясь оторвать нос каждому прохожему. Видения проскальзывают в углу глаз и Венти улыбается, отмахиваясь от вопросительного взгляда подошедшего Дилюка.***
Суета захватывает их в своих оковы и конец пьесы остается не отрепетированным. В один из последних дней на месте не оказывается двоих актеров. Опоздавший Венти оглядывает собравшихся ребят, бормочущих свои партии. Хмурый Дилюк зыркает на появившегося барда одновременно с ястребом, устроившемся у него на алой макушке. Поборов предательские мурашки, Венти приближается к нему, стараясь игнорировать въедливый взгляд желтого птичьего глаза. - Что же вы не начинаете репетицию, Мастер Дилюк? Неужели этот скромный бард вам так необходим? - Кэйя и Джинн так и не появились, - выдыхает тот недовольно. Венти в задумчивости постукивает пальцем по подбородку. Сегодня у них должен был быть большой прогон с костюмами и поединком Гамлета с Лаэртом. Но не из-за этого же Кэйя не пришел… в конце концов он не сможет избежать боя на самом спектакле. И Джинн… она слишком ответственна, чтобы так пропадать. Краем глаза Венти разглядывает Дилюка - тот сверлит взглядом каменные арки и механически поглаживает перья своей птицы. Та же, Венти вздрагивает и тут же улыбается ей, смотрит прямо на него. Она, кажется, переживает за своего хозяина. Мона, встревоженно поджимает губы. Звезды сегодня собираются в один сплошной оксюморон. Старая карга всегда обожала такие дни, а Мона ненавидела, потому что именно ей всегда приходилось искать проблемный элемент в мироздании. Вот и сейчас чья-то потухшая звезда вновь появилась на небосводе. - В городе проблемы, - объявляет она - Скорее всего, Магистр Джинн и сэр Кэйя остались разбираться с ней. Эти слова не утешают ни встревоженные сердца, ни раздраженные нервы. Дилюк вздыхает и передает ястреба Венти. - Эй, эй, Господин Дилюк! - восклицает он вслед уходящей фигуре, не отрывая глаз от птицы, сидящей на его предплечье. Тот, конечно, его не слушает и вскоре скрывается в тени деревьев. Венти вздыхает и переводит взгляд на остальных собравшихся, тут же сталкиваясь с их безраздельным вниманием. - Я слишком стар для этого, - шепот бога никто не слышит за всплеском бурных обсуждений. Он провожает взглядом взметнувшегося из лесного царства ястреба. Его перья сверкают алым на солнце и кажется, что птица вот-вот запламенеет. Старая сказка о людях-птицах шевелит слогами в памяти Венти и чуть погодя послушно складывается в балладу. Надо ее доработать - думает он, автоматически поглаживая успокоившееся существо у себя в руках. Кэйе понравится - с ухмылкой решает он - а Дилюку не очень. Решение идти обратно на помощь друзьям единогласно принимается в тот миг, как огненная птица скрывается на горизонте.***
В городе же оживает оглушающим молчанием и судорожными рыданиями совсем другая сказка. Из улиц, по которым ступают ее крошечные ноги, госпожа тишина выметает своей старой метлой все слова и звуки. Люди, на которых падает взгляд ее карих глаз, застывают. Лишь кто-то судорожно выдыхает и бежит за помощью. Она же спокойно продолжает свой путь к площади, на которой каждый день играет разбивающие душу мелодии убитый горем бард. На площади еще шумно, когда там появляются рыцари Ордо Фавониус. Общение с ведьмой не проходит даром не для кого, а те, кого ведьма полюбит, будут знать больше других, ведь знаниями да заговорами будет защищать их ведьма. Вот и Джинн в первый же миг поняла, кого ищет их потусторонний гость, да только намерения его без слов не узнать. Но спросить можно всегда, а защитить можно не успеть - думает она, встречаясь лицом к лицу с еще-вчера-мертвой девочкой с красивой улыбкой и закрывая спиной ее отца, выронившего свою лиру. Немая сцена длится дольше положенного, загоняя всех присутствующих в капкан неуверенности, пока детский голос не разносится по площади: - Папа Альфред вздрагивает, словно очнувшись ото сна, и падает на колени. Джинн хмурится, сжимая рукоять меча и разглядывая ребенка, когда замечает Кэйю за спиной у девочки. Совершенно незаметно, он подошел к своей цели и замер в паре шагов. Кровь застывает у Джинн в жилах. Да, ее друг добр к детям, но она прекрасно знает, что тот сделает все ради защиты Мондштадта. И убийство ребенка не будет проблемой (даже если бы он еще был живым). Мгновения тянутся последним глотком воздуха в бездне моря. Около чужих пальцев пляшут льдинки, но так и не обрушиваются вальсом смерти. Девочка делает шаг вперед, на ее лице не злобы или боли, только легкая грусть, и Кэйя отпускает ее. Джинн выдыхает - кажется, она не хочет причинить вред. - Папа, перестань плакать обо мне, - просит она со всей непосредственностью ребенка, не знающего, что крошит на мелкие осколки чье-то сердце. Из горла Альфреда вырывается хрип, пугающе похожий на предсмертный. Джинн переглядывается со своим капитаном и жестом руки велит рыцарям отойти, но не опускать мечи. Те с радостью отходят назад - наблюдать душераздирающую сцену становится все более неловко и печально. - Прости меня, дочка, прости… - отец захлёбывается в невысказанных словах и извинениях и не сразу замечает исказившееся лицо дочери. Джинн вдыхает ласковый ветер полный грудью и готовится призвать его на помощь. - Ну я же попросила, - обиженно бормочет девочка и берет руки отца в свои. - Мне больно, когда ты печалишься. Каждая твоя слеза попадает ко мне в гроб и мучает меня. Папа, пожалуйста, прекрати. Лучше спой мне ту песню про славного рыцаря. Когда ты радуешься, моя могила увешивается листьями роз. Улыбайся почаще, папа. Лицо барда искажается и Джинн чувствует, как сжимается ее сердце. Что бы с ней стало, если бы Барбара умерла? Страшная мысль выбивает воздух из легких и она судорожно ищет в толпе людей сестру. И только когда замечает светлые завитушки волос под белой шапочкой, обретает способность дышать обратно. Краем глаза она замечает мелькнувшую красную копну волос и молча надеется, что Кэйя все объяснит названному брату. Джинн смотрит на двух своих тихо переговаривающихся друзей и думает, что было бы, если бы один из них погиб. Холодок невольно бежит по спине и она прикрывает глаза, отгоняя возможные перспективы разрушений, и чуть помедлив, возвращает свое внимание Альфреду. Тот бессильно опускает голову и выпускает дочь из объятий, подбирая брошенный инструмент. - Хорошо, хорошо, милая, я буду улыбаться. Под тихую мелодию, бард смаргивал последние слезы, а его мертвая дочь весело напевала слова любимой песенки. Когда звуки лиры затихли, на площади воцарилась тишина. Только гарда стукнулась о ножны, да цокнули каблучки на ботинках у девочки, повернувшейся, чтобы вернутся к себе в могилу.***
В день спектакля в Храме Тысячи Ветров кипит воздух. Ребята судорожно проверяют свои костюмы и монологи, Фишль с помощью Оза поправляет чуть съехавшие портьеры на арках, Альбедо чуть встревоженно мнет рукав своего халата - Кли была отдана на попечение Лизы, которая должна будет прийти только через пару часов. Мондштадт почти весь этот день будет пустовать. Конечно, город охраняют некоторые оставшиеся рыцари и Путешественник со своими друзьями, но беспокойство то и дело вспыхивало среди актеров. В прочем, когда до спектакля оставалось полчаса, а от выхода из подземелий доносились веселый голоса, мандраж перед выступлением затмил все остальные беспокойства. Венти улыбается, вставая перед группой рядом с Кли. Та прыгает от счастья, норовя залезть на руки и потрогать каждый костюм. В конце концов, Альбедо перехватывает маленький эпицентр хаоса и привычно сажает приемную сестру на плечи. Та тут же взвизгивает и радостно устраивает подбородок на чужой макушке, предварительно надев звездную шляпу на себя. Сахароза, помогавшая с костюмами и аккуратно избавлявшаяся от излишних проявлений фантазии, сосредоточенно поправляет вышитую рубашку на Беннете-уже-Розенкранце. Рядом Фишль закатывает глаза на попытки Рейзора-Гильденстерна убрать непослушные волосы в пучок и собирает их сама. Синеволосый Лаэрт почесывает недавний укус на шее и спокойно беседует с такой же синеволосой сестрой. Мона, играющая Офелию, снова и снова заставляет Кэйю проговаривать рифмованные строки. К полному взаимопониманию пришли и Гамлет с Гертрудой - оба статуями стоят у стен, ожидая начала выступления, и оба гадают, каким образом их сюда затащили. Пришедшая позже всех, Джинн тихо смеется над историями Эолы. Обе они поразительно благополучно замаскировались под Горацио и Клавдия. Венти вдыхает предвкушение, искрящееся в воздухе, и хлопает в ладоши. - Ну что ж, - начинает он - все мы прекрасно поработали и сегодня настал тот день, когда плоды наших трудов окупятся! Пускай звон ваших голосов взлетит до небес, и люди прославят вас, как и героев этих пьес! С этими словами он улыбается их искрам в глазах и горячим сердцам. Ветер снаружи звенит в колокол и шум толпы затихает. Венти выходит на сцену, объявляя пьесу. Он сидит на боковой арке, почти не попадая на глаза сосредоточенных зрителей и наблюдая и за сценой, и за рядами ступеней-скамей. Бард ухмыляется, когда на сцене мягко моргает появившийся свет, и на краю разрушенной стены появляется Крепус Рагнвиндр собственной персоной. Среди зрителей слышатся пораженные вздохи. Дилюк, словно завороженный, шагает к отцу, пока тот чуть качает головой и произносит свою партию. Призрак мертвого короля исчезает до того, как Гамлет успевает добраться до него. После этого сюжет закручивается. Притворное сумасшествие Гамлета заинтересовывает зрителей, а вероломство Клавдия ужасает. «Быть или не быть» Дилюк читает с такой страстью, что проникается даже Венти. Когда тот встает на пьедестал из обломка стены, кажется, что он вот-вот призовет пламя и весь мир будет гореть в огне справедливости и мести. Множество глаз из зала неотрывно смотрят на него и Дилюк, как и Гамлет, мгновенно гасит огонь, когда на сцене появляется Офелия. И тут же зритель ахает, видя окровавленный клинок Гамлета и Полония, выпавшего из-за ковра на арке. Гертруда тихо прикрывает рот ладонью и съёживается в комочек. Пожалуй, поражено думает Венти, он бы никогда не узнал Розарию, если бы не видел репетиции, где она отвечала сарказмом, щедро сдобренным ядом, любому, кто прокомментирует ее актерский талант. Прекрасную игру показывает и Мона, очень убедительно сошедшая с ума. Когда же Офелия падает с развалин, люди вскакивают со своих места и кричат, от страха и удивления, когда она бесследно исчезает в водной глади, пару минут назад разлившейся у земли. Когда же Гамлет и Лаэрт скрещивают клинки, Венти отворачивается. Он не хочет знать, что происходит в их сердцах и мыслях, и не хочет смотреть на искаженную версию старую битвы. Лаэрт падает на холодные камни и Гамлет отшатывается назад, цепляясь не за раненное плечо, но за сжавшееся сердце. Королева своим стоном вырывает его из липкого оцепенения ужаса, и Дилюк, на исходе сил умирающего Гамлета, убивает короля. Стоя в арке, его взгляд не останавливается на зрителях, только на застывшей холодной фигуре у колонны. Произнося последние слова, он переводит взгляд с печального Горацио на собственного бога, беззаботно качающего ногами в вышине голодного арочного проема. Когда позади Гамлета вспыхивает стена огня, в полной тишине он падает в нее, на мгновенье исчезая из этого холодного жестокого мира. Публика взрывается аплодисментами.***
Повсюду снуют радостные люди - спектакль вышел на славу. Из-за пестрых пологов шатров, откинутых в сторону, божественно пахнет едой. Беатрис спорит с Куинном о персонаже Гамлета, одновременно обмакивая яблоки в карамель и выкладывая их на блюдо. Его, кажется, Путешественник принес ей из Ли Юэ. Эти же яблоки незаметно таскают ребята, вооруженные липкими пальцами, острыми глазами, ярким смехом и несомненно львиной отвагой. В их главе стоит Тимми, дережирующий палочками из под данго для обозначения момента, когда Беатрис отвлечется на тираду о страданиях главного героя и можно будет шустрым быстроногим чудовищем унести с тарелки еще пяток яблок. Рядом стоит и сама лавочка с данго, чей растерянный и восторженный владелец объясняет целой толпе мондштадтцев принцип разных вкусов у круглых сладостей. Откуда-то разносится твердый голос Сары, объявляющей заказ, и люди, влекомые теплыми парами и чудным запахом жареной курицы, шашлычков и овощей, тянутся в святая святых всех любителей поесть. Народ, стоящий в очереди за своей порцией и трущий замерзшие руки, заглядывающий в каждый шатер или все еще сидящий на ступеньках амфитеатра, горячо обсуждает увиденное, будь то философский сюжет или красота мастера Дилюка. Актеры тоже разбрелись по лавочкам, отдыхая после спектакля. Кто-то занят раздачей автографов и обсуждениями спектакля с особо неравнодушными зрителями. Венти сует нос в каждую бочку, пытаясь найти вино или хотя бы пиво, и с каждым разочаровывающим разом все печальнее смотрит на Дилюка. Тот и сам хмурится. - Я приказал привезти пару бочек вина. - Но здесь только вода, - заунывно тянет Венти, провожая взглядом мелькнувший возле одной из палаток розовый хвост. Кажется хитрый план по избавлению Мондштадта от пьяниц начал действовать. Венти ненадолго задумывается - стоит ли вступать в борьбу с ребенком, но быстро отметает эту мысль. В конце концов в проказах нет ничего плохого. С хитрой улыбкой он вскакивает на рядом стоящие ящики и во весь голос пропевает: Нальем, друзья, пусть каждый пьет! Прогоним скучный рой забот, Он губит радость, жизнь и силу. Нальем! Пускай нас валит хмель! Поверьте, пьяным лечь в постель Верней, чем трезвым лечь в могилу! Не удержавшись, он драматически взмахивает рукой и кланяется, под всеобщие аплодисменты и улыбки. Венти оборачивается к бочке и с довольным улюлюканьем набирает в кубок алый напиток богов. Дилюк рядом только тяжело вздыхает и выпускает изо рта облачко пара. - Смотри-ка, братец, ты стал драконом! - хитрый голос зовет его из-за плеча и Дилюк борется с облегчением, разом сломавшим ему все кости.***
На следующее утро выпадает снег. Альбедо, замотанного в чужой синий шарф, к Доле Ангелов тянет за руку Кли, в теплой курточке и с подпрыгивающим белым помпончиком на новой шапке. Уже зимние, дышащие в шарфы, прохожие оглядываются им вслед и улыбаются, вытаскивая носы из теплых убежищ. От алхимического станка они подбирают Сахаразу - та смущенно и радостно шевелит мягкими ушками через прорези в шапке и профессионально закутывает и Кли, и Альбедо обратно в развязавшиеся шарфы. У таверны Мастер Дилюк о чем-то тихо говорит с Кэйей и не успевает спрятать улыбку, когда рыцарь Искорка на полной скорости врезается в них, утаскивая в кучу-малу из своих спутников. Разноцветной гурьбой они вываливаются за стены города. Венти наблюдает за этой предзимней кутерьмой, сидя на кирпичных трубах домов. Ветер подхватывает последние пожухлые листья и несет их ввысь. Красный лист клена цепляется за торчащие трубы, прячась в объятьях белого дыма, заглядывает за лопасти мельницы, убегает от кучки приведений, собравшихся у стойки Катерины, и оглядывает весь город с высоты птичьего полета, пока ловкие пальцы не ловят его. Венти задумчиво крутит лист, слушая рассказ ластящегося к нему ветерка. Он шепчет о раскатистом смехе, спрятанных детских шапках и о самых сокровенных желаниях. Вслушиваясь в человеческую жизнь, Венти улыбается и начинает напивать простой мотив. Кажется, какой-то бард лет шестьсот назад пел ее своей возлюбленной. Или, может, та девушка бормотала эти слова на ушко младшей сестре. Венти отпускает лист. Он недолго наблюдает, как красное пятнышко летит через озеро. Ему предстоит еще долгий путь - думается. Ну, а его самого уже заждалось вино в Доле Ангелов. Глядишь, кто-нибудь да послушает песнь сладкоголосого барда.