Синергия

Хоумлендер считал Билли Бутчера особенным, сам того не осознавая. Просто выделял на фоне остальных - сложно было игнорировать человека, столько раз упорно втыкающего ему палки в колеса. Всего лишь человека, а такого упрямого, яростного и беспринципного. Казалось, Бутчер не боялся его совершенно и чистая, откровенная ненависть, что застилала ему глаза, в мире Хоумлендера дорогого стоила. Никто не позволял себе так с ним обращаться и это щекотало нервы, вызывало интерес вместе с желанием сломать такую забавную игрушку, вычленить новые эмоции и реакции. Вот только он не знал, что Билли Бутчер уже давно сломан. Тем не менее, что-то новое Хоумлендер всё-таки открывал, продирался сквозь слои к уязвимому нутру. Было сложно, он наблюдал, и с каждым разом всё отчётливее становилось ясно - загадочная сила Бутчера в его отчаянии. Пока все близкие считали Хоумлендера чудовищем, Уильям считал чудовищем себя. Джону казались несправедливыми оба утверждения. Разумеется, он перерыл архивы, выяснил всё, до чего смог дотянуться, по крупицам собирая информацию о Билли. Забавная игра увлекала, заклятый враг первого супергероя Америки, коим человечишка себя считал, превратился для него в ходячее хобби. Хотелось подобраться ещё ближе, настолько, насколько это вообще возможно и в один прекрасный день подвернулся идеальный повод. Бутчер сам пришёл к нему с просьбой позволить ему видеться с Райаном. Это была именно просьба - не привычный для них двоих шантаж, не угроза. Хоумлендера просили и далее был его ход - он мог требовать взамен всё, что угодно и Бутчер бы согласился. Такой подарок судьбы рисковал легко вскружить голову, идеи сменяли друг друга за доли секунд, одна другой соблазнительнее. Отбрасывая очередную, Хоумлендер словил себя на том, что по большей части все мысли сводятся к разным способам обладания Билли Бутчером как своей собственностью: от жестоких пыток до не менее жестокого секса, унижений и принуждения. Всё это было слишком просто, слишком лёгкая добыча. В конце концов, он в любой момент мог прийти к человеку домой и сделать то же самое, так в чем тогда интерес? - Хорошо. Можешь участвовать в воспитании моего сына, но есть несколько условий. Во-первых, ты не настраиваешь его против меня, если узнаю - договору конец, как и тебе, собственно. Бутчер - тёмное пятно в светлом просторном помещении, - кивнул: - Справедливо. Не было ясно, удивлён ли он положительному ответу, слишком спокойный. В своём неизменном плаще, который почему-то жутко хотелось разорвать в клочья и сжечь, хотя сложно было не признать - ему чертовски шло. Хоумлендеру нетерпелось увидеть реакцию на хмуром, слишком хорошо изученном за последнее время лице и выдержать нужную паузу было мучительно сложно. - И во-вторых, ты будешь жить с нами. Со мной и Райаном. Как большая дружная семья. Фирменная улыбка героя Америки застыла на губах, пока чуткий слух улавливал слегка участившийся пульс. Бутчер держал себя в руках и это бесило и восхищало одновременно. - С хлопьями на завтрак и пикниками по выходным? - хмыкнули насмешливо, но сердечный ритм выдавал волнение. - Может мне ещё кружевной передник прикупить? - Так уж и быть, подарю его тебе на новоселье. Настроение Хоумлендера, как стрелка спидометра, поднималось до неприлично высоких отметок. Бутчер сдавал позиции, нервничал, скрываясь за насмешками, и ширма, за которой он прятался, для супера выглядела прозрачной. - Нахрена тебе это? - Ну, может быть мне одиноко и вообще сложно растить ребёнка одному, - шутка с долей шутки и отработанная до автоматизма идеальная улыбка. - Неужели в Войт такая нехватка кадров? К чему ведёт их фарс? В нем слишком очевидны попытки собеседника вернуть контроль над ситуацией. Разумеется, Хоумлендер ему не позволит. - Думаешь, я сильно хочу доверять своего ребёнка этим предателям? - Он повышает голос и тут же ловит себя на этом. Бутчер явно пытается понять, что он задумал и это раздражает, отчасти потому что ответ до конца неизвестен никому. - И вообще, ты что, пытаешься отговорить меня соглашаться на твою просьбу? Бутчер выдыхает и как-то разом сдувается, трёт лоб. Понимает, что находится в невыгодном положении. - Я пытаюсь понять, зачем тебе это. - Мои мотивы останутся при мне, а ты либо соглашайся, либо проваливай. Мысль о том, что Билли может в самом деле свалить, холодком обжигает внутренности, но лишь на миг. - Ладно. Ради сухого и жёсткого рукопожатия Хоумлендер снимает перчатку. *** Билли Бутчер чёртовски горяч. Его высеченная из гранита брутальность настолько настоящая, что читается в каждой повседневной мелочи. В том, как он курит на крыльце, пока Райан не видит - глубокими затяжками, небрежно. В том, как гипнотически смотрится в его широкой ладони кухонный нож. В том, как вальяжно ему удаётся занять весь диван в гостиной, раскинув руки и закинув поверх другой ногу в тяжёлом ботинке. Они живут под одной крышей уже месяц, половину из которого Райан не отлипает от прощённого Бутчера целыми днями. Впрочем, наблюдать Джону это никак не мешает - чужие привычки занимают отдельную нишу среди немногочисленных, имеющих хоть какое-то значение вещей. Возглавляет список, определённо, зарядка по утрам - пусть и подсмотренное сквозь стену, но Билли, качающий пресс на жёстком деревянном полу - зрелище, достойное внимания. Бутчер чёртовски горяч и это не метафора. Джон позволяет себе вольности, на грани тех, в которых можно упрекнуть - похлопать по плечу, проходя мимо, сжать шею в предупреждающей угрозе, положить руку на крепкое бедро, намекая подвинуться на оккупированном им диване. И каждый раз под пальцами обжигающее тепло напрягшегося в непринятии тела. Хоумлендер медленно, но верно продавливает чужие границы, сминает напряжение между ними из чугунной стены до алюминиевой перегородки, оставляет в качестве декорации и как ни в чём ни бывало уходит, застегнув пропущенную пуговицу на раздражающей гавайской рубашке. - Ты сегодня поздно, - бросает Бутчер, столкнувшись с ним в дверном проёме одним из многочисленных вечеров. Они так и замирают, между лицами десяток сантиметров. - Соскучился? - на губах Хоумлендера против воли улыбка. - Райан интересовался, когда его супер-папаша разберется со спасением мира и соизволит с ним полетать. На таком расстоянии видна каждая морщина, каждая складка между густых бровей, хотя Джон мог рассмотреть их хоть с другого конца улицы, но какой в этом интерес? Куда приятнее вглядываться в это лицо и видеть собственное отражение в тёмных радужках, чувствовать лёгкий шлейф одеколона, сигарет и едва уловимо - свежесть шампуня. - Жаль, что он уснул, не дождавшись. - Джон знал это по медленному ритму сердца, раздающемуся из спальни наверху. Казалось, их диалог исчерпал себя, но Бутчер не спешил двигаться с места. Хоумлендеру казалось, что воздух между ними медленно нагревается и это ощущалось приятно. - Он спрашивал, почему я не летал, когда временно получил способности. - Наверняка ты тоже себя спрашивал, - пальцы в красной перчатке беспрепятственно легли на чужую талию, ощутив, как напряглись мышцы. Сердечный ритм сбился на мгновение. - Досадное упущение, не находишь? Бутчер выгнул бровь, читая его намерения за секунду до. - Не смей. Но Джона было уже не остановить. Одним рывком притянув, казалось, окаменевшее тело, он взлетел, покидая дом через незакрытое специально для этих целей окно. Неуязвимая кожа не сразу распознала, с каким давлением сжимают его плечи, обхватив обеими руками в кольцо. Бутчер уткнулся ему в шею, сердце заполошно гнало наполненную адреналином кровь и Джон совершенно не понимал, почему не додумался до этого раньше. - Я тебя ненавижу, - прохрипели на ухо, едва появилась возможность говорить, не задыхаясь от обжигающего ветра. Они зависли над ночным Манхеттеном - один сыпал проклятиями, другой хохотал взахлёб, пока оба не выдохлись, погрузившись в редкую тишину. Чужое тело вынужденно жалось плотнее, без возможности отстраниться. Возможно Бутчер и догадывался, что умереть сегодня ему не позволят, но проверять не рвался, за что Джон был ему искренне благодарен. - И что дальше? - хмыкнул Уильям, смирившись со своим положением. - Романтично засосешь меня на фоне Эмпайр-стейт-билдинг? Или боишься засветиться в новостях? - Не порти идиллию. - У меня чуть сердце не стало. Из всех возможных способов меня убить этот явно был самый неинтересный. Не в твоём стиле. Бутчер всегда становился болтливым, когда нервничал. Оно стоило того, чтобы держать в воздухе столь ценные девяносто килограмм. - Не утрируй. Я следил за твоим сердцем. - Прозвучало интимнее, чем задумывалось. Рубашка давно задралась, оголив кожу на так удобно обхваченной Джоном пояснице, вынуждая сожалеть о не снятых перчатках. - Если ты наигрался, может вернёмся уже? Хоумлендер совершенно точно не наигрался, но не висеть же им здесь до утра. *** Спустя ещё один месяц Билли Бутчер, казалось, чувствовал себя как дома, причем не в самом лучшем смысле. В его случае это означало забить выделенную ему комнату своим рабочим хламом и периодически напиваться, благо, за закрытыми дверями. Последнее бесило сильнее всего, особенно когда желудок Бутчера отвергал выпитое ближе к середине ночи. Хуже этого только вечера, когда он дрочил. - Если ты забыл, Райан отлично слышит и при желании может видеть сквозь стены. - Не мои проблемы, - кое-кто явно был не в настроении, помятый и невыспавшийся. - В нашем уговоре ни слова не было сказано о том, что я должен блюсти целибат. А если тебя это так волнует - пойди и объясни пацану, что такое приватность и личные границы. Хотя откуда тебе знать! Сжать чужое горло так, чтобы рассчитать силы и ненароком не свернуть шею стоило Хоумлендеру немалых усилий. В запястье вцепились рефлекторно, без шансов сдвинуть хотя бы палец. Лицо напротив стремительно краснело, вены вздулись, белки покрылись красной сеткой лопнувших сосудов. Такой хрупкий человечишка - одно движение может прекратить жалкие трепыхания. Слишком легко. Слишком просто. Намного проще, чем по миллиметру подбираться к нему, будто к бродячему псу, чтобы покормить с руки или даже почесать за ухом. Пальцы разжались и Бутчер привалился к стенке, вдыхая со свистом. На шее багровели будущие полосы синяков. - Извини. Ты прав. Это твоё дело. - Иди к чёрту, - выплюнули между приступами кашля. Всего лишь проигранное сражение. Как бы там ни было, Джон извинился и точно знал - не зря. *** Иногда Бутчер ухмыляется. Зачастую нагло, с вызовом или насмешкой, реже - искренне, но последнее в ста процентах случаев достаётся Райану. Джон не претендует, он только тренирует выдержку, чтобы на каждое движение мимических морщинок, на блядские ямочки на заросших щеках не вставало. Он держит себя в руках, иногда приходится в прямом смысле. Иногда с открытой дверью, точно зная, что мальчишка занят на первом этаже. Бутчера о своей предусмотрености он в известность не ставит. - Серьезно? - удивительно, что на Джона не орут, только бровь приподнимают, оперевшись плечом о косяк. - Представь себе, - парирует он, не останавливаясь. На Хоумлендере лишь низ от костюма, штаны приспущены, ягодицы холодит лакированная древесина письменного стола. В полумраке комнаты взлахмаченный силуэт Бутчера напоминает галлюцинацию - недвижимую и слишком нужную здесь и сейчас. - Предпочёл бы забыть, - хмыкает, но с места не двигается. Смотрит. Пульс мерный, но всё равно ускоряется, задавая темп руке без перчатки. Запрокинуть голову значит прервать зрительный контакт, но взгляд Бутчера и так ощущается кожей, будто тот снова под временным "Ви" - испепеляет его глазами-лазерами. Желание спросить: "Почему ты смотришь?" чешется на задней стенке черепной коробки, просьба "Подойди ко мне" перекатывается расплавленным свинцом на языке, проглатывается с вязкой слюной. Любой из ответов на каждый вариант пугает до волнительной дрожи и он кончает, так и не открыв глаза. А когда открывает - Бутчера уже нет. *** Совместный просмотр фильма вечером выходного дня - это так заурядно, слишком пластмассово для них троих, но Хоумлендеру все равно уютно. Разумеется, фильм супергеройский, разумеется, с ним в главной роли. Естественно, Бутчер кривится первые минут двадцать, но Райану нравится, так что он терпит. Кто-то бы назвал их симбиоз игрой в семью - бестолковой игрой слепых, не знающих правила, где на каждый правильный ход два поражения. Для Джона это не игра просто потому что он не особо понимает, в чём различия. В конце концов, Билли всё ещё здесь - на тесном для троих диване, в его доме, в рамках их договоренности, настолько испещренной лазейками, что от основания остался один каркас. Если он до сих пор даже не попытался изменить правила, значит не хочет. Значит ему это нужно не меньше. Загорелая рука закинута вдоль спинки дивана - у Бутчера пунктик занимать много пространства. Хоумлендер почти уверен, что она исчезнет, если положить свою в аккурат рядом, но ничего не меняется. А потом рука сдвигается на пару миллиметров, подставляясь под неизбежное прикосновение. Что-то новое в их искрящем, звенящем от натяжения общении. Сдвиг литосферных плит. Хоумлендер знал, как сладко вдоль позвоночника щекочет победа, но понятия не имел, каким теплом в животе тянет приглашение. Ему страшно сломать это хрупкое мгновение и пальцы немеют, пока он ведёт ими вдоль выразительных узоров вен до самого изгиба локтя. Впервые не вслушивается в чужой пульс, оглушенный собственным. Чертова гавайская рубаха в кои-то веки не бесит, когда под её просторный рукав так удобно скользить по расслабленному, но всё равно жёсткому бицепсу. Оставшегося до титров часа кажется чертовски мало. *** - А что Бутчер любит есть? - интересуется Райан, пока они на полу в гостиной собирают макет космического корабля. Вернее мальчишка собирает, а Джон изображает интерес. Он предпочёл бы пострелять из глаз по живым мишеням, но это приходится отложить на пару-тройку лет. - А что? - Мы ведь завтра все вместе идём в то кафе. По мнению Хоумлендера Бутчер ел всё, что находил в его холодильнике, а как оно туда попадало и вовсе интересовало мало. Возможно, правильный ответ "бурбон", но вряд ли он удовлетворит Райана. - Откуда мне знать, - Джон пожимает плечами. - Но вы ведь друзья, разве нет? Хорошо, что Бутчер не обладает супер слухом, разве что по губам прочесть сможет, хмуро поглядывая на них из кухни. Друзья ли они? Хоумлендер размышляет над этим, пока пьёт молоко прямо из пакета. Определённо, это слово им не подходит. Билли назвал бы их заклятыми врагами, только на врагов не смотрят так тяжело и пронзительно прежде чем потянутся вытереть стекающую по подбородку белую каплю. Поймать чуть шершавый палец губами, пока Райан не видит, не требует особых усилий, как и быстро пройтись по подушечке языком прежде, чем Бутчер уберёт руку. Нет никакого желания знать, кто они друг другу, потому что загонять эту бушующую стихию в скучные рамки формулировок означает отказаться от возможности быть всем и сразу. - Мне сегодня нужно уйти. - Кидают, опершись поясницей о барную стойку. - И я, блин, не отчитываюсь, просто мне нахрен не сдалось, чтобы ты меня искал. - Ты же понимаешь, что это никак не помешает мне тебя найти? - Поэтому и говорю. Это просьба и проверка одновременно. Хоумлендера жжёт изнутри интерес пополам с желанием размозжить Билли голову, лишь бы только из неё исчезла идея куда-то сваливать, но то, что ему по-настоящему нужно, требует достойной платы. Настоящий Билли Бутчер дорогого стоит. Кинуть короткое "Хорошо" будто бы небрежно, такой опытный актер, как Хоумлендер, может налегке. - Я в тебя верю. - Колют в ответ. Его тоже неплохо читают. *** Холостяцкая квартира Бутчера теперь уже мало напоминала место, в котором часто бывают. Повсюду пыль, воздух спертый и подошвы неприятно липнут к полу. Хоумлендер мог поставить на то, что в холодильнике пусто, но нашёл Уильяма раньше, чем подвернулась возможность проверить. Тот сидел в самом плохо освещённом углу, узнаваемый разве что по взъерошенным волосам. Плечи опущены, на журнальном столике почти пустая бутылка чего-то крепкого. - Я же просил не приходить, - хриплый усталый голос разрезал тишину комнаты. - Ты отправил мне смс час назад. - Правда? - Бутчер провёл по лицу ладонью, будто бы пытаясь привести мысли в порядок. - Дерьмо. Потёртый диван скрипнул, прогнувшись под весом опустившегося рядом Джона. Потревоженная тишина снова натянулась над ними, пронизанная пылью, парами алкоголя и уже привычным обоим напряжением. Оно не смущало, его не хотелось отогнать и требовать объясниться Хоумлендер не станет, хоть и прилетел после очередного интервью, едва заметил на экране уведомление. Странная мысль, что Уильям просто хотел его увидеть, разливалась внутри горячим сиропом. Потому что он хотел - удивительное дело, но рядом с этим человеком становилось легче, давящее чувство непонимания кто он и что ему делать будто бы отпускало. Слишком много притворства наполняло всё его существование и Билли Бутчер, казалось, был единственным настоящим среди тошнотворного глянца всей остальной жизни. Ну ещё Райан - ради него имело смысл двигаться вперёд, думать о будущем. Есть ли вероятность, что Уильям испытывает нечто подобное? - Знаешь, - хриплый голос вырвал из раздумий, - я так устал. Думал, что от тебя, а нихрена, оказывается от себя. Бутчер берёт со столика бутылку и делает несколько глотков прямо с горла. Джон запрокидывает голову, прикрыв глаза, готовый слушать. - Думаешь, я жалок? Становись в очередь. Какого черта вместо того, чтобы искать способы уничтожить тебя и весь ваш вид, я занимаюсь всей этой хернёй? - Поверить не могу, ты правда ноешь, - Хоумлендер не может и не хочет сдерживать смех и даже направленное ему в голову дуло пистолета не вызывает иных реакций. А потом Джон кое-что замечает - в обойме всего один патрон. - Что ещё я должен сделать, чтобы я, блять, перестал быть тебе интересен? Пистолет летит в сторону, когда Бутчер вскакивает на ноги и начинает расстёгивать пуговицы на черной, как вся эта комната, рубашке. Темноту режет контраст его кожи, кажущейся светлее, чем на самом деле. - Что ты делаешь? - хмыкает Хоумлендер, озадаченный. Взгляд скользит по напряжённому прессу, крепкой груди, находит одиночные шрамы, притягивается уходящей вниз дорожкой волос. Звенит пряжка ремня. - Это ты мне скажи, - загоняют в тупик, продолжая раздеваться. Это не похоже на соблазнение, в движениях ничего томного, ни капли промедления - в каждом небрежном действии концентрат Бутчера и это будоражит лучше самого горячего стриптиза. Хоумлендер понимает, что Билли делает. Он сдаётся. Перед ним стоит человек, потерявший свою цель - совершенно голый, но уязвимым его делает не это. Джон тоже поднимается на ноги, оказываясь точно напротив. Их разделяют пара метров грязного пола. - Дело ведь не в том, что ты не можешь убить меня и не в том, что ты слабее, Бутчер. Когда, мать твою, это тебя останавливало? Дело даже не в Райане, тут у тебя тоже есть варианты: снова попытаться его спрятать или избавиться от выродка-супера, которым ты в глубине души его считаешь. И не делай вид, что это слишком даже для тебя - мы оба знаем, на что ты способен! Так почему вместо всего этого ты напиваешься и зовёшь меня? Может быть, потому что ты уже сам не понимаешь, так ли ты хочешь моей смерти? Тебя так сильно пугает эта мысль, что ты готов был пустить себе пулю в голову, но не смог! Бутчер выслушивает невозмутимо, всё так же с толикой вызова смотрит, щурясь до сетки тонких морщин в уголках глаз. - Сколько с меня за сеанс, док? Может, будем закругляться? Давай ты уже либо убьёшь меня, либо трахнешь. Уголки губ Джона дёргаются против воли. Оба предложения чертовски заманчивы и оба не исключают друг друга, но ему не нравится, как Уильям уходит от самого главного. - Пытаешься понять, чего я от тебя хочу? - Ты мог сделать это в любой момент, но хотел, чтобы я сам озвучил? Твоя взяла, - Бутчер разводит руки в стороны, позволяет рассмотреть себя с головы до ног. Действительно ли это то, чего Хоумлендер так долго ждал? Капитуляции? - О, нет. Ни за что не поверю, что у твоего отчаяния такая нелепая причина, - Джон делает шаг, замечая, как рефлекторно напрягается тело напротив, но остаётся недвижимо. - Ты не сломаешься от желания быть выебаным кем-то вроде меня, секс это всего лишь секс. Ещё один шаг и между ними только стремительно нагревающийся воздух. Хоумлендер поджимает губы, стойко держит руки сомкнутыми за спиной, дышит чужим перегаром. - Тебя так сильно напугало другое. - Наклониться, чтобы выдохнуть в самое ухо: - Тебе нравится такая жизнь. Наша. - Ты ебанутый. - Но ты хочешь мне верить и ненавидишь себя за это. Хоумлендер улыбается. Его открытие похоже на вспышку молнии в непроглядной темноте. Только за молнией всегда следует гром. - Я не могу себе этого позволить, - тихое, болезненное признание во всём сразу. В любви и ненависти, желании и страхе. Слишком огромное для Джона, слишком искреннее, со шлейфом ответственности, что сложно удержать даже с его силой. - Поэтому, повторюсь: что мне сделать, чтобы я перестал быть тебе интересен? Кажется, Бутчер успел протрезветь за их диалог, по крайней мере взгляд стал более осмысленным и тяжёлым. Между ними несколько сантиметров, а Хоумлендеру хочется смеяться и плакать одновременно, а ещё странно щемит в груди. Все это время он сам не знал, чего хочет и ответ, казалось, должен был всё расставить по местам. Теперь ответ есть - он хочет, чтобы Билли Бутчер ему верил. - Боюсь, ты ничего не сможешь сделать. Напряжение между ними искрит и с треском рвётся, когда губы сталкиваются в коротком касании. Осторожном, мягком, совершенно не в их духе, но по-другому не получается, только так. С закрытыми глазами, держа руки при себе, чтобы сосчитать до десяти, не думая ни о чём, и отпрянуть. Хоумлендер подождёт, пока Бутчер оденется, чтобы забрать его отсюда. Спать они лягут вместе.