Под «Пикник» с любовью.

      Это был восемьдесят шестой год.       Горбачев тогда активно начал перестройку, а бабки у подъездов плевались, что тот зря в кресло присел — развалит на радость америкосам. Антон того времени лишь чесал нос, усердно крича пятому этажу хрущевки «ну, мам, скинь мяч!». А сегодняшний ничем не отличался, только маму звал он тогда, когда сигареты не справлялись. Вообще, Антон не стал бы приписывать себя к тем, кто утверждал, что раньше трава зеленее, песни содержательнее, суставы не хрустее, мозги не заплывее и все были равнее, миру мирнее и маю майнее. Может и равнее, вот только очередная заплатка на ужасно одинаковых халатах мамы и бабушки его всегда не устраивала. Поэтому о стёртой подошве и близком к дырявому состоянию своих тканевых кроссовок Антон не спешил говорить. До очередной внезапной стирки, а потом и подзатыльника. Новые кожаные кроссовки с города Ки́мры он протирал после каждого ношения.       Клич пионеров — всегда будь готов!       Антон не состоял в пионерии, но готовым за любой движ был. Особенно, если о помощи просят кто-то из старших ребят во дворе. Вот только выискивая бабульку, нуждающуюся в помощи, он не был готов к тому, что табун мальчишек потащат его в неизвестном направлении с криками «Нашли! Старушка «Во!». Одинокая. Вперёд на помощь!». Он не особо переживал о сохранении конечностей. Кроссовки было жалко. А когда неизвестный рыжий и конопатый резко затормозил, агрессивно шепча «Кого они взяли? Бросьте вы её, это не наша старуха», Антон почувствовал всю сумму в двадцать рублей.       Мама тогда разрешала гулять до десяти. И даже «еще чуть-чуть» не влияло на ее «Антон, живо домой!» раздающиеся с окна. Со временем он перестал искать способы побыть снаружи подольше. мама чаще улыбалась, когда он проводил с ней вечера, пока отец был…ну, где он там был. Работал он как и все — сорок один час в неделю. Поначалу возвращался как положено. Затем — и вовсе перестал.       Крокодил Гена расклеивал объявления, а Антон их писал. Цель у них одна: найти друзей. Мама с бабушкой не одобряли того, что в газете появится их адрес. А Антон не одобрял того, что у него нет друзей, поэтому один из знакомых во дворе был использован в качестве помощи в отправке. За несколько пряников со школьной столовой. Антону они никогда не нравились, а вот оказание помощи от старшего — очень даже.       Основная масса объявлений в Коммуне представляла из себя следующее: — Куплю банку-пузатик в количестве двадцати штук. Б/У без сколов и трещин приветствуется. — Самый действенный способ сделать такой рассольник, чтоб ваша семья требовала готовить его ежедневно. — И, разумеется, кроссворды. Или сканворды. Идея одна — скучно и по-старчески. Мама не в счёт: она уже перечитала всю домашнюю литературу, надо же себя развлекать.       Графа «другие объявления» тоже не радовала: — Ищу традиционных взглядов женщину для создания семьи. Остальное при переписке. — Куплю банку-пузатик в количестве двадцати штук. Б/У без сколов и трещин приветствуются. — Нуждаюсь в нуждающимся. Готов рассмотреть кандидатов с тщательным вниманием.       Особенно очередное объявление про банки не радовало. Этот был настырным.       А вот последнее Антон понял не сразу, но осознал: это именно то, что нужно, в тот момент, как только прочитал.       Первое письмо было не совсем содержательным. Так, проверка на «а вдруг нет?».       Письма Антон хранил в коробке из-под обуви, спрятанной на высокий шкаф с глянцевой поверхностью. Шкаф этот и сам по себе стал воспоминанием, не только из-за его участия в обмене писем с мальчиком из Омска. Цвет его был некрасиво рыжий с полосками коричневого. Как жук. И ручки неудобно высоко располагались. Хотя с возрастом эта проблема испарилась. Как и шкаф.       Антону казалось, что коробка самостоятельно мешает каждое письмо, создавая хаос. Почти ежедневные «перечитки» его на мысль в собственной вине не наталкивали. И тот факт, что он знал какое письмо было отправлено первым, а какие после него в правильном хронологическом порядке, — тоже. Перечитывал он каждое письмо от Арсения со смешанным эмоциями: вроде знает наперед, какое слово идёт дальше, а дрожь в пальцах как в первый раз. Надеялся, что Арсений в этот момент точно так же сидит рядом с коробкой, читая. Вряд ли это было так, но Антон позволял себе помечтать чуть чаще, чем следовало бы.       Мама об Арсении знала: тяжело не заметить еженедельную почту на ее имя, слыша которую, Антон летел как угорелый, чтоб вырвать письмо из ее рук. Ну, как вырывать… Вежливо попросить отдать, потому что «Это тот друг Омска, Арсений». Антон светится. Пока он светится, Майя попробует не переживать.       Дорогой Арсений, настал тот самый период, которого я опасался. Моя бабушка приобрела себе духи «Красная Москва». Понять и принять «Тет-а-тет» я мог, но К/М! (В дальнейшем возмущении будет это сокращение). Заходя в маршрутку, я даже не смотря определяю, в какой стороне стоит орда бабушек. Иногда даже кажется, что они слетаются на него. Или он на них. Пока не разобрался. Ты лучше напиши, одобрил ли твой отец желание поехать в Артек? Я-то уверен, что тебя примут, но все же…ты не подумай, я не сомневаюсь в твоих силах. Больше волнуюсь. Кстати! Уговорил маму вложить дискету в письмо, надеюсь, не сломается в дороге: во дворе один из старших парней напевал песню, и рассказал, что группа «Пикник» называется. И ещё очень многое рассказал, но это для личной встречи, потому что и дискету он получил в непонятном бутике на рынке. Хочу с тобой встретиться наконец, руки не всегда живые после писем. Но мама пока не уговаривается… Я понимаю понимаю причину, но взять того же Кольку (помнишь, из второго подъезда? Я тебе рассказывал, что его папа Москвич купил! Настоящий! Они недавно нас до дачи подвезли за банку компота из яблок с курагой): тот отсюда до Кустаная доехал! А это вообще Казахстан. Привез, кстати, записи группы «Дос Мукасан». Ничего не понимаю, но звучит классно. Послушай, если будет возможность когда-нибудь. Получил двойку по физике: Макар ржёт. Отправленная тобой книга «Охота за кварками» интересная, но мы-то кинематику проходим. Ты просил рассказать, как тебе… Не все понимаю, но классно! И твои заметки мне понравились. И мои, надеюсь, тебе тоже понравятся… Дорогой Антон, Безумно рад, что я перестал одиноко возмущаться по поводу этой марки парфюма. Нас двое, и однажды мы сможем победить этот отвратительный шлейф. По поводу лагеря всё ещё веду переговоры. Вряд ли получится, но если (помню, ты просто говорить «когда») его стойкая нет-стена падёт, ты узнаешь вторым. Мама точно не позволит себе не узнать. Спасибо за присланный альбом это группы! Никогда подобного не слышал: до Омска редко доходит что-то такое, а вот о Дос-Мукасан знал. Приезжие Казахстанцы часто крутят их. Группа впечатляющая. Удивительное ВИА. Знаешь, после прослушивания «Вечер» ещё больше захотелось встретиться с тобой и посидеть под песни группы. Особенно под эту. Не то чтобы я до этого с гигантским масштабом не хотел встречи, но слушая песню с мыслями, что совсем недавно и ты ее слушал, сводили с ума. «Охота» больше для понятия истории. И там очень много химии. С кинематикой поможет тот учебник, по которому ты занимаешься. И упорный труд. Не ленись, Антон. А Макару скажи, что он дурак. Не хотел сразу говорить о таком, но теперь у тебя есть способ увидеть мир моими глазами! Отец внезапно подарил новомодный, как бы ты выразился, Полароид. Пахнет пластиком. И первая фотография, которую я тебе отправлю, будет подсолнух соседей. Потому что я могу это сделать, а это маленькое солнце достойно фотографии. Ну и себя тоже отправлю, не переживай. Хотелось бы целиком, но будет двумерный квадрат. Отправишь мне ещё чего-нибудь из твоих аппликаций? С чувством тоски, твой Арсений.       Антон знал, что у Арсения синие глаза и черные волосы. А вот красивые родинки на кусочке шеи и щеках стали причиной того, что тот испугался резкого стука в спальню. Фотографию хранит в ящике прикроватной тумбочки.       Антону шестнадцать, когда он получает от Арсения письмо, начинающееся с «Скажи мне, правильно ли я поступил?». Сердце колотилось, пальцы дрожали, а ответное «Арс, не пугай так никогда!» написалось не сразу. Этот идиот сменил факультет, не сообщив никому. Антон был рад, что вечные я-не-фанат-экономики прекратились. А вот новым переживаниям за Арсения не особенно.       Встретились они в Воронеже. Далеко, тяжело и крайне неприятно для кого-то ростом сто девяносто сантиметров. Но все окупилось ровно в ту секунду, как он нашел в толпе макушку с короткой стрижкой. Макушка вертелась, ища нужный вагон. А нашла смеющиеся синие глаза.       Крепко прижимая к себе Арсения, Антон прошептал: — Я ещё не дышал, я ещё не послушал твой смех.