***
— Обещаю не создавать новых проблем, — лучезарно улыбается Феликс, а в голове ярким огнем горит мысль выбить кому-нибудь зубы. Бейсбольной битой, желательно. Хёнджин на это только тяжело вздыхает, устало пережимая переносицу. Выходов у него не то, чтобы много. Потерять всё — выход номер раз; разрешить Феликсу делать то, что он умеет — выход номер два. А Феликс умел навести шороху, развести крови и раздробить кости. Хёнджин в Феликсе нисколько не сомневался. Новых проблем он никогда не создавал, а старые испарялись так, словно их и не было. Бизнесмена Хвана это устраивало, а вот парня Хёнджина — пугало. До чертиков. Хотя бы тем, что каждый раз, когда Феликс “решал проблемы”, Хёнджин отмывал его от крови и радовался, что от чужой. Угораздило же. Влюбиться. В психопата. — Хорошо, — сдается он, опираясь на свои колени руками и глядя исподлобья. Феликс стоит над ним и любой другой уже бы испугался. — Только чтобы чисто, ладно? — Когда-то было не чисто? — дует губы Феликс обиженно. Хёнджин опять вздыхает. Протягивает руки, чтобы обвить миниатюрного парня за талию и прижаться к животу лицом, вдыхая запах, что стал родным. Без которого жизнь уже не представлялась полноценной. Феликс пах табаком и карамельками, которыми были набиты карманы всех курток и джинс. Это было таким странным. Любить Ли Феликса и дорожить им. Бояться за него. Феликс мягко погладил парня по голове и, склонившись, чмокнул в макушку. Такой нежности удостаивался только Хёнджин. Ну и животные, которых Феликс подбирал с улицы, таскал к ним в квартиру, отмывал и пристраивал в хорошие руки. И не дай бог хорошие руки оказывались не такими после проверки через неделю.***
Впервые они встретились, когда Хёнджин убегал по подворотням от бандитов, которым его заказали. Он врезался в растрепанного паренька с битой в руках, свалил с ног и первое, что сказал, вцепившись в худощавые ноги: — Помоги. — Сколько дашь? — усмехнулся паренек, глядя на задыхающегося у своих ног парня в дорогом костюме. У Хёнджина сводило легкие от долгого бега и паники. — Сколько хочешь, — прохрипел он. И паренек кивнул. Не прошло и десяти минут, как преследователи рухнули на грязный асфальт. В подворотне воняло отходами человеческой жизнедеятельности и мусором, но теперь запахло ещё и кровью. Неповторимый тошнотворный аромат, который Хёнджин никогда, кажется, не забудет. — Меня зовут Феликс. Ли Феликс. — представился спаситель, помогая Хёнджину подняться. — Я спас тебя, теперь твоя очередь. — Говори, — кивнул Хёнджин, пытаясь унять холодную дрожь в теле. Он видел, как бита врезалась в лица и старался не смотреть на её нынешний вид. А выглядела она ужасно. В крови, волосах и ошметках мяса. Не сдержать своё слово перед таким человеком было ещё опаснее, чем если бы бандиты всё-таки догнали его. Феликс прищурился, смеривая вновь обретенного должника взглядом до крайности любопытным. Помолчал, испытывая терпение. Улыбнулся, заметив, как незнакомец нервно вытянулся перед ним, сжимая руки в кулаки. — Да не бойся ты так, расслабься. И это было легко сказать. Хёнджин не привык к насилию. Видеть его не привык. А уж стоять рядом с какими-то отморозками ему, выходцу из высшего общества, вообще было дико. Он не знал как себя вести, что говорить и как подавать себя, чтобы не нарваться на неприятности. Хотя, если бы его убили — неприятности разом закончились. Но жить хотелось всё же больше. — Оплати мне стоматолога. — Что? — не понял он. Феликс вздохнул, перехватил биту левой рукой и правой оттянул уголок губ, демонстрируя отсутствующие жевательные зубы. — В драке выбили, — фыркнул он. — Оплати мне стоматолога и мы в расчете. Хотя я бы предпочел работать на такого почтенного молодого человека. Мало ли какие ещё бандюганы позарятся на твою богатую жопу. Хёнджин как сейчас помнит, что легкость, с которой Феликс говорил с ним, разрядила накаленную обстановку, и он впервые улыбнулся. Несколько неуверенно и дёргано, в мыслях убеждая себя, что затея очень плохая. Но всё же, хоть колени ещё были слегка ватными от пережитого, а адреналин разгонял сердце до невероятных скоростей, протянул спасителю свою руку. — Хван Хёнджин, гендиректор логистической компании по транспортировке автомобилей. Буду рад сотрудничать… и стоматолога тоже оплачу.***
Выщербленное нутро хотело крови, сломанных костей и выбитых зубов. Феликс тяжело дышал, сжимая в руках деревянную биту, — избавляться удобнее, и улыбался. Лицо в кровавых веснушках светилось адреналиновой радостью, в глазах неоном плескались безумные рыбы. Феликс ловил их и ел, перекусывал хребты, проглатывал кусками, а потом сжигал в своем желудке — до следующего раза. До новых встреч. С Феликсом встречи были одноразовые. Недавнее расхрустывание костей звенело в ушах колыбельной. Феликс насвистывал ей в унисон знакомую с детства мелодию, (матушка играла её на пианино, а Хёнджин сказал, что это что-то из классики — Феликс не запомнил, что именно), и наблюдал, как занимается огнем груда мяса. Человеческим телом назвать это было сложно. Каким бы Феликс не был, за собой он прибирал тщательно, не оставлял ничего, потому что даже такое чудовище, как он, способно чем-то дорожить. А жизнью рядом с Хёнджином он дорожил и готов был разорвать зубами любого, кто на это бы позарился. Феликс считал себя зверем. Хёнджина — тем, кто смог его приручить и полюбить. Несмотря на всю уродливость, лохматость и вбитую улицами в вены ебанутость. Он не всегда был таким. Не всегда испытывал проблемы с агрессией, жестокостью и садизмом. Когда-то он был добрым мальчиком, который жил с любящими родителями. Но даже самая добрая собака, пережившая некоторое дерьмо, которое выпало на долю Феликса, начнет вгрызаться в человеческие глотки без разбора. Стоило отдать должное — Феликс разбирал и от его руки не пострадал ни один невинный человек. Быть может, некоторых он даже спас, убивая таких подонков, как тот, что уже догорал, а совсем скоро остатки костей были бы размолоты в пыль и навечно воссоединились с матушкой природой. Благородством он, конечно, не отличался, выбирал самые болезненные и мучительные расправы, и сомневался, что такие заслуги ему хоть где-то зачтутся, но хотя бы перед своим кодексом чести он был чист. И перед Хёнджином тоже. Их уговор за несколько лет он ни разу не нарушил, хотя чего греха таить — очень хотелось. Феликс задумчиво закусил губу, ощущая кровавое железо. Глядя на огонь, он думал только о том, что дома ждет Хёнджин. Его Хёнджин. Зверь внутри, требущий кровавых жертв, немного утих и теперь тем остаткам доброго мальчика, которые затерялись среди кислотных неоновых рыб в желудке, хотелось нежности и тепла. Добрые собаки, пережившие некоторое дерьмо, а потом встретившие любящего человека, обретают дом. И готовы за него умереть.***
Хёнджин сидел на крыльце, обхватив руками теплую кружку с какао, когда темная тень ловко перемахнула через кирпичный забор. Феликс всегда возвращался домой таким путём. Излишняя осторожность, привычка или ещё что-то - Хёнджин не спрашивал. Только вызывал после каждого “решения проблем” мойщиков и заставлял их отмывать весь забор по периметру, обосновывая это тем, что он перфекционист. Кто поймет этих богатых, которые моют чистые заборы… В какой-то мере, Хёнджин тоже был параноиком. — Давно тут сидишь? — Нет, - признался Хёнджин подошедшему парню. Тот выглядел уставшим. — Только что сделал тебе какао, оно ещё горячее. — Как знал, — вздохнул Феликс и плюхнулся рядом, принимая теплый напиток с благодарностью. — Чувствую себя старой собакой. — Ну, — гаркнул Хёнджин, покосившись на засохшую кровь на рукавах и запястьях, а также под аккуратными ногтями, — ты не молодеешь. — Очень смешно, — проворчал Феликс. После разрядки он был всегда уставшим и ворчливым, но оттого только больше ластился к рукам. — Пойдем в ванну? — прошептал Хёнджин, подавшись ближе и касаясь теплыми губами прохладной ушной раковины. На улице была морозная осенняя ночь. — Тебе надо согреться. Феликса сейчас тронь, он рассыплется, заурчит и засияет. Хёнджин трогал. Отмывал кровь с рук, выцеловывал веснушчатые плечи и легкими касаниями щекотал живот. Дразнился. Феликс под его руками напрягался и тяжело дышал, закидывал одну руку на шею, притягивая ближе и едва не опрокидывая к себе в ванну, чтобы прошептать: — Боже мой, Хёнджин, ты такой ебанутый, знаешь, да? — Знаю, — ухмылялся Хёнджин. Трахаться с обычным Феликсом было круто. Трахаться с Феликсом после “решения проблем” было до звезд в глазах умопомрачительно. — Знаешь же, меня заводит, когда ты весь такой разнеженный и долго не можешь кончить. — Может, — Феликс подавился воздухом, когда в воде рука Хёнджина скользнула к члену, быстро пробегаясь по всей длине, сдавливая головку, — почаще решать твои проблемы? — уже хрипло закончил он, просяще цепляясь за руку. Он был уже давно возбужден и эта замеревшая рука на его члене только больше распаляла. Феликс попытался толкнуться, но как и ожидалось Хёнджин тут же убрал ладонь и навис сверху, славливая разочарованный стон с пухлых губ, раскрасневшихся от поцелуев и горячей ванны. — Боюсь, ты весь город перебьешь и мне не с кем будет вести бизнес, — хмыкнул Хёнджин и прихватив за волосы, вынудил открыть чувствительную шею. Довольный податливостью, он слизнул капельки воды, задевая пальцами затвердевшие соски и выбивая легкую дрожь. — Блять, — выдавил парень сквозь зубы, когда Хёнджин вновь несколько раз провел рукой по твердому члену. Феликс с румянцем на веснушчатых щеках, извивающийся под его ладонями восхищал и возбуждал одновременно. Он рывком подхватил Феликса на руки, расплескивая воду на кафельный пол и вынес в спальню. Простыни намокли моментально, а Феликс вцепился в них, осоловело наблюдая, как Хёнджин сначала медленно прикасается к его члену губами, а после вбирает в рот наполовину. После теплой ванной было прохладно, но стоило Хёнджину пару раз умело провести языком по чувствительной головке, втягивая воздух и создавая плотный вакуум во рту, как тепло прокатилось под кожей и Феликс откинулся назад, выгибаясь в пояснице, под которую тут же пробрались чужие руки, обхватывая. Сминая поджарые бока. Феликс был необычайно сильным, но миниатюрным и Хёнджину казалось, что он может своими ладонями покрыть его талию. Так почти и было. В том, чтобы брать Феликса таким - разнеженным и непривычно спокойным - было что-то пьянящее. Дурманящее голову. Хёнджину нравились эти моменты. Нравилось, как Феликс обвивал его руками и ногами, прижимаясь ближе; как целовал медово и тягуче, выпрашивал эти поцелуи, стонал и просил дать ему кончить. Как сжимался и дрожал от прикосновений к чувствительному, наэлектризованному желанием животу; как задыхался от быстрых толчков, выгибаясь навстречу. И как в итоге кончал без рук. От одного этого вида можно было рехнуться. И Хёнджин думал, что он всё-таки рехнулся. — Пойдешь в душ? — тихо спрашивает он, целуя в острый подбородок. Феликс сонно кивает и думает, что хорошо, что у Хёнджина несколько спален и не обязательно прибираться в этой, чтобы поспать на сухих простынях.***
У Феликса внутри помимо неоновых рыб и проблем с садизмом — белый фосфор. Взрывоопасная, расплавленная магма, способная сжечь за секунду. В этой магме лучше не купаться, даже не видеть её. Это Хёнджин понимает, когда видит, как Феликс смотрит на девушку, которая посмела приобнять его слишком не по-дружески на благотворительном вечере в музее искусств. Он сжимает тонкое запястье парня рукой, заведенной за спину, и молится богам, чтобы ничего не случилось. Не здесь. И не где-нибудь ещё. Таких, как она, трогать нельзя. Совсем. То, что белый фосфор может сжечь и его — становится понятно в гараже его дома, когда Феликс впечатывает в стену, придавливая за плечи. — Сделай что-нибудь с тем, что тебя лапают все, — рычит Феликс. — Потому что однажды я оторву кому-нибудь сначала ногти, потом пальцы, а следом руки. И не посмотрю на их статус. Хёнджин почти не дышит в этот момент. Смотрит в глаза с бешеными рыбами в зрачках и тянется огладить подбородок и напряженную шею. — Хорошо, — тихо говорит он, — я твой, Ёнбок. Знаешь же. Феликс знает. Но ему так страшно, что кто-то может забрать его Хёнджина, что этот страх перекрывает все обещания, трансформируется в агрессию, которую контролировать слишком сложно. Практически невозможно. Феликс не помнил, когда стал таким. Не особо помнил из-за чего конкретно и вспоминать не стремился. Это было больно. — Прости, — он разжимает пальцы, впившиеся в чужие плечи так, что останутся багровые синяки. Хёнджин думает, что это даже повезло… кому-то могло не повезти многим больше. — Всё нормально, Ёнбоки — тихо говорит он. А самому страшно. Но всё равно тянет Феликса к себе, прижимая к груди и утыкаясь в макушку. — У меня никого нет кроме тебя… все бросили меня ещё до нашей встречи, — шепчет он, а Феликс только сильнее обнимает его. Кажется, это смертный приговор, который Хёнджин подписал ещё в день, когда почувствовал нечто, похожее на трепетную любовную нежность, к убийце, который больше всего на свете желал быть любимым. Он вручил свое сердце в его руки безоговорочно и без права на возврат. Потому что Феликс никогда не вернет его сердце назад и никогда не позволит кому-то отобрать у него ту единственную любовь, которую он выгрыз себе зубами. Хёнджин знает: Феликс однажды убьет их. И он не сильно против.