Я не придумала название

— Через десять минут на сцену! — режиссер исчезает. Деточкин опускается на стул у двери и смотрит в пустоту, склонив голову набок. На Максима он не смотрит. Десять секунд сидит, двадцать. Глазами в стену. — Ну что ж ты… — непозволительно мягко зовет Подберезовиков. Деточкин переводит на него взгляд и опускает голову, выглядя от этого еще более нескладным и сутулым. Прикладывает руку ко лбу, будто прячась. Смешной парик и ладонь совсем закрывают лицо, и Подберезовиков воображает, что тот плачет. Чувство вины, которое он так старательно давил и прятал, поднимается откуда-то изнутри, мешаясь по дороге с влюбленностью, нежностью. Становится невыносимо. — Юра, Юрашенька, прости меня, ну прости… — в два шага он оказывается рядом и неловко обнимает его голову, гладит жесткий парик. Деточкин встает и обнимает за пояс, пряча на плече лицо. Подберезовиков с облегчением замечает в ту секунду, что оно у него, все же, сухое. — Нет, это ты прости, ты прости, я виноват… — шепот в плечо. — А только что отказывался. — Дурак я, Максим. дурак. — Дурак, конечно, оба мы дураки, — не выдерживает и целует деточкина в лоб и в висок. Прижимается носом к щеке. Деточкин отвечает. Щека, нос, губы. Сначала легко и несмело, так же, как впервые было в этой же комнате несколько дней назад, но настойчивее с каждой секундой. Мокрее, неосторожнее, скорее, боясь не успеть, не доцеловать. Боясь, что сегодня последний раз. — Как думаешь, — Подберезовиков не дает договорить, целуя в слова, — отпустят меня? — Не знаю, — сильнее сжимает плечи. — А ты хочешь — замолкает, поцелованный, — чтобы отпустили? — Хочу, черт возьми, конечно хочу… Подберезовиков останавливается. глядит на Деточкина, треплет по щеке. целует лоб. — Максим я… — сердце вдруг заходится, — тебя люблю. Он открывает рот, чтобы ответить, но слышит за стеной шаги и от Деточкина едва ли не отпрыгивает. — На сцену, все на сцену! — прокрикивает режиссер, врываясь на пару секунд. Как только тот исчезает, Подберезовиков переводит взгляд на Деточкина. Качает головой в сторону двери. — Опоздаем. Пойдем, — он силится улыбнутся, касается ладонью юриного предплечья. Тот повторяет его жест. — Да, да… Пойдем. — Давай, Юр. — и не ясно, то ли он так прощается, то ли подбадривает. И не ясно, перед спектаклем или перед судом. Деточкин кивает. Подберезовиков первым выходит из комнаты.