Договор

      Буря в затянутом черными тучами ночном небе разыгралась такая сильная, какой не было давно. Громкие завывания разбушевавшегося ветра, от которого дрожали стёкла в окнах дворца, пугали луноликую госпожу. Она сидела в своей спальне, погруженная в полумрак, и пыталась читать раскрытую перед ней книгу при слабом свете от свечей.       Тьма, что царила вокруг, окутывала сердце и разум Михримах. Тревожные мысли мешали сосредоточиться на написанном на бумаге. Плохое предчувствие не отпускало султаншу, да еще и погода усиливала его.       Причиной терзаниям госпожи была болезнь, что так внезапно сразила отца, который уже несколько недель лежал без чувств, прикованный к постели. Самые лучшие в империи лекари делали всё, что было в их силах, но пока лечение не давало никакой надежды. Ведь люди бессильны перед волей Всевышнего.       Азраил подкрался к падишаху ближе, чем когда-либо прежде, его тень стояла над постелью султана непрерывно, днём и ночью. В последние дни страх за жизнь повелителя, которого дочь любила больше жизни, не давал Михримах ни спать, ни есть, ни думать о чем-либо ещё.       Госпожа пыталась заставить себя не допускать даже мысли о таком, но, как бы тяжело это не было, нужно смотреть правде в глаза: судя по состоянию султана сейчас, шанс того, что он сможет победить недуг, уменьшался с каждым днём. Тешить себя ложными надеждами было глупо.       Ужас охватывал Михримах, когда она думала о том, что будет, если вдруг завтра… отец не проснётся. Кто станет падишахом? Мустафа, а Махидевран — Валиде Султан, получив неограниченную власть, которые сразу же отдадут приказ о казни всех её братьев и матери? Паника отвратительным комом подымалась в горле.       Нет, матушка слишком сильна и умна, чтобы так просто проиграть, утешала себя госпожа. Хюррем Султан будет сражаться до последнего и победит, никто не сможет навредить её сыновьям, в этом султанша не сомневалась.       Но, даже если допустить, что у Валиде получится убрать Мустафу и его мать, прежде, чем они уберут её, и вся власть окажется только в её руках, весь ужас только начинался. Ведь в таком случае, на трон взойдет Селим, поскольку он старше Баязеда.       Этого Михримах боялась больше всего и ни за что не могла допустить, пока жива. Она не сомневалась, что он не пожалеет даже своего родного брата, ведь тот будет представлять для него смертельную угрозу. У Селима не дрогнет рука, госпожа это знала.       С детства луноликая чувствовала, что Баязед ей намного ближе, чем рыжеволосый. Селим более жестокий, раздражительный, холодный, ей это всегда не нравилось. Добрый, невинный, справедливый Баязед — полная противоположность старшему брату. Из-за его детской наивности Михримах чувствовала инстинктивное желание защитить брата от жестокого мира, было видно, что он слишком слаб и не сможет справиться со всем один.       Баязед не сможет лишить жизни любимого брата, даже если будет очевидно, что тот собирается его убить. Если Селим станет падишахом, он погибнет. Только если рядом с ним не будет поддержки, верного человека, того, кто в решающий момент сможет убедить Баязеда свернуть на правильный путь и поможет ему выжить.       Шехзаде сумеет победить, только имея твёрдую опору. Того, кто будет размышлять твёрдо и холодно, откинув чувства в сторону. И этой опорой может стать только она, Михримах. Больше некому.       Намного усугубляло ситуацию то, что с каждым днём Хюррем Султан отдавала слишком явное предпочтение Селиму, это было видно невооруженным глазом. Она даже не скрывала, что видит будущего повелителя именно в нём, а не в Баязеде. Видимо, хасеки считала младшего сына слишком добрым и наивным, чтобы управлять империей, она видела в нём лишь взрослого ребенка.       Михримах видела это и была крайне напугана тем, к чему такой поворот может привести. В войне с братом у неё еще был хотя бы какой-нибудь шанс на победу, но теперь она осознавала, что ради спасения Баязеда ей придется пойти против своей матери. Другого выхода не было.       Но сможет ли она? Султанша не сомневалась в своих силах, но когда речь шла о том, чтобы стать врагом любимой матушки… Что-то внутри предательски дрогнуло, сердце луноликой противилось этому, но госпожа смогла убедить себя, что Валиде сама виновата в том, что настроила дочь против себя. Она была вынуждена на это пойти.       Самым сильным человеком, на которого Михримах возлагала все надежды, был самый влиятельный в империи человек — великий визирь, он единственный имел почти неограниченную власть и полностью подчинялся госпоже, поскольку был её мужем.       Только Рустем имел достаточную силу, чтобы пойти против самой Хюррем Султан, если его жена этого пожелает. Он был последним шансом султанши и шехзаде Баязеда, больше никто не мог помочь им в этой войне, не осмелился бы идти против самой хасеки.       Однако, было обстоятельство, которое совсем не радовало Михримах — в их отношениях с мужем в последнее время был сильный разлад, между ними пролегла пропасть, и для госпожи это было совсем не вовремя. Сейчас она уже жалела о своём импульсивном решении, сказанном на эмоциях, сгоряча: «Я развожусь с тобой, Рустем». Она хотела забрать свои слова обратно.       Да, луноликая вовсе не любила супруга и не желала его, при других обстоятельствах она бы уже давно развелась с ним, этот брак был ей, словно удавка на шее. Но времена поменялись, ситуация становилась всё более сложной, и султанша, рассуждая здраво, понимала — нужно забыть про то, что она не хотела видеть Рустема рядом, потому что без него они с Баязедом обречены.       С того момента, как она объявила паше, что не желает больше видеть его в роли своего мужа, он, как послушный раб, склонил голову перед госпожой, в тот же день собрал свои вещи и переехал жить из их дворца в столицу, ведь султанша прямо заявила, что ей в тягость даже просто его присутствие рядом.              С тех пор прошло уже несколько месяцев, а они почти не виделись, лишь несколько раз пересекались в коридорах дворца, когда Михримах навещала отца или матушку. Время от времени Рустем приезжал пообщаться с Айше-Хюмашах, но в это время султанша почти не выходила из своих покоев. Они почти не разговаривали.       Эта холодность мужа по отношению к ней напрягала госпожу, поскольку она понимала, что с каждым днём он отдаляется всё больше, а значит, вполне может выйти из-под её влияния, и тогда султанша уже не сможет управлять им так, как ей будет нужно. А этого Михримах допустить не могла.       Чтобы обезопасить себя и Баязеда, она должна отказаться от развода с Рустемом и позволить ему вернуться домой. Другого выхода не было, но пока она не могла заставить себя сделать это, ведь впервые начала свободно дышать, когда паша уехал из дворца.       Занятая напряженными размышлениями, луноликая не сразу услышала настойчивый стук в двери. Она обратила на него внимание, только когда звук повторился.       — Войдите.       Двери скрипнули, в покои султанши бесшумно прошла служанка.       — Госпожа, к Вам пришёл Рустем-паша, — поклонившись, тонким голосом сообщила Гюльбахар-калфа.       Михримах крайне удивилась этой новости.       «— Что он тут забыл? Почему не уведомил заранее, что собирается приехать?» — это насторажило. «— Точно сказано, вспомнила черта, вот и он, собственной персоной, объявился».       Госпоже не хотелось сейчас видеть его, а уж тем более общаться с мужем, она устала и уже собиралась готовиться ко сну. Очень поздний час визита, да ещё и место — спальня, наводили на некоторые мысли. Но она подумала о том, что не может сейчас прогнать Рустема, поскольку это её шанс попробовать вернуть его на свою сторону, что ей так было необходимо.       Михримах не могла позволить себе упустить такую возможность, тем более, она знала, что сможет выставить пашу за двери в любой момент, когда захочет.       — Пусть войдет, — после минутной паузы раздумий приняла решение госпожа.       Гюльбахар поклонилась и в то же мгновение тихо исчезла за дверьми.       Михримах, пытаясь отогнать неожиданное волнение от предстоящей встречи с мужем, отложила на постель книгу, которую сегодня ей было не суждено осилить, и встала на ноги, гордо выпрямившись и устремив на двери надменный взгляд.       В следующую секунду они снова отворились, и на пороге возник он.       Двери позади Рустема закрылись, и их взгляды встретились. Михримах высоко подняла подбородок и твёрдо устремила взор прямо ему в глаза, желая показать, что не боится какого-то раба. Паша замер и простоял на пороге какое-то время, наблюдая за реакцией госпожи.       Султанша неосознанно напряглась всем телом, когда мужчина решительно пересёк покои и уже спустя мгновение оказался опасно близко, надвигаясь на жену, как коршун на жертву. К такому она готова не была, и инстинктивно отступила на шаг назад, хоть и понимала, что он ей ничего не сделает.       — Госпожа, — хриплый голос Рустема с томной интонацией обволакивал женское тело тягучим теплом, подобно густому сладкому мёду. Он склонил голову, приветствуя жену, а затем вновь поднял на неё темный взгляд, ожидая ответа.       Михримах попыталась отогнать тревожность, что неприятным комом собралась где-то внутри, и придать своему голосу твёрдости.       — Зачем ты пришёл, Рустем? — как можно более безразлично спросила султанша, смотря на него с презрением, показывая, как ей неприятно его общество.       Взгляд паши стал более холодным и жестким, пылающий в его глазах огонь немного утих, но госпожа подумала, что, возможно, для неё это к лучшему. Она перестала чувстовать в нём опасность.       Рустем тяжело вздохнул и опустил взгляд на свои ноги, разрывая зрительный контакт с женой, которую это успокоило. Очевидно, такая холодность со стороны султанши разочаровала его, на что он надеялся?       — Я был у дочери. Очень хотел её увидеть, соскучился, — голос паши потерял обманчивую ласку, стал более серьёзным.       — Объясни, зачем ты ко мне пришёл, — Михримах недовольно вскинула голову и нахмурила брови.       Она уже начала терять терпение, не желая слушать его оправдания столь позднего визита без предупреждения. Её раздражало, что мужчина тянет и не говорит причину, почему он здесь. — Только не говори, что соскучился, — в последнем слове прозвучала издёвка.       Если Рустем и был сбит с толку насмешкой, которой жена хотела его уязвить, то не подал виду, что это его хоть как-то задело. Он посмотрел на султаншу, и в его взгляде теперь читалась строгость и отстраненность.       Михримах это взволновало, от усталого и серьёзного вида паши у неё появились тревожные мысли. Неужели что-то плохое случилось?       — Есть вещи, о которых Вы должны узнать, — подтвердил опасения султанши муж, было видно, что он сильно взволнован и хочет как можно скорее ей что-то сообщить.       — Что-то с отцом? Ему хуже? — голос Михримах дрогнул от переживаний за падишаха, госпожа не смогла остаться спокойной, нервно закусывая губу от волнения.       — К счастью, или к сожалению, нет. В состоянии повелителя по-прежнему нет изменений, — луноликой показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Рустем ответил, развеяв самый ужасный страх жены.       Она облегченно вздохнула, мысленно благодаря Аллаха за то, что отец пока жив.       — Я желаю поговорить о Хюррем Султан, — услышав, что разговор будет про матушку, и увидев, как помрачнело лицо паши, госпожа вновь почувствовала тревогу.       Она поняла, что ничего радостного точно не услышит. И уже догадывалась, о чём хочет сказать ей муж.       — Мне стало совершенно очевидно, что госпожа окончательно отказалась от шехзаде Баязеда, — с горечью начал мужчина, подтвердив догадки Михримах, в которые она так отчаянно не хотела верить, разбив все надежды, что у неё оставались. — Теперь для неё наследник престола шехзаде Селим.       Султанша тяжело вздохнула, чувствуя, как в груди тугим комом зарождается паника. Голова луноликой лихорадочно работала, переваривая услышанное и пытаясь быстро придумать, что делать дальше.       Она до последнего надеялась, что матушка одумается и не станет обрекать своего сына на верную смерть, поймет, что Селим — не верный выбор. Но увы, похоже, Валиде уже приняла решение, раз даже Рустем уведомлен об этом. Это конец Баязеда. Михримах не хотела воевать с братом и матерью, но теперь это было неизбежно. Война началась.       — Ты уверен в этом? — с дрожью в голосе спросила госпожа, будто ещё надеялась, что ей послышалось. — Валиде отказалась от своего родного сына?       — Я бы никогда в это не поверил, если бы сам не услышал, — Рустем безжалостно открыл султанше реальность.       Михримах прикрыла глаза и потёрла виски, пытаясь рассуждать здраво и сохранять разум холодным.       — Но ещё она приказала, чтобы шехзаде Мустафа немедленно прибыл в столицу, — следующие слова мужа ошарашили госпожу, она подняла голову и удивленно посмотрела на пашу, всё больше не понимая матушку. — Госпожа, нужно признать, что Хюррем Султан уже не может мыслить здраво.       Султанше было тяжело осознать, что Валиде действительно принимает решения, которые можно назвать безрассудными, одно за одним. Сперва предпочла Селима, теперь позвала в столицу Мустафу, который представляет самую большую опасность сейчас…       Вряд ли она задумала убить его прямо во дворце, но зачем тогда он там понадобился? Впрочем, об этом можно подумать позже. Сейчас нужно решать основную проблему.       — Может быть, попробовать поговорить с Валиде? Вдруг получится её переубедить, что Селим не подходит на роль падишаха? — Михримах отчаянно размышляла, заламывая руки.       Она понимала, что говорит глупость, но всё равно хваталась за последнюю надежду решить всё без войны, хотя и знала, что уже поздно.       — Это не поможет. Она не изменит своего решения, — отрезал Рустем, и он был прав. — Вот ты и осталась одна, Михримах.       Фраза паши, которую она никак не ожидала услышать, немало удивила луноликую. Она вздёрнула подбородок и посмотрела на мужа с недоумением. Ещё больше поразило госпожу, что на губах мужчины вдруг заиграла насмешливая улыбка, он надменно склонил голову в её сторону и откровенно потешался реакцией жены.       Она увидела, как в его глазах вспыхнуло опасное пламя, и это Михримах крайне не понравилось. Госпожа не понимала, о чём он говорит. Она осталась одна? Рустем намекает на то, что больше не желает поддерживать Баязеда? Но как он посмел? Именно сейчас, когда наступили самые тёмные времена, и ведь паша прекрасно знает, что без него они не справятся.       — Я осталась одна? — голос Михримах был крайне раздраженным, она возмущенно прожигала мужа глазами. — Разве не ты ещё вчера был готов на всё ради того, чтобы трон занял Баязед? Ты перешёл на другую сторону? — «только посмей, шайтан!».       — Это теперь зависит только от тебя, — его голос стал тихим и обманчиво ласковым. Рустем наклонился чуть ближе к госпоже, а та была так удивлена его дерзостью, что застыла на месте.       Она по-прежнему не могла понять, что за игру затеял этот дьявол, но инстинктивно чувствовала, что он что-то задумал. Недоуменно подняв брови, Михримах не сводила с паши любопытного взгляда, желая услышать, чего же он хочет.       — Если я буду действовать против Хюррем Султан, то не смогу делать это в одиночку.       Глаза мужчины стремительно заполнила тьма, которую госпожа не могла не заметить. По коже султанши побежали мурашки, когда она почувствовала пугающий взгляд мужа на себе. Теперь он смотрел не только на лицо жены, как прежде, а решительно впился глазами в молодое женское тело, заставив луноликую тяжело сглотнуть.       Кажется, она только сейчас вспомнила, что уже была переодета ко сну и стояла перед ним в ночной рубашке небесно-синего цвета, надетой на обнаженное тело. Рустем бесстыдно уставился на молочно-белую грудь в глубоком вырезе, что соблазнительно вздымалась от порывистого дыхания госпожи.       С каждой секундой паника поднималась внутри Михримах, подкатывая к горлу. Она прекрасно знала этот особый взгляд мужа, ведь прожила с ним много лет в браке и видела не один раз. И была крайне напугана.       Потому что огнём, что горел в мужских глазах, была дикая, необузданная, животная похоть. Она видела, как Рустемом овладел животный голод по женскому телу.       — Мы должны быть вместе. Как было раньше.       От хриплого шепота паши у госпожи сбилось дыхание. Она уже давно не была невинной девушкой, и ей не составило труда догадаться, какой именно смысл он вложил в слова «быть вместе».       Это легко было понять по желанию, что сейчас горело в его глазах, по тому, как он придвинулся ещё ближе, чтобы султанша почувствовала жар его тела, по похотливой ухмылке на его лице. Рустем заглянул в глаза жены, увидел, как непонимание сменяется гневом, и убедился, что она поняла его условия абсолютно правильно.       Возмущению, что начало бурлить внутри Михримах, когда она осознала ситуацию, не было предела. Хотелось кричать: «Да кто он такой, что смеет мне предлагать подобное и думать, что я соглашусь?».       Госпожа поверить не могла, что паша всерьёз думает, что она отдастся ему телом, взамен на помощь с его стороны. Никогда в жизни дочь падишаха не слышала в свою сторону ничего оскорбительнее.       — Это что, угроза? — гордо подняв голову, сказала султанша как можно более надменным голосом, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся от волнения сердце.       Госпожу настолько разозлило то, какого мнения о ней был супруг, что она перестала чувствовать страх. Она была так сильно унижена, что желала немедленно поставить обнаглевшего пашу на место.       — Это договор, — очевидно, Рустема реакция жены только веселила, и Михримах начала выходить из себя от злости. Он что, просто смеётся над ней? — Вот моё предложение. Либо наш брак сохраняется…       Рустем сделал шаг ближе к жене, а затем наклонился губами к обнаженной шее. Он не прикасался к ней, но обжигал нежную кожу горячим дыханием. Волнующие мурашки стремительно распостранялись по всему телу, бежали внутри органов, вниз, до самого живота…       Михримах пораженно раскрыла глаза, чувствуя внезапную слабость. Жар мужского тела, что чувствовался даже через плотные одежды, вызывал ответную дрожь в женском теле, оно перестало ей подчиняться, и это пугало.       Султанша хотела отодвинуться от него, но не могла пошевелиться. Она застыла и тяжело дышала, ожидая, пока Рустем договорит. Прошло всего несколько мгновений, но госпоже казалось, что вечность.       — Либо наши пути расходятся, — сказав последние слова, паша резко поднял голову и неожиданно отошёл на несколько шагов назад, увеличивая расстояние между ними. Он оскалился хищной улыбкой, как никогда став похожим на настоящего шакала.       Михримах была совершенно сбита с толку. Вместо жара тела, что было рядом ещё мгновение назад, она чувствовала только холод. Пелена наваждения спала, и теперь госпожа была ещё более разгневана поведением мужа. Всё внутри неё горело желанием отомстить паше за такое недопустимое поведение.       Мало того, что он осмелился сделать ей настолько непристойное предложение, назвав это договором — будто возомнил, что перед ним не султанша, а продажная девка из таверны, с которой можно заключать подобные сделки, — так ещё и поиграть с ней решил. Что ж, сам начал.       Она тоже может поиграть.       — Что ж, значит, так и будет, — вложив в голос насмешку, Михримах решила немного подразнить мужчину.       Натянув на губы ласковую ухмылку, неотрывно смотря Рустему в глаза, госпожа придвинулась чуть ближе к нему и игриво положила обе ладони на широкую грудь мужа.       — Мне всё равно, — холодно отрезала султанша, а затем толкнула пашу, который такого явно не ожидал, и развернулась к нему спиной, собираясь уйти прочь.       Но не успела.       Сильная мужская рука грубо перехватила женскую. Больно сжав хрупкое запястье, Рустем одним рывком притянул тело жены назад, прислонив спиной вплотную к своей груди.       Одна рука паши жесткой хваткой легла на нежную женскую шею, удерживая таким образом госпожу, которая не особо вырывалась, в своих руках, в то время как вторая опустилась на бедро султанши, ласковым движением поглаживая его через тонкую ткань.       Эта манипуляция моментально оказала на женщину нужное влияние — мужчина почувствовал, что она пораженно замерла на месте, перестав сопротивляться, тяжело и громко задышала.       Михримах никогда ещё не испытывала настолько крышесносных чувств. Одна рука мужа больно сжимала шею, пальцы грубо впивались в белоснежную кожу, оставив на ней красные следы, и это было очень неприятно. Но то, что творила с ней вторая…       Паша бесстыдно ласкал жену, положив руку на самое сокровенное женское место, от которого по телу расходился приятный жар, а в глубине живота разжигалась сладостная дрожь.       Разум твердил прекратить это безобразие, немедленно вырваться из опасной ловушки, скинуть с себя грубые, такие противные руки и устроить Рустему скандал за неприемлемое отношение к дочери падишаха…       Но женское тело, что уже давно не знало ласки мужа и потому так легко откликалось на любое его прикосновение, желало обратного, всё внутри кричало госпоже не прекращать эту пытку, что становилась приятной. Долгое отсутствие близости для молодого женского организма было настоящим мучением, как бы ей не хотелось, но природа брала своё.       Рустем услышал, как с губ жены слетел хриплый, порывистый вздох, почувствовал, что она окончательно разомлела в его руках, тело Михримах расслабилось, что крайне обрадовало мужчину — значит, всё будет намного проще, он не ожидал, что султанша так быстро сдасться. Паша ослабил хватку на женской шее, не желая больше причинять госпоже боль, и начал ласково поглаживать пальцами кожу, что сразу покрылась мурашками.       Михримах судорожно глотнула воздух, которого ей стало категорически не хватать. Нутро, что уже и так пылало, очень взбудоражил этот поразительный контраст — мужчина нежно ласкал её там, где только что грубо оставил болезненные синяки. Дрожь прошла по всему телу, до самого низа живота, где скручивалось мучительное напряжение…       — Это решение изменит всю твою жизнь, — хриплый горячий тембр мужа отзывался сладостной вибрацией в пылающих недрах Михримах. — Не принимай его поспешно.       Рустем грубо сжал бедро жены через ткань, и тело госпожи в ту же секунду ответило, она прогнулась дугой и не поняла, как сама инстинктивно отодвинулась назад, прижавшись спиной и бёдрами к разгоряченному телу мужа.       Паша задышал тяжелее, а султанша задрожала, почувствовав собственным телом, как велико на самом деле уже было желание мужчины, его каменная твёрдость упиралась в неё даже через одежды. Это напугало Михримах, но ещё больше — приятно взбудоражило, к её удивлению…       — Если мы расстанемся, ты перейдешь на сторону Селима, — судорожно дыша, госпожа пыталась успеть собрать остатки самообладания, пока разум окончательно не отключили мужские руки с настойчивыми ласками, что, кажется, были уже по всему телу, от них невозможно было спастись.       Вопреки голосу тела, что уже было полностью готово отдать себя во власть хоть самому дьяволу и кричало, чтобы с ним делали всё, что угодно, Михримах упорно не желала так быстро сдаваться в руки мужу и подчиняться ему.       Разум, который заглушали волны возбуждения, твердил, что она должна до последнего сражаться и думать только о брате, спасти ему жизнь сейчас было самым важным. Султанша понимала, что ради Баязеда готова сделать всё, что угодно.       Рустем видел, что госпожа отчаянно размышляет, и был недоволен тем, что она всё еще не желает отдаваться ему, хотя он чувствовал, до какого сильного возбуждения довёл жену, по тому, как она дрожала.       Паша дотронулся до мягких темно-русых волос, что спадали на хрупкие плечи, отодвинул их в сторону, открывая себе доступ к острым ключицам. Наклонив голову к женской шее, мужчина опустил грубые губы на белоснежную кожу, почти не дотрагиваясь, стал подниматься выше, за ушко, невесомо лаская.       — Это кровавая игра, — шевеля губами, Рустем задел мочку уха, в котором была красивая сережка с большим камнем, и в этот момент Михримах не сдержала порывистого стона, чем признала своё поражение. Возбуждение уже болезнено сводило всё внутри госпожи.       — Если мы проиграем, мне отрубят голову, и шехзаде Баязеду тоже, — горячим языком паша обводил место вокруг самого уха жены. Каждый раз, когда он слегка прикусывал кожу, она вздрагивала. — Зачем же мне жертвовать своей жизнью ради той, что хочет со мной развестись?       Мужчина уже вовсю покрывал жаркими поцелуями кожу госпожи, пылающую огнём от его ласк, его губы опустились на аристократичные ключицы и хрупкую шею. Михримах содрогалась, эти прикосновения действовали на женское нутро сильнее, чем все предыдущие, в них была нежность и ласка.       Ей казалось, что она попала в руки самого шайтана — она была словно охвачена безумием, горела в адском пламени. Рустем использовал запрещенный приём — мочка уха, ключицы, шея были самой чувствительной зоной султанши, ласки именно в этих местах всегда сводили луноликую с ума.       Так случилось и сейчас. Она окончательно сдалась, сил сопротивляться больше не было.       На кону была жизнь брата, и ради него госпожа готова была забыть о собственной чести и гордости. Это действительно был выгодный договор — и Рустем, и Михримах получат то, что им нужно. В сделке выигрывали оба. Госпожа получит помощь и защиту для Баязеда, а паша…       Что ж, раз другого выхода нет, она готова заплатить ту цену, что он просит, тем более, ей казалось, что это не так уж и дорого. Цель оправдывает средства.       Договор, так договор. Она согласна.       — В таком случае, если ты выберешь сторону Баязеда… — Рустем замер, прекратив свои действия, он догадался, что сейчас скажет его жена, и всё внутри паши восторжествовало от победы над госпожой. — Я соглашусь остаться.       Михримах замерла, тяжело дыша, с волнением ожидая дальнейших действий паши. Неожиданно страх затрепетал где-то глубоко внутри, решительность вдруг пропала, но теперь, когда госпожа уже дала своё согласие, позволила мужу делать с ней всё, что захочет, было уже слишком поздно отступать.       Да и не очень хотелось, ведь женское естество, что мужчина против воли пробудил, жаждало большего…       Рустем тоже, будто нарочно, чтобы поволновать жену, помедлил несколько секунд, переваривая сказанное госпожой. В напряженной тишине, прерываемой громким дыханием, повисло «соглашусь остаться».       Спустя мгновение, что тянулось для Михримах невыносимо долго, муж снова грубо схватил за запястье и рывком развернул тело султанши на сто восемьдесят градусов, лицом к себе. Она не сопротивлялась, полностью подчинилась ему, как он того желал.       Мужские губы накрыли женские сразу же, без предупреждения. Рустем грубо терзал уста жены, пытаясь утолить свой голод по женщине, что оставался неудовлетворенным уже много месяцев. Паше окончательно снесло голову от животного желания обладать хрупким телом, что трепетало в его объятиях. Он чувствовал себя хищником, в руки которого попала беспомощная жертва.       Михримах была напугана необузданной страстью Рустема, она думала, что он будет понежнее, она ведь султанша, а не девка с кабака. Но постепенно, она сама не заметила, как растворилась в пылком желании мужа, что охотно отзывалось в теле госпожи, и начала с рвением отвечать на грубые поцелуи.       Вдохновившись тем, что жена стала отзываться на его ласки, паша положил обе руки на упругие женские ягодицы, а затем грубо сжал, вырывая у султанши громкий, протяжный стон прямо в свои губы, и вынуждая Михримах придвинуться вплотную к мужскому телу. У госпожи перехватило дыхание, когда ей в бёдра упёрлась мужская возбужденная плоть.       Внезапно Рустем отстранился от своей жертвы, отошёл на несколько шагов назад, осматривая дрожащее женское тело пылающим взглядом с ног до головы. Михримах тяжело сглотнула, никогда прежде муж не казался ей таким опасным... Сейчас в его глазах не осталось решительно ничего мягкого, лишь похоть, тьма, которая завладела разумом.       Пламя, что сейчас пылало и внутри госпожи тоже... Она впервые в жизни чувствовала себя куском мяса в когтях дикого зверя. От того, с каким голодом паша на неё смотрел, низ живота сладостно ныл. Необъяснимо, но страх сменился возбуждением. Первобытные инстинкты, с которыми она не могла справиться, поднимались в женщине.       Громкий треск ткани вернул султаншу в реальность. От нетерпения, не в силах совладать с собой, Рустем потянул сразу все позолоченные пуговицы, что были последней преградой на одежде жены, слишком резко, и едва не порвал. Застежки никак не желали поддаваться грубым мужским рукам.       Отступив на шаг назад, Михримах потянулась к ним и медленно расстегнула маленькие пуговички одна за одной, при этом не разрывая зрительного контакта с потемневшими от желания глазами мужа, который замер, кажется, перестав даже дышать. Госпожу позабавила его реакция. Она хотела держать всё под своим контролем. Чувствовать власть над ним даже сейчас.       Ведь она — Михримах Султан.       Ткань с тихим шелестом упала к стройным длинным ногам. На губах Михримах заиграла торжествующая улыбка, она гордо вздёрнула подбородок, решительно смотря Рустему, что был словно зачарован, прямо в глаза.       Повторилось всё точно, как много лет назад, в их первую брачную ночь. В глазах госпожи, что были помутнены желанием, был огонь решительности, она знала, что сейчас держит всё в своих руках. Перед ней всего лишь раб, которым она с легкостью управляет. Раб, который сейчас обезумел от жажды обладать ею. Немедленно.       Рустем оказался перед ней внезапно, в одно мгновение. Теперь между их телами почти не было расстояния. Оба замерли, не разрывая взглядов, в которых сражались похожие чувства, они слышали, как их сердца громко бьются в унисон. Воздуха стало не хватать.       Михримах порывисто вздохнула, когда паша одной рукой резко прижал обнаженное женское тело к себе, а другой начал не расстегивать, а разрывать пуговицы теперь уже на своём кафтане, хотя тот был неприлично дорогим, но мужчине было плевать.       Неожиданно госпожа ласково положила руку на грудь мужа и сама помогла ему скорее справиться с застежками, чем ввела его в замешательство, но оно продлилось не долго. Как только тяжелая ткань упала на пол, Рустем грубо сгрёб в охапку и поднял на руки легкое тело жены. Она не противилась, а наоборот, обвила тонкими ногами бёдра мужа, прижимаясь к нему.       Михримах спиной столкнулась с мягкой поверхностью ложа, что было застелено кроваво-красным покрывалом, на которое госпожу опустили, пожалуй, чересчур грубо.       Раскрытая книга, которую она читала до появления супруга и оставила на подушках, упала на пол, зашелестев страницами, когда кровать прогнулась под весом тяжелых тел. Но на неё уже никто не обратил внимания. Мужчина сразу же накрыл жену весом своего тела, не давая ей ни секунды, чтобы встать.       Она в ловушке.       Но бежать из этой ловушки у Михримах желания не было. Огонь похоти поглотил госпожу, она дрожала от сладостного предвкушения, что сжимало нутро, когда она, не отрывая потемневшего взгляда, следила за тем, как паша срывал с себя рубашку, одновременно вжимая жену собой в постель.       У султанши перехватило дыхание, когда пред ней предстал его обнаженный торс. Спортивно подтянутая, мужественная грудь, почти полностью покрытая черными кучерявыми волосами, которые скрывают многочисленные шрамы, полученные в боях...       — Посмотри на меня.       Его хриплый, рычащий голос звучит, как гром среди ясного дня. Михримах дёргается от неожиданности, но молча выполняет просьбу. Госпожа подчиняется рабу, поднимая на него помутненные лихорадкой, блестящие глаза. Сейчас все статусы, границы стёрты. Во взгляде жены Рустем видит то, что желал увидеть. Не то мольбу, не то призыв, ни то приказ. Разрешение.       Михримах понимала, что сейчас произойдет, но всё равно это случилось так быстро, что она не успела подготовиться. Без всяких прелюдий, мужчина силой развёл ноги жены широко в стороны, не встречая препятствий, паша сразу же оказался жаром своего сильного тела между ними.       Госпожа пораженно раскрыла глаза и громко вздохнула, но не успела никак среагировать. Рустем лёг на жену, придавливая весом своего грузного тела. Его жар обжёг султаншу, когда окаменевшая плоть чересчур резко проникла в горячие женские чресла, одним толчком оказавшись глубоко в ней.       Михримах услышала свой хриплый крик словно со стороны, когда огромный, твёрдый орган вколачивался во влажное лоно, немного грубо, но легко — нутро госпожи давно было заполнено женскими соками, что были свидетельством желания, и было полностью готовым принять мужскую плоть, которая скользила, как по маслу.       Несмотря на сладостную вибрацию, что горячими волнами шла от лона, она чувствовала небольшой дискомфорт — его размер был настолько большим, что ей казалось, будто он разрывает изнутри.       Рустем совершенно не заботился о чувствах госпожи, неудержимая страсть вместе с длительным воздержанием создали опасную смесь дикой, неконтролируемой похоти.       Как только мужчина почувствовал, как его естество оказалось в плену жара и влаги, что крепко сжимали его орган, будто в тисках, от наслаждения ему окончательно снесло голову, он больше не мог собой управлять. Он превратился в животное, которым руководили лишь первобытные инстинкты.       Паша не дал госпоже даже секунды, чтобы привыкнуть, сразу начал вбиваться в вздрагивающее под ним тело жены, быстро, набирая отчаянный темп, не думая о том, что может доставить ей боль, он не мог контролировать свои действия.       Нечто животное пылало в его взгляде, с каждым толчком мужчина издавал хриплое рычание, став похожим на голодного зверя, что терзал добычу, желая насытиться. Рустем впился руками в женские бёдра, вонзил пальцы в нежную кожу, на которой остались синяки, и начал силой насаживать султаншу на себя, чтобы она приняла его плоть как можно глубже. Он наслаждался громкими, отчаянными женскими стонами.       Михримах билась в сладостной агонии, что сводила всё нутро, когда огромное достоинство мужа входило в неё настолько глубоко, что перед глазами взрывались яркие вспышки.       Госпожа больше не могла бороться со своим телом, которое само выгнулось дугой от наслаждения, инстинкты вынудили луноликую подаваться бёдрами навстречу грубым проникновениям мужчины, подстроиться под его ритм и кричать, не от боли, а содрогаясь от горячей истомы, что поднималась в чреслах.       Сквозь блаженную лихорадку султанша почувствовала, как ноги сами собой обвились вокруг подтянутых упругих ягодиц паши, таким образом, она сплелась с ним телами настолько близко, насколько было возможно, помогая мужчине двигаться в лоне ещё глубже и быстрее, госпожа начала сама направлять его толчки в себе.       Мужское утробное рычание и женские громкие стоны теперь стали звучать в унисон, их сопровождали грязные звуки мокрых шлепков. Воздух в спальне разил мускусом, потом и естественными человеческими соками, что выделяются при соитии. Это был аромат греховной похоти.       Михримах от безысходности металась по промокшим от пота белоснежным подушкам, извивалась всем телом в судорогах, впивалась ногтями в алое покрывало, но это не помогало спастись от сжигающего чувства, что зарождалось где-то глубоко внутри.       Чтобы заглушить свой крик, госпожа приподнялась и отчаянно, жестко впилась своими губами в губы мужа, без капли нежности, грубо кусая их. Когда она прокусила губу мужчины до крови, Рустем недовольно взвыл и стал врываться в лоно более резко, от чего султанша закричала ему в губы.       Луноликая почувствовала вкус его крови, и ей это понравилось. Именно такой свинцовый привкус был у их соития.       Паша рывком опрокинул Михримах на подушки, ложась на неё всем весом своего тела, рискуя просто раздавить хрупкую жену. Мужчине осталось совсем немного, и он чувствовал, как женское нутро начало сильно пульсировать вокруг его органа, это означало, что его жена тоже вскоре достигнет оргазма.       Госпожа билась в конвульсиях, выгибаясь и жадно хватая ртом воздух в перерыве между вскриками. Ей казалось, будто всё тело горит в адском пламени, мучительное напряжение внизу живота достигло предела, жар внутри лона взорвался крышесносным блаженством. Все мышцы сотряслись в сладостных судорогах, унося султаншу в прострацию.       Не в силах контролировать себя, пытаясь хоть чем-то облегчить страдания, Михримах вонзила острые ногти не в постель, как прежде, а в широкую мужественную спину Рустема.       Пронзив кожу мужа, госпожа выгнулась от безудержного оргазма и невольно провела вниз две длинных дорожки, оставив на теле паши глубокие порезы, из которых на кровать капала кровь.       Она была точно такого же темного цвета, как и покрывало на ложе. Мужчина издал громкий болезненный рык, вонзаясь в женское тело, и луноликая достигла наивысшего пика наслаждения.       Рустем чувствовал, как всё в паху свело от сильного жара, давление внизу живота было уже невыносимым, и он понял, что скоро напряжение взорвётся.       Проникая в Михримах особенно грубо и глубоко, в последний раз, тяжело и хрипло дыша, паша сгрёб в кулак длинные распущенные волосы госпожи, резко потянул на себя и силой вынудил жену поднять голову. Он желал смотреть ей в глаза в самое главное мгновение.       Взгляд султанши был помутнен бурным оргазмом, животной похотью и тьмой. Мужчина почувствовал, как подступает к пику сам, когда понял, что смог добиться от жены того, что ему было нужно.       Больше сдерживаться Рустем не мог. Тысяча фейерверков одновременно взорвалось перед его глазами, всё тело будто пронзили миллионы острых иголок, задевая каждое нервное окончание, и пашу накрыла горячая волна, что зародилась и нашла выход в области паха.       Позволив невероятно сильному оргазму на секунду ослепить, он почувствовал, как густое семя выстрелило глубоко в женские недра, и мужчина не сдержал утробного, грозного крика. Сквозь жаркую, сладостную негу, охватившую его, до сознания Рустема донеслись слова, сказанные холодным голосом Михримах:       — Принимай свою плату, Рустем-паша. Я выполнила мою часть договора.