Полынь и ковыль

      Полынь             Нас всегда было двое. С начала ли времен, или с момента, когда зародилось наше сознание – всегда, сколько я себя помню, мы были вместе. Да, были и другие, подобные нам – наши братья и сестры, но никто больше не сумел стать настолько близок, как мы. Мы, которым самой природой было уготовлено вечно соперничать… Владыка пустыни и суховея и покровитель темных плодородных земель… Молочные братья, мы могли бы стать близнецами, если бы не были столь различны. Твои волосы темны, как поля у берегов Нила, а мои отливают красным, как пески Пустыни. Твоя кожа отливает нежной белизной, как столь любимый тобой лотос, моя прокалена пустынным солнцем и огрубела от песка. Да и бледной полыни моих глаз не сравниться с насыщенной листвой твоих. Мы должны были ненавидеть друг друга. Но ты был слишком мягок для подобного, а мои чувства, напротив, были слишком сильны. И горячи, как пустынный суховей. Столь горячи, что я не мог представить своей жизни без тебя. Быть может, я и ненавидел. Ненавидел за каждый взгляд, подаренный не мне. Ненавидел тебя до любви.              Мы все обладали необычными силами. Что это было? Магия, способность менять реальность? Я не помню. Но людям было с нами не сравниться, и для них мы стали богами. Я ничуть не удивился, когда тебе преподнесли корону верховного жреца и фараона. Тобой невозможно не восхищаться, и ты лучше любого из нас подходил для поклонения. Каждый, кто видел твою легкую поступь и гордо расправленные плечи, невольно хотел склониться перед тобой. Каждый, кроме меня. О, мою душу терзали совсем иные желания. Я хотел, чтобы ты принадлежал лишь мне. Чтобы твои глаза видели лишь меня. Чтобы твои губы, нежные как нубийские розы, улыбались только мне. Чтобы никто не смел требовать твоего внимания, кроме меня. И чтобы тебя сжигала та же яростная жажда, которая поработила меня.              Тебе поклонялись. Меня боялись. В моем присутствии невольно смолкали разговоры, а головы склонялись в жесте почтения и подчинения. Неудивительно: возникни у меня такое желание, я мог за несколько минут обратить любой город в пустыню. Но все считали, что я подчиняюсь тебе. Слишком привычно было видеть меня на полшага позади твоего левого плеча. Разве мог хоть кто-нибудь – даже наши братья и сестры – предположить, что неистовый и своенравный Сет добровольно уступит первенство? Они привыкли. Привыкли видеть меня за тобой, привыкли думать, что ты сильнее меня. Ведь тебе ничего не стоило создать оазис посреди пустыни, или обратить песок в плодородную почву. И никто не знал, что на самом деле не ты подчиняешь пустыню. Я заставлял пески покориться, я приказывал суховею утихнуть, я вынуждал Пустыню добровольно отступить и сдать позиции…             Ты ничего этого не замечал. Лишь удивлялся, откуда в твоих садах появляется столько полыни. Не знал, что там, в песках, в Сердце Пустыни, куда нет хода никому кроме меня, я день за днем творю свое самое большое сокровище. Тебя. То высекая профиль среди крепчайших скал, то создавая до боли знакомый силуэт из вихрей песчаной бури… Я даже пытался научиться выращивать лилии, покорившие твое сердце, хоть и считал их слишком изнеженными и сильно пахнущими. Не вышло, моя сила слишком далека от подобного. Единственное, чего я сумел добиться – это полынь, блеклая зелень которой в точности повторяет цвет моих глаз. Пожалуй, это единственное растение, которое я согласен терпеть в своих песках. Такая горькая… как мои несбывшиеся надежды.              Да, какое-то время назад я даже начал надеяться… Пусть ты всегда видел во мне лишь брата, пусть твое внимание принадлежало многим – но я всегда был для тебя на первом месте. Ты пил со мной вино по ночам, невольно искал взглядом, если я куда-то отлучался, делился со мной мечтами и планами… Ты так привык ко мне, что воспринимал частью себя, но той жажды, о которой мечтал я, ты не испытывал. И именно мне ты первому сказал, о том, что влюбился.              О, как же я ее возненавидел! Нежную Исиду, укравшую у меня то немногое, чего я сумел добиться! Прекрасная, гордая и нежная, как ненавистные лилии, она вытеснила меня из твоего окружения и твоих мыслей. Все чаще ты не замечал моего отсутствия, а если и замечал, то укорял за усилившиеся ветры и участившиеся песчаные бури. Исида завладела всеми твоими помыслами, стала центром твоего мира… Но я не мог и не хотел делить тебя с кем бы то ни было. Я мог смириться с остальными, с теми, о ком ты забывал, стоило им уйти, но не с ней.              Я заманил ее в пустыню. Мало кто знал, но мне подчиняются не только пески и ветры. Яростное, беспощадное пламя пустынного Солнца, способное убить гораздо быстрее и вернее, тоже в моей власти. Я сжег ее. Вернее, я попытался это сделать. О, как я ошибался, считая Исиду слабой и изнеженной! По силе эта ведьма ничуть не уступала мне, а нравом напоминала ядовитую змею. Впрочем, не буду оскорблять своих чешуйчатых подопечных подобными сравнениями. По сравнению с Исидой даже кобра кажется безобидной ящеркой.              Она сумела выбраться и все рассказать тебе. Ослепленный чувствами, ты изгнал меня в пустыню. Я не стал возражать. Тогда я еще надеялся, что ты одумаешься. Что увидишь, насколько нуждаешься в моих силах. Поймешь, как мы были близки и как больно быть порознь. Я прекратил сдерживать пустыню, и с тех пор ты не смог создать ни одного нового оазиса. Ты и старые-то с трудом удерживал от натиска песков и суховея. И когда сокол принес мне приглашение на твой праздник плодородия, я поверил – действительно поверил – что ты смог меня понять и простить. И верил в это до тех самых пор, пока Исида, улыбаясь и говоря что-то о родной крови, на которую негоже держать обиды, не поднесла мне кубок с отравленным вином. До той минуты, когда ты, видя, как я задыхаюсь от яда, даже не сделал попытки мне помочь. Ты слышал лишь ее слова, что с моей смертью к тебе вернутся украденные мной силы. Украденные?! Подаренные было бы правильней… Вот только ты выкинул мой подарок даже не заметив… А я слишком любил тебя, чтобы суметь простить такое.              Я поднял восстание. Тебе поклонялись – но, как выяснилось, многие поклонялись из страха передо мной. Моя сила, больше не удерживаемая никакими рамками, была просто чудовищна. Я самумом пронесся через все Верхнее Царство. Красные пески сменили плодородные поля, в руинах городов селились лишь кобры и скорпионы. Там, где я проходил, не оставалось и следа твоих творений. Лилии заменяла полынь, а воду – горячий песок. Исида, с которой ты вначале сражался плечом к плечу, вскоре покинула тебя. Не знаю, как она это объяснила, и объяснила ли вообще. Но ты остался один.              Я захватил твою столицу, Абидос (1). Мне даже не пришлось самому наносить тебе последний удар. Ты был слишком идеален, тебя любили – но тебя и ненавидели. И вот сейчас, когда ты истекаешь кровью на мраморных плитах своего дворца, мое давнее желание наконец-то сбылось: ты видишь только меня. Ты наконец-то забыл об Исиде, а ненависть в твоих глазах такая же жгучая, как и моя, и невольно мешается с восхищением. Ты забыл, каким неистовым я могу быть. Ты не знал, что моя сила так выросла. Ты не мог представить, что я так легко сумею сокрушить тебя. Ты слишком привык считать меня своей тенью.              Твои губы чуть шевельнулись, и я наклонился, чтобы разобрать твои слова.              – Брат… почему… зачем… ты все это сделал?              – Потому что я тебя люблю, Осирис. Слишком сильно, чтобы делить с кем-то еще, – я склонился еще ниже, наконец-то касаясь твоих губ. Они больше не напоминают розы. Теперь они сухие и потрескавшиеся. Мой первый поцелуй… Горький, как пустынная полынь. Твои глаза вспыхивают удивлением, и я скорее угадываю, чем слышу твои последние слова:              – Почему… ты… ничего… не сказал…             Я выпрямляюсь, оставляя твое тело лежать на мраморе. Ты так красив сейчас… Но я не могу отвлекаться. Я Сет – безжалостный владыка Пустыни. Мои волосы отливают краснотой Ее песков, а в голосе слышится вой самума. Мои чувства горячи и беспощадны, как пустынный суховей. Я ни с кем не делю то, что считаю своим. Любого, кто вызовет мой гнев, я уничтожу. Но… я по-прежнему люблю тебя, Осирис… Люблю слишком сильно, до умопомрачения. Люблю до ненависти.              * * *              Ковыль             Эта война была бессмысленна с самого начала. Если Исиду я по-прежнему ненавидел, то Гор… он был слишком похож на тебя, чтобы я мог желать его поражения так же сильно. Забавно… Я вел в бой свои армии, я одерживал победу за победой – но они были мне абсолютно не нужны. Неудивительно, что, в конце концов, Гор сумел захватить Нубию. И вот теперь этот суд. Я уже понял, что мне не уничтожить Исиду – она слишком коварна и изворотлива для меня. Да… змеи обычно спокойно переносят мои песчаные бури… в отличие от людей. Я продолжаю борьбу лишь потому, что не умею сдаваться.              Твое появление на суде было весьма эффектным. Кажется, даже Исида не ожидала этого. А я… я скользил по тебе взглядом, невольно подмечая изменения. Твоя кожа больше не напоминает нежные лотосы – теперь она бела, как холодный мрамор твоего дворца. Глаза больше не ласкают мягкостью пальмовой листвы – ныне своей безупречностью они похожи на смарагды, привезенные из далеких копей для твоего храма. Весь твой облик заставляет вспомнить о людских легендах и суевериях, в которых мы показаны холодными, безупречными и недостижимо-идеальными. Всегда считал это чушью. Но ты непостижимым образом выглядишь сейчас более величественным, чем когда-либо. Я стискиваю зубы и отвожу глаза, пока никто не заметил, что они горят отнюдь не ненавистью.              Я ничуть не удивился твоему решению отдать венец Верхнего и Нижнего Египта Гору. У тебя не было причин поступить иначе… да и к чему мне корона Та-Кемет, черные земли которого слишком отличаются от алых сыпучих песков моих владений? Исида вилась вокруг тебя, говоря что-то о чарах воскрешения. Мне казалось, я почти наяву вижу, как она вновь оплетает тебя своей паутиной… Но ты лишь равнодушно пожал плечами и прошел мимо, даже не повернув головы в ее сторону. О, как я упивался этим мгновением! Твоей холодностью, ее растерянным взглядом… Я все же сумел добиться своего, теперь она больше не центр твоего мира! Я был так увлечен этим, что не сразу понял, куда ты идешь. И потому невольно вздрогнул, увидев твое лицо так близко.              – Идем. Нам нужно поговорить, брат, – ты ни мгновения не сомневался, что я последую за тобой, уходя с места судилища. Так привычно – следовать на полшага позади тебя. Так привычно и… правильно?              – И о чем же ты хотел поговорить… брат? – я отвернулся, глядя на воды реки. Здесь, в Дельте, Нил поистине величественен.              – У нас немало тем для разговора. Например, мое воскресение.              – Кажется, о воскрешении тебе лучше поговорить с Исидой, – пожал плечами я, по-прежнему созерцая Нил.              – Тогда как насчет этого?              Перед глазами у меня качнул золотой медальон. Точнее, он считался золотым – материал, из которого он изготовлен, так и остался загадкой. Я невольно вздрогнул и повернулся к Осирису.              – Почему ты спрашиваешь об этом меня?              – Потому что я все еще помню, что Око Ра полностью подчиняется лишь тебе.              Око Ра… Странный, неизмеримо древний артефакт – наше лучшее творение, которое мы так и не смогли повторить. Неиссякаемый источник энергии звезд – той силы, которая так необходима нам, лишенным человеческих слабостей. Мы не нуждаемся в пище, не страдаем от холода и жара, остаемся вечно молоды… Но нам необходима энергия. Око было ее идеальным проводником. Воспользоваться его силой мог любой из нас, но полностью подчинить его сумел только я.              – Это имеет какое-то значение? Око Ра не моя собственность. Любой из нас мог взять его.              – В Сердце Пустыни? Ты считаешь меня столь наивным, Сетх (2), – почти незаметная улыбка приподняла уголки твоих губ. Я чуть изогнул бровь, как бы спрашивая, какое это имеет отношение к нашему разговору.              – Ты не хуже меня знаешь, что мы не можем просто так умереть, – пронзительный взгляд глаза в глаза.              Я снова отвожу взгляд. О да, Апопу (3) не так-то просто заполучить жизнь потомка Нут (4). Мы не можем умереть от голода, замерзнуть или истечь кровью. Единственное, что может убить нас – недостаток энергии, который невозможен рядом с «Оком». Я знаю это даже лучше тебя, ведь Пустыня не прощает слабости. Вызывающе вскидываю голову… и почти сталкиваюсь с тобой. Когда ты успел подойти так близко? Как я смог этого не заметить?              – Ты все так же упрям, Сетх… – тихо шепчешь, почти касаясь моих губ. – Неужели до сих пор так и не понял?              Так близко, что достаточно малейшего движения… Так искушающе, что кровь обжигает сильнее полуденного солнца…             Я не помню, кто из нас первым поддался этому жару. Да имело ли это хоть малейшее значение? Теплая, гладкая кожа – под пальцами. Солоноватая, чувствительная – под губами. Мягкая, нежная – скользит по разгоряченному телу.              Удовольствие, сладкое, тягучее и чуть горьковатое, оставляющее на языке чуть заметный привкус полыни… идеально. Сбившееся дыхание, тихий шепот, и снова взгляд – глаза в глаза, и твои больше не похожи на холодные камни, они мерцают и переливаются, и мне кажется, я чувствую этот взгляд так же, как твои прикосновения…             – Усир… почему? – тихий шепот, так похожий на твой тогда, на ступенях дворца.              – Ты все еще не понял?              – Я думал, ты влюблен в Исиду…             – Влюблен? Я выбрал ее лишь по одной причине. Она ничем не напоминала тебя.              – Меня?              – Ты всегда был рядом… Такой жаркий, такой непокорный, как пустынные ветры. Казалось, стоит мне отвести взгляд – и ты утечешь, как песок сквозь пальцы… Я слишком боялся потерять тебя, чтобы пытаться сделать только своим.              – И что же изменилось? – я приподнялся на локте, настороженно вглядываясь в твое лицо.              – Я кое-что понял, – ты снова улыбаешься, на этот раз – гораздо более искренне. – Твои слова тогда… что ты не сможешь меня с кем-то делить… Я тоже не хочу делить тебя, особенно – с целым царством. Эта единственная причина, по которой я сегодня пришел.              Я медленно выдыхаю и так же медленно притягиваю тебя к себе.        – Твоя сила изменилась, – негромко замечаю я, пропуская сквозь пальцы тяжелые пряди твоих волос.              – Смерть, даже неполная, не проходит бесследно, – пожимаешь плечами ты. – Теперь мне подчиняются мертвые. Не побоишься любви покровителя умерших?              Я хмыкаю, и вместо ответа снова целую тебя. Я? Испугаюсь? Я ведь уже говорил, что слишком люблю тебя, чтобы делить с кем бы то ни было. Даже если этот кто-то – Смерть.        (1)Абидос – центр поклонения Осирису в Древней Египте. (2)Сетх, Сутех – варианты имен Сета. Усир – Осириса. (3) Апоп (Апе́п, Апо́фис) — в египетской мифологии огромный змей, олицетворяющий мрак и зло, извечный враг бога солнца Ра. Часто выступает как собирательный образ всех врагов солнца. (4)Нут – богиня неба, мать Осириса, Сета, Исиды и Нефтиды.