Треугольник Дьявола

Эмбер считает его лучшим мужчиной в мире и верит, что в его сердце живут ангелы. Мелисса знакома с его демонами. Эмбер завидует Мелиссе, потому что Джеймс постоянно крутится возле неё. Мелисса завидует Эмбер, потому что Джеймсу нет до неё никакого дела, кроме банальной вежливости. Просто потому что так надо, просто потому что они не могут не общаться в долгих переездах между концертными городами. Эмбер не знает, что улыбка Джеймса сплошь и рядом лживая, поэтому она греется в её лучах словно кошка, когда он дарит ей эти сладкие моменты. И ей так хотелось бы, чтобы это блондинистое солнце вечно сияло лишь для неё. Мелисса знает, что он улыбается только когда по её коже стекают кривые дорожки крови. Она знает, как выглядит выражение истинного восторга. Очередная часть тура закончилась, а это значит, что она снова в его плену. Безраздельно. А значит, будет снова больно, очень больно, до обмороков. Ему нужно наверстать упущенное. В туре нужно балансировать. Нужно быть осторожным, нужно уметь находить компромисс между ненасытными демонами и нормальностью, которую он пытается изображать в повседневности. Ему нужна её боль, но она должна быть в состоянии выйти на сцену. Поэтому в турах Мелиссе немного легче. Там, среди людей и в присутствии других участников группы, при отсутствии подходящего места, Джеймсу приходилось сбавлять обороты. Максимум, что он мог, — пустить кровь, протащить за волосы или просто грубо трахнуть. Там она могла под любым предлогом убежать под крыло к Никки или же спрятаться от уничтожающего взгляда за надёжной спиной Дарена. Там было хоть и временное, но убежище. Здесь спасения не будет. Дома он запирал её в специальной комнате. В ней царила атмосфера средневекового замка, создавая нужное настроение. Каменные стены и пол, выстланный булыжником. Прохлада как в подвале. Но здесь не было сырости, запаха плесени. Это была обычная комната, затерянная в дальних просторах его особняка и спрятанная от посторонних глаз, просто декорирована соответственно. На стенах висели канделябры, по комнате расставлены лампадки со свечами. Здесь было электричество, но ему так нравилось больше... Полутьма позволяла его тёмному двойнику оживать и творить свои чёрные дела. Дрожащие огоньки свечей напоминали вздрагивающее от ударов тело, и тогда тёмная бездна внутри него разверзалась, выпуская демонов наружу. А в спокойном состоянии он даже заботился о своей пленнице. Для Мелиссы здесь стояла удобная кровать, были необходимые удобства и средства гигиены. Она свободно могла распоряжаться своей небольшой темницей, вымеряя её свободными шагами. Здесь всегда стояли свежие букеты цветов. У неё было отменное питание, и иногда Джеймс даже обрабатывал самые глубокие раны. Она должна была прослужить ему как можно дольше. Acoustic hit&run, ставшая традицией в этом турне. Короткое выступление без усилителей и примочек у автобуса, перед тем как покинуть территорию арены. Буквально пара песен. Только акустические гитары и голос. Он держит обеих девушек при себе, втиснувшись между ними. Джеймс обнимает Мелиссу, прихватывая за плечо. Та уворачивается. Но цепкие пальцы сжимают до боли, надавливая на раны, а уничтожающий взгляд предупреждает, что нельзя так. Свободная рука скользит вдоль её спины вниз, а потом вверх, достигнув шеи. Со стороны кажется, что он ласкает пальцами волосы, гладит заднюю часть шеи, но на самом деле он сжимает её до хрипа, шепча на ухо о том, что просто убьёт её, если она произнесёт хоть звук, если выдаст своим видом, что что-то не так. И ей приходится терпеть, в то время как Эмбер с грустью и завистью наблюдает за тем, как Джеймс прижимается к Мелиссе и наклоняется к ней. Слегка касается её щеки своей и смазывает поцелуй у виска. Резкий поворот головы к другой напарнице, короткий взгляд на красивую грудь, поднимает голову на уровень её лица и едва не касается губами её губ. Так близко и так волнующе, что щёки вспыхивают жаром и хочется большего. Но он сейчас принадлежит только Мелиссе. Он всегда принадлежит ей, как и она ему. Его мысли заняты ей. Так кажется со стороны. И Эмбер завидует, что Хардинг получает его ласки, в то время как сама Мелисса молится о том, чтобы выжить этой ночью. Чтоб он просто пустил ей кровь, а не перерезал горло. Она ускользает из его хватки и становится за спиной Дарена. Так спокойнее. Десять минут безопасности и покоя. Она знает, что пожалеет об этом, но невероятно сильно хочется расслабиться хотя бы на несколько минут. Эти ощущения схожи с теми, что возникают, когда после того, как сильно замерзаешь и тебе кажется, что льдом покрылись все внутренности, вдруг садишься у раскочегаренного камина и каждая клеточка твоего тела начинает оттаивать. Ты расслабляешься. Так и её тело получает умиротворение. А когда команда сворачивает инструменты и группа заходит в автобус – страх прокатывается ледяным комом вдоль позвоночника. Через каких-то сорок минут за ними закроется дверь его номера. И первое, что он делает за закрытой дверью отельного номера, – наотмашь бьёт по лицу. Мелисса падает ничком, едва успевая выставить выпрямленные руки, чтоб не разбить лицо. Ладони пронзило резкой болью от удара. Джеймс схватил её за волосы, сильно сжимая их на затылке. Задирает до отказа голову, причиняя боль. Девушка заходится кашлем. — Как ты посмела, дрянь? — риторический вопрос. — Ты не имеешь права уходить к нему. Ты моя и только моя. Поняла, сука? — Я поняла, Джеймс, — выдыхает она, после того как Майкл буквально швырнул её лицом об пол, как паршивого, нашкодившего котёнка. Она поворачивается к нему и преданно смотрит в его глаза, молчаливо вымаливая прощения. Возможно, так он помилует её и она выживет. Накатывает истерика, и слёзы срываются с её глаз, растягивая за собой чёрный след туши. Блестящий от восторга взгляд на её лицо застывает на какое-то время. Джеймсу нравится, когда она плачет, ему нравятся эти чёрные подтёки на щеках. Его тело уже сладко поднывает возбуждением. Скоро он увидит её кровь и наступит тот самый заветный момент самого острого наслаждения. Он связывает руки и заставляет стать на колени. С силой опускает на защищённую только футболкой спину свой ремень. На белой ткани медленно растекается красное пятно. И ещё несколько. Потом любуется своим художеством, лаская рукой член. Примитивное, грубое удовлетворение и наконец-то его тело содрогается от животного удовольствия. А на следующий день, за завтраком, на расспросы об отсутствии его любовницы рядом Джеймс отговаривается тем, что Мелисса плохо себя чувствует и не хочет, чтоб её беспокоили. Благо, в следующий город они отправляются вечером. А Мелисса тем временем едва дышит и мечтает, чтоб Джеймс не возвращался подольше. В автобусе он с лживой заботой прижимает её тело к себе, уговаривая поспать. А она вздрагивает от его прикосновений. Они приносят боль, и она старается незаметно увернуться от его руки, пока свободна. Будто спасаясь от озноба, натягивает рукава трикотажной кофты, пряча следы от верёвки, и старается не шевелиться, потому что тело ноет от побоев, а мягкая ткань цепляет свежайшие, едва подсохшие полосы от его ремня. Шестнадцать часов дороги и безопасности. Здесь он ничего ей не сделает. Можно расслабиться. Эмбер наблюдает за тем, как он нежно гладит её длинные волосы и что-то нашёптывает, убаюкивая. Осторожно касается губами виска. Она завидует и не знает, какой ад пережила Мелисса этой ночью. А дальше будет ещё с десяток отельных номеров, где он будет стараться не убить её. А потом возвращение домой, и его демоны наберут свою силу. Темнота внутри него обильно польётся наружу. Его тёмный двойник поселился в его теле несколько лет назад, когда будучи под кайфом он прирезал проститутку. Просто потому что. Тогда он ни черта не помнил, но со временем, в моменты трезвости, яркие картинки воспоминания вспыхивали перед глазами, и однажды паззл сложился, он увидел все, будто пережил это снова. Ему понравилось то, что он видел. Леденящий душу ужас в глазах девушки, когда перед лицом мелькнула сталь. Приглушённый ладонью вопль боли и постепенно расползающееся пятно крови в районе сердца. Кровь стекала на белоснежную простынь, рисуя замысловатую абстракцию. И это зрелище завораживало не меньше, чем мгновение, когда душа покинула тело, а глаза стали неживыми, стеклянными с застывшим в них страхом вперемешку с безмолвной мольбой. Взгляд, от которого бежали мурашки по коже, застыл навсегда, и Джеймс дрогнул. Он поспешно отвернулся от трупа и, не моргая, глядел перед собой. Плечи часто подымались от тяжёлого дыхания. Придя немного в себя, Джеймс закрыл глаза девушки и сложил руки на груди. Перед тем, как покинуть номер, обернулся и взглянул ещё раз. Теперь она выглядела умиротворённой. Потом была ещё одна, и ещё. С каждым разом было всё сложнее насытиться. Такого восторга он не испытывал даже от наркотического опьянения. Кровь дурманила гораздо сильнее. И чувство власти, чувство верховенства сводило с ума. Однако эйфория быстро проходила, как и миг, когда жизнь сменялась смертью. Восторг рассеивался, словно туман с наступлением солнечного утра. В этот момент его накрывало разочарование и ему хотелось ещё. Иногда жажда не отступала по нескольку дней, и ощущение неудовлетворённости, осознание беспомощности выворачивало его наизнанку. Это были почти физически ощутимые страдания. Как ломка от наркотика. Приходилось искать новую жертву, а заодно и способ продлить удовольствие, потому что усеивать трупами шлюх малолюдные места Лос-Анджелеса было занятием небезопасным. Так, постепенно, пришла идея держать девушек в плену и пытать разными способами. Некоторые выдерживали по месяцу, некоторые пару недель. Сокращение количества трупов до одного-двух в месяц Джеймс считал приемлемым. Баланс был найден. Она не может видеть его – глаза надёжно завязаны шёлковым шарфом. Она не слышит его шагов. Он ступает мягко, тихо, как кошка. Дикая кошка перед прыжком на несчастного оленя. Хищник. Он почти ничего не говорит, лишь иногда выдаёт короткие команды. Она может лишь чувствовать его присутствие инстинктами. Когда он рядом – её охватывает неконтролируемый страх, который буквально парализует, обездвиживает своими ледяными оковами. Сердце привычно набирает обороты в своём ритме биения и раз через раз будто проваливается куда-то вниз, на сотую долю секунды замирая. Она прекрасно понимает, что её ждёт, и уже нет того панического страха, как вначале. Это продолжается уже слишком долго. Нет смысла паниковать, ничего не изменится. Она это знает. От него не скрыться, от него не сбежать. Джеймс найдёт её даже на необитаемом острове и продолжит пытки. Мелисса это прекрасно знает. Поэтому просто морально готовится к очередной порции боли. Щелчок. Он достал любимую игрушку – перочинный нож, подаренный Сиксом. Ледяное лезвие плоской стороной прижимается к щеке. Так он предупреждает. Она делает несколько глубоких вдохов и старается мысленно сбежать из этой комнаты. Пытается отключить чувства, увести своё сознание куда-то далеко, где тепло и солнечно, где чирикают наперебой пёстрые пташки и стоит сладкий аромат цветов. Где нет боли и страданий. Мелисса пытается отключить сознание. Порез под ключицей. Неглубокий, для разминки и точно такой же напротив, абсолютно симметрично. Ещё несколько друг под другом и повтор на противоположной стороне. Длинный порез между грудей. Идеально заточенное остриё двигается медленно вниз, слишком медленно, а Джеймс наблюдает за тем, как начинает сочиться кровь. Острое лезвие рассекает кожу словно масло, оставляя ровные края. Завораживающая красота. Мелисса могла поклясться чем угодно, что этот ублюдок сейчас улыбается, любуясь своим произведением искусства. Сегодня разрезы получаются как никогда идеальными. Ровными, достаточно глубокими, и он упивается своеобразной эстетикой рисунка на теле, радуясь точности «мазков». В качестве изюминки своего художества Джеймс решил нанести несколько штрихов воском и взял первую, подвернувшуюся под руку лампадку со свечой. Горячий расплавленный воск медленно ложится аккуратными каплями, проделывая небольшой путь через порезы, пока не застывает в причудливых штрихах, смешанных с кровью. Завораживающее зрелище. За всё время девушка не издала ни звука. Лишь её тело мелкой дрожью выдавало, что ей больно. Джеймсу это не нравилось. Он не любит, когда Мелисса молчит. Он хочет слышать её душераздирающий вопль, бессвязный шёпот, мольбы остановиться, жалостливая, сквозь слёзы, просьба пощадить. Свист плети разрезал тишину помещения, а тонкие кожаные полосы отметились на спине. Там ещё не совсем затянулись предыдущие рассечения, но ему было плевать. Он хотел видеть её страдания. Извращённое желание подчинять и властвовать было сильнее. Его не волновало даже то, что она могла прямо сейчас скончаться. Девушка лишь коротко взвизгнула, вовремя прикусив губу. — Кричи, блять! — срывается на крик сам и замахивается плетью ещё сильнее. — Я хочу слышать тебя. Он высекал причудливые, как ему казалось, узоры на её теле, вырывая такой сладкий для его слуха звук. В порыве нездоровой страсти он даже не обратил внимания, что крик сошёл на хрип, а тело едва отзывалось на удары. Всё происходящее в этой комнате доводило его до крайней степени возбуждения, и он, сняв с девушки кандалы, бросил её на кровать, лицом вниз. Напоследок удовлетворяет своё желание, грубо овладевая ею. Несколько размашистых, резких толчков и пальцы, сжимающие горло. Этого достаточно для разрядки. Звериный рык, горячая сперма, заполнившая её. Сам же Джеймс бессильно опустился на пол, налегая спиной на бок кровати. Когда часть сил вернулась к нему – он просто ушёл, даже не поинтересовавшись состоянием пленницы. Она видела его уже затуманенным взглядом и понимала, что это конец. В предсмертном состоянии ей казалось, что нарисованные на его спине крылья материализуются, а красивое лицо искажается личиной дьявола. И ей казалось, что перед ней сам Люцифер. Когда он ушёл – на её губах навсегда запечатлелась полуулыбка облегчения. Наконец-то она свободна.

***

Звонок в дверь прозвучал неожиданно, однако Джеймс даже не дрогнул. Он налил в дрэм виски и медленным шагом подошёл к двери. Щёлкнул замок, и он не без удивления обнаружил на своём пороге Эмбер. — Прости, что беспокою, — растеряно начала она, — но Мелисса не отвечает на звонки, а мне она позарез нужна. В ответ на её вступительную речь Джеймс просто молча развернулся и зашагал вглубь гостиной. Сделав глоток из дрэма, уселся в кресло и откинул голову на подголовник. Эмбер ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним, приняв его поведение за приглашение войти. Она опасливо оглянулась, прежде чем переступить порог. В отличие от солнечного Джеймса, к которому она привыкла, этот Джеймс её насторожил. Впрочем, как и его дом, который не показался ей таким же приветливым. Атмосфера дома казалась тягостной, в нём будто не было души. Здесь царил полумрак и мертвенная тишина. Эмбер поёжилась от холодка, который прошёл вдоль позвоночника. Полутьма комнаты и апатичный хозяин особняка вселяли в неё необъяснимое чувство, похожее на страх. Что-то было определённо не так. Она ступала осторожно, медленно приближаясь к нему, и не спускала глаз. Будто боялась, что он, как дикий зверь, резко сорвётся с места, набросится на неё и перегрызёт ей глотку. — В общем, — всё так же неуверенно продолжила она, — я думала, что она у тебя. Джеймс резко дернулся, поднимая голову, и гостья остановилась, не рискнув сделать ещё шаг. Его резкость пугает. Он никогда не делает резких движений. — Она меня покинула, — меланхолично отозвался Майкл и сделал ещё глоток алкоголя. Так вот почему он такой холодный и отстранённый. Что ж, Эмбер была уверена, что могла бы вдохнуть в него новую жизнь. Она медленно, маняще виляя бёдрами, приблизилась и, став коленом меж его расставленных ног, взяла из руки дрэм и сделала глоток. — Алкоголь не лучший помощник для расслабления, — проворковала Эмбер. Она чуть склонилась к нему. Так, чтобы лица были друг напротив друга, вернула в его руку стакан и опёрлась ладонями на подлокотники. В глубоком декольте виднелась часть её шикарной груди, и Джеймс не мог не перевести туда взгляд. Но Эмбер запустила руку в его волосы и повела к затылку, слегка взъерошивая их, а заодно и заставляя запрокинуть голову. Он должен был смотреть на неё, ей в глаза. — Я ведь могу заменить её, — томный тон и поцелуй в губы. Предложение весьма соблазнительное, но Джеймс так не хотел портить эту малышку. Она, конечно, не невинна и не чиста, как ангел, но для его игрищ явно не подходила. Она была создана для другого. Светские приемы, хороший секс, но роль пленницы не для неё. Она была слишком изящна для цепей и слишком хрупка для пыток. Кроме того, на её смуглой коже кровь будет выглядеть не так великолепно, как на светлой коже Мелиссы. — Тебе это не нужно, — тихо и безэмоционально ответил он. — Не ввязывайся, малышка. — Я понимаю, что тебе тяжело сейчас, но это не повод отказываться от земных желаний и потребностей. Эмбер повела пальцем вдоль выреза футболки от ключицы вниз, к груди, соблазняя его. Её взгляд переместился вверх, устремившись куда-то поверх головы Джеймса. В одно мгновение лицо девушки накрыла гримаса подозрительности. На комоде у стены она заметила цепочку с подвеской, которая принадлежала Мелиссе. — Она планировала вернуться, да? Поэтому ты отсылаешь меня, — Эмбер обхватила пальцами его подбородок и резко дёрнула вверх. В голосе уже чувствовалось напряжение и некая раздражительность. — Только не ври мне в глаза! — Да с чего ты взяла эту глупость? — завёлся в ответ и Джеймс. — Мелисса ушла и больше никогда не появится, ни у меня дома, ни в студии. — Но ведь... — растерялась Эмбер и ещё раз взглянула на цепочку. Может, не её, в полутьме не особо разглядеть, поэтому Эмбер выпрямилась, опустив ногу, и подошла к комоду. Это определённо была цепочка Мелиссы, две ладони, сложенные чашей. Её ещё маленькой Мелиссе подарила мать перед самой смертью, и та никогда с вещью не расставалась. Она не могла её забыть, даже если стремглав бежала из этого дома. — Джеймс, где Мелисса? — где-то в груди начал сдавливать необъяснимый страх. Она резко развернулась и взвизгнула от неожиданности, увидев его прямо перед собой. — Не доводи до греха, Эмбер, убирайся. Мелисса ушла, — процедил мужчина ей в лицо, крепко сжимая девичье запястье. — Она не ушла. Где она? Что ты с ней сделал? — слегка нервозные нотки, и Эмбер рванула на пересечение комнаты, в направлении спален, надеясь найти подругу. Но далеко она не убежала. Высокий длинноногий Джеймс догнал её в несколько шагов и, резко дернув за руку в сторону, крепко приложил к ближайшей стене и зажал своим телом. — Окей, если так хочешь знать, – Мелисса зарыта на моём заднем дворе. И если не хочешь стать её соседкой – проваливай. И забудь дорогу к моему дому. Эмбер вскрикнула от ужаса и прикрыла рот рукой. Неужели он убил её? Джеймс, солнечный Джеймс. Такой милый и ласковый Джеймс. — Ты врёшь, — недоверчиво бросила Эмбер. — Ты ведь не мог её убить. Только не ты. — Странная ты девочка, Эмбер Ванбаскирк, — кривоватая ухмылка на тонких губах. — Ты не веришь, что Мелиссы здесь нет, и не веришь, что она здесь, но не в том виде, в котором ты хотела бы её видеть. Она и сама не знала, чему верить. Здесь было определённо что-то не так, но поверить в то, что Джеймс хладнокровный убийца, она тоже не могла. Не могла же она так сильно в нём ошибиться. Ведь он такой… словно погожий день, такой тёплый, а его улыбка, кажется, способна разогнать любые тучи, даже самые тёмные. Его голос успокаивает, а прикосновение рук снимает любое напряжение. Он как лекарство от всех невзгод и защита от всех ненастий. Копошась в своей голове и пытаясь прояснить для себя хоть что-то, пытаясь выискать в своих мыслях хоть зёрнышко правды среди всего этого карнавала бреда, Эмбер не заметила, как Джеймс отпустил её. И только она сообразила, что и к чему, и поняла, что есть возможность сбежать, пока не поздно, – он уже стоял за её спиной. — Знаешь, ты вообще хорошая и мне жаль, что в итоге ты кончишь как она. Прости, Эмбер, теперь я не могу тебя отпустить, — тихий, мягкий, но безэмоциональный голос. Искренне ли он извинялся или машинально, просто потому что так принято у нормальных людей, – у тех, кого он так старался изображать в повседневности, – знал только он. Слегка коснувшись губами уголка челюсти, Джеймс резко вонзил в шею девушки иглу и ввёл транквилизатор. Спустя несколько секунд та безвольно рухнула в его руки. Когда Эмбер пришла в себя, она стояла на коленях на каменном холодном полу, закованная в кандалы, вмонтированные в потолок.