Oh, who is she? A misty memory A haunting face Is she a lost embrace?
Who is she — I Monster
У Феликса дежавю. И его это так пламенно бесит. До скрипящих зубов и белеющих костяшек, он слишком привык к контролю над собственной памятью, чтобы вдруг натолкнуться на такое. В первый раз — за тонким экраном телевизора, заливающим комнату в потёмках нежно-голубоватым светом, вещает девчушка с русыми хвостиками и глазами-аквамаринами, вся такая голубо-белая, будто сотканная из неба ясного летнего дня. Звук телевизора — на нуле. Феликс знает, сам брался за пульт, чтобы въедливые звуки не мешали сосредоточиться. В тишине комнаты, спрятавшейся за тяжёлыми шторами, он слышит лишь своё дыхание и зловещее тикание часов. И все же, читая по губам, — Феликс как никогда уверен, что знает, как звучит ее голос, он уже где-то слышал этот нежный перезвон сотен серебряных колоколов — только где, где, где, черт побери — вспомнить не может. Рука сама собой тянется к кнопке увеличения звука, привычную тишину лезвием звонко режет радостный репортаж, и Феликс недовольно морщится. Угадал. Тик-так, часы мерно отсчитывают время, все быстрее и быстрее, Феликс зло барабанит пальцами по дивану, голова разболелась, пока он пытался вытащить из памяти хоть что-то. Тщетно. Дежавю — явление временное. Но видно не в его случае. ~~~ Второй раз это снова совершено внезапно, накатывает туманом, спутанной паутиной обрывочных воспоминаний, которых у Феликса никогда не было. — Кто это? Спокойно-холоден, как Сфинкс, разве что поджатые губы выражают все неудовольствие, Феликс еле слышно фыркает, всматриваясь в яркую фотографию на смартфоне, случайно попавшую в новостную ленту, эта девушка снова там, дружески стоит с Адрианом под руку, умело-фальшиво улыбаясь. Феликс блокирует телефон и небрежно откладывает в сторону ещё до того, как погаснет экран, поворачивается к вечно солнечному Адриану и ждёт ответа. Тот немного удивлён, но рад интересу брата, соизволившего высунуть голову из скорлупы. Ее зовут Аврора Бореаль, и они действительно никогда не пересекались. Феликс не реагирует на наивно-вопросительные взгляды, сама собой расползается змеиная усмешка, аврора бореалис, северное сияние, как же подходит. Ей подходит. На аляповатых кадрах нелепой передачи нелепого шоу Аврора дружелюбно машет в объектив, Феликс остро чувствует повторяющуюся ложь, Аврора ведь не та, кем кажется изначально, у Авроры ведь внутри ещё не разыгравшаяся гроза, лучше близко не подходи, убьёт, он же не делал подобного раньше, не рисковал, так? Откуда тогда знает, но не помнит, что Аврора не терпит все кроличье и морковное, пусть и красуется на телевидении с кусочком снежного меха в руках, что соперницу Мирей она мечтает заморозить и оставить унылой статуей на вечном Северном полюсе, но при встрече улыбается, всегда улыбается, так, что скулы болят, что часы она ненавидит, но в каждой комнате стоит по одному циферблату, откуда знает, что Аврора пахнет дождем и летней бурей на горизонте, откуда-откуда-откуда? Та Аврора кажется лишь маячащим впереди горизонтом, линией, что никогда-никогда не достичь, протяни руку к подолу платья и схватишь свежую росу, не больше, не меньше. Феликс щурится, пялясь в экран, реальна ли та Аврора, может, просто призрак, гнилой плод больного воображения, ведь та, которую знает, но не помнит он, и та, что под камерами — слишком различны, кривое зеркало. Дежавю присасывается несносным паразитом, Феликс мог видеть ее во снах, но он совсем не романтик и не верит в предназначение. Нет, Аврора плоть и кровь, не дуновение восточного ветра, Феликс нестабилен, но, дьявол в свидетели, не безумен. Пока что. Ещё немного наваждения — и конец хваленному рассудку, Феликс ведь уверен: знает об Авроре столько, что легко сойдёт за сталкера, хоть и никогда бы до такого не опустился. Раздражение жжёт глубоко под рёбрами изнутри, кажется, сейчас кровь пойдёт носом. Он ее не помнит. Но знает, определено знает. Тик-так. Феликс так больше не может. Делает первый шаг — шаг назад. ~~~ — Мы знакомы? Аврора резко оборачивается, и Феликс чувствует жжённый запах гари, слышит лихой свист пули, скользнувшей как раз у виска, сверху с грохотом обваливаются балки; хотя, казалось бы, небо над головой такое чистое-чистое, голубое, отражение в глазах Авроры напротив. Взведённым курком щёлкает в голове, по мраморному спокойствию змейками ползут трещины, дрогнет и на свободу выберется ядовитое отчаяние, осознание уже лезет вперёд, бьет набатом — он ведь уже был здесь, говорил тоже самое, правда? Проклятие дежавю. Аврора смотрит на часы, обтягивающие запястье цепким и тонким белым ремешком, считает секунды, поднимает голову. Вымучено улыбается. Кажется, ей действительно жаль. Сквозь серверное сияние проклёвывается громом жгучая печаль: — Уже нет.